Яблочный бубль гум

      Джисона невозможно не заметить. Его видно издалека. Только заворачивая за поворот, уже в поле зрения красуется недоэмо мальчик.       Зауженные джинсы с дырками на коленях, длинная рубашка в красную клетку и любимый бабл гам на зубах со вкусом кислого яблока. Иногда кажется, что ему нестерпимо необходимо что-то держать во рту, чтобы не сойти с ума.       Как бы сильно хотелось заменить его жуйки на свой язык, кто бы знал.       Наверное, роковой ошибкой было влюбиться в лучшего друга, но глупое сердце меня не спросило. Сжимается в тиски при виде широкой улыбки мелкого и стучать чаще начинает.       — Хён! — кричит он и машет мне рукой, спрыгивая с турника.       Дурной? Мог и подождать пока подойду.       Джисон даёт пятюню в качестве приветствия, и губы сами искривляются в коварной улыбке. Я это даже не контролирую.       Мой рот открывается, чтобы вызволить банальное: «Как выходные», которое на языке крутится, но глаза притягивает железное чёрное колечко на нижней губе.       — Ты что, пирсинг сделал? — вероятно, моё негодование сквозит через ломающийся голос.       — Круто, да? — Джисон выглядит довольным собой.       Мой же взгляд неоднозначный. Я даже не знаю, круто это или нет. Просто странно. Мне приходилось такое видеть только у девчонок из ближайшей общаги. Одна из них жаловалась как-то, что с пирсингом целоваться неудобно.       — Нецелованным будешь, — хмыкаю я.       — С чего бы это? — бровь Джисона ползёт вверх.       — Говорят, с этим, — непонятно зачем тыкаю пальцем в серёжку, — неудобно целоваться.       Джисон морщится и глаза закатывает, будто я говорю какую-то ерунду. Может, так и есть. Мне всё-таки не доводилось лично проверять. Тем не менее подстегнуть этим Хана — святое дело.       — Хочешь проверить? — смеётся.       Зря это он. Стоит близко. Мне хватит одного резкого движения, чтобы прижаться к его лицу. Или влепить подзатыльник. Наверное, любой другой мог бы претендовать на второе, но... не Джисон.       Я медленно наклоняюсь, чтобы потянуться вперёд, и губы уточкой выставляю. Потрунивать над Ханом всегда прикольно. Он забавно злится, когда я его шлёпаю по заднице, и мило шипит, морща нос.       Думаю, гейские шутки — это основа нашей дружбы. Не могу себе представить, что было бы иначе. Пожалуй, это единственная моя отдушина, которая служит отблеском неразделённой любви. Может, ещё немного Джисоново «Я тебя люблю», сказанное в шутку. Но это тоже по-гейски. Нет?       Остаются считанные сантиметры до прикосновения, а Джисон всё не отстраняется. Я хочу сделать это самостоятельно, ведь каждый прикол имеет начертанную границу, но Хан кладёт ладонь мне на шею, толкая язык в щеку, чтобы зажать жвачку, и сам притягивает ближе, заставляя соприкоснуться.       Он сминает мои губы, а я будто в оцепенении от странного ощущения приятного ужаса. Стою, оторопев, и пошевелиться не могу. Тренер говорит, что у меня отличная реакция, однако, кажется, он врёт.       Моё сердце в таком же ахуе, как и мозг, у которого шестерёнки даже со скрипом перестали крутиться. Ещё секунду назад мне думалось, что оно правда замерло и больше биться не собирается.       Джисон сдурел? Какого чёрта...       У меня глаза по пять копеек, а его веки блаженно сомкнуты. Его лицо выражает абсолютное спокойствие, хотя пульс не в норме. Я чувствую скорое сердцебиение ладонями, которые успел прижать к его груди. Джисон словно ждал этого всю жизнь. Или мне просто так хочется думать.       Ничего не остаётся, кроме как воспользоваться моментом и ответить на этот безрассудный поцелуй. Язык Джисона влажный и скользкий, он сплетает его с моим, и яркий привкус яблока с нотками цитруса оседает на рецепторах.       Я и так не приближался к яблокам, чтобы лишний раз не думать о Джисоне, а теперь ещё и цитрусы буду избегать. А ведь так люблю апельсины...       Джисон целует лениво, но настойчиво, а ещё совсем недолго. У меня кисти подрагивать начинают, когда он отстраняется. Так страшно теперь разомкнуть веки и увидеть насмешку в глазах напротив.       Чёртов Джисон.       Мне приходится дёрнуться от аккуратного, почти невесомого прикосновения к кончику моего носа, но чужая рука, сжимающая талию, оставляет на месте. Я ведь даже не заметил, как Хан меня коснулся ещё как-то, ведь всё внимание привлекли губы.       — Ты выглядишь напуганным, — сообщает он, заглядывая мне в глаза.       А я реально напуган. Можно было ожидать всего в этой жизни, но не этого...       Очень хочется возмутиться, чтобы не упасть в глазах Джисона; хочется рявкнуть на него, мол, что творишь; хочется просто остаться на том месте, на котором был. Однако язык не желает поворачиваться, мышцы лица не изображают эмоцию отвращения, а мозг не подкидывает ни одной колкой фразы.       А ещё кажется, что уже поздно что-то предпринимать.       — И что, удобно? — единственное, что получается выговорить.       — Если честно, я не понял. Нужно больше экспериментов, — самодовольно заявляет Джисон, заставляя мои глаза расшириться в удивлении. — Как смотришь на то, чтобы прогулять пары, завалиться ко мне и провести больше опытов? — он склоняет голову набок и смотрит мне словно в душу.       А у меня так много за душой, что каждая клеточка тела кричит: «Да!»       — Ты, должно быть, шутишь, — шепчу я недоверчиво.       — Если так, то предлагаю тебе присоединиться и шутить вместе со мной, — доволи серьёзно произносит Хан.       — Почему ты это говоришь?       — А разве нужна причина? Просто хочу.       Неужели наши желания в самом деле совпадают? Или это затянувшийся прикол? Стоит мне согласиться, и он рассмеётся. Что, если так?       Искренне ненавижу свою неуверенность, да и Джисон не похож на того, кто стал бы смеяться над чувствами других. За год дружбы так и не уверил в обратном. Но не может же быть всё так просто, верно? Это правда неожиданно.       И мне так плохо от этого.       Хуже только то, что одна рука Джисона всё ещё на моей талии, а второй он гладит меня по плечу. Слишком близко.       Мы же так давно знакомы, почему я только сейчас вижу его таким? И самое главное — почему?       — Я не понимаю, — всё, что получается из себя выдавить.       И я на самом деле не понимаю. Это сон? Мне приходится ущипнуть себя, чтобы убедиться.       — В пятницу, когда вы бухали у Чанбина, ты отшил Дахён, — объясняет Джисон. — Помнишь, что ты ей сказал, когда она лезла к тебе?       — Что я не настолько пьян, чтобы с ней целоваться? — вылетает машинально.       Я не помню, что там было. Да, девчонки лезли ко мне, но я шёл туда напиться. Что я мог такого сказать? Обычно я просто грубый. Это как защитная реакция. Неужели кого-то так сильно обидел? Мне казалось, мои друзья привыкли ко мне.       — Ты сказал, что твоих поцелуев достоин кто-то другой, — коварно улыбается Джисон.       — И я сказал, кто?       — Ага, — он кивает, сдерживая смех.       Я таким идиотом себя прежде не чувствовал. Дахён правда растрепала ему? Зачем я вообще так ответил? Можно было же просто послать.       Есть ощущение, что мне пора переставать пить, но мне хочется трактовать его лживым.       — И ты решил посмеяться с меня? — почему это звучит так жалко?       — Нет, — качает головой в отрицательном жесте. — Просто неожиданно мило видеть тебя смущённым.       — Я не смущён!       — У тебя уши горят, — извещает Джисон.       Это заставляет накрыть их ладонями. Чёрт. Так раздражает. Ну вот что они меня подводят?       — Тебя не волнует, что ты меня до сих пор обнимаешь в людном месте? — вдруг приходит в голову очевидный вопрос.       Джисон только усиливает хватку на моей талии, надавливая уже на поясницу.       — На площадке никого нет, — он оглядывается и тянется к моему лицу, из-за чего я рефлекторно подаюсь назад.       Мой позвоночник скоро не выдержит. Приходится выставить руки перед собой и упереться ладонями в плечи Хана, чтобы не сломаться окончательно.       Возможно, что-то давно треснуло внутри меня. Нельзя допустить ещё одного скола.       — Но даже если бы были, так плевать.       — Отпусти меня, — приходится попросить, чтобы на самом деле не сгореть со стыда от осознания, что нас могут увидеть.       — Так мы идём ко мне? — уточняет Джисон.       — От моего ответа зависит то, что ты уберёшь свои руки или нет?       — Может быть, это даст тебе фору, чтобы идти впереди.       — Хорошо, идём.       Впервые за эти пять минут получается сделать нормальный вдох без едкого отголоска яблочного бабл гама, который жуёт Джисон, но не то чтобы от этого легче.       — Скажи одно, ладно? — мой растерянный взгляд так и скользит по лицу Джисона, пока тот не кивает. — Ты просто играешься, да?       — Нет, — он становится серьёзным. — Это, знаешь, как смотреть с тобой ужастики. Мне нравится, поэтому мы устраиваем вечера фильмов.       — Предлагаешь устраивать вечера поцелуев? — это заставляет засмеяться.       — За просмотром ужастиков?       — Идеально.       — Идеально, — подтверждает Хан.       Интересно, это было признанием? Даже если нет, у меня мурашки ползут по спине от предвкушения. Разве это не круто? Любимые ужастики и любимый... Джисон.       Может, ещё не совсем любимый, но родной так точно.       — Дай жуйку, — я тяну к нему руку, шагая нога в ногу.       — Так и знал, что ты со мной только ради бубль гума, — смеётся Хан, вкладывая мне в ладонь пластинку.       Приходится подавить смешок, закинув жвачку себе в рот.       — Может, я просто очень люблю яблоки.       — Как и меня? — хихикает Джисон, идя чуть позади.       — Как и тебя, — вздыхаю я и чувствую, как чужая рука обнимает за плечи.       Если жизнь — это стендап, то шутить надо вместе, жуя при этом яблочный бубль гум, и смеяться в унисон.