Царевна

Школа Ворожеев оказывается… школой. Никаких древних замков, дворцов, мистических телодвижений — обычная школа, которых тысячи. Большущий такой дом, на общежитие бабок-ежек из мультфильма похожий, огромные окна и классы. Парты, правда, такие я только в старых фильмах видела — с поднимающейся крышкой, ну и школьная форма, как без нее. Тоже довольно привычного образца, но я уже все про свои особые права знаю, поэтому форма на мне моя, просто по цветам подогнана под общий стандарт. А в юбке драться неудобно, потому мне в штанах сподручнее. Сопровождение, по статусу положенное, я во дворе у коновязи оставляю. Ребята уже видели, как я умею, поэтому не возражают. Простившись со стражниками, радостно вбегаю в школу, приветливо поздоровавшись со сторожем… ну, или вахтером, который при виде меня выпучивает глаза. Видимо, так выглядит у него удивление. Что, девочку в штанах никогда не видел? А, это он на мой крестик воззрился. Ну бывает, да… Иду по коридору, припоминая, что класс у меня пятый «А», потому что двенадцать мне, значит. Давеча побывал у нас во дворце директор, он все подробно и обсказал. Уговорившись, что пока без титулования обойдемся. А мне-то что, я своим титулом не упиваюсь, мне и так хорошо. Коридоры широкие, где побегать и подраться, есть. Ну а что? Ребенок я или погулять вышла? Вот и класс, кстати. Открываю дверь. — Добрый день, — приветливо улыбаюсь я. — Меня зовут Милалика, и я буду учиться с вами. — Девчонка в штанах? — громко удивляется кто-то, на всякий случай я запоминаю его. — Срамота! — Ты был хорошим другом, Василий, — отзывается его товарищ. — Я буду навещать тебя в больнице. — Что за ересь ты несешь? — развернувшись к соседу, самоубийца уже хочет продолжить, но грустно смотрящий на него мальчишка только качает головой. — Что? — Ты на грудь ее взгляни, — советует будущему пациенту травматологии его товарищ. — Крестик видишь? — И что? — удивляется невоспитанный Василий. — А то, мой добрый, но недалекий друг, — вздыхает мальчик, сидящий рядом с ним. — Что крестик этот означает георгиевского кавалера, подделать его невозможно, как и надеть без права носить. Но дело даже не в этом… — А в чем? — удивляется какая-то девочка, уже совсем иначе глядя на меня. — На Руси есть только одна девочка, единогласно награжденная этим крестом… — много знающий мальчик поднимается, подходит ко мне и коротко кланяется. — Доброго дня, Ваше Высочество, будьте нашим другом. Класс замирает, как василиском осмотренный. Я улыбаюсь сильнее, соглашаясь быть другом и товарищем, на что незнакомый пока мальчик, в котором чувствуется внутренняя сила, усаживает меня за стол, попросив разрешения усесться рядом. Что-то в нем есть… Знакомое такое, необычное, вот только я никак не могу понять, что именно. Это меня беспокоит, потому что я не люблю чего-то настолько не понимать. — Не надо меня титуловать, — улыбаюсь я. — Меня Милаликой зовут. — Сергей, — склоняет он голову, хитро посмотрев из-под бровей. Ну, конечно же, Сергей, как же еще его могут звать? Но того Сережи, который Гром, здесь просто не может быть, поэтому я только вздыхаю, принимая его дружбу. Эх, Сережа… запал ты мне в душу еще тогда, и никого теперь туда больше не пустишь. Чем-то меня этот Сережа беспокоит, но мы же установили уже, что я маленькая для любовей всяких, так что и нечего. — Добрый день, класс, — вошедшего учителя я замечаю краем глаза, в первый момент натурально «зависнув» — передо мной стоит натуральный такой Снейп. — Добрый день, Милалика, — улыбается он. — Я вижу, вы удивлены, я понимаю вас, но мы поговорим об этом позже. — Здравствуйте, договорились, — соглашаюсь я с его планом. Охренеть! Снейп! Говорящий без акцента по-русски! Это вообще как? Из-за своего потрясения никак не могу сосредоточиться на теме урока. Я честно пытаюсь отодвинуть мысли в сторону, но не выходит совершенно ничего, как будто это открытие становится последней каплей. Мне кажется, что меня сейчас разорвет непониманием, и в этот самый момент я слышу голос с интонациями из прошлой жизни: — Мила, отставить! — короткая тихая команда, прозвучавшая в самое ухо, заставляет меня подпрыгнуть на месте. — Есть, поняла, — рефлекторно отвечаю я, а у самой сердце бьется, кажется, где-то в горле. Сережа? Это… Гром? Тот самый Сережа, которого я так хотела назвать своим в той, пропавшей уже в небытие жизни? Но… Как? Усилием воли тем не менее сосредотачиваюсь на уроке, чтобы удивиться еще раз. Речь идет о том, что мир людей и миры магии — они разные, это физически разные миры, в нормальном своем состоянии не пересекающиеся друг с другом. Но погодите, а как же Британия? — Я вижу, Милалика хочет задать вполне логичный вопрос, — улыбается мне наш учитель. Или улыбка его так меняет, или он посимпатичнее оригинала, но на него можно смотреть без страха за свою нервную систему. А так как гранаты я вытащила не все… — Он не совсем ко времени, но я отвечу. Небезызвестные Основатели свели два мира, соединив их перепонками, но основная часть мира отошла в сторону за столько лет, поэтому «маггловский мир», привязанный к магическому — это… Жест рукой в направлении доски демонстрирует посеревший шар магического мира, в центре которого что-то угадывается темное, и десяток городков вместе с Лондоном. А вот Лондон людского мира выглядит совсем иначе. Это все надо будет изучить, но потом, пока же меня интересует то, что я вижу в центре этого мира. Я встаю со своего места, подхожу ближе, вглядываюсь… — Но как?! — удивляюсь я. — Совсем недавно же был целым! — Видимо, кто-то постарался, — пожимает плечами выглядящий Снейпом учитель. Передо мной почерневшие явно от сильного пожара руины Хогвартса. Возникает ощущение, что сначала замок сожгли, а потом десяток троллей долго прыгали на остатках школы. Как-то слишком много удивлений для одного дня, хочу в истерику. Вот хочу, и все! — Даже и не думай, — снова слышу я голос Сережи над ухом. Резко поворачиваюсь к нему, а он… Он семафорит мне: «я свой» и «ожидать». Ответив жестом принятия команды, возвращаюсь за стол, чтобы слушать урок дальше. Сказать, что я в шоке — это значит тихо промолчать. Охренеть просто, что здесь происходит вообще? *** Как-то слишком много попаданцев на квадратный метр, хотя что я знаю о попаданцах и этом процессе вообще? Правильно, ничего. Но сейчас урок закончится, и я насяду на обоих, чтобы, значит, выяснить, что конкретно происходит в этом мире, потому что идей у меня нет совершенно. Вот и звонок, наконец! — Ну а теперь… — похожий на Снейпа учитель поворачивается ко мне. — Насколько мне известно, кавалером вы стали не просто так, да и меня узнали… Меня зовут Александром Викторовичем Принцепским. Долгое время я играл роль Северуса Тобиуса Снейпа в рамках операции наших пластунов, но с тех пор, как меня отозвали, работаю здесь. В Британии же остался голем со всеми физическими свойствами. — Подождите… — я задумываюсь. — А если кто-то использовал волос голема для оборота, это как-то повлияло на ментальные способности? — Хороший вопрос, — кивает мне бывший Снейп. — Снизятся примерно в три раза. — Ой, ма-а-а-ать! — я хватаюсь за голову. — А я ее Обливиэйтом на пределе возможностей… — Хм… — учитель задумывается в свою очередь, затем кивает мне на прозрачный шар, стоящий в углу кабинета. — Ну-ка наложите такой же Обливиэйт на шар. Я киваю, припоминая, насколько была зла и немного испугана на тот момент, после чего накладываю чары, по-моему, с той же интенсивностью. Шар резко краснеет, затем чернеет. Учитель подходит к нему, во что-то вглядывается и хмыкает. — Ну, царевна Милалика, у меня для вас две новости, — странно улыбаясь, произносит этот маг. — Во-первых, проклятый вами даже без оборотного с волосом голема теперь только в штаны писаться может, а, во-вторых, силы у вас как-то слишком много, поэтому учить вас мы будем намного интенсивнее, чем других. Столица у нас красивая, и отстраивать ее заново никому не хочется, это понятно? — Понятно, — тяжело вздыхаю я. — Ну во-о-от… — Прорвемся, — тихо поддерживает меня Сергей. К нему хочется прижаться, расслабиться, он кажется таким надежным, но я не понимаю, почему! Ведь к Герму я ничего не чувствовала, а вот Гром появился, и я снова готова бежать, куда он скажет. Рано же — или нет? Если рано, почему я на него так реагирую? Нас отпускают, а я прямо у порога разворачиваюсь к Сереже, желая прояснить этот вопрос немедленно, но мне это не удается — он порывисто обнимает меня, прижимая к себе, а я… Мне совсем не хочется вырываться, просто совершенно. — Ты спасла нас всех, Мила, — тихо произносит Сережа. — Собой пожертвовала, но спасла… Только тогда я понял, что нет мне жизни без твоих колдовских глаз. — Сережа… — шепчу я. Не знаю, рано мне или не рано еще, но я не хочу без него. Я чувствую, что не хочу с ним расставаться, и все. — Поэтому жить мне было совсем незачем, маленькая, — продолжает мой… теперь уж точно мой Гром, мой Сережа. — Ну и когда накрыло, тетка такая спросила, чего бы я хотел. А разве же можно жить без тебя? — Сережа… — все, я плачу. Совершенно не могу сдержаться и плачу, просто вцепившись в куртку школьной формы. А он обнимает меня так нежно, так ласково… Да если бы он меня так в прошлой жизни обнял, я б из юбки вмиг выпрыгнула. А сейчас пока еще рано. Что интересно, стражники наблюдают издали, но не подходят. Они понимают, отчего плачет их царевна? Постепенно я беру себя в руки, успокаиваясь под ласковыми поглаживаниями Сережи. Он что-то говорит мне еще, но я просто плаваю в его тепле, беря себя в руки. Нужно узнать, к какой семье относится мой Сережа и готов ли он… Потому что я не смогу расстаться с мамочкой. Только представив необходимость выбирать, я чуть не улетаю в еще одну истерику, но ловлю себя. — Сережа, а в какой ты семье? — тихо спрашиваю его, страшась и желая задать следующий вопрос. — Здесь я сирота, маленькая, — отвечает он мне. — А если бы и не был, то никогда бы не отнял у тебя маму. Ну почему он такой?! Я снова реву! От его тепла, от понимания, от… Это совершенно точно мой Сережа. Все понимающий, все чувствующий, заботящийся, готовый защитить меня даже от моих страхов… Может быть, в этом дело? Он сильнее меня и защищает, как… У меня и сравнения нет такого. Хочется стать маленькой-маленькой, и я понимаю — с ним я смогу. Смогу быть малышкой, потому что от всех бед меня Сережа защитит. Не в возрасте дело, получается, совсем не в нем… — Пойдем, Сережа, — негромко зову я его за собой. — Пойдем, я тебя с мамой познакомлю, пойдем… — Иду, родная, — как у него это мягко, совсем по-домашнему выходит, просто слезы из глаз. — Царевна… — стражники подтягиваются, но Сережа все равно делает такое движение, как будто хочет меня защитить даже от них, и даже им самим это многое говорит. — Ребята, познакомьтесь, — улыбаюсь я, держа своего близкого за руку. — Это Гром… Сергей… — я запинаюсь, но лишь потом будто бросаюсь в омут. — Мой любимый. — Поздравляем, Ваше Высочество, — радуются воины, ну а потом подают транспорт, чтобы нас домой отвезти, потому что идти я точно не способна. Разумеется, я понимаю, что родителей известят, да уже, похоже… судя по стайке волшебных голубей, известили, но я все равно хочу сказать сама, потому что мои мамочка и папочка это заслужили. Надеюсь, березовой каши я за это не огребу, потому что мне не хотелось бы, а как Сережа отреагирует, то и вообще неизвестно, поэтому лучше не рисковать. Я знаю, мамочка все поймет, потому что я ни за что не хочу никуда из отчего дома уезжать, и мой любимый это очень хорошо понимает, даже, кажется, лучше, чем я сама. Это так странно понимать, но так тепло, просто невозможно объяснить, как. Ребенок я, все равно ребенок, ведь двенадцать мне всего… — Мама! Мамочка! — от волшебных саней я бегу к мамочке, не выпуская руку Грома, который пытается при этом не убиться. — Смотри, кого мне тетя Смерть вернула! — Вот и молодцы, дети, — улыбается царица этой земли, глядя на нас двоих. — Пойдемте-ка в дом. Я сразу же прижимаюсь к ней, наплевав на все этикеты в мире, чтобы рассказать, что Сережа — он тот самый, мой любимый, самый-самый. Мамочка внимательно слушает, кивает и смотрит на моего возлюбленного с лаской во взгляде. Это же мама, она все-все понимает! — Вы любили друг друга еще там, — объясняет мне мамочка. — Только почему-то не объяснились. Но эту любовь ты несла сквозь жизнь и смерть, потому другой для тебя не могло быть. — Как и для Сережи? — совсем по-детски спрашиваю я. — Как и для Сережи, — кивает мне мамочка. — Но до венчания покои у вас разные. Рядом стоящие, но разные, уговор? — Уговор, — киваю я, не особо желая расставаться с любимым, но мамочка права — незачем плодить слухи. Вот так моя жизнь совершает совершенно неожиданный поворот, даря ответы на старые вопросы и возвращая самое ценное — любимого.