Подарок

Уже несколько месяцев по вечерам неизменно приходило чувство обреченности и тревоги. Много раз, отправляясь спать, она ставила вокруг несколько светильников сразу, чтобы хоть как-то отогнать назойливый, липкий страх, который придет, она знала, ночью. Последние полгода Нимлот боялась засыпать. Этот зимний вечер исключением не был. И в этот раз ей снилось немыслимое. Разрушенные ворота дворца. Тела убитых эльфов. Их яростные враги в окровавленных латах. Как падает, последний раз вдохнув, с кровавой струйкой изо рта ее возлюбленный, ее жизнь. Как прямо перед ним оседает на узорный пол его светловолосый противник с так и оставшимся в груди мечом. Как сама она в отчаянии берет в руки лук и становится среди воинов, а в тронный зал Менегрота впереди отряда воинов уже прорубают себе дорогу еще двое вражьих военачальников — черноволосых, огромных, страшных в своей ненависти. Как в темной тишине зимнего леса, пытаясь согреть друг друга, умирают ее сыновья… Нимлот рывком уселась на кровати — в ушах все еще звенели мечи, ужасные картины стояли перед глазами. Ее муж с тревогой смотрел на нее — кажется, на этот раз она кричала во сне. — Что случилось, любовь моя, снова кошмары? — спросил Диор, обнимая. Нимлот разрыдалась. — О, Нимлот. Нет ничего этого, ничего! Это лишь сон… Все будет хорошо, дорогая, не надо плакать. Скоро Середина Зимы… Мы будем праздновать, наступит Новый Год. Я подарю тебе… нет, заранее говорить нельзя, а то будет неинтересно! — Диор улыбнулся, — Тебе не о чем беспокоиться, моя прекрасная возлюбленная… Отголосок ночи еще звучал, волнуя. Нимлот, задумавшись, медленно брела по заснеженной террасе. Все будет хорошо… Будет хорошо. Хорошо, но только — как? Тревожные, ужасные вести начали приходить с тех пор, как однажды гонец, задыхающийся и бледный, привез с границы переданное посланцем от Эред Линдон письмо. В нем князь нолдор Маэдрос Феанарион требовал отдать ему их Благословенный и проклятый Камень. Говорят, ничто не спасет от рока Клятвы сыновей Феанора. Но на письмо Диор не ответил. А на словах — передал Маэдросу совет потребовать лучше другие два… Среди эглатрим стали ходить недобрые слухи: такой ответ короля — все равно, что вызов для безумных и неистовых Феанарионов. Нимлот также считала, что послать Маэдроса к Морготу было не самой лучшей идеей мужа, хоть старший и не считался самым яростным из семерых, от его слова у них зависело многое, если не все. Вздыхая, она грустно думала о том, что наступает Середина Зимы — уже завтра — но это совершенно не радовало ее из-за тревожных мыслей. Дети ждут подарков — Нимлот улыбнулась. А ведь она так и не смогла выбрать подарок мужу! Придумать подарки для детей было куда проще… Ведь что подарить тому, у кого есть даже немного больше, чем все? Оружие? Искусство менестрелей или скульпторов? Смешно… Драгоценности? Тому, кто носит Наугламир?.. Что подарить королю, владеющему всем, что только можно представить, и ею самою, ее сердцем? Она задумалась. Но… Все же есть кое-что, неподвластное и королю Дориата. Ахнув, Нимлот застыла, расширив глаза: да!.. Кажется, она нашла подарок для возлюбленного — дар, не имеющий цены! В тронном зале Менегрота король Диор беседовал с военачальниками, одет он был празднично, ожерелье с Сильмарилом сияло на его груди. Приветствуя королеву, склонили головы светловолосые синдарские лорды — Нимлот старалась не встречаться взглядом ни с дядей и его супругой, ни с Орофером, Амдиром и их сыновьями. Она и не глядя, знала все, что они могли сказать, о чем сейчас думали все — от князей до простых лесных охотников: что же их ждет, будет ли война? Как вообще выглядит это — война между эльфами и… эльфами? Возможно, где-то будет избрано поле для битвы, или?.. «Или же безумные нолдор придут сюда», — мрачно думала Нимлот. Она неотрывно смотрела лишь на мужа, а оставшись, наконец, с ним вдвоем, сказала: — Я хочу сделать тебе подарок, не дожидаясь завтрашнего дня. — Прекрасно, — Диор взглянул с интересом, — но… почему такая спешка? — Я… отчего-то боюсь не успеть, — Нимлот смущенно улыбнулась, — знаю, нелепо, но… — Нет-нет, я очень этому рад! И — что же это? — он улыбался ей в ответ. — Я хочу… Желаю подарить тебе то, чему нет цены на свете — бесценный дар. О муж мой, я хочу подарить тебе еще одно дитя! Диор уставился на нее округлившимися глазами. — Нимлот… Любимая… я — рад… очень, но… ведь сейчас не самое лучшее время для детей, может случиться война, тревожные вести… — растерянно проговорил он. — Именно поэтому надо спешить, — убежденным тоном ответила Нимлот. — Кроме того, это подарок не совсем твой — мне… — Да, ты прав, но в силу твоей наполовину человеческой природы — ты ведь знаешь — пожелать, чтобы было дитя, из нас двоих вольна лишь я. И ты можешь принять это как дар, или отвергнуть. — Ни в коем случае! Как я могу… Конечно же, я принимаю дар, пусть будет так! Пусть будет, как ты желаешь, — Диор, пристально глядя на нее, склонил голову в знак согласия, пряди темных волос скользнули по его плечам, по вышитым золотом одеждам. Нимлот сияла: — Люблю тебя! — она обвила его шею руками. — О Нимлот, — обняв ее в ответ, он повторил ей тихо слова любви. Они стояли, обнявшись, под высокими сводами Менельронда, а между ними был Сильмарил, и его сияние, пройдя сквозь их тела, заставило светиться и их самих. И среди огромных, вырезанных из камня деревьев, король и королева были похожи на тех других двоих, что застыли, глядя долгие годы друг на друга, среди деревьев под яркими звездами юного мира. — Диор, возлюбленный мой! — Любовь моя, Нимлот. Нимлот?.. Дорогая, что ты делаешь?.. — Дарю тебе твой подарок. — Но… это, наверное, должно произойти ночью… вечером — в наших покоях?.. — Сейчас! — Дорогая… — Не сопротивляйся. — Но, Нимлот, мы в центре тронного зала… может быть… О-о!.. — Я знаю, где мы, милый, не ной. Никто сюда не посмеет… В любом случае, больно тебе точно не будет. — А-а… nin mir, позволь… позволь тогда, я — хоть ожерелье сниму… — Оно не мешает, оно на шее. — Эру… Златотканые одежды упали на на узорный пол, став ложем для влюбленных. А через несколько мгновений Нимлот приложила тонкий изящный пальчик к губам мужа, останавливая его поцелуи. Он замер, глядя потемневшими глазами, прерывисто дыша. — А знаешь, — сказала Нимлот, — я сейчас подумала: ведь и ответный твой подарок должен быть — если не равноценным, то… По крайней мере, просто украшениями ты уже не отделаешься, — она улыбнулась. Диор выдохнул, тяжело переглотнув: — Я уже понял… Чего же ты пожелаешь, о любовь моя, на праздник Середины Зимы? — А ты обещаешь мне все, что я пожелаю? — Все, клянусь. — Тогда я желаю жизнь за жизнь, о муж мой, и Свет за свет ее! — Да будет так! Звездное небо отражалось в сияющих глазах эльфийской девы — созвездия из кристаллов в сводах купола были совсем как настоящие. ________ О рассвете Середины Зимы возвестили боевые трубы нолдор у границы леса за заснеженной гладью Ароса. С расстояния, чуть больше полета стрелы, воинам Дориата были видны лица врагов. Темноволосые, широкоплечие голодрим в тяжелых доспехах смотрели угрюмо, оценивающе, с мрачной решимостью будто выбирая, куда ударить. Всхрапывали, переступая, их покрытые пластинчатыми латами кони. Трепетали в холодном зимнем воздухе кроваво-красные штандарты с серебряными звездами. Перед отрядами всадников, на высоких породистых лошадях, замерли семеро. Звук боевых труб вновь разорвал тишину зимнего леса. Маэдрос — огромный, огненноволосый, в блестящем доспехе и багровом плаще — поднял руку с железной перчаткой, и войско пришло в движение: нолдор перестраивались для атаки. В этот момент от полосы деревьев отделился, стремительно приближаясь, одинокий всадник. Его конь летел над рекой, взбивая снежную пыль, светлые, цвета Тилиона, косы летели следом, над откинутым капюшоном плаща — синда в легком кожаном доспехе, приблизившись, осадил коня перед войском нолдор. — Гонец, — хмыкнул Маглор старшему брату. Маэдрос хмуро кивнул. — Говори, — бросил он гонцу. — Маэдрос Феанарион! Мой господин — король Дориата, лесов Бретиль и Нан-Эльмот, властитель всего Белерианда, наследник великого короля Элу Тингола — Диор Элухиль, желает говорить с тобой и твоими братьями! — объявил торжественно гонец, сверкая глазами и высоко вздернув подбородок. Юный храбрец смотрел с вызовом, ожидая, видимо, летящих в грудь стрел, но вместо этого среди рядов нолдор пронеслись смешки. — О! Нам внезапно улыбнулась удача — властитель целого Белерианда — такая честь… — иронично заметил Куруфин, что вызвало радостный энтузиазм среди воинов, но Маэдрос, не оглядываясь, сделал знак рукой и все стихло. — Передай своему королю — я готов говорить с ним, — ответил Маэдрос, и юный посланец, с пылающими щеками, развернул коня и помчался обратно. Маглор вопросительно выгнул бровь: — Переговоры, Майтимо? Не поздно ли… Ты уверен, что это не?.. Маэдрос лишь хмуро посмотрел на брата. Вскоре у пограничной кромки деревьев выстроились ряды пеших воинов-лучников, а небольшая группа всадников направилась к реке. — Пятеро, — бросил Карантир. — Со мной! — скомандовал Маэдрос своему оруженосцу и герольду со знаменем. Маглор, сжав бока коня, наполовину преградил ему путь: — Считаешь, это добавит воодушевления войску? К тому же, «властитель всего Белерианда» хочет говорить и с твоими братьями, также. — Тогда ты. Едем вдвоем, — припечатал тяжело Маэдрос. — Втроем, — Келегорм, сверкнув взглядом, подъехал к ним. — Нет, Турко. — Нельо, я даю слово молчать всю дорогу! Но, если что — ты меня знаешь, — Келегорм сжал рукоять меча, — Считай меня своей охраной. — Турко надо взять, он сразу двоих положит, если вдруг… — поддержал Маглор. Маэдрос, мрачнея все больше, нехотя кивнул Келегорму, указывая место рядом с собой. Обернувшись, он дал команду остающимся средним быть готовыми к атаке. — Пусть лучники будут наготове, — добавил, обращаясь к младшим. — Наше мнение, конечно, не в счет, — проворчал Амрод. — Даже наше — не в счет, что уж вам, — ответил ему Куруфин серьезно, без обычного сарказма. Посольство нолдор выдвинулись навстречу дориатцам. Среди войска в наступившей тишине было слышно, как кони шумно выдыхают пар, как тихо бряцает металл о металл. Напряжение теперь, казалось, можно было потрогать на ощупь. На середине ледяной пустоши маленький отряд остановился. В десяти шагах от них, на коне молочно-белого цвета, в белом плаще и черненом с серебром доспехе, окруженный блистательной свитой, предстал перед ними прекраснейший из воплощенных — Диор Элухиль. Лучшие самоцветы Эндорэ сияли в ожерелье на его груди. Сильмарила среди них не было. — Камня нет! — прошептал Маэдросу Маглор. Маэдрос, хмурясь, тяжело повел подбородком. — Я вижу, — ответил, как он считал, шепотом. — Приветствую тебя, князь Маэдрос, — проговорил Диор. — Здравствуй, король Дориата. Ты знаешь, зачем я здесь, — ответил хрипло Маэдрос, и кони синдар с непривычки вздрогнули. — Знаю. Знай же и ты, что никогда не получить тебе требуемое, если бы только не данное мною слово! Старшие Феаноринги переглянулись. — Как видишь, Камня в ожерелье больше нет. Владелец у него теперь иной, — продолжал Диор невозмутимо — говорил он немного нараспев, красивым архаичным слогом, — И этот новый владелец… владелица, пожелала отдать Камень, посредством меня, одному из твоих братьев, третьему сыну Феанора… Диор обвел глазами всадников перед собой и остановился на побледневшем лице Келегорма, который смотрел на него совершенно больным, горящим взглядом. Король вновь посмотрел на Маэдроса: — … если ты, Маэдрос Высокий, уведешь войско от наших границ и впредь не станешь воевать против Дориата — ни ты, ни твои братья, ни верные твои или их. — Я согласен на это, — ответил Маэдрос. Диор извлек из сумки на поясе небольшой сверток. — Возьми же, сын Феанора, творение отца твоего, добытое славным подвигом моих отца и матери — как память про любовь и Свет за свет жизни, — закончил он. Маглор толкнул застывшего Келегорма кулаком в бок и тот, пустив коня шагом, приблизился к Диору. Прожигая короля взглядом, он взял сверток рукой в тяжелой латной перчатке. Несколько мгновений помедлив, развернул темную ткань. Общий вздох прозвучал рядом, а потом прокатился дальше — по всему нолдорскому войску — Сильмарил! Как зачарованные, смотрели сыновья Феанора на утраченный вечность назад Камень, и его сияние сгладило резкость и суровость их лиц, ставших такими за долгие века войны. Наконец, Маэдрос, с трудом оторвав взгляд, посмотрел на Диора. Прекрасное, спокойное лицо короля Дориата было исполнено торжественной, светлой печали. Диор едва заметно кивнул ему, и развернув коней, дориатское посольство отправилось обратно. _______ Солнце стояло уже высоко, сверкая искрящимся снегом на равнине. Нолдор покидали предел лесного королевства. — Да ладно, Майтимо, клятвой больше… Все действительно закончилось на удивление хорошо — без братоубийственной резни, без пожарищ и разрушений… Даже непривычно как-то. Вот только… — Маглор бросил беспокойный взгляд на средних братьев, — Интересно, взял ли Морьо с собой тот свой жуткий гномий спирт? — Зачем? — удивился Маэдрос. — Турко спасать. Не мне же. Мне он и не даст, я ему и так кучу денег должен, — рассудительно заметил Маглор. Келегорм ехал посередине между Куруфином и Карантиром. Неподвижным, остановившимся взглядом он смотрел в пространство перед собой. — Вот послушай, только, Майтимо, какие дивные рифмы пришли мне на ум после дориатского короля, — Маглор, изящным жестом подняв вверх ладонь, обтянутую грубой кожаной перчаткой со стальными пластинами, торжественно изрек: — Я Светлый Аман променял на Клятву папеньки родного, я б эти Камни в… — А у кого Камень, кстати? — перебив, поинтересовался Маэдрос. — М-м, был у Турко, — ответил Маглор, — Но, как видишь, уже нет… — добавил он, оглядевшись. — Ай, жжется! Лови! — Ты спятил, Амбарусса, перчатку надень! Сам лови! — Не командуй, Амбарусса! Ай, ауч… Маэдрос закрыл лицо рукой. — Порядок, Майтимо, я поймал! Нам осталось всего два! Айя! Амрод послал вперед коня и помчался в вихре снежной пыли перед ликующим войском с высоко поднятым Сильмарилом в руке.