Цара

"Секретное приглашение личного характера" от министра на очередной актерский прием мне вручили с комичной таинственностью. Приемы являлись не редкостью, на них можно было выпить-поесть, обменяться последними сплетнями и даже завести новый роман. Поэтому приглашение меня не насторожило. Расcчитывая увидеть подобное сборище, я приехала к назначенному часу в загородную резиденцию Геббельса и как же я ошиблась! Ещё у входной двери меня встретили звуки рояля. Впечатление было такое, словно вальс разучивал девятилетний ребенок. Меня провели в гостиную, где герр Доктор сидел в одиночестве за роялем и музицировал. Бог мой, я играла в достаточном количестве скверных мелодрам, чтобы узнать эту с такой тщательностью обставленную мизансцену: звуки рояля, приглушенный свет торшеров, мерцает огонь в камине, мерцают свечи, мерцают вазы с цветами. Да так, что у зрителя уже, наверное, рябит в глазах. Не хватает только терпкого вина в граненных бокалах. И что вы думаете? Вошел камердинер, катя за собой столик с несколькими бутылками и теми самыми гранеными бокалами. Какая же сцена соблазнения без них?

***

- А где же остальные гости? - поинтересовалась я. - Остальных гостей не будет, мы проведём этот вечер одни, - и Геббельс очаровательно улыбнулся. - Вы, кажется, играли вальс Шопена? Разрешите мне тоже что-нибудь из него исполнить. Я села за рояль и, вспомнив свою учительницу музыки в Риге, выжала из Шопена всё, что только могла. - Вот как должен звучать Шопен, - объяснила ему я. Министр, очевидно, находил забавным взятый мною довольно дерзкий тон. Сначала меня выручил Шопен. Теперь, чтобы не создавать неловкую паузу, нужно было быстро придумать что-то еще. Sturm und Drang, отвлечь его внимание. - Прощу прощения, герр Министр, но я не пообедала, думая, что иду на прием, поэтому ужасно голодна. Вы не могли бы распорядиться, чтобы мне принесли поесть? Ничего я так не ждала в своей жизни, как этих бутербродов. Пока же мы проводили время за светской беседой. - Подумайте только, господин министр, - сказала я с невинным видом. - Недавно я прочла в одной английской газете, что вы - Макиавелли нашего времени. - Вы довольно дерзкая особа, фрау Леандер. - Отчего же? Ведь Макиавелли был великим государственным деятелем, разве не так? И тут Йозеф Геббельс рассмеялся cвоим знаменитым смехом. - Собственно говоря, я должен был бы рассердиться на вас, фрау Леандер, - сказал министр. - Но я не могу! Вы так очаровально дерзки!* Кстати, знаете, что я нашел у Харальда под подушкой? Вашу фотографию. - О, так это семейное. - Не совсем, ведь Харальд мой приёмный сын. Хозяин был слишком умён, чтобы не понимать что вечер страсти не состоится. Однако он старался, как мог, спасти этот неудавшийся "приём". Вместе с тем, пикирование со мной доставляло министру Народного Просвещения и Пропаганды удовольствие. Собственно, оно началось с первого же дня нашего знакомства. - Цара, это разве не еврейское имя? - подозрительно спросил меня тогда Рейхсминистр. - Йозеф, разве это не еврейское имя? - невинно вопросила я в ответ. А дальше мы заговорили на тему близкую нам обоим: кино. Наверное, спустя столько лет после его самоубийства я могу сказать, что Геббельс был очень интересным человеком и никто не грохнется от моих слов в обморок. Его докторское звание не было пустым титулом, он его действительно заслужил, даже выстрадал. Министр, разумеется, не был красивым мужчиной, но когда говорил на интересную ему тему, вдохновенно, с лаконичными, но такими выразительными жестами, его глаза блестели (тут я, повинуясь шаблонам женской прозы, должна написать: подобно драгоценным каменьям). Нет, глаза доктора просто блестели, а голос приобретал теплоту и глубину, то выглядел он привлекательно. Многие не понимали роли д-ра Геббельса в кинопроизводстве и считали его критику мелкими придирками самодура. Это не так. Киноминистр просто исполнял роль того, кого в англоязычном мире называют кинопродюсер: человек, финансирующий фильм и поэтому отвечающий за его качество, соответствие зрительским ожиданиям, да и просто соответствию графику съемок. По крайней мере, все замечания к моим картинам, только улучшали их. Геббельс не только находил изъяны, но и всегда предлагал способы устранения. "Критикующий в любой момент и в полной мере должен быть готов занять место критикуемого", так он выражался. Подумать только - он смотрел каждый день по кинокартине, а иногда и по две, при этом возглавляя министерство и еще являясь главредом еженедельника Das Reich. А ещё я помню его слова о том, что герр Доктор уединяется, чтобы писать труд по теории киноискусства. Думаю, это было бы занимательное чтение. Поразительная работоспособность, и на всё это у него хватало времени и сил. Что удивительного, что после всех этих трудов он хотел расслабиться и провести пару часов в компании хорошеньких молоденьких, но не особо отягощенных моралью киноактрис? Все мы не без греха. В благодарность за приятное времяпровождение актрисы получали главные роли. Например, совершенно бездарная, но при этом поразительно красивая чешка получила так роль Адели в "Летучей мыши". С другой стороны, легионы малозаметных актрис после войны утверждали без всяких на то доказательств, что Геббельс к ним приставал. Если бы это было правдой, у доктора просто не осталось бы времени на работу. К его чести следует сказать, что Рейхсминистр всегда давал выбор. Можно было сказать нет, а шантажировать ему было не интересно. Чутко уловив моё настроение, он не сделал ни малейшей попытки даже дотронуться до меня. Наконец принесли бутерброды. Растерзав их и выпив стакан вина, я демонстративно стала поглядывать на часы. Министр поднялся с дивана, сигнализируя тем самым, что встреча подошла к концу. - Я подожду. Ведь вы того стоите, - со значением сказал он и поцеловал мне руку на прощание. * цитата из книги Zarah Leander: Es war so wunderbar! Mein Leben