Масштабный прокол мироздания

      На волейбольной площадке стоит истинно птичий гомон, резиновые удары мяча перемежаются с немецкими каркающе-рычащими ругательствами, а затем, под дружный единоголосый вой, мяч влетает в окно, вынося двойное стекло с хрупающим треском, и, задорно проскакав по полу кабинета, сиротливо закатывается куда-то под парту. Когда Себастьян, с мячом подмышкой, высовывается из пострадавшего — в очередной раз — от волейбольной сборной старшей школы окна, площадка школьного двора пуста, и только ветер гоняет по ней сиротливые прошлогодние листья.       Усмехаясь, Себ откладывает мяч на стол, и, устало вздохнув, идет за щеткой, чтобы собрать осколки. На дворе стоит уже по-летнему душная, уморяющая жара, в кабинете биологии аквариумы поблескивают гранями на солнце, и ругаться с уже почти выпустившимися старшеклассниками у Себастьяна нет никакого желания. Когда в дверь кабинета осторожно стучат, Феттель отставляет щетку, прислонив ее к ближайшей парте, и оборачивается, чтобы встретить понурого капитана команды, пришедшего, должно быть, повиниться и, вместе с тем, забрать мяч. — Мистер Феттель? — Лэнс тянет немного виновато, глядя на преподавателя с высоты своих почти ста девяносто. — Это случайно, мы не хотели… — Забирайте ваш мяч, Лэнс, — Себ смотрит на вчерашнего школьника — теперь уже почти студента — усмехаясь про себя, когда алея ушами, тот в два шага доходит до учительского стола, забирает мяч, смотрит округлившимися глазами на горсть осколков на полу и пятится обратно к двери. Себ лишь посмеивается, на секунду прикрывая лицо рукой. — Я вынужден буду сообщить вашему классному… — дверь за Строллом с тихим скрипом закрывается прежде, чем Феттель успевает даже сказать что-либо, но в любом случае, это лишь формальное буквоедство, и кристалльно ясно, что ученикам, которые в следующие три дня сдадут все экзамены и будут свободны, как ветер, никакие жалобы и выговоры уже не страшны. А стекло в кабинете биологии и так меняется с завидной регулярностью, так что директору не привыкать к просьбам молодого преподавателя вставить очередное новое.       Феттель сам еще совершенно недавно выпустился из университета, и теперь преподавал биологию ребятам, с которыми разница в возрасте у него составляла максимум лет шесть. Ученики слушали молодого учителя с интересом, и многие из них даже оставались после уроков, помогая Себастьяну чистить аквариумы, террариумы и птичьи клетки, или же просто пить чай и сплетничать. Именно за этим, предусмотрительно восполнив стратегические запасы сухого песочного печенья, в пустой кабинет сейчас заваливается Дэниел, сосед Себастьяна уже много лет, выросший буквально вместе с ним, и единственный ученик, который позволяет себе — во внеурочное, естественно, время — общаться с Феттелем на «ты». — Что, на тебя была совершена очередная злостная атака недобросовестных криворуких волейболистов? — Дэн смеется, глядя на кучу осколков, и впечатляющую дыру в стекле, присаживается на угол парты и протягивает Себастьяну печенье. — Кто на этот раз? — Судя по тому, что ругались они на немецком, а за мячом пришел Стролл, команда вашей параллели не вполне готова к летним играм, — Феттель улыбается, опираясь бедрами о край стола. — У них есть Ферстаппен, они все разрулят, — Дэн заявляет это с такой непоколебимой уверенностью, что Себу даже смешно становится. — Ферстаппену бы экзамены сдать, для начала. И выпуститься. Без происшествий. — Это Макс, без происшествий там невозможно, — Дэниэл сам смеется со своей же остроумной шутки, но тут же серьезнеет, и уже намного тише говорит: — Мы с парнями собираемся у меня, после экзаменов. Поедем за город, снимем коттедж. Сам понимаешь — окончание школы, мой день рождения, все дела… приедешь? — Смотреть как напиваются подростки, вырвавшиеся на волю? — Феттель усмехнулся. — Да и потом, я для них учитель, всем будет неловко… — Давно ли ты сам напивался на студенческих вечеринках? — парирует Дэниэл. — Там будет куча народу, чьи-то институтские друзья, всем будет плевать, учитель ты, или чей-то приятель, — Себастьян с недоверием глядит на Риккардо. Он даже не думает читать нотации о вреде алкоголя для молодого организма — они и сами еще в школе умели весело провести время. Тем более, со своими экс-учениками он не раз за два года выбирался во всякие походы и устраивал различные мероприятия. И всем тогда было весело. — Ваш класс весь будет? — наконец, удрученно спрашивает Себастьян, почти сдавшись под напором Дэниэла. — Не, не весь, конечно же. Может, несколько человек из класса. А так, все остальные из параллели, — Феттель впервые в жизни благодарен, что ему достался всего один из четырех выпускных классов. — А, и еще ребята-волейболисты тоже будут — Шарль, Эстебан, Джордж, Алекс, Макс и Лэнс, конечно же, — последнее имя Дэниел тянет с особым удовольствием, и Себ жалеет о прошедших временах, когда наглому мальчишке можно было без зазрения совести отвесить легкую оплеуху. — Там, глядишь, и подкатишь к нему, — Дэн бессовестно смеется, пока Себастьян молча алеет щеками — в первый же год умудриться влюбиться в мальчишку-ученика — это надо было очень постараться. — С чего ты взял, что мне есть дело до него? — Себ пытается отпираться до последнего, но Дэниэл — молодая проницательная зараза, слишком давно и хорошо его знает, чтобы не повестись на эти отговорки. — С того, что у тебя совершенно не по-детски стоит на него, Себ, — и пока Дэн задорно хрустит печеньем, Себастьян размышляет, как же Вселенная допустила такой масштабный прокол мироздания. — Хорошо, — Себастьян хлопает ладонями по столу. — Я приеду. Но только для того, чтобы следить за тем, чтобы вы в пьяном угаре не наломали дров. — А за себя ты готов поручиться, Железный Дровосек? — Дэн язвит с таким удовольствием и простотой, что Феттель начинает жалеть о том, что когда-то вообще сдружился с этой малолетней гадючкой. — Давно ли сам после различных гулянок обнимался ночами с белым другом и звал Ихтиандра? — Не блюю никогда, — цедит Себастьян, понимая, что в этом раунде шутливо-колкой полемики в чистую продул Риккардо. В прочем, со временем он уже почти свыкся с тем, что язык Дэна подвешен намного лучше, чем его собственный. — Знаю-знаю, — Дэн делает вид, что соглашается, но не давить белозубую лыбу не может. Себастьян думает, что в следующем году ему будет не хватать этих веселых, хоть и иногда совершенно беспутных старшеклассников.       Риккардо нехотя слезает с парты, на которой без зазрения совести сидел все это время, и с которой Себастьян уже давно перестал его сгонять, поняв, что занятие это бесполезное, стоит, несколько секунд, глядя на то, как Феттель собирает со стола все отчеты, аккуратно складывая их в папку и немного рассеянно садится за учительский стол. Дэн понимает, о чем думает его друг-учитель. Школа стояла поперек горла у многих учеников, и даже самого Дэниэла она порядком достала за эти двенадцать лет, но прощаться все равно грустно. Для них отзвенел уже последний звонок, большинство экзаменов позади — у Риккардо так вообще уже все — впереди только последнее беззаботное лето, спортивные соревнования, в которых команда их параллели принимает участие также в последний раз, а затем — колледжи, институты, неловкие прощания и совсем взрослая жизнь, именно сейчас кажущаяся абсолютно неприглядной. Все это хочется растянуть на подольше, насладится уходящим детством сполна, надышаться этой, плавно ускользающей, свободой и беззаботностью.       Себу тоже грустно. Он помнит еще свой выпускной, помнит, как отчего-то не хотелось покидать коридоры школы, так внезапно опустевшие и замолчавшие — для кого-то на три месяца, а для кого-то на ближайшую жизнь. В памяти всплывает и его первый день в роли учителя, небольшой, но дружный класс, данный ему на попечительство и почти серьезные лица его учеников — молодых юношей и девушек — хранящие еще последние отпечатки легкой детскости. Среди них ярче всего выделяется лицо Лэнса Стролла — далеко не прилежного ученика и пай-мальчика, совсем не биолога, но отличного спортсмена. Себа до сих пор смешит их первое, едва ли серьезное столкновение интересов, когда этот двухметровый лоб не мог ему сдать первый простенький устный зачет, мямля что-то исключительно себе под нос, комкая в больших ладонях бумажку черновика для ответов, и в итоге обозвав рыб — членистоногими. Класс тогда еще долго веселился, Себастьян всеми способами старался не сделать жест рука-лицо, дабы не смешить молодежь еще больше, и думал параллельно о том, что огромные, орехового цвета глаза этого мальчика завораживали его получше, чем удавы кроликов.       Но негласные истины тесного школьного мира учеников и учителей запрещали Себастьяну даже думать в эту сторону, что уж было говорить о попытках каких-либо поползновений в адрес учеников, которые могли быть истолкованы превратно и в качестве выходящих за рамки нормы. Не то, чтобы Себ так уж хотел проявить эти поползновения, однако держать язык за зубами в присутствии Лэнса ему приходилось с особой тщательностью, дабы ненароком не обронить какой-нибудь добрый, но излишне личный комментарий. Однако Лэнс не был по натуре совсем уж нежной ромашкой, мог запросто поспорить с каким-нибудь учителем и на площадке строил свою команду только так, но все же, на уроках биологии он вел себя излишне странно, нервничал, и даже на мало-мальский общечеловеческий контакт с Себастьяном не шел — заваленные контрольные переписывать не приходил, частенько прогуливал даже в начале учебного года, а когда Феттель все же насел на Стролла уже вдвоем с их классным руководителем, требуя, чтобы Лэнс явился в итоге на отработку и закрыл все свои хвосты — с невероятной наглостью заявил обоим преподавателям, что «хвоста ему и так за долги накрутили», а на отработку в ближайшее время он все равно не придет — сидеть не сможет, зад болит. После этого громкого заявления он торопливо сбежал, а Феттель и Перес еще долго обсуждали в учительской, куда же катится молодежь.       На отработку Лэнс все же явился — единственный раз за весь учебный год, перед Рождеством сдал какие-то доклады, кое-как написал пару тестов и, не дождавшись тогда даже результатов и оглашения итоговой оценки, неловко сунул Себу в руки кривовато обернутую зеленой подарочной бумагой небольшую коробку и, пробубнив себе под нос невнятное: «С рождеством» — снова сбежал. В коробке оказался красивый суккулент — Хавортия Купера — который Себ даже побоялся оставить в классе и любовно забрал домой — на полочку поставил. Но уже в следующем учебном году ничего этого не будет — у него на подходе новые классы, которым с остервенением необходимо вкладывать в голову то же, что Себ пытался вложить его собственным ребятам, более младшие дети, которые будут расти буквально у него на глазах, а потом взрослеть, и покидать стены родной школы, обещая, конечно, заходить, но вряд ли объявляясь даже в редкие праздники. Круговорот бесконечен — необходимо принять это и жить дальше. — Ладно, Дэнни, — вздыхает Себ, нарушая, наконец, повисшую между ними тишину, — идем домой. Сдам тебя родителям. — Риккардо улыбается в ответ на последнюю фразу — когда он был младше, Себастьян действительно иногда возвращал его буквально родителям в руки, однако, то замечательное время уже позади, но Дэниэлу, в его легкой ностальгической хандре, все равно приятно это слышать.       Феттель долго думает, соглашаться ему на предложение Дэна, или все же лучше отказаться. Он взвешивает все «за» и «против», долго спорит сам с собой, не смотря на то, что предварительно все-таки дал согласие. На любой аргумент в пользу поездки он почти сразу подбирает веское опровержение, а на любую причину ответить отказом — находит правдоподобное оправдание, чтобы приехать. Все эти душевные метания не прекращаются даже тогда, когда Себ садится за руль собственного автомобиля и вбивает в навигаторе адрес коттеджа — он находится недалеко за городом и туда даже ходят редкие автобусы, но Феттель все равно предпочитает относительный комфорт своего старенького Fiat неоправданной толкотне в общественном транспорте. «Я уже здесь, я приехал. Поздно поворачивать обратно» — думает Себастьян, выруливая на подъездную дорожку взятого в аренду дома, и тут же сталкивается с таким неприятным фактом, что парковаться негде — всюду уже несколько хаотично разбросан личный транспорт учеников, на котором они сюда добирались, подвозя параллельно всевозможных знакомых. Еще Себ думает о том, что за такую парковку надо бы молодежь прав лишать.       Дэниел был прав, говоря, что народу на празднике будет много и появление Себастьяна вряд ли будет кому-то интересно. Людей и правда уйма — и они веселятся вовсю не только в доме, но и за его пределами. Что Феттель отмечает про себя с явным неудовольствием, так это тот факт, что почти все, кто попадается ему на пути уже изрядно пьяны — они громко и невпопад подпевают музыке, которая льется с разных сторон с совершенно различных устройств, некоторые из которых еще и обладают усилителями, умудряются болтать друг с другом, танцуют и обжимаются по темным углам. Что они могут делать в кустах на окрестной территории, остается только догадываться.       Как Феттель ни старается, но Дэна он найти не может — первый этаж дома представляет собой сплошное море тел — мужских и женских — веселящихся на всю катушку. Стоит приложить некоторые усилия для того, чтобы пробраться сквозь них к подросткам, облюбовавшим группу кресел в своеобразной зоне рекреации. Сначала Себ малодушно желает согнать детей с занятого ими места, но слишком поздно видит знакомые лица членов волейбольной команды. Они его уже заметили, заулюлюкали, и призывно замахали руками, чтобы он быстрее шел к ним. С некоторой досадой Феттель отмечает, что Лэнса с ними нет. — Мистер Фе-еттель, — протяжно завывает Шарль, тянется ближе к экс-преподавателю и пьяно улыбается во все тридцать два. — А мы думали, вы постесняетесь приехать, — Себу очень хочется в этот момент вырвать Дэниэлу его длинный болтливый язык с корнем. — Вашего Цветочка здесь нет. — Добрый вечер, Шарль, — Себастьян старается соблюсти никому не нужные нормы приличия, и окидывает молодых людей беглым взглядом. — На вашем месте я постеснялся бы озвучивать подобные комментарии. — Шарль обиженно дует губы и показательно отворачивается. — И о каком «Цветочке» идет речь, позвольте узнать? — О Лэнсе, о ком же еще, — Макс нахально усмехается, скрещивая на груди руки; брови Себастьяна медленно ползут вверх, демонстрируя крайнюю степень его удивления. — Не делайте вид, будто вы не знали, что он сохнет по вам уже второй год. Это не видел разве что слепой. Или идиот. — Ферстаппен, как всегда, немного груб и резок, но зато предельно честен; Себ морщится — ему претит такая манера общения. — Я бы не назвал себя идиотом, чего и вам делать не советую, да и на зрение я тоже как-то не жалуюсь, — Себ легко отбивает нападку. — И все же мне интересно, с чего вы вдруг сделали столь скоропостижные выводы о том, что меня связывает со Строллом нечто большее, нежели со всеми вами. — Мистер Феттель, мы не делали никаких выводов, — спокойно говорит Джордж, который, как всегда, отличается своей дипломатичностью. — Мы просто знаем о том, что вы Лэнсу нравитесь. Он сам однажды об этом сказал. — Расселл миролюбиво поднимает руки. — Однако судя по той панике, что вы сейчас поднимаете, устраивая нам допрос, у вас тоже к нему… несколько особенное отношение. — пять пар любопытных глаз заинтересованно впериваются в Себа. — Или я не прав? — Вы удивительно деликатны, и при этом весьма прозорливы, Джордж, — Феттель капитулирует, не предпринимая даже намеков на попытки оправдаться — все равно без толку. — Ну, что ж, в таком случае, если вас это так интересует, то Лэнс там, — Расселл машет рукой куда-то в самый эпицентр тусовки. — Заливает в себя дешевую водку в состязании «кто больше выпьет». — Себастьян тут же разворачивается на сто восемьдесят градусов, однако сквозь плотную толпу, сгустившуюся вокруг импровизированной барной стойки, разглядеть ничего не возможно. — Может, его стоит оттуда забрать? — голосом разума на сей раз выступает Эстебан — по характеру самый мягкий из волейбольной команды и единственный, кто даже в школе разруливал за друзей все острые ситуации. — Ему ведь опять будет страшно плохо, — Себастьян вновь поворачивается к подросткам. — Но держать его над унитазом будешь уже явно не ты, — Макс снова зло ерничает, и Окон предусмотрительно затыкается. — Напомни-ка, после какого количества выпитого он блевал в прошлый раз? — Он просто был голодный! — Он просто не умеет пить! — Шарль смеется, повисая на высокой спинке кресла, в котором сидит Ферстаппен. — Стоит ему чуть опьянеть, как он всем начинает ныть о своей несчастной любви, потом жалеет сам себя и заливает это чувство всем, что может гореть. А потом ему, конечно, плохо, да.       Себ не выдерживает — ему неприятно слышать как те, кто называет себя друзьями Лэнса, так цинично обсуждают его за глаза, насмехаясь, к тому же, над чужими чувствами. Подростки всегда были злыми, но этот разговор, свидетелем которого он становится, уже неприлично выходит за рамки морали. — А вы не забыли, молодые люди, что обсуждаете сейчас одного из своих друзей? — в голосе Себастьяна проскальзывают стальные нотки. — Друзьям вроде принято приходить на помощь, а не крысятничать за их спинами, не так ли? Или я чего-то не знаю про современную молодежь?! — Мы не крысятничаем, боже, — Макс смеется. — Все то же самое мы можем сказать про любого из нас, — Ферстаппен показательно обводит свою компанию рукой, — да и если бы Лэнс был здесь он начал бы стебать себя сам. Может, мы где-то и перегибаем, но без злого умысла, — он легко трясет пластиковым стаканом, в котором плещется высокоградусная жидкость. — Да и алкоголь, сами понимаете. Речь без фильтра.       Себастьян оставляет комментарий о том, что и у трезвого-то Макса фильтра иногда нет, но все же удаляется в толпу, разыскивать малолетнего алкоголика, так страдающего, оказывается, из-за своих чувств, что уже наверняка и на ногах ровно не стоящего. Шарль долго и задумчиво смотрит в спину ушедшего преподавателя, после чего склоняется ниже и интересуется у Макса: — Все-таки перегнули палку, да? — Ферстаппен в ответ пожимает плечами. — Мы вынуждены были строить из себя малодушных скотов, — Джордж переводит взгляд с Макса на обеспокоенного Шарля и обратно. — Иначе бы в нем не вскипело то, что он так тщательно скрывал. — Это называется — шоковая терапия, — подает голос молчавший до этого Алекс. — Стоит только разбудить одну эмоцию, как они все тут же стремятся наружу, побуждая действовать. — Мне только кажется, что Лэнси реально стоило оттуда забрать, — Окон на своем печальном опыте уже знает, что такое пьяный Стролл. — Конечно, надежды на то, что Феттель его потащит в койку прямо здесь у нас не было, однако я боюсь, что им реально светит незабываемая ночь исключительно в компании унитаза, а не друг друга. — Феттель позаботится о нем в любом случае, не сомневайся. — Макс твердо уверен в своих словах, ведь сердобольный биолог ни за что не оставит свой Цветочек на произвол судьбы. А дальше они уж как-нибудь сами разберутся. Не маленькие.       Себ пробивается через толпу пьяных подростков с завидным упорством, не теряя при этом ни природного обаяния, ни, кажется врожденного, чувства такта. Он старается лавировать в толпе, умудряясь избежать столкновения с мало отдающими себе отчет, плохо соображающими нетрезвыми телами, однако, пару раз на него кто-то все же натыкается — один раз спиной, и даже пытается при этом возмущаться, один раз просто спотыкаясь и падая прямиком ему в руки. Феттель ловко ловит этого кого-то, с удивлением узнавая одного из своих бывших учеников, который блаженно улыбается, глядя снизу вверх и явно мало отдавая себе отчет в том, на ком он повис. Подоспевшие следом за ним друзья благодарно забирают у него «тело» и уводят куда-то прочь. Вот тогда Себастьян и замечает Лэнса.       Стролл стоит к нему спиной, опершись на барную стойку, и Себ даже со своего места видит, что иначе он стоять бы просто не мог — без опоры парень явно отвратительно держался бы на ногах — и разговаривает о чем-то с барменом. Одну руку он использует в качестве опоры, а вот в другой держит практически пустую бутылку — явно не из-под газировки. Феттель спешит к нему. — Лэнс, — Себастьян осторожно опускает ладонь на чужое плечо, отчего Стролл вздрагивает и предпринимает нелепую попытку повернуться к нему.       Выходит откровенно плохо, Лэнс опирается на так вовремя подставленное ему плечо Себастьяна и улыбается — пьяно и абсолютно ошалело. — Се-е-еб, — тянет юноша, с преданностью собаки заглядывая в глаза Феттелю. — Ты прише-ел. Я не верил, а ты прише-е-ел, — Себу очень хочется отвесить нерадивому алкоголику крепкий подзатыльник, но он со вздохом лишь сжимает плечо Лэнса, пытаясь направить его в нужную сторону — к выходу. От слов ученика слегка теплеет под ребрами, но он все равно должен продолжать строить из себя авторитетного и серьезного взрослого, который примчался для того, чтобы выручить свою «принцессу» и спасти от Зеленого Змия. — Я пришел, да-да. А сейчас мы с тобой выходим на улицу и едем домой. — К вам? — Стролл явно не фильтрует обращение к своему преподавателю, говоря ему то «ты», то «вы». — Я бы хотел у вас побывать. И на вас тоже, — добавляя последнюю фразу Лэнс пытается соблазнительно улыбнуться, но выходит откровенно плохо.       Себ закатывает глаза, недовольно морщится и отворачивается. Он, может быть, тоже много чего хотел, но мальчишка на ногах не стоит и мелет всякую чепуху, навряд ли отдавая себе отчет в том, что творит. Тащить чужое нетрезвое тело на буксире сквозь толпу таких же подростков — то еще удовольствие, и в голове у Себастьяна клубится злорадная мысль, что на следующее утро кого-то ожидает знатная головомойка — уж об этом Феттель непременно клянется себе позаботиться. — Стойте! — из толпы перед ними внезапно вылетает встревоженный Эстебан, выглядящий трезвым — ну, или почти трезвым — и переводит диковатый взгляд своих оленьих глаз с учителя на невменяемого ученика, повисшего на нем, и обратно. — Вы куда? — Отвезу его домой. Пусть проспится, а утром — разберемся, — слегка раздраженно выдыхает Феттель — его эта ситуация начинает порядком бесить. — Эстебан, я все равно его не трону, — Себу, с одной стороны, понятно такое трепетное беспокойство за товарища, которое высказывает Окон, с другой — у него нет никакого желания разбираться с двумя пьяными подростками, вместо одного; большие детки — большие бедки, как говорится, а Себастьяну предлагают их еще и удвоить. — Я с вами, — Эстебан пытается звучать уверено, но у него это выходит не так хорошо, как хотелось бы, и Себу хочется рассмеяться ему в лицо, чего, к сожалению, он, конечно же, не делает — хоть мальчик и испытывает сейчас его терпение, это совершенно не является поводом срывать на нем свое раздражение, поэтому Феттель снова вздыхает. — Ладно. Поможешь его уложить, — Эстебан быстро подхватывает Лэнса под вторую руку, и вместе с учителем они довольно быстро дотаскивают изрядно проспиртованное тело его друга до машины Феттеля, осторожно укладывая несопротивляющегося Лэнса на заднее сиденье, куда, впрочем, с трудом помещаются его почти два метра роста.       Едут до города они в тишине, Себастьян следит за дорогой, а Эстебан дремлет, прислонившись лбом к прохладному стеклу. Стролл подозрительных звуков не издает, и кажется, довольно крепко спит, и Себастьян тихо молится о том, чтобы остальная ночь прошла так же спокойно, но его молитвам оказывается не суждено быть услышанными, и первые трудности начинаются уже в момент транспортировки едва ли проснувшегося Лэнса из машины в дом.       Конечно, вдвоем с Эстебаном чужой вес оказывается тащить легче, но Лэнс все равно путается в собственных ногах, пару раз спотыкаясь на ровном месте, а при виде яркого цветастого ковра в гостиной Феттеля так отчаянно стремится прилечь прямиком на него, что едва не утягивает за собой остальных. Благо, реакция у Себа отличная, и он успевает поймать Эстебана за шиворот, одновременно с этим удерживая Стролла, и не позволяет им вдвоем проехаться носом по полу.       Процесс укладывания Лэнса в постель тоже занимает довольно много сил и времени, но в итоге Окону и Феттелю удается одолеть разбушевавшегося было юношу и они еще недолго сидят в гостиной, прежде, чем Себ выдает Эстебану чистый комплект постельного белья, и Окон, спокойный за судьбу и задницу друга, с чистой совестью тоже укладывается спать. Злоключения же Себастьяна на этом не только не заканчиваются, но и постепенно начинают набирать обороты.       Не проходит и часа с того момента, как Лэнс уснул, и Феттель собирается было уже уйти со своего поста караульного, следящего за тем, чтобы Лэнсу внезапно не стало плохо, как Стролл начинает активно возиться на постели, вслепую шаря руками по пространству вокруг себя, и Себ едва успевает стащить его с кровати и довести до ванной. Без опоры Лэнс все еще не может нормально стоять, поэтому, как подкошенный бухается на колени и сгибается над унитазом, после чего его выворачивает.       Рвет его долго, и Себастьян даже не может отлучиться, чтобы сходить за водой, поддерживая ученика за плечи, убирая с его лица волосы, и в перерывах между приступами тошноты помогает ему ополаскивать лицо прохладной водой. Помощь приходит с неожиданной стороны. Разбуженный, по всей видимости, их активной возней и шумом воды Эстебан, приносит кувшин питьевой воды и чистый стакан с кухни и недолго стоит в дверях ванной, с нескрываемым сочувствием глядя в спину склонившегося над унитазом друга. После такой «чистки» Лэнс заметно трезвеет, и даже без помощи Себа умудряется принять короткий душ, мучительно краснея под строгим взглядом учителя. Для профилактики выдав Лэнсу горсть таблеток активированного угля и во второй раз уложив шебутного ученика в постель, Себ наскоро прибирается в ванной и сам, наконец, обессиленно валится на кровать, прямо в одежде и поверх покрывала. Зато, рядом с Лэнсом.       Утро для Стролла начинается с мучительного стыда от воспоминаний о «веселом» предыдущем вечере. Он помнит все — и как пил, и как Себ, вместе с Эстебаном, утаскивали его с вечеринки и даже как ему потом было плохо в ванной своего учителя. На удивление, помимо стыда и слегка саднящей глотки, Лэнс не чувствует иных последствий вчерашней пьянки. Выпутываясь из одеяла, он идет в ванную, что привести себя в относительный порядок, и обнаруживает там заранее подготовленное чистое полотенце, новую зубную щетку и чистую футболку, которая, правда, оказывается ему чрезчур велика в плечах.       Невозмутимого Феттеля — уже свеженького и чистенького — Лэнс встречает в гостиной. Эстебана тот уже успел проводить с утра, и теперь тяжелым взглядом буравит своего второго ученика и его выражение лица не предвещает Лэнсу ничего хорошего, особенно, в случае, если он не поспешит объясниться. Жестом Себ приглашает его присесть на диван и Лэнс, отчаянно желая в этот самый момент стать прозрачным, но не рискуя испытывать терпение учителя еще дольше, все-таки садится рядом и, с трудом подбирая слова, пытается объяснить причину своего вчерашнего желания так напиться. Себ ничего не спрашивает, только смотрит внимательно проницательными глазами, в которых, кажется, само небо потеряло свой цвет, и кивает, поджимая губы каждый раз, когда в рассказе Лэнса происходит даже кратковременная заминка.       Себастьян не хочет рушить свой образ строгого взрослого, и ему приходится прилагать титанические усилия, чтобы не улыбнуться и не послать всю педагогику куда подальше и просто поцеловать мальчишку. Лэнс настолько завуалированно пытается объяснить свою влюбленность, что мелет явную чушь, что, наконец, пробивает броню невозмутимости Феттеля и тот открыто смеется. Лэнса, по всей видимости, это задевает, и он, краснея, спешит отвернуться и даже двигается подальше от Себа, забиваясь в самый угол. Себастьян, наоборот, движется ближе, мягко беря Лэнса за плечо и разворачивая его к себе. — Что за.? — Стролл не успевает закончить мысль, и его просто напросто затыкают поцелуем.       Себ целуется мягко, чувственно, но при этом, несколько развязно, придерживая Лэнса за затылок и едва ощутимо массируя кожу его головы. Лэнс покорно открывает рот, чтобы Себастьян мог углубить поцелуй и сам на пробу касается чужого языка, обнимая Феттеля за шею. В голове Лэнса — вакуум, он незаметно для себя оказывается на коленях у Себастьяна, его большие ладони спускаются Строллу на плечи, затем ниже по спине, чтобы прижать желанное юношеское тело ближе. Себ целуется сладко-сладко, его светлые кудри слегка щекотят Лэнсу лоб, и Строллу хочется буквально вплавиться в него, он чувствует, как готов растечься в сладкую лужицу счастливой сахарной ваты.       Отрываться от мягких вожделенных губ не хочется, но Себастьян находит в себе силы сделать это первым. Лэнс в его руках прекрасен, как ангел. Он тяжело дышит, грудь вздымается, и Себ даже на некотором отдалении чувствует, как бешено бьется его сердце. — Meine kleine Blume, — тихо бормочет Феттель, мягко взлохмачивая пушистые волосы Лэнса, вгоняя юношу в краску еще больше. — Себ, эм… — Лэнс немного ерзает на коленях Себастьяна, закусывая губу, и смотрит из-под полуопущенных ресниц — молодое тело реагирует довольно остро, а джинсы слишком узкие, чтобы что-то скрыть; Себ улыбается, забавно морща нос с россыпью рыжих веснушек и кладет теплую ладонь прямиком на промежность Лэнса, не без удовольствия отмечая, что Стролл уже возбужден — молодость, что с нее взять. — Мы можем продолжить, если хочешь, или подождать, если ты еще не уверен, — Феттель ловит немного растерянный взгляд молодого человека, — Я не сделаю ничего без твоего на то согласия, — ореховые глаза загораются задорным огоньком интереса. — Хочу, — одного слова достаточно для Себа, чтобы развернуться, моментально опрокидывая Лэнса на мягкий диван, и нависнуть сверху, вновь вовлекая молодого человека в поцелуй, более глубокий, чем первый, но все еще достаточно аккуратный и трепетный, заставляющий Лэнса тоненько хныкать в чужие губы.       Руки Себа оглаживают плечи, руки, грудные мышцы, осторожно спускаются к подолу свободной футболки, кончиками пальцев пробираются под ткань, впервые по-настоящему касаясь гладкой теплой кожи. Лэнс пылко отвечает на поцелуй, дышит шумно и тяжело, сам не решаясь исследовать чужое тело, но отчаянно желая больше прикосновений. Себастьян улыбается, видя такую отдачу. Он задирает футболку выше, отстраняясь от Лэнса, оглядывая юное крепкое тело под собой, и впервые прижимается губами к голой коже, целуя место под ключицей. Стролл тихо стонет, сквозь стиснутые зубы, руки Себастьяна так хорошо ощущаются на его бедрах, и Лэнсу нужно больше этих прикосновений, больше тактильности, он готов прервать это удовольствие, только для того, чтобы полностью раздеться и ощутить всю полноту чужих касаний обнаженной кожей, но у Себа, кажется, другие планы.       Он оставляет множество легких, почти невесомых поцелуев на груди Лэнса, короткие ногти слегка царапают его бока, то опускаясь почти до самой кромки пояса джинсов, то поднимаясь к ребрам и цепляя выступающие косточки. Лэнс начинает нетерпеливо ерзать, улучает момент и, приподнимаясь, стягивает с себя футболку окончательно. Себ едва слышно смеется. — Какой нетерпеливый, — он тянет Лэнса на себя, помогая ему встать с дивана, и ведет за собой в спальню.       Лэнс замирает перед расстеленной кроватью в нерешительности, ища в лице Себастьяна призраки легкой насмешки над ним за вчерашнее, но не находит, и едва заметно выдыхает. Себастьян подходит ближе, прижимаясь к спине Лэнса, и оставляет легкий поцелуй на перекате плеча молодого человека. Руки Феттеля вслепую нашаривают застежку на джинсах Лэнса, расстегивают пуговичку и молнию, и Стролл сам стягивает ненужный предмет одежды, в одних боксерах забираясь на кровать. Под его пристальным взглядом Себастьян тоже быстро раздевается, откидывает футболку и домашние штаны на кресло и практически моментально оказывается рядом с юношей, вновь нависая над ним и целуя.       Теперь, когда нет преград в виде одежды, они оба могут шарить руками по телам друг друга, исследуя, трогая, пощипывая, гладя, царапая. Когда ладонь Себа ложится на возбужденный член Лэнса сквозь ткань боксеров и слегка сжимает плоть, Стролл тихо стонет, и подается бедрами навстречу. Взгляд его затуманен поволокой возбуждения и такой несчастный и просящий, что Себастьян не в силах дальше оттягивать желаемое действие. — Повернись, — Лэнс со вздохом переворачивается на живот и встает на четвереньки, изящно выгибая спину и призывно оттопыривая упругий зад.       Ладони Себастьяна большие и горячие на его ягодицах, на пробу сжимают плоть, а затем шустрые пальцы ловко пробираются под резинку трусов и стягивают последний машающий кусок ткани. Лэнс переступает коленями по матрасу, помогая избавить себя от белья, а затем гортанно стонет в подушку, когда Себ прижимается поцелуем к впадинке у него на пояснице. Он уже не девственник, но рядом с Себастьяном все же чувствует себя слишком неопытным, не до конца понимая, что Себ хочет сделать. В такой позе удобно трахаться, но опасается за свою задницу он совершенно по другой причине.       Себастьян двигается ближе, удобно устраиваясь позади Лэнса, осторожно гладит упругие ягодицы и внезапно прижимается губами к внутренней стороне бедер Лэнса, целуя мягкую бархатную кожу и от неожиданности Стролла аж подбрасывает на кровати. Он прогибается еще сильнее, и сдавленно стонет, пряча горячее от стыда лицо в мягкой подушке. Себ действительно целует его там и не нужно быть гением, чтобы догадаться, что он собирается делать дальше.       Лэнс издает высокий пищащий звук, когда язык Себа впервые влажно касается его дырочки. Большие ладони Феттеля раздвигают упругие ягодицы Стролла в стороны, открывая самую интимную часть, и Себ прижимается мягким языком к полоске бархатной кожи, оставляя за собой мокрый след. Лэнс может только тяжело дышать, стыд в его голове смешивается с удовольствием, когда язык Себастьяна преодолевает сопротивление мышц и пробирается внутрь. Этих ощущений слишком много, Стролл стонет, слегка подаваясь назад, ощущая, как Себастьян хмыкает и продолжает вылизывать его изнутри, трахая языком.       Лэнс отчаянно сжимает простынь в руках, издавая высокие скулящие звуки, пока Себ трахает его языком, но когда к этим ощущениям добавляются еще и пальцы, он почти кричит, чувствуя, как Себастьян медленно растягивает его, разводя пальцы на манер ножниц и глубоко погружая их, стараясь найти заветную точку. Себ целует внутреннюю часть его бедер, тихо бормоча что-то на немецком, заставляя Лэнса буквально разваливаться от всего многообразия чувств, одолевающих его. Он не может больше терпеть, самостоятельно насаживаясь на трахающие его пальцы и беспрерывно скуля на одной высокой ноте. — Пожалуйста, мне нужен твой член, — стонет Лэнс, не в силах больше терпеть эту сладкую пытку.       У него есть пара мгновений, чтобы отдышаться, когда Себастьян отстранется, но затем он чувствует, как чужой член сначала прижимается между ягодиц, а затем осторожно входит, заставляя Лэнса еще больше корчиться и ерзать, распадаясь на части.       Себастьян не торопится, задавая сначала медленный неторопливый темп, осыпая спину Лэнса невесомыми поцелуями, однако довольно скоро юноше становится этого мало и он начинает подаваться бедрами навстречу, вынуждая член заходить максимально глубоко. Себ понимает его без слов, ускоряясь, крепко сжимает чужие бедра своими большими ладонями, и оставляя на плечах россыпь едва ощутимых укусов.       Когда Лэнс чувствует, что член внезапно покидает его задницу, он разочарованно стонет, но его тут же переворачивают на спину и Себ входит заново, сразу набирая высокую амплитуду толчков. Теперь им ничего не мешает целоваться. Лэнс обнимает Себа за шею и обхватывает ногами его талию, прижимаясь ближе, его член оказывается зажат между их телами, и двойной стимуляции оказывается настолько много, что Лэнс уверен, что долго он не продерживается.       Себастьян вколачивается в тело под собой сильно и быстро, его пальцы путаются в пушистых волосах Стролла, разметавшихся по подушке. Лэнс стонет от каждой фрикции, короткие ногти царапают спину и бока Себастьяна, а лицо юноши, искаженное удовольствием, представляет собой самую прекрасную картину, которую Себу только приходилось видеть в жизни.       Оргазм закручивается где-то глубоко в животе, темп толчков Себастьяна слегка сбивается. Одной рукой он обхватывает член Лэнса, начиная быстро ему дрочить и чувствует, как неконтролируемо дрожат чужие бедра. Лэнс кончает первым, пачкая их животы в сперме, и следом за ним волна оргазма накрывает и Себастьяна, кончающего глубоко в теле юноши в презерватив.       Когда они оба лежат на кровати, свернувшись в объятиях друг друга, Себастьян, перебирая пальцами волосы своего бывшего ученика, а теперь уже парня, думает о том, что масштабный прокол мироздания, который допустила Вселенная, все же стоил своего.