***
В квартире тихий звон тарелок о столешницу раздается, когда Светлана пустые и полупустые посуду переносила, на столешницу кухонной тумбы ставя. Парни опять стол перенести помогли, а женщина им рукой махнула, чтобы шли они отсюда. Сама уж лучше все расставит, а не так, чтобы мальчики все без разбору впихнули. Холодильник от еды ломился, освобождая от надобности готовить на дня так три точно. Свет горит только на кухне, поэтому парни тихо пробираются по коридору, чтобы Юлю не разбудить случайно, ударившись о чего-нибудь. Васильев на часы смотрит, которые на шкафу подвесном стоят, щурясь, чтобы лучше разглядеть. Час ночи уже. Валера в комнату заходит, а Андрея мать шепот зовет, тот голову поворачивает и смотрит вопросительно. — На полу постелите, только побольше положите, а то пол холодный, — берет последнюю тарелочку глубокую, и ставит ее поверх перевернутой крышки кастрюли. — Спокойной ночи. — Хорошо, — кивает для полной уверенности, — Спокойной ночи. Женщина голову поворачивает, улыбаясь тихонько. Сын улыбку отзеркаливает и в комнату заходит. На кровати Туркин расположился, сел чуть наклоном назад, руки расставил позади и голову в бок повернул, на входящего внимательно смотря. Андрей дверь закрывает тихо, засов затворяя, чтобы внезапно никто не вломился. Оглядывается в поисках дополнительных вещей, которые можно на пол постелить, и вслух проговаривает: — Ща на полу расстелю, погодь немного, — и в сторону шкафа направляется, после чего дверцу его со скрипом открывает и на кортаны садится, начиная рыться в каких-то вещах, которые просто снизу без дела лежат. — Нахуя? На кровати ляг со мной, впервой как будто, ей-Богу, — слышится шуршание одежды и постельного белья, что свидетельствует о том, что кудрявый позу сменил. — Окно зашторь, нехуй открытым держать. — Зачем? — Васильев кивает на предложение старшего в кровать вместе лечь, но на просьбу лишь бровь поднимает, потому что сам по настроению шторы закрывал. — Бля, вот те в кайф с открытым спать или че? Солнце в еблет засветит и пиздец, — рукой всплеснул. — Светлеет поздно же. — Харе доебываться, закрой, блять, и всего. Не слышал что ли, что на сон эта хуйня какая-то как-то там воздействует? Я тя умным считал, — отхаркнулся, издав соответствующий звук, и сплюнуть куда не знает. — Только попробуй тут плюнуть, — Андрей с кортанов поднимается, чуть стопы крутя, слыша еле разборчивое: «Я и не собирался», и хмыкает, — Ага, как же. Иди окно открой и делай че хочешь, зашторишь как раз. Только тихо сделай это все, — слышит мычание согласное и скрип кровати. На улице и ночь хоть, но из-за снега все блеском отдает, хоть и летит он с черт знает какой скоростью. В окно засматривается на снежинки пляшущие и холодок рядом от движения ощущает. Взглядом за Валерой следить начинает. Как тот руку мускулистую в свитере по локоть закатанном вверх поднимает, чтобы окно открыть, силу прилагает. Быстрый смачный харчок на улицу делает и окно спешно закрывает, чтобы тут мини-улица образоваться не успела. — Переодеться не хочешь? — Не, свитер сниму и заебись будет, — языком по зубам передним проводит, ладонью батарею трогает и кивает, что горячая, наконец шторы эти чертовы закрывает плотно. За дверью щелчок выключателя раздается и шаги тихие, а после скрип двери и еще один. Значит, мама спать ушла. Андрей кровать расправляет, одеяло чуть откидывая, а подушка вторая уже убираться никем не собирается, законное место это ее теперь. Лег с краю, место около стены оставляя, ибо проснуться мог посреди ночи и пить или в туалет пойти. — Поди сюда, че ты там копошишься, как копуша, — старший корпусом разворачивается, но взгляд от штор темных не отрывает. — Але, ты со мной еще? — взгляд пронзительный на него обращен. — С тобой еще. Еще раз так меня назовешь, то пеняй на себя — в жбан дам, — и к кровати подходит. Руки к бедрам опускает, предплечья скрещивает и край свитера цепляет, стягивая его через голову. На спинку кровати кидает, из-за чего Васильеву по лбу рукавами прилетело. Тот сопит недовольно, на что супер усмехается. Носки стягивает и на полу оставляет к изножью ближе. После этого коленями на край мягкий становится, из-за чего матрац прогибается под весом его, и через парня своего перелазит, рядом около стены на бок правый падая, лицом к Андрею. Тот сразу ближе пододвигается, льня носом к шее, а руками к груди каменной. Валера руку под боком просовывает и торс обхватывает, ближе прижимая, по спине ладонями проводит. Голову чуть опускает, губами в лоб младшего втыкается и целует, после чего ниже еще опускается и носом на месте поцелуя трется, прося голову от шеи отлепить. Светловолосый посыл понимает, отрывает лицо от шеи теплой, смотрит с ожиданием. Туркин руку к лицу его подтягивает и пальцем большим по щеке проезжает, после к губам нежно прикасается, сразу отрываясь. Васильев лицо нечитаемое делает, ожидая поцелуя нормального. Турбо повторно губами прикасается, только на этот раз плотнее и губы раскрывает, язык между чужих губ пытаясь протиснуть. Те его впускают, и он сразу язык с чужим сплетает, причмокивающие звуки издавая. Руки грудь рельефную оглаживают, по кубикам пресса проезжают, и так все время: от груди к животу и обратно. Валера рукой правой бок сжимает, приподнимая чуть, и гладит, футболку задирая. Вдруг руками торс обвивает и на спину переворачивается, за собой Андрея утягивая. Тот теперь на нем лежит, переходя ладонями на плечи широкие, и предплечья гладит. Туркин поцелуй разрывает да футболку с парня стягивает, чтобы не мешалась, и к свитеру своему кидает. Пальцами по ребрам проходит, вжимая пальцами, из-за чего Васильев дергается резко. Кудрявый в губы улыбается и целует, повторяя поцелуй прошлый. Ладони к костям подвздошным ведет, круговыми движениями их очерчивая, одну рука за спину заводит и под штаны домашние запускает. Фалангой пальца указательного под боксеры забирается, опуская их постепенно ниже. Еще ниже стянуть не получается из-за штанов, поэтому Валера рукой левой на живот давит, чтобы младший приподнялся. Тот слушается и садится, поцелуй разрывая. Это не то, что Туркин хотел, но сойдет. Штаны серые приспускает до колен, заодно и белье нижнее подцепив. Пах сочится предэякулятом, поэтому кудрявый сразу к делу приступил. Рукой по всей длине проводит, на головку иногда нажимая, из-за чего голубоглазый в спине выгибается и на колени сзади облокачивается, которые старший подставил для опоры заботливо. У самого колом стоит, но в первую очередь Андрей. Сам Васильев ладонь к губам ребром поднес, кусая до синяков, чтобы звуков слишком громких не издавать. Кончает в кулак Туркина, самый громкий стон издавая. Обмякает весь, по коленкам кудрявого стекая. Турбо ищет, чем бы руку вытереть. — Футболку мою возьми, внутренней стороной вытри, — устало говорит Андрей, слюну сглатывая. — А мать не заметит случаем, да и ты ходишь в чем будешь? — но все равно футболку стягивает, из-за свитер чуть тоже не скатился. Руку свою и пах младшего вытирает. — Будто футболка одна на весь гардероб, утром завтра стирану, мама и не заметит, — на коленях поднимается, одежду натягивая. Туркин молчит, напряженно губы поджав. Андрей все прекрасно почувствовал, пускай думает, что нет. Наваливается сверху, щекой к груди потной прижимается, вздыхая глубоко сквозь нос. Футболку бы какую надеть, а то некомфортно как-то потным к потному прижиматься. Выжидает пару минут, а после нижней частью тела двигает, по члену в одежде проезжая. Туркин стон тихий издает, устремляя глаза на довольное лицо Васильева. Тот опять сидячее положение принимает и садится на бедра полностью. — Малой, ты че, в край ахуел? — кудрявый рычит, но ничего не делает, только руки за голову заводит, принимая положение удобное. — Может быть, — и двигаться взад-вперед начинает, старшему удовольствие доставляя. Долго ждать себя он не заставляет, изливается прямо в боксеры спустя минуты три, тихо мычание довольное издавая и ладони в кулаки сжимая, из-за чего волосы некоторые на затылке тянет. Дышит глубоко носом, от чего грудь вздымается, на которую младший опять заваливается, на руки подбородком ложась. — Доволен? — губы в улыбке тянет. — Доволен, — руку одну освобождает и к лицу напротив прикладывает, резко за щеку хватая и оттягивая, — только кто бы мне одежду взять сказал, у меня переодеться не во что, балбес. — Мои вещи возьми, — мямлит из-за щеки оттянутой. — А я влезу, по-твоему? — бровь скептически выгибает. — Ты ж миниатюрный пиздец. — Да прямо-таки, — щеку красную трет, недовольно глазами голубыми сверкая, — уверен, что есть че-нить побольше. — Ага, — руку на спину ложит, проводя пальцами по выпирающим позвонкам. Андрей задумчивое выражение лица строит, вспоминая, что можно старшему дать, а себе какую футболку взять. Грязную Турбо скинул на пол, при этом замотав, чтобы ничего не испачкать. Слазит с кудрявого, из-за чего оба морщатся, так как холодок резко по телу пробегает, и к шкафу идет. Вытаскивает оттуда первую попавшуюся футболку, опускается ниже, открывает по памяти ящик с нижним бельем, и на ощупь находит боксеры побольше, которые лежат в самом конце. Футболку натягивает сразу же, а боксеры на кровать кидает. Вроде попал. — На, там где-то валяются. Штаны нужны? — щеку задумчиво чещет. Щиплет еще. Вот же ж. — Я те че, псина что ли? — на кровать садится, ноги свешивая, а после вставая, сразу стягивает с себя все, оставаясь нагим, — Штаны нахуй, не нужны, — белье натягивает, после чего штаны свои черные. — Во, заебок. — Ага, как же, — к парню подходит и в грудь пальцем тычет. Тот палец перехватывает, тянет, из-за чего сустав хруст издает, и на кровать садится, на коленки к себе притягивая. Поцелуй только на губах легкий оставляет, после чего Васильев с колен соскакивает, на кровать ложась. Валера рядом заваливается, опять Андрея к себе притягивает, прохладную футболку по спине поглаживая. Ногой одеяло скомканное чуть подтягивает, левой рукой подхватывая и накрывая обоих. — Спокойной уже, обалдуй, — в нос целует. — Спокойной, — зевок, — ночи, Валер. И комната в тишину погружается.***
Утро темное, метель все за окном воет, никак не успокаиваясь. Андрей глаза медленно разлепляет, ладонь холодную на лоб кладет. Голова трещит, хотя он не выпивал ни черта. Только ночью просыпался воды попить сходить да в туалет заскочить, случайно Валеру разбудив. Благо, что тот спросонья был и заснул сразу же. Спиной грудь крепкую ощущает, которая при каждом вздохе ближе прижимается; рука одна под головой лежит в согнутом положении, а другая на бок Васильева завалилась, уйти не давая. Аккуратно руку убрав, с кровати встает, босыми ногами на пол холодный ступая. Неприятные ощущения ступни пробивают, потихоньку вверх проскальзывая. Бредет к двери, щеколду отдергивает и дверь наполовину отворяет, чтобы она скрип мерзкий не издала. В квартире тишина стоит, прерываемая щелчками часов, у которых бегут стрелки. Андрей к двери матери подходит, открывает чуть и прищуривается, чтобы в темноте все получше рассмотреть. Юля на кровати около стены развалилась, сладко посапывая, а сама Светлана с краю расположилась, обе руки под щеку подложив. Кивнув самому себе, Васильев дверь закрыл тихо, и на кухню свой путь продолжает. Выключатель пальцами нащупывает и включает. Свет в глаза ударяет, из-за чего Васильев щурится, постепенно привыкая. На часы смотрит и нечитаемое лицо делает. Без пятнадцати, блять, шесть. Ебана рот. Вздыхает тяжело, порог переступает и к крану идет, кружку первую попавшуюся хватает. Воду наливает и пьет медленными глотками. Оставшуюся в раковину выливает и губы от влаги облизывает. Ставит кружку на стол и уходит с кухни, щелкнув свет. В комнату заходит, носом шмыгает, дверь на щеколду закрывает и к кровати теплой плетется. Ложится, устраиваясь поудобнее. — Тебе че не спится нихера? Все время ползаешь куда-то, — неожиданно голос раздается, пугая светловласого. — Я тебя разбудил? — мычание согласное и нос холодный к шее прижимается. — Извини. — Да похуй ваще, все равно ща отрублюсь, спать ебать как хочу, — трется нежно, — ты тоже спи, нехуй шастать. — Ага, — подбородок чуть выше подтягивает, чтобы на макушку кудрявую было удобнее им лечь. Так и засыпают.***
В этот раз Валера первым просыпается, чувствуя себя бодрым. Глаза распахивает, из-за чего вид на шею белую открывается. Вылазит из под некой защиты и на локоть головой опирается, спящего рассматривая. Красивый, зараза. Локоны его блондинистые, губы пухлые. Зацеловать бы их до крови, чтобы еще пухлее стали. Туркин сам от себя подобного не ожидал: он, пацан ровный, по понятиям всю свою жизнь в группировке живущий, подобных типов презирая, взял и влюбился. В парня. В такого же, как и он, группировщика. Первое время, конечно, его мало кто достойным звания «универсамовский» считал, но после некоторых событий было принято единогласное решение, что Пальто пацан свой, такой же, как и они все — доверять можно. Ладно, блять, друзьями хорошими стать, дак нет же, сердце Турбо при виде Андрея биться начинало как не в себя, ладошки потеть, а взгляд без необходимости на голубоглазого не падал. Из-за потеющих ладошек он все время руки об одежду вытирал, из-за чего сам Васильев его побаивался, так как это выглядело так, будто ему в еблет всекут. Конечно, Туркин это потом маскировать мастерски научился, чтобы никто его нахуй за такое из группировки не вышвырнул. Кулаками по вечерам дома о стену без остановки бил — принять не мог, что он педик ебаный. Прятал-прятал свои чувства, и вот что в итоге это вылилось: сама причина его страданий сейчас перед ним, он в его доме и он в ладах с его семьей. Как свой уже здесь. У него даже щетка своя в ванной стоит. Светлана позаботилась. Костяшки у него после приплетения к семье Васильевых заживать быстрее начинали, как и все раны на теле. И на душе тоже. Сколько себя помнит — родители его пили и пили. Всю жизнь. Им плевать в принципе на сына было, главное, чтобы деньги на алкоголь были. От одной бабульки слышал, что мать его нормальной была, но из-за отца тоже запила, так как тот нагнетал все время. Так бросить и не смогла. Любви он никогда не чувствовал, а про бабушек и дедушек вообще ничего не слышал. Как только с Андреем общаться начал, дак сразу и любовь почувствовал. Узнал, что это за штука такая, когда родители на тебя не забили, а жизнью твоей интересуются. Светлана мать прекрасная, хоть бывает и излишне эмоциональна, но она тащит на своих плечах хрупких двух детей, третьего под свое крыло подбирая. Заботится о нем, спрашивает вдруг чего, радуется искренне, когда на улице или на пороге дома встречает. И целует в щеку. Этот жест окончательную глыбу в сердце Валеры растопил. Слишком он личный. Только для матери и ее ребенка. Парень, когда это впервые произошло, губы плотно поджал, чувствуя, как в глазах щипать начинало, но так и не полилось. Улыбка легкая на лице расцветает, моменты хорошие вспоминая с семьей Васильевых связанные, и из задумчивого состояния выныривает, когда из щелки двери свет видит. Это говорит о том, что мать семейства уже на своей территории хозяйничает. Ладонью по щеке гладит, веко большим пальцем поглаживая, и поцелуй невесомый на губах оставляет. После садится, перескакивает через Андрея, свитер свой берет и натягивает. Дверь открыть пытается, но она не поддается, из-за чего Валера завис на пару секунд. Вспоминает смутно события сегодняшней ночи и засов отворяет, выходит и дверь прикрывает. Светлана, слыша скрип двери, оборачивается. — Ох, Валерочка, утро доброе, как спалось? — достает что-то из холодильника, рассматривает и обратно ставит. Не то. — Доброе, теть Свет, спал отлично, — стул отодвигает из-под стола и садится, локоть ставит и на ладонь подбородком ложится. — Не штормит? — роется что-то. — Не, все в порядке, — голос какой-то странный, да и носом шмыгает. Странно. — Слышала, что метель еще дня три идти будет, у нас может останешься? Негоже по такой пурге идти. Родителям твоим позвоним, чтоб не волновались, — опять не то. Да что ж такое-то. — Неудобно уже как-то получается, теть Свет, — щеку неловко чешет. — Ой, да не смущайся ты, все в порядке, я и дети точно против не будут, — вытаскивает опять что-то, — Слава Богу, нашла, наконец. — Что искали? — смотрит заинтересованно. — Рыбку под шубкой, — ставит на стол холодную еду, — будешь? — Не, спасибо, я утром не ем. — Прямо как Андрей. Вам кушать побольше надобно, а не с желудками голодными ходить, — оглядывается в поисках ложки, примечая ее только в раковине. Подходит, моет под водой холодной и капельки струшивает. Садится и уплетает салат с удовольствием. Валера улыбается на эту картину. — А ты чего гундосишь? Заболел али как? Парень глаза распахивает шире.***
— Так, Андрюш, смотри: это от жара, это от насморка капли, вот эти желтые, которые побольше, от тошноты вдруг чего; а те, что желтые поменьше, те от горла, — Светлана на коробочки разные указывает, черт знает какой раз это все повторяя. — Ма, я помню, да и у Валера только насморк и горло болит, чего суетишься-то? — парень мать прерывает, недоуменно моргая. — Мало ли, перестраховаться все же стоит, — женщина сумку на плече поправляет, нервно глазами по коридору бегая, — так, вроде все взяла, ничего не забыла. — Мамочка, а почему мы уходим? — дергает за рукав женщины девочка. — Потому что, донечка, Валерка заболел у нас, — Светлана головой качает. Они уходят к подруге женщины, с которой они успели хорошо подружиться, и которая так удачно пригласила в гости на пару деньков. Ну или просто пригласила, а мать попросила на день-два у них побыть. Та с радостью согласилась, говоря, что Любочка — дочь ее — рада будет Юле. Светлана ломалась некоторое время, идти все же или нет, пока сын ее не уговорил пойти, раз сама и предложила. Та подружка пообещала, что за ними подъедет на какой-то там машине ее муж. — Выходить бы уже, — сапоги до конца застегивает, пальто свое поправляет ладонями, на мальчиков внимательно смотря, вспоминая, не забыла ли чего. Не вспомнив того, что она могла забыть, девочку за ручку берет и парней в щеки целует. — А что это за пакетик? — указательным пальцем свободной руки Юля в угол куда-то тычет. Взгляд все переводят. — О, это я конфет принес да забыл, можете с собой взять, — говорит хрипло Туркин, после чего девочка на мать щенячьи глаза переводит. — Ох, хорошо, бери, — Юля подскакивает с места и пакетик в ручки берет, заглядывая. На улице гудок машины глухо слышен из-за воющей метели. — Так, мы пошли, не скучайте и, Валера, выздоравливай, — дверь открывает и выходит. — Пока-пока-пока, братик и Валерочка, — ручкой машет и за матерью выскакивает, шурша пакетом. Щелчок двери. Андрей взгляд на Туркина переводит, разглядывая всего. Щеки у того красные, нос красный и глаза уставшие. Температура поднимается. Блять. — И как ты умудрился так? — подходит ближе, ладонь на лоб ложит, задумчивое лицо делает и голову старшего наклоняет, чтобы губами ко лбу притулиться. — Нечего по такой погоде ходить. — Нахуй спрашивал тогда, если знаешь, — Турбо глаза устало прикрывает, дышит тяжело. Андрей микстуру от кашля подхватывает со столика, открывает и нужное количество в специальную емкость наливает. Горькое оно. До ужаса. Валера это знает, из-за чего губы кривит, зубы чуть обнажая. — Давай-давай, нечего медлить, — выпивает все, лицо скривив и рвотный рефлекс предотвращает. — Молодец, — и в щеку целует. Не любит Валера болеть.***
Как и предсказывала Светлана — метель еще три дня продолжалась, на утро четвертого дня лишь стихая. Столько же и Туркин болел, микстуры и таблетки отвратительные пил, от которых его до сих пор коробит. С метелью как будто и болезнь ушла. Ну и хорошо, иначе кудрявый день еще бы не выдержал. Теперь спокойно может в губы Андрея целовать, и тот нос не воротит, говоря, что заразиться не хочет и можно только в щеку. И всю эту хуйню собачью пить не надо. Несомненно, эти дни он провел прекрасно, не считая болезни. Три дня с любимым наедине. В обнимку на одной кровати лежали, пока у Валеры голова раскалывалась от температуры, а таблетки особо не помогали, или когда старший спал, ибо болезнь все силы отнимала. Андрей в такие моменты его волосы перебирал, лоб мокрый футболкой протирая, и нежно лицо расцеловывал, только к губам не прикасаясь. У Туркина горло раздирало изнутри, поэтому Васильев чай горячий делал с медом, чтобы хоть легче стало. Когда кудрявый чихал без остановки, а младший ему заботливо платок носовой давал, чтобы нос и рот прикрывал. Сейчас же Светлана с девочкой вернулись, вещи, которые с собой брали, по местам раскладывая. Точнее раскладывала только женщина, а девочка парней донимала, прыгала рядом, хныкала, что скучала. Валера ее на руки подхватил, на плечи посадил, из-за чего она заливисто засмеялась. Андрей сзади за ними ходил, подстраховывая на всякий случай. Женщина из комнаты вышла, ладошки друг о друга похлопала, пыль стряхивая, и на кухню ушла, поесть чего положить. Девочку пообедать зовет, поэтому кудрявый с плеч ее стаскивает, на пол аккуратно ставя. Юля бежит на кухню, по полу ножками стуча. Туркин лицом к окну оборачивается, где Васильев стоит, и за ладошки его берет, пальцы перебирая, а после к губам подносит и целует, в глаза напротив внимательно смотря. Светловласый одну руку высвобождает, на щеку ее кладет и гладить начинает, большим пальцем под веком нижним проезжает, а указательным линию роста волос около уха очерчивая. И клюет быстро в губы. Улыбаются и на кухню идут, где Светлана историю рассказывает, которая в гостях произошла: что Юля с Любой в краске испачкались, после чего их отмывать пришлось, или то, как Юля в ванную случайно навернулась. Парни посмеиваются, еду подогретую пережевывая. После всего парни собираются выбраться на улицу, ибо давненько в качалке не были, где, сто процентов, собралась большая часть универсамовских. Юля хнычет, что с ними хочет, но мать запрещает, говоря, что не надо ей туда. Поэтому она в штанину Валеры вцепилась и отцепляться в ближайшее время не собиралась. Туркин еле как ладошки оторвал от штанов своих, на руки поднял и успокоил. Мол, не навсегда же уходим, найдется время, когда она с ними погуляет. Девочка еще слезы пару минут попускала, но в итоге кивнула с лицом обиженным. Кудрявый ей по носу щелкнул, из-за чего она ладошками за него схватилась, широко раскрытыми глазами на парня смотря. Он ей говорит, чтоб не обижалась, что они через пару дней с ней гулять на горку одну пойдут. У Юли глаза сразу загораются, все обиды забываются и она теперь с нетерпением ждет того дня, когда они пойдут на горку. Утихомирив сестру младшую, Андрей к прихожей небольшой идет, обувь свою надевает с пальто, в кармане которого ключи от дома лежали. Прокручивает ручку двери с обивкой, а на второй засов отворяет, открывая дверь железную. Обувь Валера зашнуровывает быстро, и куртку надевает, из рукава которой шапка выпадает. Он ее поднимает и натягивает. Светлана в руки пакет с едой впихнуть пытается, только Туркин отнекивается, якобы за эти дни он уже у них поел. Женщина вздыхает, в щеку парней целует и на улицу отправляет, к дочке идя. Они с лестниц летят, чтобы побыстрее на свежий и морозный воздух выбраться. Только перед тяжелой металлической дверью Турбо за рукав младшего хватает, на себя тянет. Васильев в грудь широкую впечатывается, после чего его лицо за щеки вверх тянут и целуют быстро. И отпускает. Какого хуя. Андрей смотрит недоуменно, на что кудрявый только улыбается, толкая дверь подъезда. Как только они на крыльцо вываливаются, то Марата видят, который к другу своему лучшему идет. Брови удивленно поднимает, когда Валеру замечает, и сигарету быстро в карман обратно запихивает, которую только закурить собирался. Ближе подходит, руки им жмет и спрашивает: — А вы че вдвоем делаете? — хмыкает, подозрительно прищуриваясь. Слушки он еще помнит, ибо такое хуй забудешь. Хотя правда это или нет он не ебет. — Тебя ебать это как-то должно, Маратка? — вспыхивает моментально. Как бы то ни было, но за подобные подозрения он и въебать может, ибо из-за какого-то барана, который себе хуйню накрутил, о них с Андреем слушок и пополз. Эдакий баран в больнице пару деньков и провалялся. Суворов головой мотает только, а после тему меняет, разговаривая о том, как он эти дни в доме своем провел и как отец до него доебывался. Васильев его слушает внимательно: головой иногда качнет, посмеется где-то, а в нужный момент нахмурится. Супер сигарету из пачки последнюю вытащил, в голове прикидывая, когда в магаз сгонять надо будет, и закуривает, тоже Марата слушая, хоть и виду не подавая. Они по сугробам идут, ибо народ только на улицу выходить начинает. Марат возмущается, снег пинает, с дороги его чуть убирая. Только это мало чем помогает. По пути в качалку они Зиму встречают, который выглядит так, будто его только с кровати подняли, хотя на улице час дня уже. Здороваются с ним, на что тот головой машет только и руки пожимает. Спит еще, видимо. До Турбо еще даже не доебался, хотя каждая их встреча с подъебов и начиналась. Младшие спереди идут, а старшие чуть сзади, чтобы дымом никотиновым некоторые не дышали. Да и вопросики некоторые обкашлять надобно. И еще Вахит проснулся, начиная до Валеры доебываться, на что тот голос свой с каждым словом громче делал. Сигарету он уже киданул куда-то, готовясь кидануть так же и Зиму. Хватает его под грудки неожиданно и в снег валит. Тот его в ответ ухватить успевает, и в итоге полностью в снегу оба оказались. В снегу барахтаются, придушить друг друга пытаясь, пока Марат ржал как не в себя, а Андрей с лицом нечитаемым стоял. Только недавно этого придурка вылечили. Получилась ничья, поэтому старшие встали и отряхнули себя от снега, возобновляя путь, будто ничего и не было. Андрей оборачивается чуть через плечо, отвлекаясь от эмоционального рассказа Марата, и со взглядом Вахита встречается, который как кот чеширский улыбается. Вот он-то как раз таки и знает все, ибо один раз наткнулся на них, после чего до Пальто доебаться решил, пока в качалке нет никого. Васильев, естественно, отрицал все, но Зималетдинову доказательства и не нужны. Попросил только, чтобы в следующий раз места другие выбирали. На этом и закончили. Светловолосый кивает ему, получая кивок в ответ, а после взгляд на Турбо переводит, который с хмурым лицом наблюдал за ними. Улыбается ему чуть, чтобы его недовольное лицо хоть сгладить, на что-то кудрявый только бровь одну поднимает, смотря как на идиота. Васильев только глаза закатывает от негодования, и к Марату возвращается, пытаясь понять, про что его друг сейчас говорит. Вот они уже до качалки доходят, на улице которой пару знакомых лиц стоит, куря и снежками друг в друга кидая, как дети малые. Подходят, здороваются со всеми, Зима с Турбо у кого-то по сигаретке стреляют, а Андрей с Маратом в помещение идут, в котором хоть и немного, но потеплее, чем на улице. Как и ожидалось, там находится большая часть универсамовских, некоторые из которых даже не уходили отсюда как метель началась. Лампу Марат за голову хватает, начиная качать из стороны в сторону, пугая того. Несколько человек сбоку приветствуют Андрея, на что он взгляд на них переводит и в ответ здоровается, особо в лица не вглядываясь, а после они утаскивают его с собой, что-то про пианино обсуждая, на котором Васильеву сыграть бы. Светловолосый кивает, задумываясь, какие ноты нужны будут под ту или иную песню, про которые ему говорят. В помещение воздух холодный врывается и скрип двери старой, оповещая, что в качалку кто-то зашел. Андрею дела до этого не было, пока голоса Туркина не услышал. — Так, братва, я все, конечно, понимаю, праздники и погодка ахуенная, но расплываться нам тут не нужно, так что некоторые особые личности будут бить друг другу ебала, — улыбается зловеще, смотря на тех парней, которые забылись словно, что они в группировке, а не на прогулочке какой. Ну или на тех, кто ему насолить в жизни успел. Сглатывают некоторые, из-за чего кадык дергается, и имен своих ждут, будто бы их на казнь зовут. Турбо лицо серьезное корчит, имена называя, после чего двое парней на ринг выходят. Андрей за этим особо не наблюдает, ибо неинтересно ему как-то. Таким темпом час пролетает, на ринге все больше капель крови появляется. Старшики смеются бывает, причитая, что нехуй забываться, и наконец Валера прекращает некое развлечение. По качалке гул недовольный проходится, на что супер отвечает: — Хули завыли тут? Если дальше продолжим, то человек под сорокет проебем, слягут куда и че делать, — опять лицо хмурое делает, ждя каких-либо возражений, коих не оказывается, на что улыбается довольно. — Ну вот и порешали, — и уходит сам заниматься. Андрей скептически смотрит на него, чуть уголок губ приподнимая. *** — Не, ну ты видел, как Ласкут въебал-то смачно? Ебать я ржал тогда, — и сейчас смех его раздается на улицу всю, из-за чего некоторые люди от него шарахаются. — Видел я, рядом же был, — в шарф укутывается, брови хмуря из-за холода. — Да ну, ты как обычно втыкаешь куда-то, я те так и поверил, — по плечу хлопает и к себе прижимает. — Ты че творишь? Тебе тех слухов мало было или че? — вырваться пытается. — Та чо ты, братки так и делают, нехуй париться, — ухмыляется только, рукой шею обвивая. — Это сейчас выглядит так, будто ты меня придушить пытаешься, а не как братка обнять, — брыкается, пытаясь руку эту скинуть с себя. Валера только смеяться громче начинает, рукой другой в карман куртки своей залезая. Жвачку там находит, которую кто-то подогнал, и Андрею ее дает, который распаковывает ее и в рот закидывает, фантик в карман кладя. Вот уже многоэтажка виднеется, в которой Андрей живет. На крыльце останавливаются, смотрят друг на друга и сказать не знают что. — Ну, я погнал, — волосы светлые тормошит, которые из-под шапки будто из урагана. — Не зайдешь? — льнет к прикосновению ближе. — Я и так сколько у вас пробыл, сегодня надо домой сгонять, родаков хоть проверить, — улыбается чуть, моргая медленно. Васильев мычит понятливо и улыбку отзеркаливает. Турбо осматривается по сторонам, никого ни в окнах, ни на улице не примечая, и к губам еле теплым припадает, языком их обводя. Андрей его за локти хватает, смотрит в глаза напротив и прищуривается. Губы свои приоткрывает, пропуская язык юркий, со своим его сплетая. Слюна общая образовывается, которую Васильев сглатывает, чтобы не мешалась. Язык зубы его обводит, по небу проезжается, и к губам возвращается. В глаза друг другу смотрят не моргая, лишь щурясь немного. От удовольствия Туркин мычит, от чего щеки младшего не только из-за холода красными становятся, но и из-за смущения. Ладонями руки гладит рельефные, на мышцы чуть нажимая, к шее сильной поднимаясь. Обнимает руками, ближе притягивая, на секунду поцелуй прерывают, чтобы отдышаться, и глаза прикрывают. Голубоглазый опять чувствует, как к его губам чужие губы прикасаются, и все так же пропускает. Валера слишком увлекся, что не заметил, как кто-то в соседнем подъезде дверь открыл. Благо, это заметил другой, поэтому язык чужой чуть прикусил. Туркин с шипением отстраняет, а после опять на губы налетает, покусывая до крови. — Вот же ж гаденыш мелкий, — отходит на пару метров, губы свои облизывая от крови чужой. Взгляд на мужика какого-то пьяного кидает, губы кривит и обратно глаза на Андрея возвращает. Голубоглазый голову в бок наклоняет, рассматривая эту картину, — Лады, бывай, я пошуршал и ты давай, — ждет, пока фигура хрупкая за дверью скроется, и сам уходит, к дому своему бредя. Завтра они снова встретятся, по углам всяким целоваться будут, а при пацанах только руки пожимать. Валера уже с нетерпением ждет нового дня, чтобы все свои задумки выполнить.