крабовые палочки

      Серëже казалось, будто в каждой благополучной семье обязательным атрибутом является наличие новогодней традиции. Определённого таинства, способного сплотить всех в канун волшебного праздника. В этом году Разумовский решил, что и в его новоиспеченной маленькой, состоящей всего из двух человек семье, должна возникнуть такая традиция.       Наступил самый значимый день декабря — тридцать первое. Сегодня пара собиралась жить также, как и все остальные дни в году. Разве что Максим пообещал после того, как сделает всю работу, показать Разумовскому обязательный, по его мнению, к просмотру праздничный фильм — "Один дома".       Серёжа в свою очередь решил, что пришло время для обыденных для других людей, но не для него самого, посиделок за столом в ожидании торжественных курантов. И не важно, если пир выйдет скудным, главное, что он сделает всë сам. Своими руками — значит с душой.       Ещё немного посомневавшись и потаращившись на яйца, словно на пришельцев с другой планеты, Серëжа принялся старательно нарезать продукты на крабовый салат, который Макс возносил в разряд какого-то великого божества, стоящего чуть ли не рядом с самим Иисусом Христом. Разумовский вдруг невольно вспомнил, что Максим терпеть не может готовку в любом виде, и это вызвало на лице небольшую ухмылку.       Серëжу искусному шинкованию само собой никто не учил, ведь всю жизнь, которую он провёл в питерском "доме малютки", ему на стол прилетала уже готовая еда. Не самая изысканная, уровня школьной столовки, но другой он и не знал.       И отсутствие опыта сказалось, ведь спустя пару минут старательной нарезки крабовых палочек, нож предательски скользнул мимо, чуть не откромсав "великому повару мишлен" добрую половину указательного пальца. На всю дорого обставленную в современном стиле кухню, украшенную настоящей четырёхметровой (благо высокие потолки позволяли) елью без единой новогодней игрушки (они оправдывали отсутствие побрякушек своей любовью к простоте в интерьере), раздался протяжный стон, оказавшийся настолько громким, что Максу невольно пришлось сместить своё внимание с монтажа предстоящего видео на вопли из соседней комнаты. — У тебя тут все нормально? – Тарасенко спросил с неподдельным интересом, ведь их с Серëжей жилище всегда имело собственную отличительную черту — в нём всегда царила звенящая тишина. Даже когда они разговаривали между собой, они невольно делали это шëпотом: уж очень сильно оба ценили тихую домашнюю обстановку. И их огромный храм в центре Питера просто не позволял говорить громче: из-за его размеров любое повышение голоса на одну тысячную децибела способствовало до нервного тика раздражающему эхо.       Серёжа старательно пытался скрыть следы преступления против самого себя. Он обмотал палец бумажным полотенцем, и с натянутой улыбкой повернулся к сожителю, выражением лица как бы показывая: "У меня все нормально!". Однако это было не так, и Макс заметил, потому что кровь предательски капнула на блестящие от чистоты мраморные полы. — Ты вообще чем тут занимаешься? Решил торжественно покончить с собой в самый разгар праздника? – голос, как всегда спокойный, не передавал всей встревоженности, вызванной возникшей перед Максом ситуацией. Что его парень забыл на кухне с ножом в руке? О самом разгаре готовки Тарасенко явно не догадывался, и его за это нельзя было винить, ведь за всë время их с Разумовским отношений это было нечастое явление: оба ужасно не любили готовить, и, раз уж бюджет позволял, они никогда не отказывали себе в доставке.       Макс уже было подумал, что Серёжа правда решил как-то себе навредить, что у него, не дай Боже, случился очередной приступ, что Птица посмел снова напомнить о себе, несмотря на долгий и мучительный для них обоих, но плодотворный путь терапии, и жуткая паника уже было начала подступать к горлу... Но Разумовский вовремя, все еще держа на боевой ране бумажное полотенце, неуверенно отшагнул в сторону, открыв Тарасенко вид на забавный новогодний натюрморт, состоящий из открытой банки кукурузы, яиц и любимых крабочек, лежащих на деревянной доске.       Максим ещё пару секунд судорожно переводил зрачки с парня на возникшую перед ним картину и обратно, а после с облегчением выдохнул. Однако тревогу в нём всё ещë провоцировала сочащаяся кровью глубокая рана у Серёжи на пальце, и Тарасенко решительно зашагал навстречу Разумовскому, дабы оказать ему первую помощь.       Но внезапно вспомнил. — У нас ведь нет аптечки, да? – Макс уже понял, что это был скорее риторический вопрос. В ответ Серёжа, стыдливо поджал губы и неспеша закивал головой в знак согласия.       Тарасенко взял одной рукой поверженную ладонь Сережи, а другой открыл кран. Макс подставил глубокий порез под обжигающий холодом напор воды, приказав Разумовскому стоять на месте и не двигаться, после чего удалился в их общую спальню. Нарыскав там свою небольшую чёрную сумку через плечо, Тарасенко принялся копошиться в ней в поисках пластыря. И нашёл.       С полученным трофеем Макс быстро вернулся на кухню. Серёжа всё также стоял с вытянутой над раковиной рукой, вертел её туда-сюда и рассматривал, как будто ища в своей раненной конечности нечто более интересное, чем гудящий от боли порез. Максим вдруг присел на диван и подозвал парня к себе. Тарасенко, предварительно подув на рану (в чëм не было особой необходимости, он просто захотел таким жестом проявить свою заботу), решительно налепил на неё пластырь, а после начал осматривать руку, и глаза его сияли от гордости за проделанную работу.       Макс поцеловал Серëжу в лоб, и тот обмяк, наконец избавившись от напряженности, возникшей после проигранного поединка с кухонным ножом. Тогда Тарасенко, расплывшись в улыбке, уверенно спросил у него: — Хочешь нарядить ëлку?