Глава I
27 декабря 2023 г. в 11:36
Холодный ветер поднимал непроницаемую завесу из хлопьев снега, которые, тая, обжигали не слабее царившей в этих пустошах стужи.
Некоторые каменные глыбы, ютившиеся у подножия длинных и безликих, испещрённых пещерами, холмов и скал, были слишком крутыми, как мальчик знал неведомым чувством, для того, чтобы по ним мог забраться или спуститься обычный человек.
Ребёнок не знал никакого языка, но появлявшиеся в его голове мысли были яркими, чёткими, последовательными и всеобъемлющими. Он точно знал, как зацепиться за уступ, сколько силы нужно приложить для того, чтобы перемахнуть на другую сторону и как воспользоваться внезапно возникшим скольжением обнажённых ступней, словно слышал безмолвные инструкции, порождённые собственным разумом.
Мальчик укрывался днём в пещерах, в подобных той, в которой он осознал себя. Он помнил тот мрак лабиринта тоннелей, шипение неких существ, обитавших где-то в глубине, когда он впервые покинул некую металлическую сферу, в которой лежал днями. Он помнил, как почувствовал движение воздуха в доселе затхлом пространстве и как поднял голову вверх, увидел далёкое небо сквозь покрытую сажей дыру, через которую мальчик, по всей видимости, попал в сердце горы. И с первыми озарениями пришли первые догадки о том, кем он является на самом деле.
Тогда ребёнок покинул своё убежище, только увидев выход. Он взбирался по почти отвесным и неровным стенам несколько часов, скребя пальцами холодные породы. Борясь с жжением мышц и спазмами после непрерывного подъёма, в конце концов, он оказался на белёсой вершине — весь в грязи, изодранный, с окровавленными руками, порезы на которых на глазах обращались из алых ран в рубцы и гладкую плоть. Ноги были по колено в хрустящем снегу. Ребёнок, съёжившийся от мороза, жмурил глаза и лихорадочно оглядывал обстановку.
Мальчик оказался на свободе к часу рассвета. Иные, возможно, восторгались бы тем, как оранжевая кромка солнца золотит сугробы и низкие облака, но ребёнку было почти больно на это смотреть. На какое-то время он спрятался в тени давно забытых руин из серого камня, у обветшалых остатков стены некогда, наверное, прекрасного строения, стоявшего тут, а ныне сгинувшего.
Тем не менее, мальчик не стал долго оставаться у нового пристанища, ему было холодно и его тело — слишком худое, но неестественно сильное по меркам обыкновенных детей — мучал голод. Он начал искать спуск вниз, зная, что ничего не добьётся на этой заброшенной вершине.
Он обнаружил остатки лестницы почти сразу, ведомый необычным зрением и инстинктами. Ребёнок шёл, оглядываясь на окружающую его природу, объясняя явления с точностью и деликатностью самого одарённого учёного.
По прошествии какого-то время он оказался в близлежащей долине. Внизу, в неизученном мальчиком крае, было не так холодно, как на горе, хотя плотные слои снега также лежали на земле, а вдыхаемый воздух жёг горло, как и прежде.
Мальчик побрёл на поиск добычи. Благодаря своим обострённым ощущениям он увидел медленно выискивающего спрятавшуюся траву оленя.
Решив, что животное является подходящей целью, он тихо приблизился к нему и прыгнул вперёд в диком рывке. Его пальцы вцепились в не успевшие осознать угрозу глаза оленя, почти полностью погрузив руки в голову добычи и пробив мякоть мозга. Зубы мальчика жадно вцепились в обмякшую плоть, разрывая кожу и упиваясь мясом. Он ловкими движениями содрал шкуру и закутался в неё, как в кровавый саван, а затем потащил одной рукой оленя за рога, оставляя за собой красную борозду.
Тем же днём он нашёл пещеру, в которой он провёл всё время, пока светило солнце, разделывая свою добычу.
Время шло, ребёнок рос. Он понял, что ночь для него куда приятнее и то, что в ней можно совершенствовать свои таланты охоты, растущую силу и ловкость. Мальчик изучал мир, продвигаясь всё дальше и дальше от того места, где он проснулся в первый раз. Но с возрастом к нему пришли и кошмары — мимолётные наваждения во снах и наяву, предвещавшие то, что ещё не произошло. Они были способны и помочь, и запутать. Эти мгновения прозрения вызывали боль, но их появление прокладывало ему путь.
И, наконец, сейчас он карабкался вниз, с места, которое он избрал своим очередным убежищем, увидев в ночи мерцание огня. Это было явление, которое раньше вживую он не видел — хотя и знал, что это произойдёт — и теперь горел любопытством.
То расстояние, которое он раньше преодолевал за минуты, теперь нуждалось лишь в секундах. Его увеличившееся, однако всё такое же худое тело покрывало грубое подобие разнородной накидки из содранных шкур.
Он приблизился на достаточное для наблюдения за огнём костра удаление за несколько минут, бесшумно двигаясь в ночи, огибая встревоженных чем-то мелькнувшим хищников.
Мальчик, уже не бывший мальчиком, заметил людей. Без сомнения, он знал, что это были люди. Он и сам ощущал некое родство с ними, пусть и был большим, чем простой человек. Внешне люди были похожи на него, хотя он видел лишь проблеск своего отражения в воде, в свете луны, очень давно. Впрочем, общим сходством всё и ограничивалось: один из путешественников был светловолосым и голубоглазым, другой же отличался от него, будучи смуглым и его волосы отдавали сединой. Черты лица наблюдателя же были созданы так, чтобы служить цели его существования и внушать ужас — чёрные волосы, смоляные глаза, острые зубы, болезненная бледность и впалые щёки — и ни одно живое существо не могло бы сравниться с ним на этой стезе.
Мальчик продолжил наблюдение. Он слышал звуки, благодаря которым они общались. Он знал, что это язык. Он знал, что и сам в будущем будет говорить на многих из них.
Понимание лингвистических конструкций и формул пришло само. Мальчик слышал речь людей и чем больше слушал, тем сильнее углублялся в примитивный базис, прослеживал образование родственных слов из одних элементов.
Он слышал про некий Данстар и о Виндхельме, город, который поражал своей мрачной величественностью. Слышал о высоких шпилях Дворца Королей и о влачащих жалкое существование жителях Квартала Серых. Мальчик запоминал описания тепла уютных таверн, но и духа ненависти и нетерпимости. До него доносились упоминания грязных притонов и отвратительных подробностей низменных наслаждений.
Мальчик прикрыл глаза и стал создавать в воображении образы мест, о которых говорили эти путники. Он строил предполагаемую планировку улиц и представлял их возможные особенности, исходя из новых деталей и заложенных знаний архитектуры.
Разговор странников перешёл в иное русло. Чем темнее становилась ночь, тем более пугающими становились истории. Люди начали говорить почти шёпотом, рассказывая об обитателях ночи, о вампирах, которые уничтожают деревни и на которых охотятся во всех владениях Скайрима.
— ...Говорят, то что они похищают семьи и держат их в кладовках, как мясо. Быть в плену у вампира — медленно сходить с ума и ждать своей смерти.
— Я слышал, что они боятся серебра, — сказал другой собеседник, показывая серебряный кулон, — вот кого-кого, а меня они тронуть не посмеют.
— Идиот ты, Маттью. Рассказывают о серебряном оружии, а не медальонах, как у тебя — оторвут тебе голову и полакомятся остальным телом.
— Сколько нам ещё до Виндхельма, Эгиль? — внезапно спросил Маттью.
— Испугался, бретонец? — рассмеялся светловолосый Эгиль. — Боишься то, что нас кто-то услышит? Это просто истории.
— И всё же, сколько ещё нам?
— Ну, пару дней уж точно. Посмотрим, может дольше, в эту пургу ни черта не видно.
Мальчик открыл глаза. Его взгляд оказался расфокусированным, созерцающим то, что не должно было быть здесь — перед его мысленным взором пробежала нить видений, чей смысл был понятен. Он мог уйти обратно, испариться в тенях и продолжить отчуждённое существование на бескрайних просторах, с которых явился, избегать редких встреч с разумными существами и, быть может, изменить своё будущее, или же сейчас выйти вперёд, явить себя двум людям, которые будут нести бремя этой встречи в течение всей своей жизни, они поведают своим друзьям шёпотом о том призраке, которого они встретили, и когда вести о свершённых этим существом деяниях достигнут их ушей, то они станут дрожать от судьбы, какой они избежали. Какое-то время. Они и не подозревают того, что от рока не сбежать.
Когда последняя мысль проскользнула в его сознании, мальчик оказался на свету.
Эгиль впервые оказался в путешествии в девять лет.
Он жил со своей семьёй в одной из деревень, подвергшихся нападению банды Наживы. Его отец, мать, сестра умерли во время пожара, когда разбойники подожгли их дом. Только он один смог спастись, когда его родственников поглощал огонь, они из последних сил помогли ему сбежать через высокое окно. Эгиль до сих пор носил ожоги на спине, как память о том событии.
В его скитаниях ему приходилось видеть многое. Он слышал стоны раненных в военных лагерях, в которые его несколько раз заносило, видел, как люди гнили заживо, был свидетелем насилия солдат над мирными жителями после войн «освобождения». Конечно, жизнь вынуждала его и убивать, и убивать не всегда плохих людей, просто когда перед тобой стоит выбор — жить или умереть — то решение зачастую очевидно.
Последние несколько месяцев он работал вместе с Маттью, который был человеком приятным, хотя и несколько трусливым, пускай последняя особенность в деловых переговорах прекрасно скрывалась.
Он не боялся смерти, утратив главные якори жизни в виде родных ещё в детстве. Его борьба за существование скорее была актом неповиновения и сопротивления тем, кто пытался его прикончить, поэтому он часто шёл на рискованные авантюры и успел получить много шрамов в боях, пару раз лежать при смерти, стараться не опорочить собственную честь ещё сильнее в надежде оказаться достойным легендарного Совнгарда.
Он задумчиво поправлял дрова в костре палкой и старался продумать дальнейшее путешествие, чтобы доставить Маттью до Виндхельма в целости и сохранности.
— При...зрак, — прошептал бретонец.
Краем глаза он заметил, как Маттью стал судорожно отползать от костра. Его рука инстинктивно потянулась к мечу. Когда Эгиль принялся выискивать причину такого странного поведения своего протеже, его сердце едва не встало.
На краю освещаемой костром территории, он заметил нечто.
Его охватил неизвестный доселе страх. Пальцы задрожали. Дыхание стало прерывистым. Одно из колен подогнулось. Кровь стучала в висках так громко, что он почти перестал слышать зимний ветер.
В тени сидел сгорбившийся великан нечеловеческих размеров. Его длинные тёмные волосы обрамляли мрачное лицо. Глаза, в которые, как бы Эгиль не старался, невозможно было прямо взглянуть, уставились прямо на него. От пришельца и его одежды разило запахом трупов и недавней бойни.
— Кто...?! — голос Эгиля сорвался на высокий крик, а затем резко затих. Казалось, что одно слово истощило весь его запас храбрости на целую жизнь.
Великан выпрямился во весь свой рост, обычный человек едва достиг бы пояса этого чудовища. Он медленно подошёл к Эгилю, чьи испуганные выдохи уже готовы были перейти в рыдание.
— Я мог бы пожрать твой мозг и внутренности, — существо говорило неторопливо, словно осваивалось с речью после долгого молчания. Чудовище постучало длинным ногтем по голове Эгиля. — Узнал бы всё, что находится здесь. Но было бы это правильно? Может быть. В конце концов, разве цель не оправдывает средства?
Перед глазами Эгиля потемнело от осознания сказанных слов. Его тело сковал паралич; он бы упал наземь, если его собственное тело не удерживало бы его на месте. Он не видел Маттью, мысль о нём оказалась туманна, а намерение защитить выглядело глупым в мире, где существуют такие демоны. Эгиль почувствовал, как из его глаз вырываются слёзы. По ноге потекла струя мочи. Как бы ни хотел человек оторвать взгляд, он был не в силах это сделать, осознание собственной беспомощности пронзило его.
Существо оскалилось, будто зная, что сейчас переживает норд и наслаждаясь этим. Тварь наклонилась к его лицу.
— Но ты умрёшь не так. Не сегодня.
Чудовище оказалось поодаль от него в одно мгновение. Оно двигалось бесшумно, словно бесплотное привидение, а затем подняло свёрток карты и вновь подошло к Эгилю, раскрыв его. Кошмарные глаза, блестящие красными отсветами костра, снова оказались перед человеком.
— Покажи мне, где я.