***
Рассеянно постукивая сложенным веером по раскрытой ладони, миледи смотрела в окно, выходящее на почти безлюдную улицу. Её цепкий взгляд выхватывал снующих по мокрой булыжной мостовой редких прохожих. Моросил мелкий дождь, и парижане в низко надвинутых шляпах, кутаясь в плащи, спешили скорее укрыться от непогоды в уютном тепле своих домов. Ей нравилось бывать в резиденции кардинала, занимавшей большую часть площади де Вогез, роскошь интерьера и особенная прохладно-официальная атмосфера, царящая в обители второго по влиянию человека Франции, позволяли чувствовать себя частью чего-то неприкосновенного, великого и недостижимого для других. Поэтому миледи всегда старалась приехать раньше назначенного часа, чтобы насладиться уединением и ощущением принадлежности к сильным мира сего. Острый слух леди Винтер уловил твердую поступь на мраморной лестнице, сопровождаемую звоном шпор. Когда визитёр миновал пролёт между первым и вторым этажом, женщина без труда узнала в высоком, статном мужчине, уверенно и легко преодолевающем ступени, правую руку Ришелье и неизменного участника самых громких дуэлей в масштабах всего государства. Он состоял в должности конюшего, но миледи, так же, как и все немногочисленные приближенные Его Высокопреосвященства, была осведомлена о настоящем роде деятельности графа Рошфора: львиная доля секретных поручений и опасных авантюр происходила с ведома приспешника кардинала и при его непосредственном участии. Рошфор поднялся и, поравнявшись миледи, снял шляпу. — Моё почтение, сударыня, — его низкий, хриплый голос гулко разнёсся под сводами высокого потолка, — давно ожидаете? — О, вовсе нет, — миледи протянула ему руку для приветственного поцелуя: граф, склонившись, невесомо коснулся тыльной стороны её ладони прохладными губами, — прекрасный день, не правда ли? — продолжила она, снова поворачиваясь к окну, — Парижу так идет осень. — Я далёк от романтики, миледи, — усмехнулся Рошфор, сверкнув на улыбающуюся ему женщину своим отныне единственным глазом. То, что осталось от второго, скрывалось за овалом из черной кожи с тонким ремешком, пересекающим по диагонали высокий, красивый лоб. Впрочем, это нисколько не портило его мужественную, благородную внешность, которую отмечали все без исключения. При бесспорной привлекательности, его лицо казалось сосредоточением пороков, по всей вероятности, такие ассоциации рождали резкие, но правильные черты, чувственные, яркие губы и пронзительный взгляд глаза цвета каштанового мёда. Как и всякая женщина при виде красивого мужчины, миледи не могла удержаться от кокетства. Не привыкшая в чём-то себя ограничивать, она в большинстве случаев получала то, что хотела. Но испытывая смутный интерес к главному головорезу Ришелье, женщина никогда не позволяла ему распространиться дальше границ деловых отношений. Миледи знала, что всегда может на него положиться, что если кто и способен вытащить её из любой передряги, так это именно граф Рошфор, имеющий весьма размытые границы морали, не знающий преград и идущий до конца. Со своей стороны она так же всегда оказывала ему помощь и всякое содействие. Демоны должны держаться вместе. Возникшую между ними паузу прервало появление секретаря Ришелье, невысокого, тщедушного субъекта в чёрном, который просочился сквозь щель приоткрытой двери кабинета Его Высокопреосвященства. — Прошу прощенья, Ваша Светлость, — он обратился к Рошфору, — кардинал не сможет вас принять, он был вынужден отбыть в Версаль. То же относится и к вам, мадам, сегодня ожидать аудиенции не имеет смысла, — секретарь согнулся в поклоне в сторону миледи, — не смею вас больше задерживать. Высокая дверь вернулась на место, неудачливые визитёры переглянулись. — Дьявол, — миледи с нескрываемой досадой стукнула веером по подоконнику, заставив треснуть хрупкую дамскую безделушку, — надо было тащиться из поместья по такой собачьей погоде, чтобы услышать это. Рошфор хмыкнул. — Несколько минут назад вы восторгались погодой, сударыня, — с сарказмом произнес он, отряхивая мокрый плащ, — вы будто не знали о непредсказуемости поступков Ришелье. — Ришелье здесь не при чём, — мрачно отреагировала миледи, с раздражением бросив на пол ставший бесполезным веер, — скорее всего, он срочно понадобился королю. Думаю, что из-за очередных слухов о тайном визите Бэкингема… Людовик совершенно не в силах справиться с ревностью без участия кардинала, и испытывает трудности с усмирением своей сумасбродной испанки. Рошфор криво усмехнулся. — Крамольные вещи говорите, мадам. И за меньшее попадали в Бастилию. А то и вовсе лишались головы. Миледи живо обернулась к нему. Язвительная улыбка исказила её алые губы. — Не собираетесь ли вы донести на меня, сударь? — вкрадчиво поинтересовалась она. Мужчина выдержал её обжигающе ледяной взгляд, ни мало не смущаясь. — Спаси меня Создатель от этого, — ответил он с изрядной долей иронии, небрежно крестясь, — я же не хочу быть заколотым под покровом ночи или отравленным каким-нибудь анжуйским. Миледи кокетливо пожала плечом. — Какие ужасы вы говорите, совершенно не понимаю, к чему это. — Ну, разумеется, — Рошфор отвесил издевательский полупоклон. — Чем думаете заняться, граф? — женщина непринуждённо сменила тему разговора в свойственной ей манере. — Лучше победы на дуэли может быть только пара бутылок бургундского в каком-нибудь приличном трактире, — Рошфор изящным движением надел шляпу, и, завернувшись в плащ, кивнул, — прощайте, сударыня. — Не самое лучшее время для путешествия верхом, вы промокнете до нитки, — миледи придала своему голосу самое милое выражение, — я предлагаю вам составить мне компанию в карете. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга: Рошфор, давно знавший миледи, пытался понять, что на самом деле скрывается за её приглашением, но выражение лица шпионки кардинала не сказало ему решительно ни о чём. Он видел перед собой лишь белокурую, очень красивую молодую женщину с нежной улыбкой ожидавшей его ответа. Облик миледи мог ввести в заблуждение кого угодно, и она прекрасно этим пользовалась, заставляя забывать о своей настоящей сущности даже тех, кто был осведомлён об её исключительной для женщины жестокости и коварстве. Её однозначно лучше было иметь в числе друзей, нежели врагов, служба кардиналу делала их компаньонами, не раз выручавшими друг друга. И даже несмотря на это, Рошфор старался избегать её общества, не в силах объяснить самому себе, что заставляет его держаться подальше от этой женщины. Но сейчас ему совершенно не хотелось ехать на своём верном скакуне по ненастному, дождливому Парижу даже до ближайшего трактира. Он взглянул в окно, с досадой отмечая, что за последнюю четверть часа морось превратилась почти в ливень. — Я принимаю ваше приглашение, — ответил он, снова повернувшись к миледи, — вы и мёртвого уговорите. Женщина ответила ему странной улыбкой и совершенно нечитаемым выражением своих прозрачно-голубых глаз. — А раз так, то позвольте мне опереться о вашу руку, граф, во дворце Его Высокопреосвященства красивая, но неудобная лестница, — мурлыкнула она, приподнимая складки тяжёлой ткани платья, чтобы облегчить себе спуск. Рошфор усмехнулся, и, не найдя причин, по которым стоило бы отказать даме в совершенно невинной просьбе, учтиво предложил ей согнутую в локте руку. Карета миледи ждала у главного входа, Рошфор помог женщине зайти внутрь, после чего дал распоряжение конюху Ришелье позаботиться о своём вороном жеребце до следующего дня. Узнав, какой трактир предпочитает её попутчик, женщина приказала кучеру следовать туда. — Not fast, — добавила она, понижая голос. («Не быстро» англ.) — Я не кусаюсь, граф, — улыбнулась миледи, переключая внимание на мужчину, который, звякнув шпорами, легко вскочил в карету и занял место на диванчике напротив, — прошу вас, сядьте со мной. А свою шпагу можете оставить там. Она будет несколько стеснять нас. Рошфор вскинул голову и снова наградил женщину острым взглядом, не желая понимать, к чему она клонит, внутренне насмехаясь над женскими уловками, которыми, как он был уверен, его не одурачить. И хотя за ним не закрепилась слава дамского угодника, граф не мог пожаловаться на недостаток внимания со стороны прекрасного пола: где бы он ни появился, его неизменно сопровождали долгие взгляды и томные вздохи представительниц любого сословия, несмотря на увечье. Рошфор последовал совету миледи, и, расстегнув портупею, положил шпагу на освободившееся место. После этого он, не демонстрируя особого воодушевления, сел рядом с женщиной. Миледи уже держала два небольших бокала и изящную бутылку из тёмного стекла с причудливой бронзовой инкрустацией. — Прошу вас, — она протянула один бокал мужчине, — не люблю вкушать вино в одиночестве. Уверена, вы оцените его по достоинству… — Анжуйское? — Рошфор не мог отказать себе в удовольствии лишний раз пройтись по неудачной авантюре миледи, о которой, благодаря длинным языкам мушкетеров Его Величества, впоследствии судачила добрая половина Парижа. Миледи была довольно умна, чтобы пропустить эту бестактность мимо ушей, но недостаточно великодушна, чтобы не занести её в копилку своей памяти с целью отыграться при случае. — Вы догадливы, — ответила она после паузы со своей неизменной загадочной улыбкой, — прекрасное вино, одно из моих любимых. Женщина наполнила бокалы бледно-золотистым напитком и первой сделала глоток. Рошфор последовал её примеру, но предпочел выпить всё, что было в фужере. — Ваше мнение, граф? — поинтересовалась миледи, продолжая не спеша смаковать вино, — оно божественно, не так ли? Надеюсь, я не перепутала бутылки, и мы не наслаждаемся сейчас тем, что предназначено для особых гостей. Ни один мускул не дрогнул на лице мужчины, на чей профиль она испытующе смотрела, произнося последнюю фразу. — За вашу оригинальную манеру выражать свои мысли, мадам, — сказал Рошфор, возвращая ей пустой бокал и равнодушный взгляд, — и весьма своевременно. Звонкий, задорный смех был ему ответом и гарантией того, что минутой ранее была озвучена шутка. — Желаете ещё? — игриво поинтересовалась миледи, медленно водя вверх-вниз по горлышку бутылки двумя пальчиками. Рошфор кинул быстрый взгляд на её руку, чтобы затем встретиться с небесно-голубыми глазами, призывно смотрящими на него. — Благодарю, одного бокала достаточно, — прохладно уронил он, уже в глубине души досадуя, что согласился на совместное путешествие. В присутствии этой женщины с тысячей лиц мало кто мог хранить хладнокровие, она будила невероятное множество эмоций и желаний одновременно, начиная с мучительной одержимости обладать ею и заканчивая отвращением в наивысшей степени брезгливости. — Что ж, не буду настаивать, — покорно произнесла миледи и убрала бутылку вместе с фужерами обратно в дорожный сундучок. Внезапно она прижала ладонь к щеке мужчины и повернула его лицо к себе, — интересно, как ощущается моё любимое вино на ваших соблазнительных губах… Прежде чем Рошфор успел отреагировать, миледи прижалась к нему своим чувственным, алым ртом, проталкивая юркий, кошачий язычок между его губ. Пальцы женщины скользнули на его шею, обхватив её сзади, не позволяя отклониться. В первые секунды граф потерялся в вихре ощущений, рождённых её жарким, похотливым поцелуем, и, неожиданно для себя, ответил. Это безумие длилось не дольше нескольких секунд, миледи первая отстранилась, переводя дыхание, её грудь, наполовину скрытая кружевным воротником, бурно вздымалась в глубоком вырезе платья, привлекая внимание. — Надеюсь, я не сделала ничего, что могло бы уронить меня в ваших глазах, граф? — выдохнула она, — такое коварное вино, и вы, столь мужественный и прекрасный… Рошфор, быстро вернувший самообладание, иронично взглянул на нее. — Вы пытаетесь меня совратить, леди Винтер? — его голос звучал настолько убийственно спокойно, что миледи почувствовала себя уязвленной. — Пытаюсь? — ответила она с дьявольской улыбкой, не предвещающей пусть и сомнительной добродетели сидящего рядом мужчины ничего хорошего, — вы ошибаетесь, сударь. Я уже совращаю вас. И если верить реакции вашего тела, вы совершенно не против моих очевидных намерений, — тягуче закончила миледи, уронив взгляд ниже линии его талии. Через долю секунды глаза цвета аквамарина, замутнённые похотью, без тени смущения вернулись к его лицу. Рошфору стоило немалых усилий сохранять самообладание в присутствии этой женщины, имевшей все необходимые составляющие для того, чтобы стать воплощением греха и прелюбодеяния. — А как же де Вард, залечивающий раны после дуэли? Быстро же вы о нём забыли, — язвительно произнес он, не меняя положения тела, которое так вероломно предало его. Миледи усмехнулась и кокетливо провела пальчиком по предплечью сидящего рядом мужчины, безошибочно угадывая привлекательный рельеф мышц под плотной тканью. — С каких пор вам небезразлично здоровье моего любовника? И кто вам сказал, что я о нём забыла? Не далее как сегодня утром я посылала служанку справиться о его самочувствии, — миледи манерно повела плечами, — Кстати, что было причиной дуэли? Это же по вашей милости он сейчас прикован к постели. Поэтому вы мне обязаны, в некотором роде. Рошфор не счел нужным посвящать миледи в то, что послужило поводом к поединку, он просто сделал вид, что не услышал её вопроса. Сейчас все его мысли были поглощены совсем другим. — С вашей красотой сравнится только ваше бесстыдство, мадам, — Рошфор хватался за призрачную спасительную соломинку, чтобы не допустить того, что неизбежно приближалось, одновременно осознавая тщетность своих усилий, — до сегодняшнего дня у меня были все основания не верить сплетням. Миледи с необъяснимым воодушевлением и нездоровым интересом в глазах, который даже не пыталась скрыть, ловила каждое его слово. — Что ж, не буду разочаровывать сплетников, — томно протянула она, коснувшись тонкими, трепетными пальцами лица мужчины и придвигаясь таким образом, чтобы прижаться ногой к его бедру. Он не отстранился, и это придало миледи уверенности, коей и так у неё было в избытке. Она привстала и легко скользнула к нему на колени, оказавшись со своим попутчиком лицом к лицу. Рошфор выглядел озадаченным, и миледи не собиралась дать ему возможность опомниться. Холёные руки женщины метнулись к его вороту, пальцы начали проворно расстегивать пуговицы камзола. — Сударыня, что вы… — начал он и был вынужден замолчать, едва её узкая ладошка накрыла его губы. — Ах, умоляю вас, не надо слов, — выдохнула она, приникая ртом к его обнажившейся шее и чередуя слова с легкими поцелуями, — полагаю, вы достаточно искушены в искусстве любви, чтобы знать, что речи не всегда уместны… — Но, миледи, — Рошфор все ещё надеялся достучаться до её здравого смысла, несмотря на то, что её возбуждение начало живо передаваться и ему, — я не думаю, что… — Не думайте, — снова прервала его женщина, обжигая горячим шёпотом чувствительную кожу горла, — отпустите себя, отдайтесь этому прекрасному мгновению и моим ласкам… — Чёрт побери, — выдохнул Рошфор, откидывая голову на спинку дивана, — какая похотливая дьяволица скрывается под вашим обманчивым ангельским обликом. — О, вы даже не представляете, насколько близки к истине, — её пальцы, наконец, справились с вереницей пуговиц и нырнули под плотную ткань, нетерпеливо и жадно заметались по его груди, — Боже, вы не удаляете волосы… Рошфор поднял голову, ответив ей начавшим мутнеть взглядом. — А должен? — О, нет, — судорожно выдохнула миледи, распахивая его камзол, — этот «персидский ковер» просто сводит меня с ума… Она со стоном приникла ртом к внушительным грудным мышцам графа, покрывая кожу горячими, беспорядочными поцелуями. Не прошло и минуты, как её вездесущие влажные губы нашли в гуще волос сосок, жарко втянули, слегка сжав, отпустили, метнулись к другому. Даже если бы Рошфор и захотел обуздать свое вожделение, у него бы ничего не вышло: слишком стремительна была чувственная атака миледи, чересчур заразительной оказалась её страсть, передавшаяся ему через жаркое дыхание, откровенные ласки и чувственные поцелуи. Не отрывая губ от его кожи, миледи начала лихорадочно расстёгивать корсаж. — Дьявол, помогите же мне, — мучительно проскулила она, — хочу ваш рот, ваши руки... Её раскрепощённость, размывающая границы неслыханного бесстыдства, шокировала и лишала воли, подчиняла и заставляла покорно следовать её желаниям, будто под гипнозом. Рошфор потянулся к шнуровке, стягивающей лиф платья, вместе с её пальцами освободить грудь миледи получилось быстрее. Его нетерпеливому взору открылись пара изящных полусфер необыкновенной белизны и формы, увенчанных упругими, нежно-розовыми бутонами. Не выдержав силы искушения, он немедленно обхватил один губами. Миледи вскрикнула и изогнулась в его руках, подобно виноградной лозе. — Смелее, — молила она, извиваясь на коленях мужчины, — делайте, что хотите, владейте мной! Его рот, становясь с каждой секундой всё ненасытнее, терзал нежную грудь молодой женщины, извлекая из её горла прерывистые стоны и заставляя подаваться навстречу его горячим губам всем телом. Их руки одновременно столкнулись под её платьем, взбивая вверх слои нижних юбок. — Боже, — словно в бреду повторяла обезумевшая от похоти миледи, — возьмите меня, граф… Её хрустальный голос сейчас мало походил на женский, она хрипло и низко стонала, временами срываясь на крик, белокурые волосы рассыпались, лёгким облаком окутывая плечи, на одном из которых Рошфор мельком увидел клеймо в виде цветка лилии. Впрочем, он быстро отвлёкся от него на прикосновение к атласной коже бёдер миледи и тому, что было между ними, манившее сладостными обещаниями греховного блаженства. Он не смог сдержать стон, когда пальцы женщины обхватили его волнующе горячую, туго налившуюся плоть и заставили скользнуть в шелковистый, влажный жар своего лона. Их сдавленные крики слились в один, когда миледи, вцепившись в широкие плечи Рошфора, толкнулась бедрами вперёд, стремясь вобрать его в себя как можно глубже, тесное пространство кареты наполнилось рвущимся дыханием и разноголосыми стонами несдерживаемой страсти. Невысокий потолок не слишком просторного экипажа стеснял движения, Рошфор с нетерпеливым рыком сбросил миледи на пол, подмяв под себя так, чтобы она оказалась на коленях лицом к дивану. Последовав за ней, он опустился на пол позади неё, с нажимом вклинился бедром между ног женщины, побуждая её раздвинуть их шире. Миледи, вцепившись одной рукой в бархатную ткань сиденья, другой в нетерпении шарила позади себя, издавая стоны разочарования. Мужчина без малейшего признака деликатности задрал её платье, желая как можно скорее вернуться в зовущий, поглощающий жар её тела. Поразившись молочной белизне и почти прозрачной коже её бедер, до которых ему, удалось, наконец, добраться, Рошфор снова поспешил войти в неё одним резким, сильным движением, выбив из горла своей нечаянной любовницы болезненный и полный вожделения крик. Миледи, прогнувшись в пояснице, с неистовой, животной потребностью принимала его снова и снова, сопровождая низкими стонами каждое столкновение его бёдер со своими. Его жесткие пальцы, больше привыкшие к оружию, нежели к ласкам, безжалостно вонзались в её кожу, оставляя красные полукружья ногтей, но, миледи, казалось, испытывала ещё большее наслаждение от проявления его неуправляемой грубости, снизошедшей до уровня инстинкта. По мере того, как стоны женщины почти перешли в крики, хриплые и рвущиеся, Рошфор почувствовал приближение и своего освобождения. Он решил позволить себе рыцарский жест в обмен на подаренное удовольствие и достигнуть врат Рая в одиночку. Возможное отцовство также не входило в его ближайшие планы, он ослабил хватку, чтобы покинуть столь горячее, гостеприимное тело и заняться собой. Миледи, угадав намерения мужчины, метнула руку назад, её пальцы вцепились в его бедро. — Нет, — прорычала она на выдохе, — не останавливайтесь, умоляю. Не беспокойтесь о дальнейшем… Ей не пришлось повторять дважды, она даже не закончила фразу, как стремительные, мощные толчки графа заставили задохнуться от пронзившего насквозь острого наслаждения. Чувствуя непреодолимую потребность выплеснуть сжигаемое изнутри сладострастие, она сдавленно вскрикнула, запрокинув голову. И уже не могла остановиться, сотрясаемая волнами блаженства, беспрестанно исторгала из своего нежного горла громкие стоны, переходящие в крики. Перестав осознавать реальность, она снова и снова проваливалась в пропасть сладостного забвения. Рошфор присоединился к ней спустя минуту: несколько особенно жёстких столкновений с её бедрами, его вонзившиеся до боли в её кожу пальцы и гортанный стон, прорвавшийся сквозь сомкнутые губы, едва не свели миледи с ума. Она резко поднялась, уперев руки в диван, и, изогнувшись как кошка, потянулась к нему, разделить наслаждение в поцелуе… Их рты яростно сомкнулись, мешая жаркое дыхание и звуки затухающей страсти, заставляя двоих потеряться во Вселенной, ограниченной пространством маленького экипажа. Граф обхватил тонкую талию миледи, помогая ей повернуться к нему полностью, и одновременно покидая ее. Она ответила ему легким стоном разочарования, смешанного с блаженством, когда почувствовала, как его горячее освобождение покидает её тело, стекая по мраморной коже внутренней стороны бедра. Когда они, наконец, разорвали поцелуй, действительность вернула их на грешную землю, но отголоски испытанного наслаждения переливались в их взглядах, устремлённых друг на друга, как густой нектар. К миледи вернулось чувство стыдливости, она привела в порядок платье, расправила на груди тонкую паутину дорогого кружева. Когда с одеждой было покончено, она занялась причёской, кокетливо поглядывая в сторону графа из-под свешивающихся светлых локонов. Рошфор, с играющей на покрасневших губах расслабленной полу-улыбкой, следил за её проворными пальцами, неспешно застёгивая камзол. Они продолжали обмениваться откровенными, благодарными взглядами, но никто не решался первым нарушить тишину, будто боясь обесценить разговорами то, что ещё несколько минут назад заставляло расплываться разум и бросало в омут греховного наслаждения. Карета внезапно остановилась. Сгущались сумерки, дождь продолжал назойливо стучать по крыше экипажа, сквозь струящиеся по стеклу ручейки воды виднелись тёмные очертания тесно лепившихся вдоль улицы домов. Рошфор, уже успевший вернуть себе пристойный вид и пристегнуть шпагу, подался к окну и удовлетворенно кивнул. — На месте, — сказал он, повернувшись к миледи, — благодарю за приятную поездку, сударыня. Женщина сверкнула на него глазами из полумрака кареты. Она расслабленно сидела на диванчике и напоминала насытившуюся, ленивую кошку, очаровательную в своей неге, но готовую в любую минуту обнажить опасные коготки. В ответ на слова Рошфора, она выпрямилась, нежно провела рукой по его щеке, скользнула вниз. Её губы улыбались, но глаза были неестественно серьёзны. — И это всё? — мягко спросила миледи, поглаживая подушечками пальцев кожу его шеи, — разве так прощаются с той, которая подарила вам Рай? Рошфор наклонился к ней, его единственный красивый глаз светился насмешкой и торжеством. Так ей показалось. Миледи закусила губу, стараясь скрыть досаду и первые признаки подступающего гнева, однако, не убирая руки от его горла. — Позволю себе напомнить, сударыня, что вы тоже побывали в Раю при моем участии и благодаря неким действиям, — его низкий, хрипловатый голос вместе с дыханием опалил её лицо, — наше увлекательное путешествие в Эдем равно заслужено нами обоими. — Я вовсе не это имела в виду, граф, — настороженное выражение глаз миледи молниеносно сменилось на невинно-умиротворённое, жемчужные зубки перестали терзать налившуюся кровью нижнюю губу. Она подарила склонившемуся к ней мужчине сладчайшую улыбку, — я всего лишь хотела получить от вас на прощание поцелуй. — Тогда вам следует озвучивать ваши желания конкретнее, мадам, — Рошфор придвинулся ближе, — мужчины не понимают намёков. Он обнял её одной рукой, рывком притянул к себе. Этот жест был лишен деликатности и изящества, к нему бы благосклоннее отнеслась простолюдинка, нежели благородная дама, но миледи не возражала. Она спокойно позволила Рошфору этот собственнический акт, отдавая себе отчёт в том, что произошедшее с ними четверть часа назад не изменит абсолютно ничего. И хотя её сердце продолжало замирать и ускорять толчки крови по всему телу при воспоминании о его необузданной страсти, усиленной дерзкой мужской красотой, всё же им не суждено было стать постоянными любовниками. Слишком разные. Слишком независимые. Слишком опасные. Даже друг для друга. Словно подтверждая её мысли, Рошфор приник к устам своей спутницы в крепком поцелуе. Он так же был далёк от нежности, как и его объятие, мягкие губы царапнула аккуратная полоска его усов, упругий язык бесцеремонно ворвался в шёлковую влажность её рта. Миледи издала тихий стон и жарко ответила. Будучи бесспорно страстной натурой во всём, она особенно легко воспламенялась в плотских утехах, её слава ненасытной любовницы могла бы распространиться далеко за пределы Парижа, но те, кому повезло разделить с ней постель, предпочитали помалкивать, зная мстительный и злобный нрав белокурой бестии. Поцелуй графа Рошфора был особенным. И совсем не потому, что слишком горячо отдавался в низу живота и будил древнейшие инстинкты. Прощальное слияние их губ было его демонстрацией власти. И своего суверенитета. Он давал ей понять, что она не смеет рассчитывать на большее. Эта случайная связь не будет иметь продолжения. Он ставил точку. Позволял запомнить себя. И извращённо-нездоровый рассудок миледи был благодарен ему за это. Спустя несколько минут они единовременно отстранились, переводя дыхание и делясь пылкими взглядами. Миледи смотрелась совершенно непристойно: лихорадочный блеск светлых, подёрнутых негой глаз соперничал с алыми розами возбуждённого румянца, проступившего на её всегда бледных щеках. Приоткрытые влажные губы умоляли о чём-то большем, запрокинутая голова и выставленная напоказ белоснежная шея являли собой знак покорности и недвусмысленного предложения. Ей было просто интересно… Она совершенно точно знала, что ни один мужчина не устоит перед искушением взять то, что ему предлагается, отдаётся само. Тем более столь прекрасное, невинное и порочное одновременно. Так и было. До сегодняшней интрижки с правой рукой господина кардинала. Её чары подействовали на Рошфора лишь единожды. Миледи не хотелось думать, что он овладел ей, движимый исключительно любопытством и слухами о её ненасытности и бесстыдстве в любви. В конце концов, она сама позволила ему одержать эту пикантную победу, а потерявшие голову, как известно, по волосам не плачут. Пословица подходила к её ситуации как нельзя лучше, с той лишь разницей, что миледи никогда не теряла голову в фигуральном смысле. Рошфор кивнул ей на прощанье, встал и распахнул дверь кареты. Сырой, холодный воздух тут же ворвался внутрь вместе с редкими каплями надоедливого дождя. — Надеюсь, что вы, как истинный дворянин, сохраните наше милое дорожное приключение в тайне, — проворковала миледи, заставив его обернуться. — На вашем месте, сударыня, я бы больше беспокоился о длине языка вашего кучера, нежели о моей, — усмехнулся Рошфор. Он спрыгнул с подножки кареты, запахнулся в плащ. — Не берусь пока судить о длине вашего языка, сударь, но что касается другой, — тонкая бровь женщины многозначительно выгнулась, — должна сказать, она восхитительна. Подозреваю, что буду скучать по ней… От миледи не укрылось, как хищно сверкнул выразительный глаз графа в тени широкополой шляпы. Его порочные губы исказила усмешка. Определенно, он не являлся тем, кого можно было смутить подобным откровением. — Рад, что сумел подарить вам незабываемые моменты, мадам, — ответил он с иронией и возмутительной самоуверенностью, — до встречи у Ришелье. Не соизволив закрыть за собой дверь, Рошфор кивнул миледи на прощанье и направился в сторону двухэтажного, добротного домика с вывеской в виде бутылки, агрессивно раскачиваемой порывами ветра. Миледи в рассеянной задумчивости прислушивалась к затихающему звону его шпор, вскоре он стал неразличим, постепенно слившись с дробным шумом непрекращающегося дождя. Она сама прикрыла дверцу кареты, перед этим приказав кучеру ехать по определенному адресу. Снова откинувшись на мягкие подушки диванчика, миледи завернулась в меховую накидку и погрузилась в приятные воспоминания о произошедшем. Вскоре её грезы плавно перешли некрепкий сон, молодая женщина очнулась только тогда, когда карета остановилась перед нужным домом. Посмотрев в окно и убедившись, что чёртов дождь продолжает накрапывать, она велела кучеру привести хозяина дома к ней. Через несколько минут дверь кареты распахнулась, у экипажа робко переминался с ноги на ногу немолодой худощавый мужчина в чёрном мокром плаще и нелепой шапке. Даже на расстоянии миледи почувствовала характерный запах, исходящий от его одежды. Увидев женщину, старик поклонился. — Мое почтение, Ваша Милость, — его лицо, похожее на печёное яблоко, расплылось в подобострастной улыбке, — что изволите в этот раз? — Как обычно, мсье Риш, снадобье от нежелательного плода, — бесцветно ответила миледи, кладя в протянутую сухую ладонь аптекаря мешочек из лилового бархата с несколькими монетами, — постарайтесь не задерживаться. — Сделаю все возможное, мадам, — мужчина прикрыл дверь и с несвойственной его возрасту прытью, поспешил к дому, глухо стуча каблуками по мостовой. Миледи проводила его отсутствующим взглядом, затем снова вернулась в уютную мягкость подушек и опустила отяжелевшие веки. Воспоминания настойчиво увлекали её в события минувшего дня, который мог бы ничем не отличаться от всех предыдущих, если бы не взбалмошная идея совратить своего давнего компаньона. Миледи, наконец, была вынуждена себе признаться, что он часто будоражил её воображение вызывающей красотой и самоуверенностью, но она не принимала эти фантазии всерьёз, списывая их на игру хитросплетений своего слишком затейливого для женщины разума. Слухи о том, что граф предпочитает представителей своего пола, лишь подогревали её интерес, и она была рада обнаружить, что это только грязные сплетни. Впрочем, ничто не мешало Рошфору увлекаться как мужчинами так и женщинами, но в данный момент миледи не хотелось размышлять об этом. Ей просто было сегодня дьявольски хорошо с этим во всех отношениях шикарным и опасным подручным Ришелье. Дьявол. А почему бы нет? Как будто от удара изнутри, миледи распахнула глаза и подалась вперёд, увлекаемая очередной сумасбродной идеей, рука непроизвольно потянулась к ларцу с бутылкой вина. Плеснув в бокал светлый, приятно пахнущий виноградом напиток, она выпила его быстро и до дна, словно опасаясь передумать. За первым порцией последовала вторая, теперь леди Винтер неспеша смаковала вино, задумчиво поворачивая бокал в ладонях, тень загадочной улыбки время от времени возникала на её губах. Аптекарь задерживался, и она приняла это за знак свыше. Пусть всё будет так, как уже записано в Книге судеб. Она потянулась вперёд, чтобы стукнуть согнутым пальцем в маленькое окошко напротив, сообщающее её с кучером. — Пошёл, — холодно приказала миледи. Привыкший повиноваться хозяйке беспрекословно, возничий не стал спрашивать, почему они не дождались аптекаря и дёрнул поводья. Карета, запряжённая великолепной четвёркой вороных, тронулась, покидая осенний, неприветливый Париж. Столица провожала путников равнодушным взглядом слабо освещённых окон унылых домов и надоевшим, затянувшимся дождём…***