Рекурсивная матушка гусыня

«Каждый раз, когда я закрываю глаза — я вижу его». Тэён вышла из своего аккаунта в «Amadeus» и уставилась на рабочий стол. Абсолютная пустота и одинокий ярлык в виде огромной буквы «А». Его, кстати, установил Кибом, наспех прибежал в один из выходных и создал новую учетную запись. Несмотря на запреты, он поделился с дорогой подругой секретными материалами. Материалами, тёплыми и мягкими сердцу, но которые уже не посмотреть без толики печали. — Ты с ним ещё не поговорила? — в очередной раз спросил он, когда задержался в лаборатории. — Пока не могу взять себя в руки. Прошла только базовое знакомство. — Не хочешь поделиться с ним планами на Новый год? Можем его пригласить тоже. — Боюсь, его присутствие превратит праздник в панихиду. Новый год и та дата — они стояли невообразимо близко, тёрлись друг о друга через тонкую стену в лице Рождества. Ни один конец года не обходился без грустной мысли, это неизбежно, так будет каждый год и до конца жизни. Пока Тэён будет дышать, в её памяти чёрным пятном будет гореть зимний день, отличаясь от остальных. Честно, первые разы она не хотела праздновать совсем, запираясь в собственном доме, как в крепости, и со слезами валяясь в постели от боли в груди. Она просила не трогать её, выключала телефон и закрывалась от мира, пока одним ясным днём Тиффани не постучалась в дверь и не вытащила лучшую подругу в мир. Друзья нужны именно в такие моменты, подумала Тэён. Чтобы помочь выйти из тяжёлой депрессии, чтобы напоминать, что ты нужен хоть кому-то. Почему тогда она не напомнила Джонхёну? Все дела шли у Тэён из рук вон плохо. В лаборатории её потеряли. В лаборатории его потеряли. Вся работа застыла на месте, поникшие коллеги натягивали улыбки после очередной скрытой попойки, пока однажды Юна не ударилась в слёзы. Совсем случайно и неожиданно, и никто не смог выудить причину подобного поведения. Исследования трещали по швам, и Тэён действительно думала, что пора уволиться. А потом пришёл Минхо и показал всем то, над чем он работал все эти года. Искусственный интеллект «Amadeus», в который загружается память человека, и он начинает жить собственной жизнью. Этот интеллект наделён характером хозяина, его интонацией; он может легко хранить секреты, и его сложнее расколоть, нежели настоящего человека. Это масштабная база данных, которую можно использовать в военных или политических целях, захватить мир и стать правителем всей Вселенной. Или можно заставить её прикидываться любимым человеком и играть с ней в слепого. И когда Минхо сообщил, что Джонхён перед смертью загрузил в «Amadeus» свою память — он кинул Тэён спасательный круг. Он предложил идеальный сценарий дальнейшей жизни. Когда она скачала приложение, то сразу обратила внимание на его дизайн. Минималистичное, без лишних надписей — одно название, написанное маленькими буквами по центру. Даже странно, что над ним в основном работал именно Минхо. Тэён зашла в свой аккаунт, нажала на заветную кнопку и настроила камеру на ноутбуке. Несколько продолжительных секунд — и на экране появилась трёхмерная модель мужчины, издали она ничем не отличалась от живого человека. Тэён тут же смутилась, издала невнятный звук, и модель зашевелилась, подняла свои глаза и встретилась взглядом с девушкой. — Привет. — Тэён, — ответило изображение. — У тебя всё хорошо? Выглядишь уставшей, могу заказать тебе фастфуд! — сразу вспомнился разговор о том, что «Amadeus» прекрасно работал как ИИ-ассистент. — Джонхён, — Тэён решила разобраться сразу, без обсасывания проблемы со всех сторон, — ты знаешь, что мёртв? — Конечно. Моя память не обновлялась уже больше шести лет, даже бы если мне не рассказали, можно догадаться логически. — И как ты себя от этого чувствуешь? — Никак? Я ведь не живой человек, а лишь проекция. Конечно, я отлично имитирую его повадки, манеру речи и могу принимать решения, максимально приближенные к потенциальным решениям настоящего Джонхёна, но от смерти источника мне ничего не будет. Я просто останусь навсегда в 2017, застыну во времени. Тэён грустно и одиноко, тяжело от слов, что говорило изображение, такое знакомое и родное, но недосягаемое для её живых материальных рук, для материальной её самой. Джонхён похож на идеальную картинку: ни прыщика, ни одного выбившегося из причёски волоска, ровно расположенный посередине галстук и плечи. У реального Джонхёна во время больших нагрузок правое плечо всегда было ниже. — Хочешь отпраздновать с нами Новый год? — невзначай спросила Тэён. — А кто-то туда ещё придёт? Или только ты? — Все мои и твои. Поедим, напьёмся и такими завалимся в ближайших храм. Этот год празднуем в Киото, поэтому будем следовать традициям местных. Увидишь, как младшенькие отрываются. — Малышка Джухён не позволит творить такой беспредел! — Джонхён говорил так эмоционально, как он обычно позволял только при близких. Его голос хрипел, словно он болел, глаза блестели, а на экране появились дрожащие руки. Немного подумав, он ответил: — Хорошо, я согласен! Теперь настала очередь искриться Тэён. Она попрощалась, запечатлев в памяти ту самую улыбку, и поняла, что к кануну нужно что-то подготовить. Новый год не Рождество, по масштабу уступал, не надо было готовить пир на сотню знакомых — только посиделка в кругу дорогих коллег и друзей. К последнему дню года они забронировали огромную квартиру, собрались все вместе, украсили окна гирляндами, поставили кадомацу, заказали немного еды — среди них осэти-рёри — и выпивки и на всякий случай взяли на прокат праздничные кимоно, если кому-то захочется аутентичности. Конечно, инициатором всего этого беспредела была Суён. Именно она первой готова напиться и приставать к прохожим с почти идеальным японским. И плевать, что там на самом деле кансайский диалект, когда Суён разговаривает на токийском. — Пьём только перед полуночью, — Суён запрятала бутылки под стол, — и если идём на улицу, то вместе! — Что, нуна, стыд проберёт? — Минхо игриво улыбался, пока не получил восторженный взгляд в ответ. Они шумели и играли, как малые, купили каруту для детей и пытались оценить, кто же был наилучшим в японском. Иногда под звонкий смех прорезался звук стука бокалов. «Немного можно, но не переусердствуйте!» — где-то из другой комнаты доносился голос Джухён. Сегодня она была добра и решила присоединиться к всеобщему пиру. Одна Тэён сидела на кухне и вспоминала, где спрятала в сумке все старые омамори с прошлых лет: пора бы уже их выкинуть или сдать в храм. Пока она рылась, наткнулась на телефон. Точно, она совсем про него забыла. Про программу, которую закачала. Про обещание, которое дала. Она нажала на иконку в ожидании загрузки. Ввела логин и пароль; Тэён никогда не сохраняла подобные вещи в телефоне на случай, если её взломают, а тут ещё и Кибом пригрозил быть аккуратной. Она обязательно будет. — Привет, — медленно протянула Тэён модели человека по ту сторону экрана. — О, Тэён, уже канун? — искусственно засмеялся Джонхён. — На Рождество ты мне не звонила, видимо, была очень занята. Много вас тут собралось? — Все мои и твои, — Тэён сказала эти слова по накатанной, никак иначе ведь не объяснить. — Остальные развлекаются в гостиной, примеряют праздничные кимоно, чтобы отправиться в храм. Я вот омамори все собрала, хочу отдать. Среди них даже твой нашёлся. — Тоже отдашь? — Угу, — кивнула, — от старого нужно избавляться. — Чего пожелаешь во время молитвы? — Здоровья всем родным. Как и всегда. — Тиффани опять назовёт тебя скучной! — Джонхён рассмеялся. — Но это желание всегда актуально. Почти каждый год. — И в этот что-то снова произошло? — Нет. Но на всякий случай стоит загадать. Тэён закрыла глаза, прислушиваясь к мягкому голосу Джонхёна. Местами синтетическому, но пугающе настоящему, особенно в те моменты, когда она хотела в это верить. Друзья её давно нарядились и были готовы выйти на улицу, под продолжительный шум к ней подползла Юри. «Тэён-а, ты будешь переодеваться– ого, Джонхён?» — пронеслось у Тэён над ухом, но она не обратила внимание даже тогда, когда Юри убежала звать остальных поздороваться с проекцией их друга на телефоне. Ей и не надо было видеть эту проекцию, ведь Джонхён оказывался жив каждый раз, когда она закрывала глаза.