Всё, что казалось бесспорным, поставлено под сомнение.

Когда двадцатилетний Дориан едва ли приехал в Лондон, когда он довольно-таки неплохо сдружился с лордом Генри Уотонном, что позволял называть себя "Гарри" и художником Бэзилем Холлуордом, когда его душа была чиста, словно лист бумаги, только что вышедшей из под "станка", никто и подумать не мог, что душа его в последствии окажется вовсе не такой белой, что он собственноручно убьёт друга, что он фактически предаст самого себя. Никто, включая его самого. Всё, что когда-то кажется бесспорным, периодически ставится под сомнение.И этот урок Дориану стоило выучить давным-давно. В данный момент, в свете захудалого фонаря, на его руках блестят капли крови. Капли крови его некогда хорошего друга. Художника, написавшего портрет его вечной молодости. Человека, извечно дающего ему правильные наставления. Бэзиля Холлуорда. О, нет, Вы не подумайте, что Бэзиль столь положителен и добр. Не стоит забывать, что именно портрет, написанный этим человеком развратил душу юного Дориана Грея. Разумеется, до встречи двух вышеупомянутых личностей (Генри Уоттона и Бэзиля Холлуорда), Дориан был потерян. Не знал, что делать дальше и как жить. Столь молодой, а уже сирота. И наставления спросить не у кого. Но, возможно, лучше было бы, если бы ему и впрямь не у кого было спросить совета. Если бы ему не на кого было опереться. В таком случае он прошёл бы весь путь сам, и, вероятно, душа его не стала бы чёрной, как смоль. А возможно и стала бы. Кто знает? Кто знает... И вот он стоит у порога, готовясь закрыть дверь в бывшую классную комнату, в которой весит злосчастный портрет. Готовясь закрыть дверь, оставив за ней портрет и его мёртвого творца. И вот он в последний раз кидает взгляд вдаль комнаты, где лежит бездыханное тело некогда друга, а нынче врага, и его настигает страх. Страх самого себя. Он знает, что перешёл черту дозволенного уже очень давно, но сейчас он впервые это осознаёт. Руки, буквально несколько минут назад уверенно державшие нож, начинают предательски дрожать, не давая Дориану возможности вставить ключ в замочную скважину двери. Он мыслит здраво, но это не точно. Он и впрямь боится себя. Он сам уже не знает, чего от себя ожидать. Он совершил множество преступлений. Убийства, число которых не сосчитать. Манипуляции, коих ещё больше. В конце-концов, подсел на наркоту. Но при этом внешность его остаётся точно такой же, какой и была ранее. Невинной. И он знает, что на любом мероприятии, куда б он не пришёл, стоит ему лишь отворить дверь - как все замолкают. Любые сплетни прекращаются. Ведь все считают его невинным. И даже простое обсуждение соседа ближнего, рядом с ним чудится преступлением. И пускай у Дориана нет совести, и пускай у него нет ни души, ни сердца, за это ему совестно. Ему совестно, что являясь жестоким убийцей, манипулятором и наркоманом, он кажется другим совсем уж "белым и пушистым". Не смотря на огромное желание развернуться, открыть дверь вновь, и удостовериться, что Бэзиль жив, он вытаскивает ключ из замочной скважины, разворачивается на каблуках, и холодно усмехаясь собственной совести, спускается вниз по лестнице. Он понимает, что предал себя. Он понимает, что это конец. Он понимает, что едва ли не переплюнул самого чёрта. Но не может ничего с собой поделать. Ведь внешность, приобретённая благодаря портрету, позволяет. Ведь совесть, решившая добровольно уйти после первого преступления - смерти Сибиллы Вэн, позволяет. Ведь прогнившей насквозь душе всё-равно. Дориан отгоняет все чувства, коли таковые остались, и мысли, аналогичные написанным ранее, и вновь приобретает трезвый, холодный рассудок: теперь нужно решить, что делать с телом. Он спускается вниз, в свой кабинет, достаёт из железной коробочки, подаренной лордом Генри, табак, что нынче является наркотой, и задумывается об уничтожении тела друга. Первой на ум приходит мысль о том, что нужно сжечь все вещи, во избежании улик, если Холлуорда вдруг примутся искать. Второй - что тело тоже нужно сжечь, не оставив и праха. Он вспоминает о бывшем друге - Алане Кэмпбеле, химике. Похоже, придётся вновь пустить в ход умение манипулировать. Как жаль. Однако, ничего не попишешь. Дориан смотрит вдаль, и понимает, что от своих грехов он не отмоется никогда.