Бэкграунд

— Субин! Енджун видит его в конце коридора у дверей в кабинет директора компании и срывается с места. На темноволосом Субине спортивные синие брюки с логотипом их компании и обыкновенная белая футболка. Точно такие же вещи, какие сейчас на нем. — Не здесь, — шепчет Субин, как только он, шумно дыша, заправляя длинные светло-русые волосы за ухо, тормозит напротив него. — Пойдем. — Мы решили с ним, что я перейду в актерское отделение, — объявляет Субин, беспокойно вышагивая перед ним, как тигр в клетке. Звук скользящих кроссовок по гладкому полу в беспорядке разбрасывается по огромному пустому танцевальному залу, когда Субин резко разворачивается, чтобы снова пройтись в другую сторону. Енджун медленно двигает головой, следя за ним, и всматривается в его лицо: задумчивый взгляд темных карих глаз, сжатые губы. Но, когда дело касается него, этого мало, чтобы понять злится он, радуется или просто потерян. Потому Енджун спрашивает, напрямую, что Субин чувствует. Тот выпрямляет спину, останавливаясь, и сует руки в карманы: — Не знаю. Не знаю, что я чувствую… Я привык к вам и пропитался музыкой. Но директор… — Считает, что тебе лучше актером..? — осторожно заканчивает за него Енджун и смачивает нижнюю губу. — На самом деле, ты действительно хорошо играешь. То видео, где ты снялся… — Не только, — обрывает его речь Субин. — Дело не только в моих талантах. — А что… Что еще? — спрашивает он, помолчав. Субин опускается напротив него: — Дело в том, что он считает, что единственный альфа в группе с омегами – не лучшая идея. Субин заглядывает в его глаза, глядя исподлобья, и Енджун приподнимает брови в легком испуге: обычно весело улыбающиеся глаза Субина наполнились хорошо читаемым гневом. Порою Енджун забывал о том, что Субин – альфа и, еще немного, пару несчастных лет, и он станет совсем другим. Рост, мышцы, фигура, его поведение, повадки – все может измениться буквально за одну ночь или, максимум, неделю. И, возможно, директор – опытный альфа, который дебютировал не одну удачную группу, обнаружил десяток потрясающих талантов и привел в мир много удивительных актеров – что-то все же понимал. Однако Енджун все равно в глубине души вмиг его возненавидел. За то, что он отбирает его мечту. Их мечту. Да, Субин – альфа. Но, в отличие от многих других, он куда более сдержанный, умный, заботливый и по-настоящему галантный по отношению ко всем омегам. Енджун, честно говоря, за свои полные шестнадцать лет, еще не встречал такого, как он. Даже его отец не мог сравниться с Субином. И он не мог поверить в то, что директор этого не видит! Да Субин вообще-то идеален для группы. Он мог бы стать лидером и вести ребят за собой, заботиться о них, о нем..! — Я буду скучать. Бесцветный голос Субина выводит его из размышлений. Енджун натягивает улыбку: — Хэй, мы же все еще будем в одной компании. — Он тянет руки, кладет их поверх рук Субина и легонько их сжимает. — Мы сможем видеться. — Да, но это будет уже не то, хен. Енджун вдыхает, задерживает воздух в легких, когда Субин разворачивает руки ладонями вверх, чтобы уместить на своих руках его руки и, опуская на них глаза, повторяет: — Это будет не то. — Я тоже буду скучать, — говорит Енджун и тяжело сглатывает. — То есть… мы будем скучать… Мне очень жаль, Субин. Правда. — Да… — Продолжая держать его за руки, Субин отворачивает голову в сторону и глядит пустым невидящим взглядом перед собой. — Мне тоже жаль.

* * *

— Кто бы мог подумать. Кто бы мог подумать..! — Он слышит в голове собственный голос, который произносит это саркастичным тоном. — Среди актеров много омег. Их там много, их там… куча! Белый костюм жмет, туфли неудобные, макияж хочется смыть. Чертовы церемонии награждений, кто их вообще придумал? Лучше бы он сейчас был на концерте! Енджун несется по коридору с неизменной приветливой улыбкой на лице в надежде, что она скроет развернувшуюся внутри него бурю, которая родилась в тот момент, когда он увидел Субина. Субина в окружении хихикающих омег. Субина красивого – все те же темные волосы, но челка по сторонам, следовательно открытый лоб, а еще черный точно сшитый для него смокинг – в окружении омег! И в то самое мгновенье, в ту секунду, при виде этих довольных лиц что-то в Енджуне вспыхнуло. Он сам не понял. Он только помнит, что ясно представил, как медленно, но решительно подносит нос к белой дорожке на стеклянном столе, на которую кивком головы указывал знакомый диджей на днях, или как вытаскивает из кармана картонную коробку спичек, подводит горящую спичку к зданию их компании и… та горит-горит до основания! И больше не будет ничего. Ни его, ни Субина, ни директора. А ведь обещали, что так будет лучше для всех. Тогда почему Енджуну так плохо? Вообще-то он знал. Он знал еще во времена стажерства, что в актерском куда больше омег, чем в отделении айдолов. Это, прости господи, общеизвестный факт, что среди актеров ценится чувствительность, умение пустить слезу в нужный момент, проницательность, чтобы вживаться в роли быстрее, в то время как альфы подходят для работы айдолом куда больше из-за своей выносливости и физического совершенства. И если рассуждать лишь такими категорями, решение директора и вовсе неверное, ведь Субин подходит этой индустрии больше, чем все оставшиеся в группе! Да, они – Бомгю, Тэхен, Кай и он сам – омеги, вчетвером, в свое время смогли прорваться благодаря талантам, и на самом деле это большая удача и редкость, но тем не менее… Не лучше ли было оставить все же альфу в группе? Почему директор решил, что это плохо? Дело было явно не в способностях, потому что Субин был всегда одним из лучших. Неужели это из-за того, что он был бы среди них один? Но он бы точно их не обидел! Ничего бы… — Енджун-хен..? Голос, знакомый до боли, глухим эхом разлетается по пустой уборочной. Енджун прикрывает веки, поджимает губы; потянувшись было к двери туалета, он осознанно останавливается и прислушивается к шагам по ту сторону. — Это Субин. Енджун невольно усмехается. Идиот. Он реально думает, что он не узнает его голос? Енджун быстро сдается: берется за ручку двери, поворачивает его и выходит из своего укрытия. Субин, выше него ростом, широкий в плечах, похорошевший так, как не воображал себе даже Енджун, останавливается, не дойдя, у выхода. Руки в карманах брюк, заботливый взгляд шоколадных глаз, чуть припухшие – припухшие! влажные! – губы. Енджун почему-то думает… Предполагает, что Субин с кем-то целовался. Потому что ни одна гигиеничка в мире не даст вот такого привлекательного эффекта на губах. — Ты в порядке? — спрашивает Субин, шагнув к нему – расстояние между ними в два шага – и, улыбнувшись, смутившись будто бы, добавляет: — Привет. Поздравляю вас. Лучшие дебютанты года. Да, есть с чем поздравить. Енджун пытается найти в себе какой-то источник, откуда он может почерпнуть сил для радости или хотя бы для показной радости, но бесполезно. Все, о чем он думает, это о желании уйти куда-нибудь, запереться и никого не слышать. — Спасибо. — Все же тянет улыбку. — Я в порядке, — отвечает он, — не надо было с утра кофе пить. Субин смеется – искренне смеется – и, покачав головой, снова смотрит на него. Енджун чувствует, как у него горят щеки, а, может быть, и все тело. — Да, кофе на пустой желудок – это… не лучшая идея. «Не лучшая идея». Он любит это словосочетание, постоянно так говорит. И даже в тот день, когда сердце Енджуна впервые потрескалось, вставил эту фразу. Енджуну хочется многое сказать. Но он вдруг осознает, что ни черта не понимает, чтобы говорить. Он не понимает своих реакций на него, не понимает, почему все еще злится на директора, почему смущается Субина. Не понимает, почему он здесь, почему он от него прятался, почему его выбесили – сука! – стоявшие рядом с ним омеги, почему он прямо сейчас смотрит на его губы. Н е п о н и м а е т. — Тебя проводить обратно до зала? — вновь подает голос Субин и сводит брови к переносице. — Не нужно, — говорит Енджун, — все хорошо. С каких пор их диалоги стали такими сухими? Субин старается, он звучит так же, как и раньше, он такой же джентльмен, каким и был всегда, но что Енджун…? В нем что-то погасло, выгорело? — Ладно. — По сверлящему взгляду Субина заметно, что он, возможно, задается точно такими же вопросами. — Ты, должно быть, устал. Может быть, вам стоит уехать пораньше. — Я хочу увидеть, как ты получишь награду за «лучшего нового актера», — говорит Енджун. — Не могу такое пропустить. Субин совсем немного расслабляется – опускает плечи, выдыхая, как будто так высвобождая напряжение, таившееся в нем до этой секунды. Енджуну стыдно. Он такой из-за его поведения, потому он больше никогда так не будет делать. Он не будет его напрягать. — Думаешь, победа – моя? — хищно улыбается он. Енджун морщит нос, улыбаясь в ответ: — Определенно, совершенно точно твоя. Субин смеется, теперь уже явно смущаясь и, продолжая стоять напротив, заглядывает ему в глаза. Енджуну почему-то хочется толкнуть его. Но вместо этого он вдруг оказывается запакован: Субин делает шаг, раскрывая руки, и неуклюже сгребает его в свои крепкие объятия. В нос ударяет какой-то древесный запах, когда Енджун припечатывается лицом к его плечу. — Спасибо, — шепчет Субин. Енджун закрывает глаза, робко опуская руки на его предплечья. Он хочет его убить.

* * *

В последнее время Субин повадился. Повадился видеться с ним, говорить с ним, обсуждать с ним омег и все их «хотелки». Он хочет знать, что им – омегам – нравится, куда они любят ходить и для чего делают то и это. Он всегда расспрашивает об омегах так, как будто Енджун знает желания каждого. Ни черта. Он даже собственные до конца не понимает, и уже который месяц пытается донести это до Субина; объясняет, что кроме разве что строения организма они ничем друг на друга не похожи, и странно судить о них, как о ком-то одном, но тот почему-то уверен, что это не так, что они все одинаковые и хотят одинаковых вещей. Он как будто, черт возьми, отупел! Их последние телефонные разговоры особенно одновременно разочаровали и рассмешили Енджуна, потому что Субин начал все больше и больше звучат как разочаровавшийся в омегах старик. Впрочем, и прямо сейчас он звучит не лучше. — Откуда я знаю, что у вас там циклы какие-то, устроил мне истерику в отеле, заколебал меня в итоге, — бормочет Субин в трубку, рассказывая о неудачной поездке в Париж с очередной пассией. — Слушай, ты же тоже в Риме, может, встретимся? Прижимая телефон к уху, Енджун пинает сумку с обувью, чтобы та пролезла под шкаф, и берется снимать куртку. — У меня репетиции, — говорит он, стаскивая кеды. — Ты говорил так вчера. — Мы готовимся к концерту. — Я знаю, — отзывается Субин. — Неужели не найдешь хотя бы часик? Я сам тебя заберу. Деловой какой. Не зная, как ответить, Енджун обращает внимание на вышедшего из душа Тэхена в белом махровом халате и кивает ему, здороваясь, затем улыбается Каю и Бомгю, которые проносятся мимо него по направлению к своим комнатам. Хорошо, что Енджун все же выпросил для группы большой номер: ребята выглядят довольными и отдохнувшими. — Я не могу, дел много, — наконец говорит Енджун в трубку. — Кроме того, сомневаюсь, что я смогу тебе чем-то помочь... Обсуди свои проблемы со своими… друзьями. — Ты и есть мой друг, — заявляет Субин. — Я никогда не видел тебя как обычного омегу. Он произносит это с какой-то вопросительной интонацией и кратко смеется. Енджун останавливается в коридоре и смотрит отсутствующим взглядом себе под ноги. — Точно, — говорит он тише. — Но я же… — Давай, не ломайся уже. Енджун вдыхает резко: отчего-то ленивый небрежный тон Субина его неимоверно, до скрежета в зубах, раздражает! И если ему уже не нравится то, как он банально говорит, что будет, когда он его увидит..? Он готов его убить! По причине..? Он пока точно не знает. Отвлекает Тэхен. Суша волосы белым полотенцем, он останавливается перед ним и шепчет: — Хен, завтра годовщина, три года, мы запишем видео? — Да, конечно, — откликается Енджун, продолжая держать телефон у уха. И в одну секунду сливаются два ответа: Тэхен кивает: «ок», а Субин бросает: «завтра в шесть!» — Субин, постой, я не..! Ответом служат гудки. Су-ка.

* * *

И тупое завтра наступает не быстро. Енджун вечером час плескается в теплой ванне, не спит всю ночь, утром лепит под глаза патчи, маску на все лицо. Все без толку: мерзкий надрыв не желает его отпускать. Держит так крепко, что Енджун не выдерживает и прямо перед выходом из номера обращается за помощью к мини-бару, который, конечно же, полон всем, чего душа пожелает. И это плохо. Плохо, потому что когда он видит Субина – в темных идеально выглаженных брюках и молочной шелковой рубашке – у великолепного серебристого «авендатора», он вдруг расплывается в счастливейшей дурацкой улыбке, которую Субин уж явно не заслужил. Точно не за эти годы. Точно не сейчас. Субин умен. Ждет его у черного выхода, подкупил всех охранников и посетителей, направил папарацци по ложному следу (спасибо менеджерам, выполнявших все прихоти, по слухам желтой прессы, будущего оскарносного актера), выбил столик в дорогущем ресторане. И Енджун почему-то уверен, что будь такая возможность, он бы перевернул весь Рим во имя собственных желаний. Все для себя, любимого! И это грустно, потому что старого Субина как будто нет. И это волнительно, потому что старого Субина нет. — Прекрасно выглядишь, — говорит Субин, окинув его беглым взглядом. Конечно, нет, зачем он так говорит? Енджун над прикидом вообще не старался: джинсы, футболка, на бедрах повязал рубашку, так что он думает, что Субин лукавит. — Дурак! — срывается с губ вместо «спасибо» или хотя бы «привет». — А ты для кого так вырядился? — добавляет Енджун весело и ржет, глядя на Субина снизу-вверх, после чего, толкнув его кулаком в плечо, широкой дугой огибает «ламборджини». Он чувствует внимательный взгляд Субина, когда тот – молчаливый – хватается за ключ, и думает о том, что, кажется, в этом городе сегодня вечером планируется катастрофа. С его участием.