считая ушибы

      ничего. у харин внутри нет ничего, кроме звенящей пустоты и, порой, излишней пошлости. все вокруг приносит лишь дискомфорт, все вокруг давит. и чтобы она ни делала, это приводит к единственному исходу — она чувствует себя лишней. выброшенной на перепутье собственной судьбы и абсолютно потерянной. внутри вроде бы много всего, а вроде так же пусто.       от этого непонимания хочется лезть на стену. хочется исчезнуть, не думать ни об одной своей проблеме. порой хочется перестать существовать.       в попытке вытащить из себя хоть немного чувств харин выводит на своем теле шрамы. ужасающие узоры, из-за которых потом невозможно смотреть в зеркало или банально сидеть. которые отзываются тупой болью и практически доводят до слез.       возможно, харин жалеет о каждом своем шраме, но это не значит, что она не хочет еще. не нужно проводить глобальных мыслительных процессов, чтобы понять — эта девочка зависима. как люди от алкоголя или наркотиков, как лудоман от очередной партии в покер, как жертва от своего мучителя. зависима до самых настоящих ломок и подрагивающих конечностей.       харин никто не заставляет. она сама тянется за лезвием когда считает нужным. своими собственными руками вырезает неизвестно что на груди или ребрах, лишний раз ранит пальцы, а потом впадает в истерику и режет себя беспорядочно. она смотрит на результат с еще большим чувством вины и в сотый раз обрабатывает порезы.       в этой паре она и жертва, и мучитель.       если посмотреть на ситуацию в перспективе, харин с каждым днем становилось все сложнее себя контролировать. год назад она бы выбрала сходить за бутылкой соджу или выкурить три сигареты вместо одной, сейчас она даже не думает. картонная коробочка послушно ждет в ванной и иногда даже манит своим видом. очевидно, харин сходит с ума.       сегодняшний день не исключение.              тело ломит — и в самых больных его участках хочется провести лезвием ни раз и ни два. свежие шрамы трутся о грубую ткань джинс, заставляя вспомнить следы преступлений по отношению к себе. их много, они пугают и совсем не влекут внешне. влечет только боль.       хочется пить и резаться.       пить и резаться.       пить и резаться.       любой зависимый человек рано или поздно привыкает и требует больше. в случае харин — больше боли, больше крови, больше мучений. но той легкости, что накрыла ее в первый раз, она больше не почувствует. и от этого тошно. хочется почувствовать облегчение, пусть это и будет безумно обманчиво.              но всем ее «хочу» сегодня сбыться не суждено.       сынмин обнимает излишне сильно и уже успевает почувствовать себя дураком, не способным подобрать нужных слов, но руки харин говорят об обратном. она сильнее цепляется за его плечи, израненными пальцами тихонько комкает ткань его футболки и прижимается ближе. если бы сынмин знал, что больше всего на свете чон сейчас не хочет ничего слышать, он бы обрадовался.       сынмин сейчас рядом, и этого достаточно. душа, не знавшая такой заботы, открывается и цветет, а эмоции грозят прокатиться по щеками.       сынмин нежно целует куда-то в щеку, спускается к шее и по невесомым следам своих прикосновений возвращается обратно. харин кажется, что ее кожа вспыхивает, и даже когда он отстраняется, она чувствует его губы повсюду.       с ним всегда было так — много чувств и ощущений, в которых не всегда удавалось разобраться. сейчас харин на секунду замирает вместе с собственным дыханием, смотря куда-то мимо расфокусированным взглядом. картина мира плывет под пеленой из внезапно появившихся слез, и чон резко отстраняется.       — что? что-то не так, харин?       сынмин вспыхивает новой волной своей тревоги. вид глубоких шрамов на ее теле прошибает сознание, и поэтому он просто не может отпустить.       харин задыхается. не в переносном смысле и без намека на метафору — ей трудно дышать. к горлу подступил ком, а внутренности сделали пару кульбитов один за одним.       сынмин держит за руку и спрашивает, принести ли воды, харин в ответ только лихорадочно кивает. как только его силуэт изчезает за кухонной дверью, она бежит в ванную.       наконец-то.       чон подставляет лицо под холодную воду, пытаясь выровнять дыхание. мокнет все, мокнут лицо и волосы, вода стекает по шее на домашнюю одежду, но как же харин все равно. она не слышит ничего сковозь толщу быстро бьющегося сердца и слабо понимает, что видит перед собой. она не замечает даже вошедшего сынмина.       шум сердца утихает, боль от того, что позволила себе плакать, кажется, тоже. харин выключает воду и тут же принимается шарить по полочкам в поисках своей коробочки.       для нее боль от лезвия равна боли от скатывающихся по щекам слез. чон давно стерла эту грань собственными действиями, но сынмин — нет. он мягко остановливает ее руки, заставляя замереть.       снова. снова не сдержалась, снова оказалась на том же месте. снова не смогла.       эти осознания очень сильно бьют по пустой голове, в очередной раз пробуждая желание исчезнуть.       — ты действительно думаешь, что тебе станет легче?       нет, сынмин не винит. в его голове нет глупых предрассудков и ярлыков, вроде «это неправильно» или «немедленно прекрати».       он пытается помочь, до сих пор не до конца понимая, как именно. сегодня он уже видел метания души харин: то как она пыталась держаться, рассказывая о самых первых порезах, или как пыталась отттолкнуть его, чтобы пойти за злополучными блестящими мучителями. пару раз она ударила его кулаком в грудь, прежде чем выдохнула и успокоилась.       харин разворачивается, тут же натыкаясь на глаза сынмина. его взгляд — пронзительный и глубокий — харин ловит в нем свое отражение и нерешительно обнимает.       — я не знаю. я так запуталась, что цепляюсь за любые способы выгнать все мысли из головы. мне страшно жить без этого, я не помню какого это — не резать себя, — она говорит негромко, почти шепчет, будто бы пряча тайну от всего остального мира.       из глаз вытекает первая слеза, за ней — вторая, третья, четвертая. и харин плачет впервые за полгода. она грубо стирает слезы руками, случайно цепляя мокрые пряди волос, и все равно стыдливо опускает глаза.       сынмин берет ее лицо в свои ладони и снова целует. щеки, нос, мажет по родинке под глазом. он не может объяснить этого жгучего желания целовать — он не совсем понимает как по-другому выразить любовь, которую пробуждает харин. он хочет донести, что он здесь, он выбрал быть рядом, и все эти поцелуи — обещания.       — ты вынесла все, что было до. и ты справишься со всеми эмоциями, которые буду теперь. плачь, плачь сколько захочешь.       выведи слезами все, что хочешь вырезать.       харин впервые не может описать того, что твориться у нее внутри. она не может поверить, что это теперь ее мир. в нем — небывалое спокойствие. харин не сравнивает это с результатами своих предыдущих действий, пока не время.       ее руки этим вечером еще долго дрожат, а усталость кроет с головой.       сегодня харин впервые сдержалась.       впервые не чувствовала себя одинокой.       впервые что-то смогла.       они не знают, сколько подобных вечеров им предстоит. загадывать — глупо. остается просто ждать и любить.