Земной свет

Луна всегда была ее любимым местом. Он не был на Луне, ну, во всяком случае, на Земной Луне с тех пор, как сбежал от Донны и ее небрежно заданного вопроса о том, кого он потерял. И теперь он снова был здесь, без нее, восхищающейся магией Луны, или как она это называла, Земным светом. Он не мог не прокомментировать это, задаваясь вопросом, может быть, студентка-медик Марта почувствовала бы то же самое, стоя в Земном свете, но она этого не сделала, и он почувствовал себя еще более одиноким, чем раньше. Это была не ее вина. И тем не менее он никогда бы больше не привез никакую из своих спутниц на Луну, если бы мог этого избежать. Он уже был на всех важных мероприятиях, которые происходили на Луне с ней, у ТАРДИС не было бы причин приводить их туда снова, если бы он сам этого не захотел. На миг он представил, как она стоит рядом с ним, держит его за руку, ее светлые волосы сияют белизной в Земном свете, на ее губах была широкая улыбка с игриво выглядывающим между зубов кончиком языка. Теперь он никогда не увидит ее нигде, кроме своих воспоминаний. Ну, у него было несколько ее фотографий, но она никогда особо о них не задумывалась и не торопилась делать снимки. Когда-то Джек сделал несколько снимков, когда они путешествовали с флиртующим капитаном, и Джеки настояла на том, чтобы они посетили хотя бы один раз, но он не знал, где находятся какие-либо из этих фотографий. Еще в Париже, где-то в начала двадцатого века был один уличный художник: пожилой мужчина, который нарисовал их без их ведома, а затем прервал их пикник, чтобы подарить им эту картину милой красавице и ее кавалеру. Она вставила рисунок углем в рамку и повесила его на стену своей спальни. Жаль, что на Луне никогда не было уличных художников. Она была бы в восторге. Он снова обратил свое внимание на Марту Джонс, когда та что-то ему сказала, тщетно пытаясь запереть эти воспоминания о ней в самой глубине своего сознания, зная, что они обрушатся на него вновь, как только он снова посмотрит на парящую Землю.

***

Всего лишь быстрый прыжок на Луну и обратно, вот что он сказал девочке с именем, похожим на сказку. Но было нечто большее. Прыжок на другой конец деревни прекрасно бы ему помог, но он хотел ощутить впервые в этом теле волшебство Луны в одиночку. Он хотел знать, будет ли Земной свет по-прежнему заставлять его думать о ней. И так и было. Он провел добрую часть геллесианского дня (сорок два земных часа), выплакивая все глаза, рухнув в дверях ТАРДИС, когда его разум вернулся к тому моменту, когда он впервые взял ее на Луну, когда у него были большие уши и длинный нос, а она танцевала в условиях низкой гравитации Луны. На ней не было надето ничего особенного, это было первое место, которое она попросила посетить после официального переезда в ТАРДИС, и он наблюдал за происходящим из дверного проема, все еще держа в руках ее рюкзак, похожий на огромную глыбу, вместо того, чтобы присоединиться к ней, как сделал бы тот, что был между ними, тот у кого были те великолепные волосы. У него была возможность прижать ее к себе, так близко, что можно было вдыхать запах ее волос, не пугая ее — и он упустил это, потому что он не занимался такими легкомысленными вещами, как танец, пока она специально не попросила. (Он прежде не ел чипсы, но после того, как она заплатила за их первое свидание, он обнаружил, что ему нравятся только три блюда: чипсы, бананы и крепкий чай с лимоном, без молока и сахара. Ну, до самого конца своей жизни, пока он попробовал на вкус ее губы, но это не считается, поскольку он прожил едва ли пять минут после этого.) Теперь он просто сидел там, высунув ноги из ТАРДИС, и смотрел на Землю, вращающуюся со скоростью шестьдесят семь тысяч миль в час, вспоминая, как он сказал ей, что чувствует, как планета вращается у них под ногами, унося их во тьме. Тогда он держал ее за руку во второй раз. Земля тогда уже была покинута, изжарена солнечными вспышками. Эми спала в своей недавно отделанной комнате. Лунные базы были заброшены за несколько десятилетий до Земли, поскольку Луна не имела защиты в виде атмосферы (и они были примерно на полторы тысячи лет раньше, чем положено по технологии терраформирования для создания атмосферы на Луне). В течение двух лет он избегал Луны, после того как отправил ее обратно в мир Пита вместе со своим мета-кризисом. Он не посещал ее. Он избегал любых прогулок при Луне. На самом деле, он ограничился планетами, астероидами и космическими станциями, и ТАРДИС, казалось, понимала его мотивы. Он не сомневался, что вскоре ему придется отправиться на какую-нибудь другую луну, учитывая любопытство Амелии, но визит на эту луну, он постараться избегать столько, сколько сможет. — Можем ли мы полететь на Луну? — Нет, зачем тебе посещать такое скучное место, как Луна, Амелия? Как насчет Рио вместо этого? В Рио есть чем заняться. Или на Потерянную Луну Пуш! Знаешь, это я нашел ее!.. Отвлекать, отвлекать, отвлекать… На этот раз он казался таким человеком. Или, возможно, это была ложь, ложь, ложь, но это еще предстояло проверить. За исключением того случая, когда Амелия спросила, почему именно она. Тогда он солгал. Она удерживала его от излишней лжи. Он мог бы умолчать о правде с ней, но… он откровенно солгал всего три раза, а однажды даже признался в этом. Он сделал глоток уже остывшего чая. Чаепитие на Луне было ее любимым занятием по выходным. Как это по-британски с ее стороны. О, как она любила свой дарджилинг. Сам он предпочитал простой Эрл Грей, но на этот раз в его кружке был именно сладкий дарджилинг, потому что ему нужно было ощутить этот вкус и аромат, который подчас едва заметно окутывал ее. Он задавался вопросом, приобретет ли он больше ее привычек со временем. Ее любопытство, ее доброту, ее жизнерадостный взгляд на жизнь. Или это она переняла их у него? Поначалу она умела уходить в сторону, но не казалась особенно любопытной, за исключением тех случаев, когда спрашивала о нем. Возможно, пребывание рядом с ним просто разжигало ее неподдельное любопытство, но ему нравилось думать, что он изменил ее к лучшему, хотя бы немного, как она сделала для него. Не то чтобы он когда-либо хотел что-то поменять в ней. Роза Тайлер без ее дерзости, любви к Луне или без тех темных корней была бы совсем не Роза Тайлер. — Роза Тайлер, — произнес он ее имя вслух, пробуя эти два слова на вкус. — Роза Тайлер. Они звучали не так, как при его первой встрече с ней. Тогда они звучали так по-особенному, это было одно из его любимых высказываний, помимо «фантастика». Последний он всегда произносил ее имя как ласку, а позже, как молитву. Сейчас… Его сердца забились быстрее, и он с трудом сглотнул. Теперь это было похоже на имя. Любое обычное имя. — Амелия Понд, — проверил он на другом имени. Те же результаты. — Ривер Сонг. Никакой реакции. Он впал в апатию? Нет, «апатия» — неподходящее слово, потому что ее имя все еще пронзало его сердца тоской, но… что-то изменилось. Двое до него были… очень в контакте с самими собой и своими чувствами. Первый из них, у которого практически не было волос, ему было больно и она стала бальзам, который успокаивает его душу. А второй… он был таким… человечным. Самый человечный из всех, каким он когда-либо был. И она была центром его вселенной. Неужели она перестала быть для него таковой? Нет, этого не может быть. Чувства Повелителя Времени не меняются по щелчку пальцев. Даже с регенерацией. Так в чем же разница? По общему признанию, ее не было рядом во время его регенерации, но она была последним лицом, которое он видел. Маленькая Амелия была первой. Может быть, все дело в том, как он говорил? Может, теперь он не придавал такое особое значение тому, что говорил. Он снова обратил свое внимание на открывающийся перед ним вид, позволив его завораживающей красоте напомнить ему о лучших временах. О временах, когда рядом с ним сидела бы розово-желтая девушка, опирающаяся на него, пахнущая своим клубничным шампунем и чаем, держащая его за руку и освещающая его вселенную. Вот только теперь это был всего лишь призрак воспоминания.