Strangers

4 апреля. Франция. Версаль.

      Чонгук выбегает из квартиры, в последний момент не забыв прихватить с собой связку ключей с комода.       Именно сегодня отчего-то в предвкушении бьётся сердце. Случится что-то хорошее — предвещает оно. Чонгук его слушает и встречает свежий ветерок раннего утра и просыпающееся солнце с лёгкой улыбкой на губах. Он прикрывает глаза от слепящих лучей и вдыхает весенний воздух полной грудью. По телу распространяется прилив бодрости и сил.       Нужный автобус проезжает мимо него — Чонгуку приходится прийти в себя и бежать за ним на остановку, чтобы не пропустить. Уверенно вбегает внутрь и радуется тому, что тот не оказывается полностью заполненным, садится на одно из свободных мест подле молодого мужчины.       Он не смотрит на людей, не разглядывает их, переключает плейлист на телефоне и чувствует, как по слуховым каналам, а через них — по всему телу приятной негой разливается мелодичный звук пианино. Спокойный и плавный, но далеко не грустный, а будничный и пророчащий хороший день.       И всё-таки музыка для Чонгука — нечто интимное и личное. И особенно, он не фанат классики, однако некоторые произведения он предпочитает слушать вот так: с раннего утра, пока едет на учёбу, в тихой обстановке автобуса. В этом ему предстаёт своя неописуемая романтичная атмосфера.       Мелодию в ушах дополняет вид многолетних, но поражающих магией классики зданий за окном, что плывут по мере того, как они рассекают неширокую улочку. Люди здесь тоже спокойные и размеренные, так же плывут решать свои повседневные дела, идут на работу. Нет той суеты, что в других городах, где лишь шум и гам заставляют просыпаться каждый день — от них устаёшь в первые же секунды пребывания там.       Чонгук нисколько не жалеет о своём переезде сюда. Поступление в университет именно в этом городке стало неким толчком к новой жизни. К свободе, которую в это утро он ощущает, как никогда до этого: под эти переливы клавишного инструмента, в это размеренное прохладное утро, под солнечные сонные лучи в этом небольшом городке. Не только свободе, даже некой самостоятельности и независимости. В большинстве своём от родителей. И всё-таки ему нужно было вырваться из под их крыла. Как бы он ни скучал по дому, по родным стенам, Чонгук знает, что сейчас он на своём месте.       Это знание даёт расцветать в груди совсем другим цветам. Осознание даёт новые чувства, но отнюдь не мрачные. Наоборот, он чувствует воодушевление, теплоту с толикой тоски, но не более того. Он предвкушает начало чего-то по-новому счастливого…       — Скарлатти?       — Что?... — Чонгук вынимает левый наушник из уха и поворачивается на рядом сидящего человека.       Голову мужчины окружает ореол яркого света, оставляя в тени молодое лицо. Внутри всё сжимается, а дыхание перехватывает, точно он сумел лицезреть само божество. Оно предстало перед ним совершенно неожиданно, но с этой же мыслью сделалось совершенно обычным мужчиной — солнечный свет перекрыли дома крохотной улочки, куда завернул автобус и сразу же совершил остановку.       Чонгук совершенно теряет связь с реальностью, глядя перед собой. Он утоп в красоте чужой внешности: в правильных, совсем нереальных, точно нарисованных чертах лица; в глубоких глазах, цвета горького шоколада; в лёгкой улыбке на пухлых губах. Незнакомец — словно мимолётный мираж — не предпринимал никаких попыток отвлечь его, лишь ожидал чего-то от самого Чонгука.       — Доменико Скарлатти, — повторяет он, не удержавшись, чем выводит Чонгука из состояния прострации. — Вы слушаете одну из его сонат, не так ли?       — Возможно?       Чонгук не нашёлся утвердительным ответом, поскольку и сам не знал, что за музыка играет у него в наушниках. Он услышал её совсем случайно: листал соц. сети, где в одном из постов и услышал это произведение, а после добавил себе — нашёл в нём что-то цепляющее и вдохновляющее. Так и стал пополняться его плейлист классической музыкой: постепенно подобные видео стали появляться всё чаще, а сердце всё больше располагалось к пианино и скрипке, которая стала так же частью его нынешнего плейлиста.       — И всё же прекрасный у вас вкус. Не сочтите за наглость, но позволите ли присоединиться?       Чонгук пребывает в растерянности и всё же протягивает наушник незнакомцу, чувствуя, как сердце замирает от невероятной близости.       Длинные пальцы с чёткими суставами и выраженными венами на тыльной стороне ладони обхватывают наушник. А Чонгук теряется в своих ощущениях, у него перехватывает дыхание от их созерцания. Изящные пальцы, кольцо на указательном и большом, тонкие запястья, обрамлённые несколькими фенечками.       — Я преподаю в школе искусств на окраине города. Наверняка вы слышали о ней.       — Слышал.       Ценитель искусства — по-другому и не назовёшь — после прикрывает глаза, как только мелодия пианино захватывает и его мысли.       Сейчас он делится нечто большим, чем просто музыкой в его телефоне — Чонгук делится своей душой, тем, что сокрыто в ней. Именно она способна описать его состояние в момент прослушивания, она может раскрыть его мысли и рассказать об эмоциях, что скрыты под маской спокойствия на лице. Этот человек сейчас чувствует то же самое?       Отчего-то появляется чувство дежавю, когда Чонгук пробегается взглядом по полному образу незнакомца перед ним. Всё в этом человеке указывает на ауру утончённости и элегантности: от выбора одеяния до внешности. В одежде сохранён определённый стиль, хранящий в себе любовь к культуре прошедших времён, но прекрасно вписывающийся во внешность и обстановку вокруг, в обстановку самого города. Классические брюки и рубашка, поверх — бежевое пальто нараспашку, на ногах — цвета вороного крыла туфли.       В какой-то момент Чонгук всё же ловит себя на мысли, что не подобающе столь бессовестно разглядывать мужчину. Он смущён своим поведением, от того решает отвернуться.       А за окном всё скользят пейзажи изученных за время проживания улочек городка. Сменяют друг друга невысокие домишки с пошарпанными стенами, их створки на окнах и вьющаяся лоза на небольших балкончиках, откуда поглядывают на прохожих коты. Мимо пролетают и цветастые магазинчики, встроенные в первые этажи стареющих зданий. Их витрины пестрят товаром: кондитерские изделия, парфюмерия, разнообразная обувь — найдётся буквально всё на любой вкус и пожелания.       А там, чуть дальше по главной улице, за поворотом — высится величественное здание церкви с резным фасадом. Его обрамляют громоздкие статуи и стройные колонны, а крышу заполняют темнеющие купала с крестом в самом центре, которые не сумели спрятаться и величаво нависают над крышами жилых домов. Именно они и привлекают внимание — отражающие солнца лучи в себе.       Но Чонгуку приходится прервать созерцание церкви — чувствует прикосновение к плечу, от чего вновь поднимает взгляд на растянутые в приятной улыбке губы, переводит его на длинные подрагивающие ресницы. А после путается в кудрявых каштановых волосах — уложенная чёлка красиво обрамляет низкий лоб по бокам.       — Спасибо, — приходится вновь посмотреть в его глаза и удивиться тому, что музыка закончилась и перескочила на другую. — Ким Тэхён.       — Чон Чонгук, — пожимает протянутую руку, поражаясь мягкости песочной кожи. Рукопожатие крепкое — показывает сокрытую внутреннюю силу нового знакомого.       — Приятно было с вами познакомиться и разделить столь щепетильный момент. А теперь, прошу простить — моя остановка.       Чонгук кивает, словно заворожённый, и провожает взглядом удаляющуюся из автобуса стройную фигуру.       Дивная скрипка сменяет клавишный инструмент и тонкими нитями звучит из наушников. Но в душе всё продолжает петь пианино, ставшее символом прекрасной и столь неожиданной встречи.