***
Сосудистый хирург распрощалась с главврачом у поста регистратора, и почти в ту же секунду в поле ее зрения попали Брагин и Куликов, возникнув в одном из дальних коридоров первого этажа. Олег Михайлович, заприметив Ирину, резво развернулся и, подталкивая товарища, засеменил прочь. — Стоять, — Павловой не требовалось кричать, чтобы ее услышали. Хирургам ничего не оставалось, как пойти навстречу женщине. Им даже в голову не приходило, что они не обязаны отчитываться перед ней. По уговору, сотрудников отделения неотложной помощи не уведомляли о том, кто придет на смену Пастухову. Таким образом, об этом знали лишь непосредственные участники событий и главврач. — Что там у вас за спиной? — поинтересовалась Ирина Алексеевна, пряча усмешку, вызванную виноватыми лицами незадачливых мужчин. — А это… так, инвентарь, — пробормотал Брагин, не стремясь раскрывать секрета. — Олег Михайлович, ну я же сейчас умру от любопытства. Разве вы простите себе мою смерть? — Нет, не прощу, — подтвердил истинность предположения Ирины хирург. — Вот, — и он представил ее глазам измазанный в земле баскетбольный мяч. — Да вы с ума сошли такую грязь тащить в хирургию! — возмущенно выпалила Ирина. — Еще бы в реанимацию занесли! Куликов вмешался в разговор, отводя от товарища удар: — Ирина Алексеевна, отмоем мы его, чего вы распереживались так? — Не надо мне рассказывать сказок, отмоем — не отмоем. Мяч в отделении — не что иное, как антисанитария, — она скрестила руки на груди. — Вы что же, спортсменка, раз в мячах толк понимаете? — развеселился Брагин. Ответ женщины его удивил. — Раньше я увлекалась волейболом... — с улыбкой произнесла она, мысленно перемещаясь в минувшее. Увлекалась… Точнее и не скажешь. Ведь в него играл он — ее первая любовь, стройный юноша с иссиня-черными волосами, до смешного лохматый и весь из себя важный. С обволакивающим, спокойным голосом. Она впервые увидела его в спортивном зале института и тут же узнала у ребят имя незнакомца. «Гена Кривицкий», — ответили и дали непрошенный совет: «Не трать на него время, за ним все девушки бегают, у тебя ничего не получится». Она и не собиралась «бегать», но почему-то высказывание это задело ее за живое. Ирина помнила, как впервые поймала его взгляд. Она никогда ранее не видела таких глаз — темных, умных, ласковых, совершенно бездонных. Ей в тот первый день повезло быть с ним в одной команде. И юноша по достоинству оценил подачу мяча. Еще бы, ведь она так старалась… Он спросил ее имя, и она робко бросила: «Ира Егорова». «Молодец, Ира Егорова!», — весело ответил Гена и в оставшееся время игры больше ни разу не взглянул на девушку. — Ирина Алексеевна, вы с нами? — Брагин водил широкой ладонью перед лицом Павловой. — Погрузились в воспоминания? — понимающе уточнил он. — Я… нет, устала просто, засыпаю на ходу, — щеки Ирины покрыл легкий румянец — она почувствовала предательский жар на щеках. — Уберите это с глаз моих. — Поняли, не дураки, удаляемся, — Куликов подтолкнул Брагина в спину, и хирурги исчезли в неизвестном направлении.***
Следующий день для Павловой проходил бодрее, так как разговор с Нарочинской, состоявшийся накануне, успокоил расшатанные последними событиями нервы женщины. Было послеобеденное время, когда Нина вручила Ирине Алексеевне ряд медицинских карт для перенесения некоторых записей в печатный вид. Павлова ненавидела тратить время на бессмысленное перепечатывание информации и соображала, как бы избавиться от данного бремени. Разум подсказывал, что вполне позволительно обречь на подобное молодых ординаторов. Для них работа с чужими карточками — практика, новые знания и покровительство со стороны Ирины как старшей коллеги, для нее — выгодная экономия сил. Ирина брела по больнице в поисках Гафурова — потенциальной жертвы ее коварного плана, однако скоро наткнулась на человека поинтереснее. Человек этот сидел у лестничной площадки, сгорбившись над ноутбуком и что-то молниеносно печатая. Павлова заметила точно такие же карты пациентов у его бедра. — Геннадий Ильич, как у тебя пальцы быстро по кнопкам бегают, — Павлова начала разговор с комплимента с целью задобрить коллегу. — Может, ты и мои карточки возьмешь? А то я неделю с ними возиться буду, — попросила она без особой надежды на успех. Кривицкий, оторвавшись от работы, встретил женщину приветливым взглядом. Он подвинулся на скамейке, освобождая рядом с собой местечко, которое Павлова не преминула занять. — Мои пальцы, Ирина Алексеевна, еще и не такое могут, — многозначительно шепнул мужчина близ уха Ирины, когда она опустилась на скамейку. Павловой потребовалось несколько секунд, чтобы проанализировать услышанное. — Ген, что за пошлость! — осуждающе хохотнула женщина. — Я про вязание хирургических узлов, а ты о чем подумала? — притворно изумился он. Затаив дыхание, Павлова подровняла свои карточки на колене — медленно, методично — и вдруг со всего размаху ударила ими по плечу Кривицкого. Оба не выдержали — прыснули. — Как конференция? — полюбопытствовала Ирина, закидывая ногу на ногу и всматриваясь в спокойное лицо коллеги. — Ой, скука страшнейшая, — выпучил глаза Гена. — Иван Николаевич, слава ему, разбудил под конец, — Ирина снова засмеялась. А он, оказывается, веселый. Значит, ничего она не упустила, не поехав в Минздрав. По крайне мере, будет на это надеяться. Возникшая из ниоткуда Нина нарушила мирную беседу хирургов, овладевая безраздельным вниманием Кривицкого. — Геннадий Ильич, вас Гафуров вызывает в рентген-кабинет, — Геннадий промычал «угу» и торопливо захлопнул ноутбук. — Да, и, включите, пожалуйста, телефон, я вам раз семь звонила. — Черт! Как на конференции убрал звук, так и забыл, — хирург полез в карман за смартфоном. — Спасибо, Ниночка. Исправился, — он продемонстрировал экран мобильного. Медсестра отправилась прочь; Павлова собралась было последовать ее примеру, однако Кривицкий остановил ее, легко схватив за тонкую кисть, запустив тем самым волну необъяснимых мурашек по коже Ирины Алексеевны. — Слушай, Ир, а приглашение на ужин остается в силе или как? — На какой ужин? — не поняла она. — Николай меня звал к вам, это еще на прошлой неделе было. А с тех пор — тишина, — Геннадий Ильич неопределенно пожал плечами. Ирина потупила взор. Затолкала подмышку карточки, поднялась со скамьи и, полубоком обернувшись к Кривицкому, твердым голосом произнесла: — Вот сам со своим Павловым и встречайся. Она резво обогнула лестницу и взлетела на второй этаж, оставляя позади себя ненавязчивый шлейф французских духов.***
Проассистировав Гафурову на операции, довольный собой Кривицкий уже крутился близ поста регистратора, чтобы выпытать у Нины местоположение Ирины Алексеевны. Коллега исчезла со всех мыслимых радаров, не давая возможности Геннадию Ильичу понять смысл, скрывающийся за последней брошенной ей фразой парой часов ранее. Дубровская посчитала своим долгом оповестить челюстно-лицевого о возможных причинах плохого настроения сосудистого хирурга в последние дни. Рассталась с мужем, значит… А он, дурак, соль ей на рану сыпал разговорами о Николае. — Ирина Алексеевна в кабинете у Пастухова. Одна, — отрапортовала Нина. — Петр Викторович ее пустил поработать там, пока оперирует. — Ниночка — вы шпионка? Признавайтесь! Все-то вы знаете! — Штирлиц — мой дальний родственник. Только никому не рассказывайте, — шутливо взмолилась она и отпустила Кривицкого. Геннадий Ильич, постучавшись в кабинет заведующего отделением и не получив никакого ответа, решился осторожно приоткрыть дверь. Ирина сидела спиной ко входу и работала за ноутбуком Пастухова, перепечатывая выписки из карточек. Она услышала, как кто-то вошел, но не обернулась и только ниже склонилась над клавиатурой. — Ира, это я, — мягко произнес Геннадий, плотно закрывая за собой дверь и подходя к женщине. — Мне сказали, что ты тут, — молчание. — Ир… — протянул он, присаживаясь на соседний стул. Позволил себе опустить ладонь на ее плечо. — Ну, как ты? Хочешь поговорить? Расскажи мне все. Женщина поджала губы, изо всех сил сдерживая вмиг подступившие слезы, и отчаянно замотала головой: — Отставь меня, — нечленораздельно вырвалось из ее горла. Сердце Кривицкого преисполнилось сочувствия, и мужчина захотел обнять Павлову. Он легко отнял ее правую руку от клавиш и потянул на себя. Женщина вырвалась, но не справилась со слезами — мокрые дорожки хлынули по щекам весенним ливнем и ей пришлось приложить ладони к глазам. Воспользовавшись тем, что знакомая отвлеклась от борьбы с ним, Геннадий Ильич притянул ее к себе, аккуратно уложив белокурую голову на свое плечо. Ирина зацепила сухими пальцами его белый халат, после чего громко вволю разрыдалась. Гена неторопливо гладил Павлову по сотрясающейся от рыданий спине, приговаривая успокаивающие слова. За всхлипами она не различала произносимого им, но проникновенный мужской голос благостно влиял на ее состояние. Кривицкий нацелился утешить, поддержать, выслушать Павлову (если поделится болью расставания), но в какой-то момент поймал себя на мысли, что и ему в общем-то оказались необходимы эти объятия. К тому же от волос Ирины веяло особенно приятным ароматом, пробуждавшим внутри него нечто похожее на трепет. Никто из хирургов не смог бы сказать, сколько они просидели, прижавшись друг к другу. Женщина давно успокоилась и лежала на плече коллеги, время от времени убирая со щек размазанную тушь. Мужчина же продолжал бесцельно водить пальцами по спине Павловой, прикрыв глаза и полностью погрузившись в процесс. Дверь резко распахнулась, заставив обоих вздрогнуть, и Полина Пастухова возмущенно начала: — Петь, ну что такое, ни одного врача в… — замолкла, изумившись представшей перед ней картине. — А вы что тут делаете? — Мы выписки печатаем, — спокойно отреагировал Кривицкий. — Вам нужны специалисты? — Желательно… У нас массовая травма, — Полина вперила взгляд в затылок Павловой, которая, как только медсестра нарушила покой хирургов, отвернула от дверного проема заплаканное лицо. — Значит, мы через пару минут будем на месте, — умиротворяюще подвел итог Кривицкий. Пастухова, хмыкнув, ушла. Мужчина несколько отодвинулся от Ирины, чтобы посмотреть в ее глаза. На щеках той по-прежнему оставалась свежая тушь, поэтому он точным движением больших пальцев вытер черные дорожки. Ирина Алексеевна вежливо отпрянула от его ладоней, и Кривицкий послушно опустил их вниз. — Как я? Совсем плохо выгляжу? — обреченным голосом спросила Павлова. — Напрасно боишься, все хорошо, — хирург поднялся со стула и забрал себе стопку с медкарточками Павловой. — Я сам закончу, а то и вправду неделю над ними будешь чахнуть, а мне потом красней за тебя перед Ниной. Ирина Алексеевна изумленно поглядела на него, поражаясь комбинации откровенной фамильярности и жеста доброй воли. — Гена, — остановила удаляющегося Кривицкого женщина. Мужчина круто развернулся. — Спасибо тебе. Он подмигнул сосудистому хирургу, а затем вышел, чтобы дать ей время привести себя в порядок и после — присоединиться к борьбе за жизнь пациентов.