Голубая сойка

По крыше тревожно тарабанил спонтанный июльский дождь. Всепоглощающая липкая духота внедрялась абсолютно в каждую уязвимую клеточку тела, растворялась в угрюмых лужах и впитывалась в недры разбитого асфальта. Поникший графитовый горизонт обрамляли пористые, грустно плачущие облака, промокшие до ниток улицы были совершенно безлюдны, лишь хорошенько приглядевшись удавалось заметить скрученных в пушистые комки котов, что грелись и прятались от внезапно настигшего город ливня, забравшись под немногочисленные машины, удачно припаркованные на обочинах. Сдержанный ветер трепетно убаюкивал колышущиеся от волнения деревья, пятернёй путал малахитовые листья на кудрявых макушках, сплетал друг с другом выцветшие травинки, вертел по тротуару упаковку из под чего-то, что битый час мозолила уставшие глаза Стэну. Он медленно приподнимает рукава идеально выглаженной рубашки, от которой веяло свежестью и апельсиновым кондиционером, при этом не отрывая скучающего взгляда от кружащей на дороге обёртки, тем самым оголяя свои, до невозможного красивые, истерзанные отчаянными шрамами руки. Изящные и нежные, хаотично расписанные выпуклыми, еле затянувшимися рубцами. И что-то больно ёкает в бескрайне чистой и наивной глубине души Билла, ему необъяснимо сильно хочется взять их в свои, просто необходимо. И он берёт, пока Стэнли молча позволяет. Дотрагивается губами ненавязчиво кратко, Стэн едва успевает словить кофейными впадинками его изумрудные, прежде чем приглушённо выдохнуть, ощутив ласковое касание на другом запястье. Безграничное тепло расцветает на кончиках пальцев, приятно покалывает, аж до мурашек. Взору открывается насыщенная палитра самых сочных в мире акварелей. Яркие пятнышки, таясь в своих лунках, манят с немым вопросом: "Какой цвет выберешь ?", а Стэнли не колеблясь тычет в ячейку с искренне голубой краской и робко выдаёт: - Нарисуй на мне птицу. Денбро подушечки мочит в ямке ясных васильков, касается неистово мягко, чутка осторожно. Стэн ненароком дёргается, словно ошпаренный, томно вздыхает. Билл отрывается, смотрит на него ласково, до того обеспокоено, что Урису и стыдно успевает стать. - Холодная. Поясняет. Билл соглашается. - Мне п-п-продол... ? - Пожалуйста. Одаривает улыбкой такой бархатной-бархатной, Стэну начинает казаться, будто он неисправно млеет и щёки его предательски не во время густо багровеют. Глядит, а на руке уже головка виднеется, кругленькая, совсем крохотная. Урис чувствует, с каким трепетом Денбро старается нарисовать тельце. Он мизинцем мазюкает тёмным, почти синим цветом, поверх покрашенной голубым кожи, тем самым имитируя редкие пёрышки. Ямочки у Стэнли появляются совсем непроизвольно, хватает только одной мысли о том, что птенчик поразительно точно получается похожим на удивительно неотразимую, роскошную голубую сойку. Утончённую, свободолюбивую птицу, имеющую со Стэном что-то неуловимо общее. Билл украшает продолговатую шейку чёрным ожерельем, рисует цепочку из маленьких бусин. И от каждого его невинного касания сердцу с трудом удаётся пропустить очередной удар. Белым он очерчивает грудку, проводит кончиком указательного по кисти вниз, не затронув ладонь. Царапин почти не видать. Такой увлечённый, спрашивает, нравиться ли, и только после утвердительного кивка продолжает рисовать. Усердно пытается сделать так, что б всё-таки понравилось, насколько это вообще возможно, используя детскую акварель. А Стэнли осторожно наблюдает, не переставая удивляться, как в одном человеке умещается столько любви и уюта, что, казалось, уже рекой хлыщут, выбиваясь из общепринятых рамок. Ему впервые хотелось всецело отдаться обитающей в комнате неге, не бежать от неё, не боятся. Прямо сейчас он лицезрел как бережно и чутко с ним могут обращаться. Не кривится громко, не рыдать истошно, а тихо понимать, и со всей осмотрительностью выводить акварелью изящный птичий хвост на запястье. Рисунок, честно признаться, получался смазанным, чуть ли не ребёнком сделанным, на листке бумаги Денбро изобразил бы сойку в разы реалистичнее. Однако, почему-то, глядя на две угольные чёрточки, что являлись пристально следящими за вырисовывавшимся золотым клювом глазками, таинственно лакомое чувство желанно заполняло пустоту внутри грудной клетки. И как это явление объяснить - не понятно. Урис опускает кучерявую голову, краешками земляничных губ незаметно улыбается. Чувствует прохладные мазки и слышит, как Билл заботливо зовёт его по имени. Выглядывает из под пшеничной копны кудрей, волнами спадающих ему на раскрасневшееся лицо, и видит прячущую все мучительные увечья птицу. Со скромно собранными крыльями, умной мордашкой и симпатичным окрасом. Денбро своего румянца не стесняется, прятать не спешит. Пальцы вытирает цветочно пахнущей салфеткой, покорно ждёт, пока Стэн налюбуется. - Ну как ? Спрашивает нерешительно. - Красивая.. Целует трусливо, ощутив прилив смелости. Застенчиво отстраняется и поглядывает смущённо. Билл изумлённо касается нижней губы, совсем забыв о не смывшейся краске, пачкается случайно, хвойными глазами цепляясь за жгуче карамельные напротив. Они искрятся, тепло излучают. И тоска изрядно спрятавшаяся в песчинках радужки совсем тому не препятствует. Наоборот, рассеивается, вместе с гнетущим ливнем стекает в дождевую канализацию, где ей и место. А птенец, кажется, вот-вот оживёт и улетит. Махнёт разок-другой крыльями, закружит весело над головой, как вдруг примет непослушные волосы Стэна за обжитое гнёздышко, осядет в них, глубже зарываясь в шёлковые завитки. Они б с Биллом долго смеялись, вспоминая. Денбро эту картину не представляет, лишь берёт левую руку Стэнли в свою, чувственно гладит выпирающие костяшки, разворачивает ладонью вверх, задевает подушечками линию жизни. Удобно устраивается поближе, и не успев задать вопрос, получает на него ответ. - Не важно, рисуй, что тебе вздумается. Билл приступает к работе, под аккомпанемент настойчиво стукающего в едва зашторенное окно дождя.