***
На своё мероприятие, устроенное для деловых партнёров, Нин Гуан по обыкновению эффектно опаздывает. Шумные гости вечера начинают раздражать Е Лань, затерявшуюся у самой дальней стены. Сегодня она – сумерский посланник, нерешительная выпускница Академии по имени Дакша, которой захотелось попробовать себя в необычной авантюре. И новая свежескроенная «кожа» Е Лань, которую она выдумала забавы ради, а ещё – чтобы у Нин Гуан на этой встрече была дополнительная пара ушей. – Как поживаете? Торговец из Ли Юэ рядом обернулся, чтобы обменяться с ней приветствиями. Одежда на нём дорогая и абсолютно безвкусная – явный знак того, что богатство пришло к нему совсем недавно. Весь вечер он с наслаждением потягивает вино из богато украшенного бокала и наблюдает за толпой.. Ах, алкоголь. Отличный депрессант, не к месту развязывающий язык. Прежде чем Е Лань успевает ответить, дверь открывается. Это никто иной, как сама Нин Гуан. На ней новое платье: кружевные рукава, богатый лиф, переливающийся на свету, облегающий фигуру и оставляющий достаточно простора для воображения. Стук её каблуков по мраморному полу – великая сила.. – От имени Цисин благодарю Вас всех за то, что уделили время этому вечеру. Перед тем, как раствориться в толпе, Нин Гуан бросает взгляд через весь зал – и находит Е Лань. На мгновение Е Лань теряет её из виду, чтобы спустя пару минут безрезультатных поисков услышать. Нин Гуан смеется. Звонко, сверкающе. Гортань сдавливает спазмом – к счастью, на ней – мантия с высоким горлом, и это немного упрощает задачу. Она сохраняет бесстрастное лицо, перекатывая лепесток на языке. Вкус пряностей и имбиря. Магнолия – цветок для императриц, украшающий сады великого Гуйчжуна, рассказами о котором Е Лань прониклась, впервые столкнувшись в детстве, но забросив в юности. (Век героев подошёл к концу, и Е Лань узнала, что её ждут другие, менее замечательные вещи) Она отходит к столу, пока взгляды гостей прикованы к Нин Гуан, и сплевывает окровавленный бутон в расшитую золотом салфетку.***
На следующее задание Е Лань выбирается вместе со своей командой. На этот раз их цель – горная цепь, пересекающая территорию Монштадта. Не единожды до Е Лань доходили слухи о редких чудовищах и смертельном холоде, погубивших многих опытных искателей приключений. Слухи, которые только подстёгивали её любопытство. Её команда – отряд более чем закалённых людей, танцующих со смертью, как и она; решившихся вслед за ней погрузиться в Разлом. Они справятся. Это всего лишь очередной вызов. Очередное волнение. Не страшнее того, что Е Лань испытывает сейчас: она свешивается с отвесной скалы, едва ли не касаясь лицом острого выступа и неотрывно следит за неясным очертанием пещеры внизу. Из пещеры время от времени, в основном по ночам, показываются люди, одетые в генеральскую униформу Фатуи. Когда она берёт в руки прослушивающее устройство и наводит на пещеру, дыхание перехватывает. Ветер треплет её волосы, холодное ночное небо над головой кажется неземным, а мороз приятно покусывает оголённые участки кожи – восхитительно.. И всё же момент необратимо ускользает. Держась за верёвку, перекинутую через талию, Е Лань плавно опускает на заснеженную тропинку прямо под собой. В долине, раскинувшейся внизу, её наверняка уже заждались. Си Цзя – бывший солдат Миллелита, такая покорная, такая милая. На сегодня она была вторым лицом в команде Е Лань. Отряд Си Цзя должен был следить за взводом электро-молотобойцев, пробирающимся сквозь горы. К моменту, когда она нагоняет второй отряд, губы Си Цзя успевают стать синими от холода. Е Лань невольно вскидывает бровь и опускает глаза на собственные руки, с удивлением обнаруживая, что они приобрели тот тревожный оттенок, который свидетельствует о скором обморожении. Что ж, Е Лань никогда не умела следить за сохранностью своего тела, и уж тем более не следила за здоровьем своих напарников. Может, стоило бы. В отличие Си Цзя. Девушки, которая имела смелость верить в эпоху героев и ответственность перед народом. Для Е Лань не существовало ничего за пределами острых ощущений.***
Она возвращается в Ли Юэ через две недели, с добычей – как всегда. Всё, что удалось выведать из путешествия на Драконий хребет непременно окажется у Нин Гуан. Прямо под её носом, на дорогом лакированном столе из красного дерева. По пути в Нефритовый дворец спазм выталкивает новый бутон из гортани Е Лань; он отдаёт чем-то сладким и отзывается болью в грудной клетке. Это больнее, чем обмороженные на Драконьем хребте пальцы.***
Обморожения недостаточно, чтобы сравнить эту боль, потому что обморожение – непременно пройдёт. Но не тревога, застрявшая где-то глубоко в костях.***
Может быть, она останется дома на недельку, просыпаясь лишь изредка, а после отправится на поверхность Разлома, где ненадолго найдёт покой среди зазубренных пиков скал и магических рун, таящих в себе опасность и знания. Вкус, опасность – редкое и кратковременно удовольствие, исчезающее без постоянного движения. Иногда она бегает без конкретной цели, и напряжение в её мышцах разливается ощущением жизни. Бросок костей определяет, что она закажет на ужин, какой безвкусный роман прочтёт, чтобы скоротать время. Читает она много, жадно и небрежно: книги о фонтейнском духе гедонизма, исторические сводки натланских авторов, сказки о клишированных героях из Снежной, сумерские научные трактаты об ускорителях высших энергий. Она видела дым, поднимающийся над горными пиками Фонтейна, засыпала под шаги сотен гостей Фестиваля вина в Мондштадте, наблюдала, как молнии, спускаясь с небес, искрятся в волнах на границах Инадзумы. Всё это – лишь рябь, пляшущая на кончике её языка, рассеивающаяся тихим шёпотом. В промежутках между странствиями к краю земли, когда Е Лань улавливает тишину утренней прохлады, она думает о том, что не была создана для боя и принуждения. Но эта тень – тень на солнце, витающая на грани каждого её вздоха. Тень, которая будет следовать за ней до самого конца. Она стоит на краю, а под ней зияет бездонная пропасть, которую она обнаружила в одной из подземных шахт. Однажды она упадёт. В её крови бурлит та же тьма, что и в жилах её предков, погибших в этих бескрайних глубинах. Шёпот предков всю жизнь звали её к Разлому и готовили её к нему. Возможно, когда-нибудь Е Лань покажет это место Нин Гуан, ведь безопасность подземных шахт Ли Юэ находится в юрисдикции Воли Небес. Кристаллы здесь светятся так же, как драгоценные камни в волосах Нин Гуан; в полупрозрачном свете она будет похожа на прекрасный призрак. Она легко перенесёт это путешествие. Конкуренты часто недооценивают её выдержку. Нин Гуан. В её горле распускаются колючки, и она, сотрясаясь от кашля, балансирует на грани. Опора внизу растворяется, но Е Лань успевает схватиться за выступающий камень. А было бы забавно, если бы Разлом забрал её именно таким образом.***
Новый лезущий из глотки цветок Е Лань обычно успевает убрать салфеткой вместе со следами крови, но не в этот раз – Си Цзя пытливо смотрит на неё, когда она сотрясается в страшном приступе кашля. Си Цзя заметила. Может быть, даже уловила краешек лепестка глазурной лилии, протиснувшийся меж губ Е Лань прежде, чем она от него избавилась. Е Лань ловит её взгляд; Е Лань смыкает налившиеся свинцом веки и вздыхает. Эта болезнь часто вызывает жалость. Особенно, если всем вокруг известно, что чувство безответно. Больным предлагаются варианты решения, излечения, избавления – как угодно. Переехать в самый дальний район, прекратить контакты. А что, довольно романтичная идея – умереть, задохнувшись от собственной тоски. Си Цзя молчит, неподвижно смотря на зажатую в руке Е Лань салфетку. – Это она? Загрубевшая от бесчисленных боёв рука ложится на её плечо. Е Лань наливает ещё чаю в её чашку и позволяет себе улыбнуться. – Что её выдало? – Мне кажется, я немного знаю тебя, Е Лань. И я знаю, что ты не собираешься ей ничего говорить. С Си Цзя слова не нужны. Е Лань знает множество историй о влюблённых, которые уносят свою тайну в могилу, подстегиваемые романтическими приступами гордости и стыда. Она всегда задавалась вопросам, на сколько такая мера оправдывает себя. Тоска, бесспорно, довольно тяжёлое чувство, но объективно – что в ней такого особенного? Существует множество других видов возбуждения. Это определенно не должно нарушать её спокойный рабочий распорядок и превращаться в отправную точку мелодрамы. – Я могла бы. Но не вижу в этом необходимости. – Ну конечно, – Си Цзя откинулась на спинку кресла и усмехнулась. – Необыкновенную Е Лань не интересуют дела смертных, связанные с похотью и тоской. Е Лань коротко смеётся. – У всех разные вкусы. – И на этом всё? Е Лань пожимает плечами и делает глоток чая. Си Цзя наклоняется к ней ближе. – Е Лань. Что-то в её голосе заставляет Е Лань поднять глаза. – Я видела, как она смотрит на тебя. Венок из зелёных листьев заполняет почти всё пространство в глотке, когда Е Лань собирается ей ответить. Она чувствует вкус – на этот раз паслён.***
Не каждому дано без приглашения врываться в дворец Тяньцюань, но Е Лань – не просто человек: она таинственный посланник, прилежный работник, призрак, невидимый поклонник. И она наверняка вызовет волну слухов в городе. На плечо Нин Гуан упала прядь волос. Е Лань узнает её издалека, почти сразу, потому что знает, какими точными движениями волосы Нин Гуан рассыпаются по её плечам – повторяющееся воспоминание, проникающее в её сознание, как вода сквозь камни. Макияж Нин Гуан безупречен, но под глазами залегли тёмные круги, которые не ускользнули от внимания Е Лань. Оторвавшись от разговора с торговцем из Сумеру, Нин Гуан улыбается Е Лань, влетевшей в кабинет со своими отчётами. Её глаза горят тёплым, мягким пламенем, от которого в груди Е Лань вспыхивает знакомая боль, пронзающая лёгкие. В последнее время она кашляет розами. Цвет и ощущения разливаются по всему телу, нервам и добирается до кончиков пальцев. Почему говорят, что эта болезнь убивает? Она никогда не чувствовала себя такой живой.***
Красный пион. Богатство, весна; королева цветов – так сказано в руководстве по флориографии, которое она пролистала, отправляясь в повозке к пикам Цинсинь. Бросив кубик, она решает оставить его себе и кладет в заветную антологию классиков Минъюнь, а также сует в коллекцию Нин Гуан. Розовая орхидея. Любовь. Е Лань давится ей целую минуту, прежде чем грубо вырвать из горла голой рукой. Она сминает её и долго смотрит, как сок смешивается с кровью на её ладони. Ни Е Лань, ни Нин Гуан — не любят. Хризантема. Смерть. Лепестки собираются в густые гроздья, когда она стоит на берегу отмели Яогуан, и морской бриз шепчет ей о бесконечном сером горизонте. Она старается не смотреть на него.***
– Ты в порядке, Е Лань? Е Лань прекрасно слышит Нин Гуан, но не спешит оглянуться на неё. Болтовня толпы в гавани Ли Юэ отвлекает. Из-за напряженного графика и постоянных заданий Е Лань не часто выходила на открытые улицы. Там всегда слишком много шума. И все же, когда утреннее солнце освещает витрины магазинов, она не может не оценить милых продавцов: старательные пальцы, искренние глаза и восхищенные взгляды, которыми они провожают Нин Гуан, когда она беззаботно прогуливается мимо. Незаметно для себя Е Лань подбрасывает кубик. Он покачивается на кончиках её пальцев: три или четыре? – В последнее время ты выглядишь более бледной, чем обычно, – продолжает Нин Гуан. Е Лань наконец поворачивается к ней. – Вы беспокоитесь обо мне, госпожа Нин Гуан? Она улыбается и звучит так игриво – отчасти, пожалуй, потому что понимает, что на людях они – всего лишь начальник и подчинённый. Нин Гуан нахмурилась. Она наклоняется ближе к Е Лань - едва заметное движение, которое Е Лань смогла распознать только благодаря своим навыкам и опыту в чтении языка тел. (И потому, что пространство между ней и Нин Гуан ощущается как удушье) – Ты же знаешь, что я никогда не буду возражать, если ты действительно захочешь отдохнуть? В отличие от распространенного мнения, я не настолько бесчеловечна. Е Лань только хмыкает. – Посмотри на меня, Е Лань. Е Лань повернулась. Нин Гуан застыла на месте. Все еще удерживая взгляд Е Лань, она наклонила голову, молча требуя ответа. Если бы Е Лань хотела, то это выглядело бы как шанс: брешь в их неуязвимости, в которую она могла бы вонзить свою стрелу. Но все же это была Нин Гуан. И что бы она ни говорила, Нин Гуан никогда не делает ничего, что не было бы идеально рассчитано для её долгосрочных инвестиций: Нин Гуан желает. Нин Гуан одержима. Она всегда получает то, чего желает. Е Лань неоднократно наблюдала за тем, как она обдумывает свои дальнейшие шаги; она – гениальный стратег с глазами охотника за сокровищами, недостижимыми для простых смертных. Е Лань не верит, что-то такое глупое, как романтика, как любовь, достойно внимания Нин Гуан. Она не способна любить. Е Лань не верит в это. Да и сама Е Лань не способна. Но ладонь Нин Гуан вновь ложится на её руку; гладкость её кожи резко контрастирует с мозолями на подушечках пальцев. Впервые заметив их, Е Лань не на шутку удивилась, и только позже вспомнила, что рассказывала Нин Гуан – мол, иногда ей нравится выбираться на зимнюю рыбалку. Её пальцы скользят по коже Е Лань, и это ощущается почти как нежность – внутри Е Лань скручивается тугой узел. Ещё глазурные лилии? Хризантемы? Тюльпаны, которые увядают за считанные часы? Нин Гуан подошла ближе, и резко сократившееся расстояние пустило по спине волну мурашек, словно бы от прикосновения электро-цветка. У неё снова перехватило дыхание. К горлу подступает кашель: внутри вьются спутанные стебли, прокладывая себе дорогу сквозь внутренности. Бешено заходится сердце. Она не встречается взглядом с Нин Гуан. Глаза – это врата к тайнам.***
Иногда она мечтает об этом. Нин Гуан целует её, путаясь в простынях покоев Тяньцюань. Заросли в груди покорно стелются под умелыми пальцами Воли Небес, окутанной благоуханием глазурных лилий. Тепло и жар: тоска, пронизывающая до костей, непохожая ни на какое другое удовольствие. Запутанные сорняки внутри неё подчиняются рукам и губам Нин Гуан; робкие прикосновения, набирающие силу и смелость, когда они так близко – яркие, настоящие; цветок, распускающийся в плод, и... Остального она не помнит. (Е Лань нечего скрывать, кроме того, что в её снах она и Нин Гуан влюблены)***
– Кто это? Нет нужды изображать беспамятство. Бледная рука ложится на плечо Е Лань и медленно скользит к кисти. Е Лань усилием воли подавляет дрожь. – Угадай, – говорит она негромко. Нин Гуан вздыхает, свободной рукой задумчиво касаясь подбородка. – Может быть, бывшая миллелитка из твоей команды? Си Цзя, так её зовут? – она размышляет вслух. – Или кто-то более величественный – адепт, возможно? Ты ведь часто странствуешь где-то недалеко от их обителей. Ты, думает Е Лань до того, как её скручивает очередной приступ кашля. – Я налью тебе чай. Выпей, будь добра. Повинуясь, Е Лань делает глоток из чашки, протянутой Нин Гуан. Мягкий, узнаваемый вкус – ромашка. Она закрывает глаза. – Кто это? – Нингуан снова спрашивает, теперь – шепотом. Будто ей не все равно. – Ты не мазохистка часом, Е Лань?***
Если представить всё в чуть более поэтическом свете, Нин Гуан можно было бы считать собственницей. Она имеет привычку подходить ближе к Е Лань, когда они вместе прогуливаются в гавани Ли Юэ. (Иногда Е Лань одета как Миллелит, иногда – как старая больная вдова, а бывает – как купец из далёкого Фонтейна. Во время последней прогулки Нин Гуан властно берёт её за руку, и это вызывает разговоры в городе: великая Тяньцюань наконец изволила проявить благосклонность к таинственному ухажёру) А ещё Нин Гуан смотрит на неё пронзительным взглядом, который заставляет Е Лань думать, что она отлично справилась бы с перекрёстным допросом генералов Фатуи. В конце рабочего дня Нин Гуан накрывает её руку тонкой ладонью и приглашает в Нефритовый дворец, дыша в дюйме от её уха. Е Лань проглатывает ком в горле и усмиряет щемящее чувство в лёгких, внутри которых буйствуют липкие кусты терновника и заросли роз. А сейчас Е Лань сидит на балконе Нефритового дворца – в последнее время это случается все чаще — и смотрит, как лунный свет проливает серебро на волосы Нин Гуан, как под ней расстилается город. – Выходит, я – твоя следующая инвестиция? – Е Лань обнимает Нин Гуан за талию. – Так интересуешься моими делами? Нин Гуан нарочито медленно ведёт пальцем от ложбинки на груди выше, к шее, и дыхание Е Лань, следуя за ее прикосновением, вырывается из лёгких. – Никогда бы не подумала, что спекуляции на рынке — твоё новое увлечение. – Кто я, если не азартный игрок? – беззаботно отвечает Е Лань. Нин Гуан придвигается к ней так близко, что Е Лань ощущает её тепло сквозь ткань одежды. – Но ты очаровательна, – говорит она на выдохе, и в горле у Е Лань слипаются в твёрдый комок колючки. - Ну, так.., — Е Лань сглатывает. — Какую цену за меня назначила бы сама Тяньцюань? Момент безнадёжно упущен – Нин Гуан отстраняется, не произнеся ни слова. Вечерний ветерок кружит между ними; усталый вздох, похожий на тихий шелест ветра, доносящийся из гавани Ли Юэ внизу. – Порой я думаю, что ты спекулянт куда более искусный, чем я, – звонкость её голоса едва уловимо гаснет. – Спокойной ночи. Завтра рано вставать – делегация из Снежной не терпит опозданий. Верно. В предыдущие несколько дней Нин Гуан только и делала, что бегала по коротким конференциям с делегацией Фатуи, чтобы обсудить военное сотрудничество с Миллелитами с целью установки прочного мира. Усиление агрессии Фатуи никогда не сулило ничего хорошего для безопасности граждан Ли Юэ. Иногда Е Лань забывает, что безопасность граждан Ли Юэ – это часть работы, которую выполняет Нин Гуан. Ах да. Нин Гуан, защитница Ли Юэ. Не просто инвестор. Она должна постараться поверить в это. Нин Гуан исчезает – отвернувшись, она небрежно поправляет причёску и уходит, оставляя Е Лань в одиночестве на балконе. Е Лань откашливается и рассматривает лилию в тусклом ночном свете. Что-то было не так сегодня. В груди продолжает пульсировать даже после того, как кашель стихает. Удаляющаяся фигура Нин Гуан кружит в голове, словно ночной ветер. Тоска – удовольствие, может быть, не более приметное, чем любое другое, но, возможно, чуть более долговечное?***
Е Лань натягивает тетиву и собирается с мыслями. Мышцы её рук восхитительно напрягаются, и весь мир уменьшается до размера зрачка. Стрельба из лука всегда приносила ей огромное удовольствие, поэтому она предпочитала именно лук. – Ты должна признаться, Е Лань. Е Лань стиснула зубы, продолжая целиться. – Ты очень хочешь, чтобы я случайно убила тебя? Приступ кашля заставляет Е Лань опустить оружие. На другой стороне тренировочной площадки Нин Гуан расположилась на деревянном шезлонге, чтобы наблюдать за её тренировками. Сегодня она отвлекающе красива – бесит, невозможно. Она сидит, опираясь на одну руку, в простом платье, красиво облегающем контуры её бёдер и открывающем вид на обманчиво хрупкие плечи. В последнее время Е Лань совсем не хотелось покидать дом, поэтому Нин Гуан прибыла к ней лично, проделав огромный путь из Ли Юэ, чтобы взглянуть на это мероприятие. В груди у Е Лань всё сжалось, и она закашлялась, давясь пробирающимися по горлу шипастыми стеблями. (Очень скоро это убьёт её; она умирает – прямо сейчас) Нин Гуан вскочила на ноги. – Ты не умрёшь здесь, – бормочет она, направляясь к Е Лань, словно услышав её мысли. – Ты заслуживаешь достойной смерти. Е Лань тяжело дышит. – Не думала, что ты столь романтична, – выдавила Е Лань, гадая, замечает ли Нин Гуан, как её бьёт крупной дрожью. - Неужели могущественная Тяньцюань считает, что мне уготована героическая смерть? Е Лань – она так считала, и это было правдой – не совсем герой. Всего лишь призрак. Нин Гуан подошла ближе, наклонившись, убрала упавшие на лицо Е Лань локоны. Это почти нежно – это так близко, что боль в груди становится невыносимой, заставляя задуматься – на сколько она вообще человек? – Нет, я недостаточно романтична, – Нин Гуан хмыкает, прижимая ладонь к её щеке. – Но ведь ты тоже защитница Ли Юэ, разве нет? Защитница Ли Юэ. Предки Е Лань, погибшие в Разломе, отдали всё, что у них было, включая свои жизни, чтобы защитить Ли Юэ. Но от них Е Лань осталась лишь бурлящая горячая кровь, которая притупляет страх и зовёт в Разлом. Е Лань читала бесчисленные истории о рыцарях и героях, оберегающих жителей городов. Возможно, когда-то она и поддалась фантазии, представив себя кем-то похожим, но даже если и поддалась, то не может вспомнить, как это было. Сегодня то, как она проводит время, решает бросок кубика. Она отсыпается после обеда до следующего приступа опасности. Она работает с обычными людьми. Она никогда не останавливается, но она не совсем живёт, и, может быть, только эта цветочная болезнь приблизила её к тому, что называется жизнью. И Нин Гуан. Нин Гуан вертится в голове Е Лань, как потрепанный лепесток на ветру, как бриллиант под языком. Несмотря на золото и блеск, окутывающие её, Нин Гуан должна понимать этот призрачный голод, потому что Е Лань видит его и в ней; в Нин Гуан есть то же беспокойство, которое движет ею и которое, несомненно, однажды поднимет её славу на новый уровень, оставив позади Ли Юэ, чтобы соперничать с самой Селестией. В конце концов, Е Лань пришла к выводу, что Нин Гуан хочет, Нин Гуан добивается, но она никогда не полюбит. Она не способна любить. И все же Нин Гуан смотрит на неё почти так, словно допускает возможность того, что два героя, рука об руку, будут защищать гавань Ли Юэ. – Тогда я точно буду стремиться к достойной и красивой смерти, – прошипела Е Лань. – Только для тебя, Тяньцюань. Нин Гуан вздохнула. – Замолчи, Е Лань. Её голос дрогнул, заставляя Е Лань поднять на неё глаза. Она знает, что Нин Гуан не любит, когда её мысли коверкают. В горле Е Лань снова что-то застревает – может быть, очередной гибискус или стебель лотоса, пробивающийся прямиком в пищевод. Она выплевывает его почти со злостью, уже не беспокоясь о том, как будет выглядеть, вздрагивая от рвотных позывов, которые непременно последуют, если она насильно попытается удержать цветок внутри. Одинокая глазурная лилия – гладкие лепестки, так и нераспустившиеся. Она падает к её ногам, между ними, на край сандалии Нин Гуан. Нин Гуан смотрит на неё. Тишину не нарушает ни одна из них. – Понятно, – наконец говорит Нин Гуан, и грудь Е Лань разрывает такой болью, что это чувство становится похожим на нежность. – Забери его себе, если хочешь, – тихо говорит она, снова беря в руки лук. – Завтра утром я отправлюсь в Разлом. Разумеется, она не собиралась этого делать. Ещё несколько секунд назад. По крайней мере, Си Цзя и остальные, кто ещё не успел исследовать Разлом, были бы благодарны, если бы она действительно отказалась от этой мысли. Она отводит взгляд от Нин Гуан. Возможно, было бы неплохо провести некоторое время вдали от Ли Юэ.***
Когда она покидает гавань Ли Юэ вместе со своей командой, болезнь, кажется, немного ослабевает. Возможно, дело в том, что она находится вдали от Нефритового дворца. И от Нин Гуан. Возможно, в разряженном воздухе Разлома её организм решил, что есть более серьёзные проблемы. В любом случае, во тьме воздух легко проникает в легкие, а ноги бегут быстрее, чем на поверхности; даже быстрее, чем в тот день, когда она впервые пронеслась по морозным просторам Драконьего хребта и в самом конце задумалась – а на сколько она вообще жива? Вот только на этот раз Е Лань попала в ловушку. Теперь она поняла. Остальные уже в ловушке, следуют за знаками чудовища из Разлома, которое, как она только что поняла, является всего лишь приманкой. Си Цзя пошла на разведку вперёд, потому что Е Лань позволила ей это сделать. Потому что Е Лань задумалась – на сколько она вообще жива? И если она жива после прогулки по Разлому, то разве не может абсолютно любой пройтись по нему?.. Впереди, во мраке, тумане, зияющей тьме, раздались крики. Архонты. Она неправильно разыграла свои карты. Кровь стучит в ушах, боль нарастает в боках, и она снова задумывается – а человек ли она вообще? В любом случае, остальные – определённо люди; люди, которые могут кричать, истекать кровью и погибать. Возможно, люди не подходят для прогулок по Разлому. Возможно, ей следовало прийти сюда одной. Крик, пронизавший ночь. Е Лань врывается в пещеру и обнаруживает Си Цзя в руках существа, схватившего её за волосы и приставившего клинок к её горлу. Остальные члены команды – жмутся друг к другу у самого края обрыва, припираемые вторым монстром из Разлома. При звуке её шагов существо поворачивается к ней, и вдох Е Лань застывает в горле. Там, где должно быть лицо существа – чистый лист. На месте глаз – две бездонные чёрные впадины. Это те самые создания Разлома, мутанты, которые, возможно, когда-то тоже были смертными, пока темный воздух глубин не захватил их и не растворил в себе, пока они не погрузились в бездонную муть и не сдались. Она и раньше доходили пугающие слухи об этих существах – созданиях глубин. От адептов Ордена Бездны, самых отчаянных шпионов Снежной, наиболее изощрённых изобретателей Фонтейна. А ведь все они имеют дело с красивыми и опасными вещами, несущими смерть.. Е Лань с силой сжимает лук. – Стой! Си Цзя рывком отбрасывает клинок далеко и отбивает его ногой. По её горлу проходит тонкая кровавая полоса, ярко выделяющаяся на фоне чёрной плоти существа. Такая неукротимая, такая выносливая, но... смертная. Просто человек. Чудовище шипит на Е Лань. Со стороны края обрыва доносится скрип руинного хищника, приходящего в движение. – Ты как раз вовремя, – кажется, с усмешкой проговаривает существо, подбирая клинок. Спустя мгновение он был уже занесен. Крик, от которого у Е Лань стынет в жилах кровь, крик, разорвавший ночь. Кровавая полоса рассекает тьму, обжигая веки, и – Е Лань кричит.***
Ей удаётся вернуться в Ли Юэ. Ей неясно, чувствуют ли люди, снующие по улицам, запах Разлома, следующего за ней по пятам. Насколько призрачной она выглядит? Насколько непроглядной тьмой наполнены её глаза, насколько побледнела её кожа? За всё время, которое она посвятила обманам, играм и одиночным броскам кубиков – впервые она вернулась одна.***
Всё начинается со снов. В основном, несвязных и бессмысленных. Кровь Си Цзя, заливающая ей глаза. Хек Су, рыдающий, взывающий к матери на своем старом миньюньском диалекте в тот момент, как руинный хищник вытащил его к обрыву. Крик Цзэ Ру, разнесшийся по воздуху, словно расчлененное тело... Пустые глаза существа, смотревшего на неё, кровь Си Цзя, стекающая по его пальцам. Снова Разлом. Холод Драконьего хребта, морозная тьма на кончиках её пальцев, бездонные тени, в которых навсегда теряются грешники. А потом более обычные сны, которые снились ей и в прошлом, до Разлома: её лишают всех конечностей, она просыпается в прозрачном гробу, растворяется в мутной жиже заживо или просто-напросто сходит с ума. Иногда она приходит в себя, распростертая на жестком полу. Если бы она умерла, ей было бы интересно, как и когда её обнаружат. (Существо из Разлома – в некоторых снах Е Лань видит в нём себя) Когда она вернулась в гавань Ли Юэ, вернулись и цветы. Часы её бодрствования наполнились тревогой и беспокойством – в груди цвели лилии и нарциссы. Она беспорядочно перебирает мягкие лепестки пальцами, смутно удивляясь тому, как в её груди могло зародиться столько жизни. Возможно, именно поэтому она всегда умирала. Иногда в Разломе, в её снах, появляется роза: дикая роза, цветущая и размножающаяся, с едким запахом, заманивающим её в ловушки, которые она расставляет для своих врагов. Иногда ей снятся легендарные герои из земель далеко за пределами Ли Юэ; боги-солнца, заливающие Разлом ярким светом; роза, пришедшая украсить рукав благодарного рыцаря. Иногда Нин Гуан вместе с ней, во сне, мчится по бездонному ущелью, пока Е Лань пытается убедить её отправиться с ней в безопасное место, но Нин Гуан не слушает – и холод окрашивает её губы в призрачный синий цвет. Шипы впиваются в горло Е Лань и раздирают до крови в наказание за того, что она не смогла согреть Нин Гуан. А потом – более болезненные. В них Нин Гуан говорит: защитница Ли Юэ, разве нет? Как будто всё ещё может верить в героев. Губы Си Цзя посинели от холода на Драконьем хребте. Е Лань вспоминает об этом, сжимая лук. Лук лежит в ладони словно влитой, будто она никогда не выпускала его из рук. Она не помнит, когда и от чего проснулась. Наверное, когда холод, проникающий в неё сквозь кожу, напомнил о морозном воздухе и зове Разлома. На грани пробуждения Е Лань вдруг понимает, что выход рядом и вполне очевиден – она может просто погрузиться в бесконечный холод и навсегда закрыть глаза, как существо из Разлома. Но.. Пока что – нет. Потому что она не хочет, и как только Е Лань понимает это – всё становится чуть проще. Например, то, что губы Си Цзя посинели от холода на Драконьем хребте. Она помнит это сейчас более отчётливо – выуживает то ли из воспоминаний, то ли из сна. Мишени на другом конце тренировочного двора перекошены – никто не удосужился поправить их с того дня, когда она в последний раз тренировалась под присмотром Нин Гуан. Первая стрела летит мимо – от мишени её отделяет не более половины дюйма. Когда Е Лань вернулась в лагерь после прослушки логова генералов Фатуи, губы Си Цзя были синими от холода. Пальцы Е Лань потемнели от холода. Но Си Цзя была вполне смертна. Как и все они. Им не место в Разломе, даже если они отважились прогуливаться по ночам в её компании. Первая ошибка Е Лань заключалась в том, что она решила, что обычные смертные могут танцевать со смертью вместе с ней. В то время, как их предназначением была защита Ли Юэ. Да и её предназначением тоже. Хотя жизнь Е Лань прошла рябью, уносящей её вдаль по течению глупых прихотей, слишком беспечных для того, кто хочет считать себя защитником. Вторая, третья, четвертая стрела – все пролетают в доли дюйма от цели. Она скрипит зубами. Именно из-за этой беспечности остальные были сбиты с пути. Из-за того, что она подумала, что смерть – это флирт. Она выкашливает хризантему, не утруждая себя попытками сдержаться, осторожно кладет её на стол. Возможно, когда-нибудь она сможет разбить здесь сад.***
Вдалеке от тренировочного поля Е Лань, словно часовые, высятся огромные горы: величественная горная цепь Ли Юэ, которую воспевают в фантастических рассказах. Она стоит гордо. Стойкость Рекса Ляписа, оберегающего простых людей с молчаливой силой, которой достаточно для того, чтобы вселить веру в богов и чудеса. Это осознание, сюрреалистичное и неизбежное, приходит к ней: она жила здесь с самого детства, но никогда не видела великие скалы во всей их красе. Куда уходят их корни? Вряд ли к Разлому, иначе горы давно бы рухнули. Возможно, всё дело в том, что она постепенно теряет связь со своим рассудком, проводя дни и ночи за тренировками, напрягая до покраснения глаза и мечтая лишь об одном – наконец попасть в чёртово яблочко. Её взгляд напряжен, как тетива лука, и устремлен на цель, но фокус по краям уже чуть смазан. Однако она не успокоится. Не раньше, чем попадёт точно в цель. – Е Лань. Это сон? Может быть, в одну из этих беспокойных ночей она, сама того не заметив, заснула прямо на тренировочном поле? – Ты давно не появлялась в Ли Юэ. Что-то случилось? Когда Нин Гуан успела появиться здесь? Её голос прохладный, как вечерний ветер. Он звучит так мягко. Е Лань прикидывает, когда она видела её в последний раз. Наверное, тогда, когда Е Лань выкашляла глазурную лилию к её ногам и объявила, что собирается повести группу смертных в Разлом. Теперь же Нин Гуан добралась из Ли Юэ сюда, к чёрту на куличики, чтобы понаблюдать за тем, как она слетает с катушек. Что-то скребётся в её горле. Сладкий, удушливый бархат. Зажмурив глаза, Е Лань не может заставить себя обернуться. – Я работаю с теми, кому доверяю, – продолжает Нин Гуан. Доверие. Скользкое слово. Е Лань не раз видела, как Нин Гуан ссылается на него, чтобы умаслить деловых партнёров или начать свою речь с красного словца, но никогда не верила, что она действительно может кому-то доверять. К тому же, Е Лань всегда считала себя выше этих мелочей, навязчивых обязательств и негласных связей... И все же. Уверенные шаги, приближающиеся из-за угла. Когда в поле зрения появляется Нин Гуан, ей приходится опустить лук. Сегодня она одета в белое: безупречное ципао, украшенное серебряной нитью по краям. Она выглядит идеально, как всегда – только свет закатного солнца высвечивает сеточки морщин, появившихся от усталости, у самых уголков глаз. – Я работаю с теми, кому доверяю, – говорит ей Нин Гуан, глядя прямо в глаза. – И доверяю тем, с кем работаю. Я знаю, что ты пытаешься найти выход. В футе от неё Нин Гуан останавливается. Её взгляд скользит по Е Лань и задерживается на её руках. Опустив взгляд, Е Лань обнаруживает, что из подушечек пальцев сочится кровь, оставляя за ней тонкие кровавые дорожки. – Не стоило впутывать обычных людей, – глухо говорит Е Лань. Сладкие лепестки проталкиваются вверх по её горлу. Гибискус. Не в силах вздохнуть, она отворачивается от Нин Гуан. У самого горизонта, отбрасывая длинные тени, возвышаются величественные горы – приближается вечер. Е Лань почему-то думает о Нин Гуан, о её Нефритовом дворце, возвышающимся над гаванью Ли Юэ – по словам Нин Гуан, для того, чтобы за всеми присматривать. А потом – о своих предках, бросившихся в битву, из которой им не суждено было вернуться, чтобы защитить Ли Юэ и людей, которые для них что-то значили. Возможно, теперь Е Лань сможет их понять... Неужели эти суровые горы оберегали и их? (Этот зов Разлома, глубоко пустивший корни внутри неё - возможно, всего лишь мечта о забвении? И одновременно призыв к битве) Она резко вскидывает лук – вверх, туда, к пикам великих гор. Е Лань никогда не была верующей, но ей нравилось наблюдать за теми, кто верит. За тем, как они теряют разум, погружаясь в религиозный экстаз под звук колокола, как огонь загорается в их глазах. Иногда это вызывало у неё.. любопытство. Нин Гуан молчит. Е Лань чувствует почти физически, как в ней что-то неуловимо меняется – будто сладкоречивая Тяньцюань проглатывает все известные ей слова. Во рту вяжет от приторной сладости, и она громко сглатывает. Воздух вздрагивает, когда стрела рассекает воздух и пронзает тучи, пронзает само небо. Откликаясь на её зов, горы грохочут: далекий, сильный звук, напоминающий поток воды, разбивающийся о скалы. Е Лань видит их наяву – ручьи и реки, текущие в расщелинах и устремляющиеся в небо. В лучах солнца вода сверкает золотом, образуя небесный купол. Капли собираются в воздухе, вдалеке раздаются раскаты грома, а затем на землю обрушивается ливень, густой и неукротимый, как молнии в летние ночи, пропитывающий насквозь волосы и одежду Е Лань.. Когда дождь стихает, на небе нет ни радуги, ни бабочек, как в цветных детских книжках – только слабый столб света, искрящийся светло-голубым. Е Лань рефлекторно, отработанным движением, ловит его, и на раскрытой ладони остаётся лишь драгоценный камень, сияющий, словно тысяча солнц. Глаз Бога. Для неё, всю жизнь стоявшей одной ногой на краю пропасти. Вдох застревает в горле – прилипший к небу лепесток гибискуса мешает дышать. Она находит глазами Нин Гуан. Та промокла до последней нитки, её наряд безнадежно испорчен, а сложная прическа растрепалась, и тяжелые серебристые пряди из пучка падают на лицо. Безупречный макияж потёк, оставив на лице тёмные разводы. Но она, кажется, не замечает этого. Она смотрит на Е Лань, на сверкающий Глаз Бога в её руке, и её взгляд – горит, обжигает.. – Предоставь всё необыкновенной Е Лань, – тихо говорит Нин Гуан, прижимая ладонь к её щеке. – Вот что это значит. Нин Гуан целует её.***
Е Лань удается затащить Нин Гуан под крышу. Она не собирается извиняться за царящий здесь бардак. Е Лань никогда особо не следила за порядком в своём жилище, и лоску, свойственному убранству Нефритового дворца, в её доме места не было. Они обе промокли под дождём, и, хотя Нин Гуан была не такой неженкой, какой казалась, Е Лань решила набрать горячую ванную. Потому что губы Си Цзя были синими от холода. Нин Гуан останавливает её, обхватив рукой за талию. Этот поцелуй глубже предыдущего – Е Лань чуть вздрагивает, когда язык Нин Гуан касается лепестка гибискуса, от которого Е Лань так и не избавилась. (Интересно, может ли она почувствовать ту же сладость? Сладость цветов, распускающихся внутри Е Лань для неё?) – Тебе не нужно пытаться спасти меня, – выдавливает Е Лань, закрыв глаза и запустив пальцы в волосы на затылке Нин Гуан. Она пахнет цветами лотоса и летним дождем. Окровавленные руки Е Лань испачкали её белое платье и окончательно испортили макияж, но, кажется, её это совсем не волнует. Под пальцами Нин Гуан кожа становится до боли нежной, а поцелуи чувствуются как обещание – будто Е Лань могла верить в обещания. Флирт со смертью больше не кажется ей привлекательным, но, если всё же пришлось бы выбрать, это был бы не самый плохой способ умереть. Нин Гуан прижалась лбом к её лбу. – Я думала, что Разлом забрал тебя. Её голос дрогнул. Рука скользнула к ключицам, чуть ниже, прямо туда, где гроздья нераспустившихся цветов давили на тонкие кости. (Может быть, это всего лишь воображение Е Лань – но боль больше не ощущалась такой нестерпимой, как раньше) У Е Лань никогда не было любовника, поэтому ей не с чем было сравнить. – Похоже, Тяньцюань не хочет терять свои инвестиции, – глухо усмехнулась она, уже не совсем понимая, что имеет в виду. Нин Гуан слегка отстраняется. – Неужели так трудно поверить, что Тяньцюань – это тоже Нин Гуан? Её рука поднимается к шее Е Лань и обхватывает горло. Было бы достаточно просто крепко сжать, и Е Лань медленно умирала бы от удушья в её руках, но пальцы лишь мягко ложатся на бледную кожу над пульсирующей артерией. Е Лань чувствует, что не может дышать. Как будто ей не нужно умирать ради Нин Гуан, чтобы это желание стало таким реальным. – Ты нужна мне, – Нин Гуан опускает голову на плечо Е Лань. – Этого недостаточно для твоей болезни? Перед её веками мелькают тысячи образов: Нин Гуан, которая не способна любить – так решила Е Лань; Е Лань, которая могла лишь гнаться за зовом Разлома; тоска, которая была лишь осколком, которым она пронзала себя. А потом – кровь Си Цзя, озарившая всё красной вспышкой. Всё же смерть – это не просто флирт. – Ты позволишь мне? – прошептал Нин Гуан, уже мягче. В руках Нин Гуан тепло, сердце бьётся так бешено, что его стук, вероятно, чувствуется даже сквозь платье. Е Лань думает, что хочет поцеловать её снова, медленнее, потому что она такая тёплая, что в груди что-то переворачивается – как живая плоть, кровь и смертность, и, возможно, она сможет... Она готовится к очередному приступу кашля: и под ладонью Нин Гуан на её шее – давление растворяется. – Может быть, – говорит Е Лань, снова обретая способность дышать. – Я попробую.