Slave To Your Games

12 марта, 1958 год, Нойрё Как же Такао надоели эти вечные документы. Он делал бы всё на свете, но только не перебирал целыми днями эти бумажки. Для него они были такой же бесполезной вещью, как и свидетельство о расторжении брака — и так уже спите в разных кроватях, но ведь нужно что-то, что разделяет вас законом. Положение спасала только уже холодная кружка жасминового чая и бог-знает-какая сигарета за сегодня. Кажется, именно поэтому в его кабинете всегда было так холодно —нужно же как-то помещение избавлять от этого дыма и запаха. Закрывалось окно только когда приходила Сино-Одори — ему то уже плевать, организм крепкий, но она пусть лишний раз не болеет. Он ждал её уже где-то минут сорок. Позвал чтобы она ему помогла разгрузить эти бумаги. А то ещё хотя бы час и считай у клана Наито не будет кому руководить, настолько ему тяжко с этим. Но она всё равно опаздывает. Странно, но пусть, всякое бывает. Делает затяжку. Выдыхает. Дым извивается в кабинете. Закрывает окно. Достает из-за стола другие сигареты, тонкие. Через три минуты к нему первыми заходят, нет, не она — запах. Слива, кокос, ваниль и дорогие сигареты. До знакомства с ним были подешевле. Но её вид был куда поразительнее запаха. Длинные черные волосы, помада идеально ровно накрашена. На руке кольцо с бриллиантом — досадная деталь, помнил, как сказала «нет». А на ногах туфли, модные, с бабочкой. — На улице слякоть, а ты всё равно на каблуках — упрекал, но улыбался. — Ты думаешь, это было самое страшное? Я двадцать минут не могла найти такси, ужас! Если бы не остановился какой-то молодой водитель, сказал, мол «Не пачкайтесь, мисс, давайте подвезу». Была бы гордая — не ехала бы, но когда я опаздываю, то свою гордость стоит засунуть куда подальше. — И ты села? — Да, он довольно быстро привёз. Вижу, что даже заскучать не успел. — Сино-Одори стрельнула глазами и взяла со стола сигарету. Пристально смотрит на него, чиркая спичкой. — Ты же знаешь, без тебя всегда скучно. Но у меня есть вопрос — как-то слишком серьёзно он посмотрел на неё в такой игривой ситуации, помолчал секунду, сказал — сильно молодой? — Ну водительские права уже имеет, я так поняла. — Красивый? — Такао выдохнул дым. — Как будто я смотре… Подожди, Такао… Я слышу ревность в твоём голове? — как будто чушь говорит, но ведь глаза не обманешь. В таких ситуациях Такао умел только одно — прикидываться глухим, слепым и иногда глупым. — С чего ты? Я же просто спрашиваю. — сигарета закончилась. Тянется за другой, что за её плечом. Не дотягивается, нежные ладони перехватывают его руку. Переплетает пальцы. Теперь её время смотреть серьезно. — Я не понимаю тебя, Такао. С чего вдруг? Не ты ли мне говорил «пусть смотрят, пусть завидуют, что лишь моя». Не ты? Ему нравятся такие игры, нравится подыгрывать. Куда интереснее чем документы. — Я. — Так что случилось? Думаешь, что вдруг, не с того не с сего, променяю тебя на какого-то мальчишку с водительскими правами? Где твоя уверенность, дорогой? — отпускает ладонь. Такао молчал. Докурила, кинула бычок в пепельницу. Встала, наконец-то сняла с себя этот душный кардиган. Поправила складки на юбке и села к нему на колени — ей было так удобней. Посмотрела на него как-то с сочувствием даже. И обняла. Не душила, а легко накрыла шею руками, медленно проговаривая: — Запомни раз и навсегда, милый. Не нужны мне эти мальчики когда есть ты. Такой красивый, мужественный, — поцелуй в скулу — сильный, умный, иногда строгий, но это даже хорошо. — украдкой целует в шею, переходя на шёпот — Нигде нету второго такого чудесного как ты. Со всеми шрамами, которые я готова целовать каждый день. Ну же, не смотри на меня так. Нету лжи ни в одном моём слове. А он смотрел на неё так, будто впервые видел что-то настолько прекрасное. Так пристально, так влюбленно, так проникновенно. Отвести взгляд его заставило лишь движение Сино-Одори, когда она взяла его ладонь и начала по очереди целовать каждый его палец. Как будто заживляя шрамы. Но одновременно так интимно. Его терпения лопнуло. Он аккуратно снял со своих колен девушку и поспешно запер с внутренней стороны двери на ключ. Закатал рукава рубахи. Боже, как дико Сино-Одори на него смотрела. Ждёт следующего шага мужчины. И он его делает, когда бесцеремонно поддаётся вперёд, сцеловывая всю помаду на её губах. Сразу жарко, очень многозначительно. Её руки через рубашку сжимают его плечи. Его ладони — те, которые минуту назад она так нежно целовала, сейчас прижимаются к её ягодицам, и, опустившись ниже, перехватывают их и поднимают её. Опускают на поверхность стола, прижимая к краю, заставляя ноги развестись. Юбка теперь даже как-то неприлично задралась, но кого это сейчас волнует. Лямки опустились, всё меньше вещей держало её в рамках приличия. На ключицах и груди один за другим появлялись отметины. Сино-Одори считала, что секс с Такао — это как находится на краю пропасти, когда все «за» и «против» стают ничем. Ей казалось, что она с цепи урвалась, нетерпеливо прижимаясь к бёдрам мужчины, что и сам был как в бреду. Это её слова заставили его так остервенеть, так тяжело дышать от одного её прикосновения? Было бы мило, если бы сама Сино еле не задыхалась. — …Рубашка… какая-то лишняя… — ей не ответили. Молчание знак согласия. Без промедления, чётко и выучено она начала расстёгивать рубашку. Под конец она чуть уже не открывала пуговицы от петлей. Но зато теперь перед ней был её личный Давид — подтянутый, высокий, с красивыми венами на руках. Но так грязно сейчас снимающий её нижнее белье, оставляя в платье — не то чтобы это платье красивее его любовницы, просто он уже физически его не снимет. Как и она, видимо, уставшая снимать рубашку, просто повисла на его шее, ждущая когда этот чёртов ремень на его брюках перестанет им мешать. И вот последний сдерживающий барьер позади. Приноровившись, он входит под её частое дыхание и громкий стон. И не дая передохнуть, сразу задаёт резкий темп. Его руки закидывают женские ноги себе на поясницу. И тут же он хмурится: — Туфли… — быстро и аккуратно снимает их с ножек, устраивая ближе к себе. Её прорвал смешок: — Точно-о-ох! — не даёт нормально сказать из-за резкого движения. Сино-Одори аж воздухом подавилась. А его как будто помутнило. Глаза полуприкрытые, руки крепко держат ягодицы, направляя. Потом у неё будут синяки, это точно. Сино-Одори не знала куда деть свои ладони, то отпуская их к груди мужчины, то крепко сжимая седые волосы на затылке. Сам Такао опустил одну руку на край стола, оперевшись на него, пока другая его рука направилась к внутренней стороне шелковых бёдер. Комнату заполонили её вскрики и стоны, его тяжёлое дыхание. Сино-Одори от переизбытка чувств легла на стол, своей рукой чуть не сметая бумаги. Как же изумительно выглядела её бледная кожа, покрытая фиолетовыми пятнами на темном дереве. Как картина. У них обоих темнеет в глазах от разрядки. Девушка пару раз сильно дёрнулась, будто судорогой, выдыхая. А он поспешно вышел из неё и излился себе на руку. Им требовалось где-то пять минут чтобы отдышаться, прийти в норму. Впервые за эти пол часа в кабинете было так тихо, лишь дыхание. Сино-Одори тихо взяла две сигареты: себе — тонкую, и ему потолще. Подала ему пальчиками. Сначала зажгла свою, а Такао опустился к ней и прижимаясь, закурил и свою. Теперь там был ещё и дым. Сделав затяг, она чуть с хрипотцой спросила: — Так, а…зачем ты меня позвал? — куря, она рассматривала потолок. Застёгивая ремень на брюках, Такао слегка отчаянно проговорил: — Не поверишь. Бухгалтерский учёт рассортировать.