Витые коридоры

Сайгику привычно пытался настроить одному ему известную частоту на старом радиоприемнике. В последнее время он слушал только этот проживший не одну свою жизнь агрегат, который вообще чудом еще работал, учитывая его год выпуска. Может быть, выискивая что-то в промежутках и шумах между частотами, хотелось уловить то, что до сих пор давило тяжелым грузом, периодически ссылаясь на свой нездоровый рассудок. Изо дня в день не покидало ощущение, что он упустил что-то важное, а теперь нет ни шанса к этому вернуться и начать заново. Отчасти это странное занятие в виде прослушивания шумов в поисках еще не почивших радиочастот помогало заглушить ставшую постоянной боль, которую пока ещё кое-как удавалось перекрывать с помощью обезболивающего. Правда, помогало это ненадолго. Боль возвращалась, и оставалось два выхода – увеличивать дозу, или же занять себя чем-то. По крайней мере, копание в старом радиоприемнике помогало хоть на какое-то время уйти от неприятных ощущений без дополнительного вреда без того изрядно пострадавшему здоровью. Прошло уже года два с тех пор, как мир едва ли не погрузился в хаос. Победа досталась тяжело, и слишком многое ради неё было поставлено на кон. Не осталось ни прежнего состава Ищеек, ни командира. Тачихара до сих пор числился пропавшим без вести, но, как иногда удавалось уловить слишком тонкому слуху в обрывках чужих фраз, – Мичизу уже решено было зачислить в список погибших. Что там говорить, если самому Дзёно непонятным образом удалось выжить. Но, если бы ему заранее сказали, на что будет похожа эта жизнь, он бы, скорее всего, сам себя добил, чтобы наверняка уже не утруждались спасать, вынуждая влачить жалкое существование. С другой стороны, не всё было так уж плохо, но смотря для кого. Сайгику точно не был тем, кто держался бы за жизнь, по крайней мере, такую, как эта нынешняя. И можно ли назвать это жизнью? Он, по сути, стал бесполезен. Как итог – удалены некоторые органы, существовать без которых вполне можно, если привыкнуть, но вернуться к прежней жизни – уже нет. Будучи элитным бойцом в прошлом, теперь он числился в запасе, что совсем не радовало. Но это, в то же время, давало хоть какой-то шанс протянуть. Слепой искалеченный солдат мало кому нужен. Если быть честным с самим собой – нигде и никому не нужен. В военной полиции повезло остаться стараниями Теруко, которая сейчас занимала должность командира. Так что теперь Дзёно Сайгику был обычным рядовым, охраняющим склад. И, кажется, добивало это не только его. Оокуро по началу была уверена в том, что тренировки помогут вернуться в прежнюю форму. Более того, она надеялась, что однажды Дзёно полностью восстановится и вернется к прежней должности. И ладно бы такие наивные надежды были со стороны Тэтчо, что совсем не удивило бы. Видимо, нынешняя главнокомандующая сдала позиции, или ей собственной способностью голову повредило, если она столь наивно предполагала, что отсутствующие органы могут отрасти заново… Как бы там ни было, хоть какая-то работа у Дзёно осталась, и на жизнь, если это жалкое существование можно так назвать, вполне хватало. У него уже не было сил ни злиться, ни винить кого-то. Хотя, винить надо было только себя в той промашке. Сделав глоток остывшего чая, вкус которого уже сложно было оценить, Сайгику вновь покрутил колесико настройки, изо всех сил стараясь расслышать хоть что-то сквозь пробивающиеся шипение и треск. Он даже себе не мог дать ответ на то, что хочет услышать среди шума помех. Иногда, вот так вслушиваясь, он чувствовал, что что-то упускает. И это что-то очень важное, но ускользает от него из раза в раз, а он так и не может понять, что именно. Словно пытается угнаться за чем-то невидимым, но каждый раз остается далеко позади. Слишком медленный, слишком слабый и слишком безнадежный. Он превратился в такой же бесполезный хлам, как приемник в его руках. И с этим ничего не поделать. Единственное, что в какой-то мере позволяло ему не срываться – ночные смены на этом складе, где можно было отвлечься на прослушивание радиошумов. Было меньше всего шансов, что его кто-то застанет за этим странным увлечением. Если бы Теруко увидела его со стареньким карманным TR-63, прижатым к уху, и свободной рукой вычерчивающего странные линии, напоминающие кардиограмму, пришлось бы доживать эти дни не охранником, а пациентом психиатрической больницы, где его числили бы за выжившего из ума ветерана. Уже никакие доводы бы не помогли. Кто бы мог подумать, что некогда один из Ищеек превратится в собственную тень, прячась от посторонних глаз, боясь самого себя, своих мыслей, и потерявшего всякое желание держаться за эту жизнь… – Дзёно, у тебя все хорошо? – из мыслей выдернул голос Тэтчо, который непонятно какого черта решил завалиться сюда во время отбоя. Сайгику нервно дернулся, уронив приемник, который с шумом ударился об пол, привлекая еще больше внимания. Даже если Суэхиро что-то заметил, то не подал вида. Ну, по крайней мере, он ничего не сказал. – Все было бы просто прекрасно, если бы тебя здесь не было, Тэтчо-сан. Сайгику почти прошипел эти слова, вкладывая в них весь максимум своего к бывшему напарнику презрения и мысленно пожелав тому споткнуться на лестнице и сломать шею. Нет, он не испытывал к нему ненависти как таковой. Зависть – возможно. Даже не так. Сайгику искренне считал, что это просто нечестно: этот придурок остался невредим, в отличие от него самого, чем ещё больше теперь раздражает своим существованием. Ему-то хорошо: здоровое тело и возможность, как и раньше, использовать способность. Насколько было известно, Суэхиро и ранений особо никаких не получил, в то время как Дзёно собирали, можно сказать, по частям. – Я переживал. – Переживал бы лучше за себя. А теперь сделай доброе дело – закрой дверь с обратной стороны. Ты мешаешь. – проворчал Дзёно, стыдясь то ли своего состояния, то ли положения, в котором сейчас оказался. Он прекрасно понимал, что Тэтчо переживает абсолютно искренне, но именно это и раздражало почти до желания убить. Только бы не слышать больше ни этих тяжелых вздохов, ни вопросов о самочувствии, ни вообще этого голоса, от которого теперь уже действительно начинало тошнить. К тому же, боль снова напомнила о себе, едва Дзёно отвлекся от своего занятия. Она была похожа на одну из тех затянутых пыток, которые бывший член Ищеек когда-то проводил. Сначала болезненное покалывание, которое усиливалось, а затем перерастало в нечто, будто тело изнутри очень медленно пытались разодрать крупными рыболовными крючками. Постепенно каждая клеточка кожи словно начинала гореть, а кровь превращалась в лаву и служила хорошим проводником, выводя ощущения на поверхность. Когда вспышки этой боли отдавались в голове, напоминая удары чем-то тяжелым, даже невидящие глаза хотелось себе вырвать, только бы это все прекратилось. Ещё несколько лет назад Тэтчо как-то вскользь обронил, в очередной раз осуждая методы Сайгику, что всё имеет эффект бумеранга. Как будто в тот день чёртов Суэхиро его действительно проклял. И почему-то, когда боль возвращалась, приходили мысли о том, сколько боли Сайгику причинил всем тем, кто был для него не более чем очередным развлечением. От этого становилось еще хуже, и иной раз не было сил сдерживаться от крика. Финальным исходом этого, как правило, были уколы обезболивающего и успокоительного. На короткое время Дзёно отключался от этого состояния, но через какое-то время оно все равно возвращалось, набирая новые краски и усиливаясь с каждым новым приступом. – Я понял. Больше не побеспокою. Просто хотел сообщить… – Опять какую-то ерунду? Я не глухой, смею напомнить, и в курсе всего, что происходит в штабе и за его пределами. Потому пока еще спокойно попрошу тебя покинуть это место. – Как скажешь. – Тэтчо, вопреки ожиданиям, подошел ближе и положил что-то неподалеку от упавшего TR-63 . – Это все, что нам пока удалось найти. – Что это? – Думаю, ты уже уже знаешь. Сайгику осторожно коснулся кончиками пальцев предмета на полу. В этот момент на его изможденном усталом лице мелькнула слабая эмоция: он всегда слегка приоткрывал глаза, когда обнаруженное вызывало интерес. Сейчас это была надежда – своя у каждого. Тэтчо со своей стороны видел в этом намек на то, что крупицы хоть какой-то жажды к жизни в ставшем полностью равнодушным ко всему Сайгику ещё живы. Дзёно, едва касаясь предмета, словно изучал, очерчивая все так же кончиками пальцев. Затем он крепко сжал в руке военный жетон, а губы на секунду тронула прежняя улыбка, которая, впрочем, мгновенно исчезла. Он до сих пор не оставил надежды на то, что Тачихара всё ещё жив, но где-то далеко отсюда, и пока его не смогли найти. Может быть и такое, что он решил уйти из военной полиции. Потому, на всякий случай, Сайгику уже без прежней злобы и как-то слишком тихо задал вопрос, который неоднократно задавал и до этого: – Есть что-то ещё? – Мы снова вели переговоры с Портовой мафией. Они утверждают, что тоже ничего не знают. И сами заинтересованы в поиске. Но у них также никаких успехов. Это всё, что удалось найти. – Понятно. После этого Сайгику вновь отвернулся, теперь полностью уже игнорируя присутствие бывшего напарника. Тэтчо, задерживается лишь на минуту, и затем, бросив взгляд на Дзёно, отворачивается и уходит, как можно тише закрыв за собой дверь. Ему и без слов понятно, что лучше оставить Дзёно в покое, чтобы не раздражать еще больше своим присутствием. Едва он уходит, Сайгику вновь берет в руки приемник, пытаясь настроить нужную частоту, не имея даже понятия, какую именно, и не зная, что хочет услышать среди этих помех. Возможно, они чем-то напоминают ему умирающую рацию, а в подсознании продолжает жить странное желание услышать голос по ту сторону линии связи. В то же время он понимает, что просто так успокаивает себя. Это никакая не рация, а старый, мать его, радиоприемник выпуска шестидесятых, который уже и не ловит ничего, кроме помех. Но Дзёно отчего-то из раза в раз продолжает в них вслушиваться, непонятно на что надеясь… Время полуночного обхода. Крепкая сигарета, дым которой обжигает легкие, точнее, то, что от них осталось. Естественно, курение только ближе подводит Сайгику к печальному финалу, но ему плевать. Ему уже давно плевать на всё, потому что ничего не осталось, кроме угасающей надежды и старого радиоприемника с его мертвыми частотами и шепотом помех. Едкий дым от крепкого табака помогает хоть сколько-то ощутить себя живым, заставить вспомнить то время, когда все было иначе. Когда-то этим самым табаком пахло от Тачихары после первого его возвращения с задания по внедрению. Впрочем, как выяснилось, курил и не он вовсе, а один из мафиози, чьего имени Дзёно не запомнил. Конечно, Мичизу и сам потом начал периодически баловаться табаком, за что получал от старшего по званию порцию ворчания и щелбан. Помнится, впервые застукав сержанта с сигаретой у этого самого склада, Дзёно отвесил ему даже не щелбан, а затрещину и, выдернув сигарету, демонстративно выкурил ее сам. Было чертовски забавно слушать обиженные возгласы Тачихары на такой выпад. Правда, через какое-то время они уже оба сбегали на перекур, зачастую выкуривая одну сигарету на двоих и шифруясь от Теруко за отдаленным ангаром с боеприпасами. Когда это было и как давно? Дзёно не помнил, поскольку потерял счет времени. Да и от прошлого теперь – запах табака и покореженный военный жетон, испещренный с обратной стороны бессчётным количеством иероглифов “справедливость”. Справедливость, как же… Вновь и вновь помехи одинаковы. Шипение, треск, шелест – ничего нового. В какой-то момент возвращается боль. Пока она только начинает расти, напоминая о себе неприятным покалыванием, но Сайгику знает, что будет дальше. Если не предотвратить сейчас – вся эта ночь будет такой же бестолковой, как всегда. Он не считает количество таблеток, высыпая несколько на ладонь и глотая затем, запив остатками холодного чая. Конечно, он легко бы мог сосчитать, но принципиально не стал этого делать. Во рту отвратительный привкус, но ему всё равно. Он снова вслушивается, надеясь, что боль отступит еще на несколько часов. Ещё какое-то время он продолжает вслушиваться в удаляющийся треск помех, снова и снова прокручивая колесико настройки. В какой-то момент приемник едва его не оглушил, поскольку почти исчезнувший треск внезапно раздался слишком громко, а затем… затем Дзёно услышал то, чего, может быть, так долго ждал где-то на уровне подсознания, но не мог даже мечтать о том, что это может стать реальным. – Дзёно… Это голос Сайгику никогда бы не спутал ни с чьим другим. Но как это возможно? Как вообще, черт подери, это может быть реальностью?! У него в руках сейчас гребаное старое радио, а не рация. Невольно напрашивается мысль о галлюцинации, вызванной передозировкой обезболивающего. К тому же, боль никуда не исчезла, а почему-то, несмотря на своевременно принятый препарат, стала слишком быстро усиливаться. Он уже не понимал, то ли это шум и протяжный, пробивающий голову писк помех на той странной волне, то ли его собственный мозг вот-вот готов отключиться. И теперь еще более непонятно, что же было тогда, около месяца назад, когда он нашел этот приемник среди хлама, который требовалось утилизировать. Именно в момент, когда он выносил ящик с хламом из ангара, маленький TR-63 лежал на самом верху. Видимо, потому выпал из коробки и коротко поприветствовал треском и шипением из динамика, напоминая, что в какой-то мере ещё жив. Дзёно поднял приемник, будучи уверенным, что тот не работает. Но, словно в насмешку, услышал повторные помехи – уже более громкие, а затем прорвавшийся через них голос Тачихары… Тогда он точно так же позвал его по имени, а затем голос так же внезапно исчез, оставив только отголосок – тихое шипение, означающее отсутствие частоты. Сайгику до сих пор помнил, как отчаянно пытался докричаться в этот чертов радиоприемник. И совсем не удивительно, что привлек этим внимание Теруко, которая командирским пинком отправила в медсанчасть, где пришлось всячески отпираться, чтобы не сочли сумасшедшим. Но какую-то дрянь, по итогу, все равно выписали. Хуже было только то, что Оокуро ему не доверяла и, словно издеваясь, приставила Тэтчо в качестве няньки, чтобы он следил за приемом лекарств. Возможно, бывшие члены Ищеек и сейчас считали его умалишенным, но хотя бы уже не лезли и никакого дерьма больше глотать не заставляли. Возможно, просто смирились, ну или приняли это как неизбежную действительность. И вот сейчас он снова услышал, то, что слышал однажды месяц назад, а значит, не был сумасшедшим. Или все-таки был? Впрочем, это уже не имело никакого значения. – Дзёно… как слышно?... Прием! Словно сейчас Мичизу и не исчезал никуда, а был на задании, где паршиво ловила связь. – Тачихара, где ты сейчас?! Я знал, что… Но помехи стали такими громкими, что Сайгику, кажется, даже самого себя уже не слышал. Противная пульсирующая боль снова нанесла удар. Пошатнувшись, он начал терять равновесие, а затем упал на колени, продолжая до побелевших костяшек пальцев сжимать в руке крохотный старый приёмник, отвечающий только мертвым эхом помех. Голос Мичизу исчез в витках шумов, как и в прошлый раз…. – Пожалуйста… Тачихара-кун, скажи где ты… Если бы кто-то до битвы со Смертью Небожителей сказал Сайгику о том, что он однажды лишится звания, превратится бесполезного инвалида и будет плакать, стоя на коленях и умоляя непонятно о чем плод собственного больного сознания, он бы рассмеялся этому человеку в лицо, а затем устроил бы ему экскурсию в допросную со всеми вытекающими из этого последствиями. Но вот она – реальность. Настолько же отвратительная, что уже ничего не сможет с этим сравниться. Его тошнит от себя, от собственной беспомощности. И так хочется, – до безумия, снова услышать голос сквозь шум помех. Он готов продать душу за то, чтобы услышать его снова, а между тем сознание уже превратилось в какое-то болото. Дзёно не помнил, каким образом сумел дойти до рабочего места. Если точнее, он просто упал навзничь, едва шагнув за дверь пункта охраны. Сил подняться не было, а вечная тьма вдруг запестрела миллиардами оттенков. В ушах отдавался тонкий отвратительный звон, как будто сейчас выстрелил невидимый снайпер, попав в цель. И вот сейчас Дзёно почувствовал, что пуля этого воображаемого снайпера достигла цели, лишив слуха, осязания и погрузив в полную темноту… Сны… они стали для Сайгику уже давно чем-то абстрактным. Он воспринимал их как что-то недействительное, или что-то, чего уже недостоин. Если быть честным, он не видел сновидений уже много лет. Но то, что происходило сейчас, было невероятно четким и ярким. Его как будто выбросило в другое измерение. Здесь было тепло, а холод, который он, до того как погрузился во все эти ощущения, ещё успевал чувствовать каждой клеточкой своего тела, теперь отступил. Вокруг была идеально комфортная температура воздуха. Декорации из старого склада и пыльного хлама, нарисованные его воображением, тоже изменились, что шокировало ещё больше, – на вполне себе видимые. Впереди простирался залитый закатом горизонт, виднелись горы и яркие линии, оставленные заходящим солнцем. Он был совершенно один – посреди пустынного шоссе, пролегающего сквозь каньон. Чуть поодаль, на обочине, стоял брошенный кем-то байк. Хозяина не было, как будто мотоцикл ждал непосредственно Дзёно. На всякий случай оглядевшись по сторонам, Сайгику оккупировал мотоцикл, оценив, насколько тот удобен, будто всё до мелочей было с точностью сделано под него. Но больше всего поражало то, что в этом странном сне Сайгику мог видеть – в самых тончайших деталях, будто кто-то свыше проявил снисхождение, дав почувствовать себя полноценным человеком, дав уловить яркие краски заката и оттенки от него, дав снова побыть по-настоящему живым… Некоторое время Дзёно слушал сытое урчание мотоцикла, а затем сорвался с места, уже не думая о том, что где-то может быть хозяин этой машины. Он мчал вперед, успевая любоваться пестрящими красками пейзажа. Только вперед, не останавливаясь… Как же прекрасен мир со всеми этими тысячами его цветов и оттенков, когда смотришь на него под совсем иным углом. Люди не ценят многое, пока не потеряют. И сейчас Сайгику ощущал это в полной мере, спеша неизвестно куда и следя лишь за серой лентой дороги и указателями. Его вело только сердце, которое бешено билось, отдаваясь шумом в ушах, но он продолжал путь, всё ещё стараясь уловить каждую деталь пейзажа вокруг, словно боясь, что больше никогда с ним этого чуда не произойдет. На какой-то момент он закрыл глаза – сам не зная, почему. Ехать вслепую – опасно. Но не ему, привыкшему жить в темноте. Вместо тьмы у него словно выстроилась инструкция, куда нужно следовать. И потому он увеличил скорость, чувствуя холодный ветер, пробивающийся под одежду, но скорость заставляла сердце трепетать, словно пойманную птицу, и так хотелось успеть… куда и за кем, или зачем? Он не знал, просто летел вперед, – к прекрасному горизонту, разливающемуся яркими полосами невообразимого количества тонов, полной грудью вдыхая чистый воздух, не ощущая ни боли, ни усталости. Так продолжалось какое-то время, пока, наконец, дорога не вывела его к старой заправочной станции. И лишь там что-то кольнуло в груди, заставив снизить скорость и затем вовсе остановиться, заглушить мотор. Вся старая заправка была залита закатным солнцем, – багровая, словно от крови. Но Сайгику это безумно нравилось. Как никогда нужна была последняя составляющая в виде сиареты. Он порылся в карманах в поисках пачки и, к своей радости, обнаружил ее. Правда, там оставалась всего одна сигарета, но и этого будет достаточно. Закурив, Дзёно осматривал периметр на предмет вражеской засады. Всё-таки работа в военной полиции наложила свой отпечаток. Даже вкус табачного дыма ощущался так явно, будто это и не сон был, а именно реальность. Его реальность, которую он так желал, проводя изо дня в день в темноте. – Дзёно… Сайгику резко обернулся на такой знакомый и родной голос, и после завис, выронив недокуренную сигарету. Он видел… сейчас четко видел парня по виду едва перешагнувшего за порог совершеннолетия. Невысокого роста, стройный, даже хрупкий. Его улыбка немного застенчивая, но такая тёплая, а глаза – ярко зеленые, как весенняя трава. Багровые солнечные лучи плясали в его красно-ржавых волосах, торчащих как колючки, а пластырь на переносице только убеждал Дзёно в его догадке, но назвать имя он так и не решился. – Кто ты? – этот вопрос вырвался сам собой, хотя Сайгику и так знал ответ. – Неужели ты меня не узнаешь? Видимо, темнота слишком тебя потрепала. Но я рад, что ты смог услышать меня и найти. – после сказанного он подошел ближе и коснулся его плеча. – Ты тоже так делал… когда не мог видеть. Помнишь же? Дзёно даже не собирался отвечать. В каком-то нахлынувшем порыве, перехватив Мичизу за запястье, притянул к себе и прижал так крепко, словно боясь, что сейчас весь этот странный хрупкий мир вместе с раздолбанной старой заправкой рухнет и исчезнет. – Тачихара-кун… это ведь ты? – Ну а кто же еще. Не разочарован? Ты такой забавный, когда… наконец-то можешь меня видеть. – в ответ обнимает также крепко, и следующие его слова Дзено старается закрепить в памяти, как нечто дорогое и сокровенное. – Я тоже рад видеть тебя, Дзёно-сан. Сайгику безумно боится, что все это исчезнет, как и до этого голос среди помех радиочастоты. Сознание наотрез отказывается верить, что происходящее – всего лишь сон. Но у образов из снов сердце не может биться так реально, и образы не могут узнавать и чувствовать. Тачихара, которого он обнимает сейчас, и отчетливо слышит биение его сердца – точно не иллюзия. Никакая иллюзия на такое не способна. У миражей нет ни сердца, ни человеческого тепла, ни голоса… – Дзёно-сан, нам пора. – Тачихара, слегка отстранившись, касается пластыря на переносице. – Сними эту хрень. Мне не нравится. – прежде, чем Тачихара успевает что-то ответить, Дзёно ловко срывает пластырь, выбросив его затем куда-то за спину. – Э-эй, какого чёрта?! Это просто невероятное зрелище – наблюдать, как он показательно обижается. Почти как в тот раз, когда был пойман с сигаретой за ангаром. – По мне так гораздо лучше. – Сайгику в этот момент, кажется, забыл, где находится, и даже не хочет думать о том, что же там дальше. Тачихара теперь кажется ему совсем мальчишкой, потеряв эту дурацкую бандитскую отметину. – Веснушки… они у тебя ещё где-то есть? – Напоминаю, нам пора. И лучше поспешить. – бросает в ответ Мичизу, густо покраснев, а затем, резко развернувшись, направляется куда-то за покосившееся здание автозаправочной станции. – Куда? – Скоро узнаешь. Дзёно по началу не заметил серебристо-черный байк с аэрографическим рисунком ангельских крыльев, припаркованный неподалеку от его собственного. – Не отставай, иначе потеряешься. – Тачихара резко стартанул с места, оставляя облако пыли. Дзёно пришлось догонять. Он еле поспевал за слишком быстрым байком Тачихары, до безумия боясь, что упустит или опоздает. Но ещё больше хотелось снова прижать к себе Мичизу, снова ощутить его тепло, уловить биение его сердца, которое что здесь, что когда-то в реальности учащалось от каждого прикосновения, и полностью поверить, что он снова рядом, и на этот раз никуда не исчезнет. И пусть бы оно так и было… – Дзёно, не отставай! – его голос он слышит у себя в сознании, и увеличивает скорость на полную. Но вот, когда осталось совсем немного, колесо байка словно цепляется за что-то, и затем кувырок, болезненный удар об землю. За ним следующий, еще один… и после снова накрывает темнота. Такая привычная и теперь такая ненавистная. Дзёно резко подорвался, продолжая находиться в привычной незрячей тьме. Естественно он никого не ощущает и не видит рядом. И даже ощущения изменились. Снова возвращение в ненавистный уродливый прежний мир, где он – калека охранник, а о Мичизу уже два года как ничего не слышно. И только в памяти до сих пор живы яркие краски закатного солнца, тот теплый образ хулигана с пластырем на переносице, то настолько реалистичное сердцебиение и такие искренние слова… Но сейчас ничего этого нет. Только холод от хлопающей незапертой двери, замерзшее слабое тело самого Сагику и ощущение какой-то обреченности. Вот и всё, что осталось в этом отвратительном мире, в плену которого он оказался, словно в наказание. Дзёно понимает, что это был всего лишь сон, и сейчас его пробирает дрожь то ли от холода, то ли от осознания ненавистной действительности, в которой он вынужден жить. В напоминание о том в крепко сжатых бледных пальцах правой руки хрипит радиоприемник, пытаясь безуспешно поймать частоту… Сайгику уже не контролирует эмоции, чувствуя, как теплые слезы стекают по лицу. И нет, ему не стыдно. Он готов отдать все, что у него осталось, включая изуродованную, как и тело, душу, только бы вернуться обратно в тот сон и больше никогда не возвращаться сюда. Ему больно так, как он не делал больно никому из тех, кого доводилось пытать и допрашивать. Сейчас он готов на любые пытки согласиться, только бы потом была возможность вернуться обратно в ту иллюзорную реальность, из которой его только что выбросило. – Я.. я обязательно вернусь. Пожалуйста… жди меня там… Дзёно, который никогда не говорил вежливых слов, никогда не просил и не умолял, тем более… кем же он теперь стал? Он и сам не хочет ни думать, ни знать. Эту боль не заглушить никаким обезболивающим. И потому он, касаясь покореженного военного жетона, так и засыпает снова – прямо на холодном полу сторожки. Но уже без снов – в привычной полной темноте. Тэтчо все также безмолвно наблюдает за всем этим. Сердце просто разрывается видеть Дзёно в таком состоянии. Ему сейчас безумно хочется обнять Сайгику и сказать что-то хорошее, вот только он не оценит. Потому Суэхиро, убедившись, что Дзёно крепко спит, осторожно поднимает его, чтобы не нарушить сон, и затем бережно укладывает на кушетку, укрывая пледом и оставаясь дежурить на складе. Дзёно сейчас просто не способен на это. Проходит время и всё возвращается в прежнее русло. Дзёно, как и прежде, оставшись в полном одиночестве, снова прижимает к уху старый радиоприемник, пытаясь уловить что-то сквозь помехи. Тэтчо, даже если и замечает это, молча уходит, не в силах долго на подобное смотреть. Его самого разбивает отчаяние от вида того, как напарник превращается в нечто умирающее, не желающее цепляться за жизнь. Теруко лишь качает головой и требует оставить Сайгику в покое. С её слов, ему не так много осталось. И пусть уж он проживет эти дни или месяцы так, как сам того хотел. Да и все в военной полиции давно смотрят со снисхождением на то, что вскоре исчезнет некогда мощная боевая единица. Дзёно же, снова оставшись один, нервно крутит колесико настройки, изо всех сил вслушиваясь в шумы помех. Всё, чего так хочется – услышать родной голос, снова вернуться в приятное затягивающее сновидение, где он снова может видеть и чувствовать. Большего ему и не надо… И вновь его упорство вознаграждается. Как и в прошлый раз – после обхода и перекура. На второй затяжке Дзёно накрывает кашель, раздирая покореженные легкие. На белоснежной перчатке следы крови, означающие, что неизбежное всё ближе, а курение только приближает это. Но Сайгику всё равно. Он готов на всё ради своего единственного желания и, наконец, сквозь шум помех, он снова слышит: – Дзёно… – Тачихара-кун, я здесь. Где ты сейчас?! Пожалуйста, скажи мне! Обещаю, никто не узнает, клянусь, я… И вновь, как и в тот раз, помехи перекрывают всё, оглушая до боли и отключая сознание её новым ударом. Сайгику закрывает глаза и сжимает зубы, чтобы перетерпеть самый тяжелый импульс, который снова разрывает мозг на молекулы вместе с черепной коробкой. В этот раз как будто еще больнее, но он терпит. И вновь уже знакомые оттенки темноты, а затем… затем яркий свет бьет в глаза. И вот, он снова зрячий, со здоровым легким телом. Даже проверяет это, подвигав рукой и сделав тренировочный выпад, чтобы убедиться. Все хорошо. Он снова жив. В этой реальности он действительно жив, а не просто существует. Вот только мотоцикл из прошлого сна лежит покореженным в канаве. Но вновь на его плечо ложится рука и затем Сайгику слышит тихое: – Дзёно-сан, не будем тратить здесь время. Сайгику снова готов бороться, не понимая уже для чего и зачем. Он заключает в объятия несколько растерявшегося Мичизу, который, со смехом выворачиваясь и затем отстраняясь, ведет к уже знакомому байку с гравировкой ангельских крыльев. – Держись крепче, чтобы не вылететь. У него, – Тачихара погладил руль мотоцикла, – скорость намного выше, но обещаю, ты тоже сможешь лететь настолько же быстро. Дзёно не говорит ничего. Он прижимается как можно крепче, смыкая руки на тонкой талии Тачихары. И снова чувствует его, как единственную неизменную составляющую этой иллюзорной реальности. Наваждение или галлюцинация не имеют настоящего человеческого тепла, не имеют сердцебиения. Тогда почему же от Мичизу исходит это тепло, и почему его сердце бьется так громко, когда Сайгику прикасается к нему? Он и сам не может дать ответа, просто замирает, полностью погружаясь в прекрасный сон, где мчит сквозь ветер и незнакомый пейзаж с тем, кто был действительно ему дорог и остается таковым до сих пор. И пусть бы это не заканчивалось. А лучше – никогда больше не проснуться. Или хотя бы не там, где он – жалкий охранник склада, который просто доживает оставшееся… Они в каком-то подлеске, где заканчивается асфальт, а далее – только примятая трава и редкие деревья, за которыми массивный силуэт какого-то здания. Кажется, путь в неизвестное закончен. – Приехали. – весело сообщает Тачихара, указывая на заброшенное монолитное здание из серого бетона. Все оно поросло плющом и мохом. Как будто ему тысяча лет. Но Мичизу указывает именно на него, обозначая, что следует идти туда. И Дзёно покорно идет следом, не зная, чего ожидать. – Тачихара-кун, что это? – он растерян, и даже страшно как-то задавать подобные вопросы. – Нужно пройти это, чтобы всё закончить. – Тачихара тепло улыбается, вновь касаясь пластыря на переносице. И только сейчас Сайгику замечает, что на Мичизу в штатском, а не в привычной военной форме Ищеек. Но это совсем его не портит, а будто добавляет какой-то сексуальности. Он зависает, любуясь этим странным хулиганским образом обычного мальчишки из трущоб и понимает, что действительно готов продать или отдать все, чтобы у него этого не отняли. Этот образ, этого человека, и все в нем, что Сайгику действительно так сильно любит, хоть никогда в жизни в этом и не признается. Уже никогда, потому что не успел этого сделать… – Тачихара-кун, у нас же много времени? – вкрадчиво интересуется Дзёно, привычно касаясь плеча Тачихары, как это было ранее. – Конечно. Но не следует задерживаться слишком надолго. – Мичизу, как и в прошлый раз, с теплой и какой-то нежной улыбкой обнимает Сайгику. – Я всегда буду рядом. Ты же мне веришь? – Тебе… верю. – это все, что Дзёно может выдавить из себя. И пусть он сейчас зрячий, ему впервые так страшно шагнуть в темноту. Однако тяжелая дверь в здание, словно в фильме ужасов, ощутив его страх, распахивается, приглашая внутрь. За ней ничего, кроме почти материальной темноты. Чернильно-черной и тягучей, и она уже тянется будто тысячей щупалец, заманивая в ловушку. Дзёно, покорившись, идет туда, оборачиваясь на безмятежно улыбающегося Тачихару. – Позволь мне провести тебя. Тогда ты сумеешь выбраться. Дзёно, пожалуйста… – в этот момент Сайгику ощущает тепло его ладони, перехватившей его собственную. Закрыв глаза и улыбнувшись своей привычной улыбкой, он шагает в непроглядную тьму, одним движением отбросив прежний страх. Теперь ему не страшно ничего, потому что рядом тот, кто верит в него и не оставит никогда. Потому что обещал, а Дзёно как никто знает, что Тачихара никогда не нарушал своих обещаний. По началу тьма такая плотная, что невозможно вообще что-либо разглядеть, но затем Сайгику видит ответвления, которые растут одно за другим. Витые коридоры, которые уходят в бесконечность. Их безумно много и, как он понимает, нужно выбрать лишь один. Он шагает в первый, за который зацепился взгляд, слыша одобрительный смех в спину. Оборачивается, но за спиной только плотная непроглядная темнота. Значит, надо идти вперед. И он, словно Алиса, спешащая за кроликом, проваливается внутрь этой странной тьмы неизвестного коридора. Здесь тепло, даже жарко. Совершенно незнакомая локация, где сплошь какие-то джунгли, неизвестные растения, незнакомая мелкая живность. Это явно не Япония и ничего похожего на нее, даже на самые отдаленные уголки страны. Что-то другое. – Африка. Тебе нравится? Дзёно оборачивается. Мичизу снова перед ним – всё такой же, с веселым блеском в зеленых глазах и той же улыбкой. Ставший за короткое время безумно любимым образ. И вновь Дзёно касается его, чтобы убедиться, что всё вокруг реально. – Помнишь, командир однажды говорил, что если накосячим – отправит нас в Африку. Ахаха, ну вот и она. – он продолжает весело болтать, таща Сайгику куда-то за собой. – Тебя сюда привели воспоминания. Это неверный путь. Но раз ты так хочешь, можем задержаться здесь. Дзёно не столько запоминает локацию, сколько рассказы об этом месте от Тачихары, который продолжает болтать без умолку. Даже во времена их работы в военной полиции он, хоть и был общительным, но не позволял себе вот так долго непринужденно болтать, а сейчас словно раскрепостился и показывает себя настоящего – жаждущего общения и готового открыться. Это неимоверно нравится Дзёно, но вот, словно укол сознания, врезается мысль, что это всего лишь сон, а настоящего Тачихару ему никогда не доведется узнать. Потому что его в реальности уже нет, и вскоре поиски прекратятся. Но тогда почему же эту странную реальность и совершенно иной континент Дзёно чувствует так по-настоящему? Даже внезапно начавшийся ливень и насквозь промокшая после него одежда, прилипшая к телу, чувствуется никакой не иллюзией. – Гадство, – бросает Мичизу, одним движением срывая с себя спортивную армейскую майку и выкручивая ее. – Вот это ливень! Дзёно молчит, нервно сглотнув и рассматривая красивое юное тело с легким рельефом мышц. Чертовски хочется прикоснуться, что он, не в силах держаться, и делает. Тачихара лишь ойкает, когда его прижимают к какой-то пальме. – Д-дзёно, не время сейчас… что ты… Но Сайгику уже не остановить. Ему нужно большее. И пусть это сон, пусть иллюзия, но он хочет как можно дольше здесь задержаться, даже если платой за то будет новая волна боли, отказывающие конечности и остальные составляющие его реального состояния, которое пока где-то так далеко отсюда. Главное, что сейчас в его теле легкость, он совершенно здоров, а Тачихара – рядом. И ничто и никто не помешает хоть на миг быть так близко… Мичизу красиво изгибается и шумно выдыхает, когда Сагику касается губами его шеи, затем острой левой ключицы, а после нежно скользит ладонью вниз по торсу к пуговице армейских брюк. – Ты… ты с ума сошел.. – выдыхает Тачихара, но не сопротивляется. Напротив, он открыт и как будто подначивает к продолжению. – Я уже давно с ума сошел. От тебя, Тачихара-кун. – Дзёно тихо смеется, обхватывая Тачихару за талию и притягивая к себе, а затем касаясь его губ своими и вовлекая в поцелуй, который ощущается так же реально, как и локация вокруг, как и все недавно пережитые ощущения, как состояние возбуждения, которое прямо сейчас накрывает с головой. Хочется запомнить вкус этого поцелуя, хотя бы для того, чтобы задержать в голове в свои последние минуты. Пусть, если это вскоре и произойдет, будет вот так. На последней яркой и по-настоящему счастливой ноте. Даже если потом останутся только тьма и забвение… Лишь когда Мичизу ответно прижимается к нему и отвечает на поцелуй, вокруг поднимается шум, как будто всей этой идиллии решил помешать ураган. Впрочем, это он и есть. Прямо к ним несется огромный смерч, ломая все на своем пути. Сайгику очень не хочется отстраняться, особенно сейчас. Но и бежать уже некуда. Все, что ему остается, крепко сжать ладонь Тачихары и закрыть его собой. – Все хорошо, Тачихара-кун. Все правда хорошо. Просто не смотри в ту сторону. Он сам не понимает, что несет, ведь в этой локации и вообще в этих странных мирах сюрреалистических снов от него ничего не зависит, но хочется повлиять на это хоть как-нибудь. Но стихия оказывается сильнее. В какой-то момент Дзёно ощущает, как резким порывом ветра его отрывает от Тачихары и швыряет в водоворот. Он пытается закричать и протянуть руку, но не получается ничего. Он не только слеп, но теперь и безмолвен. Тьма снова сгущается и утягивает в свои объятия, не давая шанса уже ни на что. Дзёно всё ещё пытается сопротивляться, но его неизбежно затягивает обратно в отвратительную реальность и больно швыряет на холодный пол плохо прогреваемой каморки пункта охраны. И вот, он снова в темноте. Снова всё в той же безысходности. И, что хуже всего, его нижняя часть тела почти не функционирует. Видимо, дал о себе знать поврежденный позвоночник. Сайгику от боли распахивает невидящие глаза, а его крик больше похож на всхлип, или глухой крик раненого кота, сбитого автомобилем. Он рад, что не видит себя таким. И тем более не хочется, чтобы видел кто-то ещё. Сжимая зубы и игнорируя стекающие по лицу теплые слезы, горько-солоноватый вкус которых он успевает ощутить во рту, Дзёно пытается заползти на кушетку, подняв непослушное тело. Неудача – вновь мешком падает на пол. Ног всё ещё не чувствует. Они словно не принадлежат ему, но боль он чувствует очень хорошо. Это значит, что не всё потеряно – есть шанс, что парализовало временно. То, что ему хуже с каждым днем, он и так знает, но сколько это продлится – никто не даст ответа. Попытки так с пятой ему удается повиснуть на кушетке и, в конце концов, кое-как забраться на неё. Он тяжело дышит, а ещё его очень сильно мучает жажда, словно от той локации теперь осталась только сухая удушающая жара. – Дзёно, ты в порядке? – словно по зову, в дверях материализуется Тэтчо. – Нормально. Будет еще лучше, если подашь воды. Тэтчо словно выполняет приказ, следя после, как Дзёно жадно набрасывается на железную кружку с водой, почти давясь от сильной жажды и затем кашляя. – Лучше бы тебе в медблок. – Лучше бы ты тут не маячил. Суэхиро вздыхает и медленно идет к выходу. На полпути он оборачивается: – Если что-то нужно, говори. Я буду рядом. – Мне нужно, чтобы меня оставили в покое. Исчезни уже. – Как скажешь. Дзёно облегченно выдыхает, когда Суэхиро уходит. Сейчас ему лучше всего побыть одному. Дотянувшись до обезболивающего, он отсчитывает две таблетки и проглатывает их, запив остатками воды. Больше двух нельзя, чтобы осталось еще для возвращения в ту локацию с витыми коридорами. Теперь она стала главной целью. Самым сильным его желанием. И все, что остается Дзёно сейчас – уснуть под тихое шипение радиоприемника, который теперь он прижимает к груди, как будто от этого зависит, сможет ли он прожить следующий день. Все текущие дни так одинаковы. И так мало удается узнать, когда его посещают сослуживцы. Пару раз заходила Теруко, поворчав что-то о том, что он превратился в мешок с дерьмом и вообще на себя забил. Дзёно слушает её вполуха, игнорируя нелестные высказывания. Даже будь он здоров, не вслушивался бы в весь этот бред. Он лишь коротко спрашивает, как продвигаются поиски. Оокуро замирает и не говорит больше ничего, а затем молча уходит. Сайгику улавливает это по хлопку двери. Выходит, больше никто не собирается искать… – Чёрт! – Дзёно изо всех сил ударяет кулаком по краю кушетки, уступая собственному отчаянию. – Если бы я мог… если бы только… Рука сама собой тянется к полупустому блистеру с обезболивающим. Кажется, таблеток осталось не так много. Следует растянуть, чтобы хватило еще на какое-то время. Чуткий слух в этот момент улавливает приближающиеся шаги, ввиду чего Сайгику быстро прячет упаковку в кармане кителя. Хватило и того, что Тэтчо настучал уже в прошлый раз, и теперь вместо упаковки выдают только маленький блистер, дабы избежать передозировки и её последствий. – Дзёно, как ты себя чувствуешь? Да уж, лёгок на помине. Лучше бы вместо Тачихары он и исчез – Сайгику бы это не особо расстроило, может быть, даже и порадовало бы. Плевал он на все, особенно на эту сраную заботу, которая больше напоминает палки в колеса. – Отвратительно, а еще тошнит от твоего присутствия. – Дзёно язвительно усмехается после этих слов. – Если так хочешь что-то сделать для меня – выйди вон. Он искренне надеется, что Суэхиро как всегда, молча уйдет и еще нескоро здесь появится, но вместо этого слышит его ровный безэмоциональный голос. Каждое слово возвращает в прошлое, когда тело со всех сторон пробивали стальные лезвия. Только теперь эти лезвия, хоть и не материальны, открывают старые раны и приносят боль гораздо сильнее физической. – Дзёно, поиски прекращены. Тачихара мёртв. – И кто так решил? Теруко? Или, может, ты сам?! Боль, накрывающая с головой, подталкивает к действию. Дзёно оказывается рядом с Тэтчо в один прыжок, хватая за ворот кителя. – Ты лично видел? Видел, что он мертв?! Или, может быть, мне иначе уточнить детали, как в старые добрые времена? Смех Сайгику такой же тихий и зловещий, будто прямо сейчас он и правда на какой-то миг вернулся в свою привычную форму. – Дзёно, тебе нужно это принять. Этот равнодушный голос все больше приводит в бешенство. Понятно, что Тэтчо его не боится, да и как бояться такого, каким Дзёно был сейчас. Лишь слабый отголосок прежнего себя, для которого в скором времени эта никчемная жизнь может завершиться. И чем раньше, тем лучше. Он грубо отталкивает Суэхиро и медленно возвращается к своему рабочему месту. – Пока я лично не прикоснусь к его мертвому телу, я в эту ересь ни на минуту не поверю. Проваливай! В подтверждение своих слов он метко швыряет армейскую металлическую кружку с остатками воды прямо в голову Тэтчо. Тот не реагирует ни на этот обидный жест, ни на стекающую по лицу воду. Просто поднимает кружку, возвращает на ее прежнее место на столе и затем все также молча уходит. Разговор окончен. Сайгику с трудом дождался ночной смены. Теперь и их для него сократили, опять же, объясняя это беспокойством о его безопасности. И наверняка в каморке теперь повсюду камеры. Уже и без того велики шансы, что его лишат должности и запрут в больничной палате. Теруко уж точно постарается. Но пока она этого не сделала, есть ещё хотя бы одна возможность вернуться снова. И неважно, куда странные сновидения забросят снова – к тем витым коридорам, или же в неизвестную локацию. Главное, что там Тачихара жив и реален. В этой же реальности Дзено теперь не за что держаться. Как только все стихает и штаб погружается в тишину ночи, Сайгику повторяет свой небольшой ритуал: обход, сигарета, приступ боли, четыре таблетки обезболивающего. Сейчас их так мало, но этого должно хватить, поскольку нормальная доза – максимум полторы. Он глотает их даже не запивая, оттягивая момент, пока боль не парализует почти полностью, пока тело не замрет, лишь бы прекратить мучения. Только так точнее можно уловить переход из одной реальности в другую… Сперва кажется, что ничего не сработало, и он уже навсегда заперт в ненавистной реальности. Но темнота, вопреки этому, медленно рассеивается, постепенно открывая обзор. На этот раз его встречают только декорации из уходящих в бесконечность коридоров, которые чем-то напоминают оптическую иллюзию и как будто все время двигаются, извиваясь подобно змеиному клубку. Дзёно снова выбирает первый попавшийся коридор, в который просто падает, стараясь не думать, что ждет его там. На этот раз он оказывается в вихре красок. Тысячи оттенков красного и оранжевого, миллионы небесных фонариков, заполонивших чернильно-черное небо, и атмосфера какого-то волшебства. Пока он был слеп, не мог видеть этого, лишь воображение делало зарисовки по мотивам услышанного. Но теперь он видел – каждый плавно летящий красно-багровый кленовый лист, каждый небесный фонарик и каждый всполох праздничного салюта… – Красиво, правда? Тачихара снова рядом, и сейчас на нем форма Ищеек. Бордовая? Как странно, ведь до этого момента Дзено казалось, что она цвета хаки. Но уж ему ли судить, учитывая, что он был слепым. Или форма окрасилась в этот цвет из-за игры оттенков, фейерверков и летящих ввысь небесных фонариков? Ответа у него нет, впрочем, это и неважно. Важно, что Мичизу снова рядом, как и ощущать его ладонь в своей. – Дзёно, это наш. Давай запустим! – Мичизу отстраняется и затем демонстрирует такой же яркий небесный фонарик из рисовой бумаги, который появился в его руках словно по волшебству. Дзёно молча, с привычной улыбкой чиркает зажигалкой. Как странно, ведь когда он вместе с Тачихарой был на подобном осеннем фестивале, то еще не курил. Да плевать… Сайгику неотрывно следит за тем, как их фонарик взлетает и присоединяется к своим собратьям, а затем небо пестрит сотней огней. Это невероятно и так красиво – все эти краски, оттенки и яркие вспышки фейерверков. Но ещё прекраснее – наконец-то видеть все это своими глазами. Еще невероятнее – вновь ощущать Мичизу в своих объятиях, слышать частое биение его сердца и едва различимый в шуме фестиваля шепот: – Тебе нравится, Дзёно-сан? Дзёно впервые так долго смотрит в эти ярко-зеленые глаза, которые теперь из-за изобилия красного и оранжевого оттенков сменили свой цвет на янтарный… Так ещё красивее… – Больше всего мне нравишься ты, Тачихара-кун. – Сайгику тихо смеется, притягивая Мичизу к себе, вовлекая в поцелуй и не давая больше ничего сказать. В этот момент кажется, что весь мир отделился невидимым барьером. Здесь и сейчас только они двое, и никто не помешает и не разрушит эту идиллию, никто не помешает их маленькому счастью, о котором никто из двоих никогда не расскажет, но каждый будет хранить в своем сердце… Всё это внезапно прерывает какой-то отвратительный треск, а затем вся локация идет помехами. Пейзаж начинает рваться и постепенно исчезать. – Дзёно, пожалуйста… Сайгику в ужасе замирает, глядя на то, как Тачихара постепенно исчезает в рваных линиях помех вместе с этой локацией. Он пытается ухватить его за руку, но хватает только пустоту. – Тачихара-кун… – Дзёно… в следующий раз не ошибись. Иначе никогда не… Всё обрывается. Вокруг снова холод и полумрак старого ангара. Всё как прежде, а Сайгику снова на холодном полу, – с умирающим слабым телом и такой сильной жгучей болью в сердце. Он до сих пор не понимает, что пытался в последний момент сказать Тачихара. И в этот раз уже нет сил даже плакать. Кажется, все слезы выплаканы ещё в прошлый раз. Снова подтягивая непослушное тело к кушетке и ощущая свинцовую тяжесть от собственной неподвижной нижней части, Дзёно пытается забраться. Падает, и теперь очень неудачно. Боль от удара о пол пронзает позвоночник. Сайгику даже не соображает, что кричит и насколько громко это делает. Мозг все ещё в каком-то тумане, а во рту металлический привкус. Кажется, не так много ему и осталось. И, если так и есть, пусть это все скорее закончится… – Быстрее! Несите его в медблок! Тэтчо, я кому говорила следить, сколько он принимает?!!! До сознания Сайгику слабо доносится ор Теруко. Кажется, она орет на Тэтчо, что не может не радовать. – У него опять передоз, придурок! Значит, так… То, что дальше говорит замкома, точнее, нынешний командир, Дзёно уже не может различить. Вот только отчего-то по телу проносится табун ледяных мурашек. Почему ему вдруг стало так страшно, он не знает, но чувствует каждой клеточкой своего тела, что грядет что-то очень плохое. И это плохое – непосредственно для него. Сейчас он старается отбросить это ощущение, пытаясь удержаться за то мимолетное счастье от ощущения легкости и разрывающего душу прекрасного чувства, что все хорошо. Но вскоре оно рассеивается и ускользает. На смену этому приходит осознание, что он в западне – когда не может двигаться, понимая, что всё его тело стягивают плотные ремни, а он сам не в состоянии даже принять вертикальное положение. И не потому, что тело сдало, а потому, что он прикован к чертовой койке этими самыми ремнями. Как сумасшедший в палате психиатрической больницы. Впрочем, реальность именно такова, но что еще страшнее – он больше не сможет вернуться в то странное здание, где тяжелая дверь открывает путь по бесконечным витым коридорам. И больше не слышно шипения радиоприемника… – Теруко-сан, это было не обязательно. – Заткнись. Он так окончательно с ума сойдет. А эту дурацкую игрушку… – Стойте, не нужно. – Тогда сам избавься. – короткая пауза, после которой звучит приговор. – Это приказ. Выполняй давай! Дзёно понимает, о чем речь. Он не псих и не сошел с ума, но прямо сейчас ему хочется быть именно им, разнести тут всё к чертям и свернуть шею гребаной Теруко за то, что пытается отнять у него эту последнюю угасающую надежду. Как много ненависти – и вся она направлена на одного человека. Но этот человек её полноправно заслужил. Будь Дзёно здоров, сейчас бы за эту выходку бывшая замкома полностью бы ощутила его гнев на себе, точнее на своем теле. И потом сама бы валялась на этой койке, пуская слюни… Дни вновь сменяются один за другим. Только для Сагику ничего не меняется. Тэтчо навещает его каждый день, но ему на это плевать. Хуже то, что теперь обезболивающего ему не выдают на руки, а если он начинает противиться – снова привязывают к койке. И теперь уже невозможно превысить дозу, как он делал ранее – обезбол вводят внутривенно, когда начинается приступ. Дежурства с того дня тоже закончились. Теперь он больше не охранник, а пациент. Странно, что его всё ещё держат здесь и тратят на него лекарства и время. Логичнее было бы ликвидировать, но почему-то никто этого не сделал. Неужели Теруко до сих пор на что-то надеется? Кто её знает. Дзёно уже не в состоянии думать о чем-то. Он просто существует, мысленно вычеркивая каждый прожитый день. – Дзёно… Он подрывается было, но тут же падает обратно, ощущая жесткую подушку под головой и впившиеся в тело плотные ремни. Нет и нет – это голос Тэтчо, который, как и Теруко, никогда не даст ему еще хоть раз вернуть то состояние эйфории от счастья быть живым, здоровым и, черт возьми, любить и быть с тем, кого он так сильно любит. – Дзёно, ты как? Он молчит. А что тут сказать? Ни с ним, ни с Теруко говорить больше не о чем. – Нормально. – он еле выдавливает из себя это слово, понимая, что на большее и не способен. – Вот. Сайгику слышит знакомое шипение, которое сейчас подобно глотку свежего воздуха. – Это… – Верно, радио. Тебе плохо без него. Поэтому я его не выбросил. – С-спасибо… Тэтчо шокировано смотрит на того, от кого за годы службы ни разу до сегодняшнего момента не слышал ни одного хорошего слова. Так странно, что Дзёно Сайгику способен благодарить. Но именно это сейчас и происходит. И это самое с трудом укладывается у Суэхиро в голове, но факт остается фактом. – Тебе лучше? – Да… а теперь уйди… Тэтчо тяжело вздыхает и, оставив старый радиоприемник у изголовья больничной кровати, направляется к выходу. – Пожалуйста… Это слово вообще с Сайгику никак не ассоциируется. До чего же он дошел, что теперь почти умоляет? Суэхиро не имеет понятия, как помочь и как сделать, чтобы Дзёно стал прежним и вернулся в строй. Он очень хочет помочь, и отчасти знает, чем именно. Здесь тяжелый выбор – от такой помощи Дзёно вскоре умрет, но если и умрет, то хотя бы счастливым. Смерти Тачихары он не пережил, и никогда, судя по всему, не сможет этого принять. Осознавать это больно, а еще больнее – отпустить наконец и свои чувства, да и самого Сайгику, который никогда не ответит взаимностью. – Дзёно, нужно слушаться врачей. Тебе станет лучше. – это все, что он может сказать, понимая, что, как бы ни хотелось, но не сможет пойти против устава и командования. – Хорошо… “Слушаться, значит?” – в голове Сайгику вдруг возникает безумная идея, а затем память отправляет в тот день, когда Тачихару только-только завербовали… – Тачихара-кун, будешь слушаться, и не пострадаешь еще больше. Мичизу испуган и жмется в угол. Пока он отделался малым – вывих левой руки и несколько порезов. Дзёно с той же садистской улыбкой склоняется над ним и касается поврежденной руки, а затем резким движением вправляет. Крик Мичизу кажется самой прекрасной музыкой в этот момент. – Ты слишком громкий, Тачихара-кун… От этого воспоминания передергивает. Стоит ли говорить, что какое-то время Тачихара был для него всего лишь очередной игрушкой? И кто бы мог подумать, что все это однажды изменится, а за тот вывих и последующие издевательства Дзёно по сей день будет себя ненавидеть? Но что случилось, то случилось. Сайгику сам не понимал, как и почему однажды эти неведомые чувства зародились. Вероятнее всего, что именно тогда, когда у них с Тачихарой было совместное задание. То ли испугавшись, то ли попросту забыв, какова способность Дзёно, Мичизу попытался его прикрыть. Нет, даже не так – закрыл собой, добровольно готовясь превратиться в решето. Тогда, или уже после, когда Сайгику отшвырнул его в сторону, сердце как-то странно ускорило ритм. Почему-то стало страшно, когда он осознал, что Мичизу ранен, и уже после – появилось то самое желание защищать его, каждый раз внимательно прислушиваясь к биению его сердца, чтобы таким образом прочесть, что он скрывает. Прошло довольно много времени прежде, чем Тачихара отпустил страх и затем постепенно начал доверять. Винить его было не в чем – кто угодно бы, окажись на его месте, реагировал бы так же. Не зря говорят, что ценить начинаешь тогда, когда потерял. Неимоверных усилий стоило снова расположить Мичизу к себе, всеми возможными способами доказывая, что больше никогда не причинит ему вреда, и, более того, никому другому не позволит это сделать. Сейчас все эти воспоминания были лишь какими-то отголосками, но самое яркое из них – когда Тачихара не отшатнулся от прикосновения, не выругался, когда Сайгику впервые за долгое время вновь оказался в его комнате, воспользовавшись способностью. Более того – в тот вечер Мичизу попросил остаться, а затем… затем на их неуставные отношения уже попросту закрывали глаза. Лишь Суэхиро шумно вздыхал и спешно уходил, что Дзёно еще и веселило: теперь даже изощряться и придумывать ничего не надо было, чтобы его позлить. Но все это стало прошлым, – всего лишь воспоминаниями, и ничего такого уже не будет. Сколько Дзёно придется доживать в медблоке под присмотром врачей – также неизвестно. Мало того, что теперь все лекарства были строго дозировано и принимать их приходилось также под строгим надзором медперсонала, ещё и курить теперь запретили напрочь, сообщив, что остатки искореженных легких долго не протянут. Да что там – даже чертово радио отобрали, не оставив ни шанса вернуться к переплетению витых коридоров и мирам, скрытым за ними. Сайгику с полным равнодушием вслушивался в едва слышный треск помех, понимая, что он и этот древний приемник как будто взаимосвязаны, и едва затихнет старое радио – сердце самого Сайгику остановится в тот же момент. – Пожалуйста… хотя бы еще раз. Позволь мне увидеть тебя снова. Прошу, хоть как-нибудь… пожалуйста… Он повторял это до момента прихода медсестры. Она уже готовила инъекцию, когда шум, доносящийся из приемника вдруг начал усиливаться. Правая рука Сайгику в этот момент была освобождена от ремней. Это был последний шанс, которого больше не будет, если он его упустит… Коротко вскрикнув, медсестра выронила шприц, а затем упала на пол. Несмотря на свое состояние, Дзёно все еще хорошо помнил все точки на человеческом теле, куда следует бить, чтобы, например, не оставлять следов или, как сейчас, бесшумно вырубить, не привлекая лишнего внимания. Освободившись от ремней, он постарался как можно тише спуститься с койки, а затем прокрался к выходу из палаты, ощущая, как ноют затекшие мышцы. Но его тело все еще помнило отточенные движения, удары и приемы, несмотря на легкую атрофию из-за нынешнего положения и, как следствие больше месяца отсутствия тренировок. Он даже не знал, в какой стороне более безопасный выход. Видимо, улавливал это с помощью интуиции, прячась от каждого шороха. Надо было успеть сбежать из медблока до того, как найдут медсестру и поднимут крик. Возможно, это последний раз, когда он сможет увидеть Тачихару, и, скорее всего, жизнь для самого Дзёно после этого будет закончена в обоих мирах. Но ему было плевать – он продолжал свой странный рейд, уже чувствуя как потянуло холодом. Значит, выход близко, но, кажется, судя по ровному сердцебиению, там кто-то есть. Охранник, к счастью, всего один – не такая и помеха. Устранив его, Сайгику исследовал все карманы его формы – только мятая пачка с всего одной сигаретой. В кобуре только табельное, ну и нож, который есть у каждого в военной полиции, кроме Сайгику. Больше ничего, но и это сгодится. Далее, прихватив трофеи, он направился к своему ангару, несмотря на усиливающийся ветер и последовавший после холодный ливень. Даже на таком расстоянии он уловил знакомые голоса. – Ты идиот! Какого черта ты ему это притащил, скажи на милость?! Приказ был избавиться от этого хлама! – Но… ему было плохо. – Сейчас плохо будет тебе, уж поверь! Особенно за неисполнение приказа, дебила ты кусок!!! Кажется, его уже разыскивали, и, судя по воплям Теруко, безуспешно. Слушая эту ругань, Дзёно позволил себе улыбнуться, а затем и вовсе засмеялся, остановившись на минуту и подставив лицо ледяным каплям, падающим с неба. Он и в этот раз победил. И черта с два они его догонят. Однако, надо преодолеть путь быстрее, а на своих двоих было бы сложно убежать. Терять уже нечего. Даже если и умрет – это его собственный выбор. Почти забытое чувство, когда тело расщепляется на тысячи молекул – оно несравнимо ни с чем, будто становишься частью природы. Главное, не попадать под дождь в такой своей форме, чтобы побег полностью удался. Он даже не помнит это расстояние, влетая в ставший родным ангар сквозь стену. Юный рядовой, который теперь вместо него был на дежурстве, коротко вскрикивает, а затем падает на пол с ножом в шее. Сайгику на все плевать – на этого мальчишку, оказавшегося в неподходящее время в неподходящем месте, на переживания сослуживцев и на то, что с ним сделают после всего, если каким-то образом он выживает. Сейчас он снова смеется, неспешно закуривая и вдыхая горький дым. Легкие отзываются противной режущей болью, а голова кружится от долгого никотинового голодания. Но все это такие мелочи. Теперь он снова вернется, и, если посчастливится, останется там навсегда. Никакая сила не вернет его в эту отвратительную реальность обратно. Выбросив окурок, Дзёно вытряхивает из украденной пачки все капсулы, которые там были и проглатывает, запив мерзким остывшим кофе, который не успел допить рядовой. Привкус ужасен настолько, что хочется выплюнуть все обратно. Остается лишь немного потерпеть, потому что боль начинает нарастать привычными волнами, постепенно отключая никчемное слабое тело. На этот раз его пробивает на кашель – не нужно видеть, чтобы понимать, что эта сигарета сыграла ключевую роль. Дзёно чувствует металлический привкус и облизывается, продолжая улыбаться, сидя на койке, рядом с которой – в позе эмбриона тело убитого охранника, а пол уже частично окрашен вытекшей из-под него кровью… Теперь привкус крови и смерти витает везде. Но какая же это мелочь в сравнении с тем, что ждет Сайгику в награду. Старенький радиоприемник, словно подтверждая это, яростно шипит в нагрудном кармане, а после боль накрывает настолько, что Дзёно уже не в состоянии сохранять равновесие. Он падает с койки, а приемник, выпав из кармана, отлетает, упав в лужу крови. Не отпускать, ни в коем случае! Из последних сил Сайгику касается старого радио кончиками пальцев, после чего тьма привычно забирает в свои объятия, отключая все рефлексы и унося прочь из старого ангара навстречу витым коридорам и мирам, спрятанным среди них… Он снова один напротив клубка извивающихся, подобно гигантской оптической иллюзии, витых коридоров. И теперь уже сосредоточенно выбирает тот, который подсказывает сердце. Кажется, теперь не просто воспоминание, а единственный выход из всего этого, чтобы больше не возвращаться обратно и навсегда забыть ту жизнь, из которой удалось только что сбежать сюда. Локация кажется до боли знакомой. Вечер понемногу опускается на штаб военной полиции. Внутри ангара слабое освещение, которое будто ускоряет приближение ночи из-за тусклого желтого цвета ламп. Вокруг мешки с порохом и штабеля чего-то, что скрыто под кусками брезента. – Дзёно, нам лучше… – Тачихара-кун, куда нам спешить? Не нервничай ты так. – Дзёно улыбается как прежде, обнимая Мичизу со спины. – Да сюда точно никакая проверка не придет, уж поверь. Я бы за километр услышал, если бы это было так. – Я знаю, – Тачихара усмехается, но как-то невесело. – Дзёно-сан, ты сейчас снова оттягиваешь время… – И плевать. Мне вообще плевать на время и на то, сколько его у меня осталось. Я хочу, чтобы ты наконец-то никуда не исчезал. – Но я не ис… – Тише, – Сайгику всё так же улыбается, медленно расстегивая каждую пуговицу на кителе Тачихары. – Позволь мне… запомнить это, Тачихара-кун. Наконец-то он может видеть, а не только ощущать все, что уже однажды было. И пусть это реализация одного из воспоминаний, но оно того стоило. – Дзёно… у нас действительно будет достаточно времени, если ты сам так захочешь. Почему ты меня не слышишь? Дзёно непонимающе смотрит на Тачихару, не собираясь прерывать то, что начал. – Если ты останешься здесь – никогда не выберешься. – Наплевать. Главное, что ты останешься со мной. Мичизу смотрит на него снизу вверх, отрицательно качая головой, а затем опускает взгляд. – Нет, потому что все это – ненастоящее. Это твои воспоминания. Говорят, что в последние минуты жизни видишь все прожитые моменты… Дзёно, ты ведь понимаешь, что если останешься здесь, то умрешь? – Лучше умереть счастливым здесь, чем жить так, как мне приходится. В той реальной жизни я просто бесполезный кусок мяса. А я не хочу больше… – он почти срывается на крик, но осекается. Мичизу бросает на него короткий взгляд, а затем выворачивается из объятий и застегивает китель. – Ты ошибаешься. – В смысле? – Во всех. – на лице Тачихары вдруг появляется такая родная немного застенчивая улыбка. – Если я попрошу пойти со мной, ты ведь согласишься? – Ещё спрашиваешь. – Дзёно просто сгребает его в охапку и… не чувствует больше ни тепла его тела, ни сердцебиения. – Подожди… – На самом деле меня здесь нет и никогда не было. Это всего лишь образы, построенные на твоих воспоминаниях и нарисованные твоим же воображением. Сейчас ты между жизнью и смертью. И потому я хочу помочь тебе выбраться и сделать верный выбор. – И какой же у меня выбор? – Дзёно недоверчиво хмыкает, отказываясь верить в то, что все вокруг – иллюзия, созданная его подсознанием. – Быть живым и… рядом со мной. Или же остаться здесь с осознанием того, что вскоре исчезнешь, и все это – Мичизу обвел рукой окружающее их пространство, – тоже. – В той жизни тебя никогда не будет рядом. Потому что ты мертв. – Ты ошибаешься. Мертв не я. И я пытался сказать это тебе, но помехи… – Как бы там ни было, но больше я тебя никогда не отпущу. Даже разрешаю сделать этот выбор за меня, Тачихара-кун. Дзёно как можно крепче сжимает его ладонь, боясь, что снова вот-вот вышвырнет из этого измерения, после чего он уже безвозвратно вернется на койку, пристегнутый к ней ремнями, и доживающий эту отвратительную жизнь никому ненужного калеки. – Ты доверяешь мне, даже если я всего лишь образ из твоих воспоминаний? – Как бы там ни было, я тебе верю, даже если все это, включая тебя, – иллюзия. – Тогда пойдем. Последнее, что остается в памяти – Тачихара ведет его к выходу из ангара. Едва они проходят сквозь белый свет в проеме, их встречает новая локация. И она просто невероятна: маленький охотничий домик где-то в горах, вокруг только почти материальная тишина, нарушаемая падением крупных хлопьев снега. Все деревья покрыты им же, что всей картине в целом придает какую-то атмосферу волшебства. И холод хоть и чувствуется, но не сильно. Может быть, потому что раненое сердце наконец-то согрето, а может – потому что все это тоже иллюзия. – Когда я вернусь, снова буду слепым? – Какое-то время. Но я знаю доктора, которая может помочь вернуть тебе зрение. – Ты хочешь сказать, что я смогу видеть тебя, как сейчас? – Верно. А я… я бы хотел увидеть… – В этот момент Тачихара смущается, и прячет взгляд. – Нуу? – Я бы хотел узнать, какого цвета у тебя глаза… Дзёно не говорит ничего, молчаливо давая согласие вернуть его из пограничного состояния. А еще он понимает, откуда последняя локация. Кажется, когда-то, еще давно, он мечтал побывать в горах, и, когда они с Тачихарой сбежали в ангар, рассказывал ему об этом. Кто знает, может быть, ещё не все потеряно? Прямо сейчас локацию наполняет знакомый треск помех, вся она идет странной рябью, как будто наконец-то нашлась та самая нужная частота, а затем слышится тихая приятная мелодия, в то время как локация, равно как и Тачихара в объятиях Дзёно превращаются в тысячи снежинок. Снежинки испуганно разлетаются в стороны, открывая путь к яркому пятну света, куда ведет последняя локация из тысяч витых коридоров. ЭПИЛОГ Дзёно вновь чувствует этот опостылевший запах больницы. Очнулся наверняка в медблоке – иначе и быть не могло. Вот только странно, что он не пристегнут к койке, как было до этого. Перед глазами привычная темнота, а до слуха доносится тихий диалог сослуживцев. – Кто бы мог подумать, что этот тупой метод Тачихары сработает. То же мне – терапия. Сидел тут байки свои коматознику рассказывал… – голос со скептическими нотками явно принадлежит Теруко. – Но это сработало. – Суэхиро, голос которого Дзёно и в гробу бы узнал… Да уж, собралась компания... – Чем быстрее он оклемается – тем быстрее вернется в строй. Пойду в Агентстве шороху наведу – им полезно. И пусть только эта докторша не поторопится – лично ей ноги переломаю. – говоря это, Теруко усмехается, – даже с каким-то облегчением. Дзёно слышит, как её сердцебиение становится ровнее, словно замкома только что сбросила с плеч тяжелый груз. Суэхиро не отвечает ничего, и после они уходят, завершив присутствие здесь хлопком двери. Какое-то время в больничной палате медблока царит тишина, но затем Сайгику слышит то, что мечтал услышать все это время. – Дзёно… Он не в силах отозваться и что-то сказать. Чувствует, как снова режет глаза, и потому распахивает их, пытаясь хоть как-то скрыть нахлынувшие эмоции. – Я рад, что ты вернулся. Потерпи еще немного, и мы обязательно увидимся. По-настоящему… Этот голос Сайгику готов слушать бесконечно, а сейчас просто не в состоянии как-то реагировать, и в знак ответа крепко сжимает ладонь Тачихары. Мичизу вымотан и очень хочет спать, а на полу рассыпаны исписанные им листы бумаги с разными историями. Он писал их всё это время, пока Дзёно находился в коме, и читал их вслух, изо всех сил надеясь хоть таким странным образом докричаться. Из маленького карманного радиоприемника, стоящего на подоконнике, продолжает литься тихая мелодия, которая затем затихает, прощаясь легким треском помех сбоя частоты…