Юнхо правда такое говорил?
— Ладно, извини, откуда я мог знать, что у нас с тобой разница в десяток лет? Теперь я предупрежден и вооружен, поэтому давай общаться, как подобает студенту и преподавателю? — Но ведь я тоже предупрежден, профессор Чон, и тоже вооружен. Юнхо оправил футболку и вопросительно посмотрел на Уена. — Что ты имеешь ввиду? Уен, выждав, когда на него обратят внимание, улыбнулся самой сладкой улыбкой и скользнул ко входу в зал: — А может теперь вы мне только больше нравитесь, профессор Чон? Ответный флирт Уена был беспощадным. Он действительно стал лучшим студентом по предмету Юнхо, выполнял сверх домашнего задания, всегда был готов к семинарам, тестам, контрольным; у него всегда были в запасе вопросы по ходу лекции, уточняющие или дополнительные, на которые Юнхо всегда имел ответ и это, кажется, заводило Уена лишь ещё больше. Юнхо страшился, что про них быстро пойдут слухи, но, кажется, сверхзаинтересованность Уена никого не беспокоила и, возможно, он вел так себя и на других предметах?Хорошо, что все остальные профильные вели либо совсем уж старожилы университета, либо женщины.
На переменах Уен никогда не оставался, только если нужно было забрать журнал — вроде бы старостой группы была девушка — или если оставались вопросы, которые он задавал с серьезным заинтересованным выражением, а под конец ответа стоял с сахарной улыбкой во все лицо. Не сказать, чтобы Юнхо нравилось, когда им восхищаются, скорее он любил принятие своих знаний и должное к ним отношение, однако же восторженный взгляд Уена, который получал ответ на, отдадим ему должное, интересный и нестандартный вопрос, будоражил Юнхо и заставлял чувствовать гордость. Лекции в таких случаях превращались в интеллектуальную перепалку, и не сказать, что этого не было бы без Уена, но на пары к Юнхо ходил весь поток, занятия пропускали только самые незаинтересованные из студентов. Что же относится к танцам — тут уже завоевание Юнхо шло полным ходом. Уен оголялся при любой возможности, смотрел сквозь зеркало на Юнхо, особенно во время любых компрометирующих движений, становился к нему поближе, одалживал все, что мог одолжить, шел в душ только тогда, когда пойдет Юнхо, и даже если тот становился в угол лицом к стене, он все равно чувствовал спиной пожирающий взгляд. Юнхо с самого начала казалось это неправильным, но устоять перед Уеном в конечном итоге он не смог. Субординация рухнула, когда они представляли сольные проекты в конце осени. Первым пошел Юнхо, заблаговременно надев панамку, — так ему было легче вжиться в роль танцора, а заодно и прикрыть глаза, чтобы никто в них не смотрел — и исполнил свой до идеала отточенный танец. Под конец он позволил себе посмотреть на публику, и Уен, закусив губу, аплодировал и радовался громче всех. Когда пошел непосредственно сам Уен, группа зашумела — от него определенно ожидали многого, и он это многое показал. Игривый, манящий, свободный, его танец вытекал из музыки и с каждым битом, с каждым скольжением мелодии сливался в гармоничном всплеске движения. Юнхо знал его танцы и знал Уена на танцполе, но именно в этот вечер танец предоставлялся лично ему, и этого Уен не скрывал. У них в группе часто выбирали себе жертву для соблазнения или батла, поэтому и здесь никому не показалось странным пристальное внимание Уена к Юнхо по ходу выступления. Спустя две минуты раскрасневшийся и влажный Уен принимал овации и, возвращаясь на место, наскочив на Юнхо, чмокнул его в щеку. Тот сделал вид, что ничего не заметил, и до конца вечера не придавал этому никакого значения, однако уже решил для себя, что собираться будет долго и в душ пойдет последним. — Ты что себе позволяешь, — грубее, чем хотелось бы, подцепив Уена под руку после душа, спросил Юнхо. Тот, спокойно остановившись, уставился на него. — В смысле? Позволяю купаться. Здесь все себе это позволяют. Чертёнок намеренно увиливал, вынуждая Юнхо сказать вслух. — Я не про это. Что за поцелуи? — А, вы про них, — облизнулся Уен. — Хотите ещё? — несмотря на то, что Юнхо дернулся раньше, чем Уен подумал о втором поцелуе, все же отпечаток губ успел остаться на щеке возмущенного Юнхо. — Уен! Тебе разве не понятно? Я твой преподаватель, а ты мой студент, о каких поцелуях может идти речь? — Да ладно вам, профессор Чон! Неужели вам не хочется немного… пошалить? Разве вы сюда не за этим ходите? Что может случиться? В конце концов ваш предмет всего на один курс, и, если что-то пойдет не так, вы меня в следующем году не увидите в любом случае и краснеть перед аудиторией вам не придется. Мне же нет никакого резона портить репутацию такому классному преподавателю. Клянусь, — он по-детски начертил крестик на сердце, встал слева и сказал, подтянувшись к Юнхо. — Он услышал что-то интересное, повернулся к соседу справа и прошептал: «живём только один раз. Передай дальше». Юношеская наивность, энергия, задорный огонек, которым светились его глаза, подкупали, и Юнхо — откуда взялась тяга к приключениям? — был на грани согласия. Его молчание длилось слишком долго, Уену же ждать не хотелось. — Вот и славно, — он отвлек внимание Юнхо убрав пылинку с плеча, а затем потянулся и чмокнул его в щеку. — Право первого поцелуя оставляю за вами, всё-таки я ещё ни разу не целовался. Юнхо был сбит с толку, обескуражен, взволнован, взбудоражен — словно ему опять восемнадцать и он влюблен в самого классного парня в классе. Что-то в его жизни забурлило и закипело. Возвращаться домой, ходить за покупками, даже вызывать сантехника было веселее, чем раньше. Словно высаженный на улицу из горшка цветок, Юнхо вдохнул свежего воздуха и хоть раньше чувствовал себя не хуже, теперь стало все же чуточку лучше. Каждый раз приходя к Юнхо домой Уен строго интересовался: «Ну что не водил домой мужчин, пока меня не было?» И первое время Юнхо удивлялся, нюхал свою одежду — вроде все тот же парфюм, — а затем щипал Уена и называл его врединой. Эта вредина проходилась ураганом по квартире Юнхо, критикуя все подряд, но тем не менее, возвращалась. — Я думал, что квартира культуролога должна выглядеть, как музей искусства или галерея, а твоя выглядит бельмом на глазу дизайнера. Где хотя бы пресловутый Климт или на худой конец Звёздная ночь? Юнхо смеялся, но спрашивал себя о том же. Он никогда не обращал внимания на такие детали, и с появлением Уена в своей квартире, а стало быть и жизни, привнес в домашний уют пару корректив. Здесь «Пылающий июнь» Лейтона, там «Подсолнухи» Ван Гога, несколько неолитических венер, которые заставили Уена плеваться, парочка витражных ваз причудливой формы и помещение было не узнать. Теперь эта квартира походила на жилье не просто преподавателя, а преподавателя-сумасброда, тащившего в свою обитель все, что попадется под руку. Так или иначе, а характера прибавляло. И так или иначе нравилось Уену. Во всем вокруг он видел свою заслугу. — Видишь это все мое влияние. — Ты же говоришь, что это несусветная каша. — Ну, какой я, такое и влияние, — самокритики в Уене было хоть отбавляй. Но сколько бы ни критиковал Уен жизнь Юнхо и его предпочтения, перед ним, его аргументами и зрелой рассудительностью, расплывался, как кот на солнце. Не много времени потребовалось Юнхо, чтобы понять: чем спокойнее и увереннее он себя ведёт, тем больше нравится Уену. И хоть у самого сердце от волнения и чувств могло выпрыгивать из груди, он все же сохранял самообладание, чтобы лишний раз посмотреть, как неопытный и наглый Уен теряется и смущается, если вдруг слишком долго смотреть на него, если остановить на улице и сказать, что он потрясающе выглядит, если поцеловать руку, глядя в глаза. Уен смеялся, смущался, а Юнхо обожал его таким. Конечно, вредина пыталась и сама смутить своего профессора: — У хёна такие широкие плечи, — мурлыкал Уен, на что Юнхо отвечал: — А у тебя такие узкие, — он становился напротив зеркала позади Уена и шептал ему на ухо, — совсем за моими не видно. Юнхо видел, как после этого по шее бежали мурашки, и Уен краснел, как варёный рак, и опускал глаза. Первый поцелуй из-за этого Юнхо продумывал до мельчайших подробностей: что-что, а устроить все, как надо, без сучка и задоринки он умел лучше всех. Идеальное свидание на катке, Уен так замечательно не умеет кататься, а Юнхо так замечательно умеет, горячий шоколад и завалиться на рамен к Юнхо, потому что романтика романтикой, а кушать хочется обоим всегда, ещё порция горячего шоколада, объятия на кухне и затем, взяв Уена на руки, укрыв пледом, позвать его тихо: — Уен-а, — и долго рассматривать его лицо, потому что он красивый, чертёнок, и когда он наконец сам потянется, справившись со смущением, поцеловать его мягко, легко, так, словно откусить зефир. А затем смотреть, как он, смутившись, зарывается под плед и перебирает пальцы, и начинает тараторить, чтобы справиться с волнением. Второй поцелуй был уже не таким невинным тем же вечером, когда они уже легли спать. Уен положил ладонь на лицо Юнхо и гладил его при включенном ночнике. Затем попросил выключить весь свет и, когда Юнхо сделал это, притянул его за шею к себе, наверное, пытаясь показать, что не такой уж он профан в поцелуях, а потому пустил в ход и зубы, и язык. Юнхо отстранился через пару минут, когда рука Уена погладила его в опасной близости к краю пижамных штанов. — Уен-а, полегче, — улыбнулся Юнхо и убрал волосы с лица Уена, — всего понемногу. Уен затих, и они пролежал несколько минут в совершенной тишине. — Я все испортил? — голос его звучал так, будто случилась глобальная катастрофа. — Что испортил? — Ну… Атмосферу и вообще… Я, наверное, ужасно целуюсь да… — Никакую атмосферу ты не испортил и вообще тоже. А целуешься ты хорошо, мне очень нравится. Просто всему свое время, не нужно увлекаться сильно, ладно? — Ладно, — Уен уткнулся в подмышку и не хотел из нее вылезать. — Если хочешь поцеловать меня, лучше включи свет или хотя бы телефон, чтобы я мог видеть твое лицо, — проговаривая это, Юнхо приподнялся и включил ночник, — позови меня тихо: Юнхо-а, — он перешёл на шепот и повернул лицо Уена к себе, — и целуй, только нежно-нежно, мягко-мягко… — он едва прижался своими губами к губам Уена, сердце которого от такого Юнхо готово было разорваться на части от смущения. — А другие поцелуи оставь на потом, ладно? Уена пробрало мелкой дрожью, и когда она прошла, он глубоко выдохнул. — Хён, можно уже тебе это сказать? — Что сказать? — Что я тебя люблю. В груди стало так тепло, что Юнхо хихикнул, на секунду испугался того, насколько он счастливый, но тут же вернулся к Уену, который тараторил уже что-то про то, что он может ему не отвечать, а позже, или вообще никогда… — Я тебя люблю, Уен-а. Юнхо с самого начала казалось это неправильным. Он — преподаватель двадцати девяти лет, посвящающий свободное время танцам. Уен — девятнадцатилетний студент, даже смотреть на которого неприлично. Но теперь, когда он об этом думал, в голове всплывала лишь любимая цитата Уена, и если бы кто-то сказал, что их отношения это неправильно, он бы ответил только одно: — Живём только один раз. Передай дальше.