***
На следующий день Сёко видит его и спрашивает, почему он дуется. Сатору хмурится, приподнимает повязку и открывает один глаз: холодный и пристальный. Он — Сатору Годжо, и он не дуется.***
— И так. Как все прошло? Юджи широко раскрывает глаза и краснеет, явно не готовый к этому разговору. Сатору не может его винить — ведь ему удалось загнать Юджи в угол по пути в туалет. Утром Нобара прислала ему сообщение о том, что непристойные звуки наконец-то прекратились, и Сатору решил навестить любимого ученика — он не думал, что его выбор времени будет таким точным, но это не стало неприятным сюрпризом. — Годжо-сенсей? — Юджи ахает, быстро моргает и выглядит крайне взволнованным. — Наконец-то все закончилось? — спрашивает Сатору. На руках Юджи розовые царапины, на левой груди — след от укуса, а на верхней части тела — темные синяки. И что еще хуже, от парня воняет. Его естественный цитрусовый мускус полностью перекрывается мятной сладостью Мегуми. Сатору хочется немного сблевать. — Почему вы здесь? — вскрикивает Юджи, перепуганный и вспотевший. — Подумал, что нужно просто проверить, — Сатору ответил, еще раз осмотрев тело Юджи. Его рот кривится, когда он замечает, что на Юджи точно надеты треники Мегуми, но он заставляет себя смириться с этим. — Я заходил сюда в начале недели. Глаза Юджи расширяются, он понимает, что его уже поймали с поличным. — Похоже, у мужчин-омег тоже три дня, а? Юджи стал красным, как помидор. — Да… три дня… — Он замолчал, уставившись на землю так, словно умрет, если будет смотреть прямо в его глаза. Сатору это не нравится. Он подходит ближе, настолько близко, что может двумя пальцами поднять подбородок Юджи, и даже легкого прикосновения достаточно, чтобы заставить парня снова посмотреть на него. Он наслаждается тем, как Юджи нервно сглатывает и вдыхает воздух, а его зрачки расширяются от шока. Его запах немного усиливается, по шее стекают капельки пота. Теперь это то, что Сатору нравится видеть. — Значит, ты и Мегуми, да? — спросил Сатору, задерживая кончики пальцев на челюсти Юджи дольше, чем нужно. Как только он убирает пальцы, голова Юджи дергается в сторону, а по шее ползет ярко-розовый румянец. — Это… просто договоренность для его заходов, — тихо бормочет Юджи, складывая руки, напрягая плечи. — Это было запланировано? — Сатору тихо хмыкает. — Не совсем, — говорит Юджи с неохотой. — Но с этого момента так и будет, я думаю, — он неловко почесывает голову, и это только привлекает внимание к отметинам на его шее. Черт, Мегуми действительно кусачий. — Так ты теперь его партнер по течке? — Сатору присвистнул. — Вроде как… — Юджи моргает, и ему требуется некоторое время, чтобы ответить. — Вроде как? — Сатору начинает что-то подозревать. Запах младшего альфы разгорается еще сильнее, а рот подергивается от чего-то, очень похожего на чувство вины. Ему удается превратить это в хитрую улыбку. Сатору теперь знает наверняка: Юджи что-то скрывает. — Годжо-сенсей, мне действительно нужно в душ, — это полный абсурд. — Я пахну как Фушигуро. Затем Юджи с отвращением сморщил нос, что стало самым большим тревожным сигналом для Сатору. — Да, так и есть, — осторожно произносит он. Неуверенный в себе, Юджи прикусывает нижнюю губу и тут же морщится от боли. Он только что прикусил рану на губе, и Сатору готов поспорить на что угодно, что это дело рук Мегуми. Его губа почти обильно кровоточит, поэтому он быстро проводит языком по ране, рот становится красным и блестящим. Сатору чувствует, как начинает терять самообладание. Он подносит руку к лицу Юджи и нежно проводит большим пальцем по кровоточащей губе мальчика. Он никогда не отличался сдержанностью. Отчетливо и восхитительно, дыхание Юджи прерывается. — Осторожнее, Юджи-кун, — подразнивает Сатору, проводя большим пальцем по крови, вытирая рот Юджи насухо. Он немного сгибает колени и наклоняет голову так, что их губы оказываются на расстоянии одного вдоха. — Мы же не можем допустить, чтобы ты пострадал, не так ли? У Юджи отвисает челюсть, и Сатору слышит, как колотится его сердце. — Я, ах, да, — глупо произнес он, не сводя глаз с пальца Сатору. Сатору в восторге. Может, он и впрямь не ошибся в знаках? Проходит несколько секунд, и он решает наконец отпустить Юджи с крючка. Игриво ухмыляясь, он выпрямляется, нежно поглаживая Юджи по голове и слегка взъерошивая его волосы. — Разве ты не торопился в душ? Юджи быстро моргает, как будто совсем забыл об этом. — Д-да, — воскликнул он, и с силой засунул руки в карманы, бросившись прочь, не удостоив Сатору взглядом. Интересно.***
Мегуми уклоняется от ответов на вопросы Сатору гораздо лучше, чем Юджи. Единственная достоверная информация, которую Сатору получил от него, — это то, что у них с Юджи определенно есть какая-то договоренность о будущих заходах без обязательств. Когда становится ясно, что он не собирается выдавать никаких подробностей, Сатору сдается и предлагает помочь ему найти сверхсильные блокираторы и подавители. У Сёко обширная сеть связей с подобными людьми — многие из них нелегальны, — поэтому Сатору уверен, что они смогут что-нибудь найти. Но проблема в том, что он не уверен, насколько эффективными окажутся подавляющие препараты. Течки у женщин омег проходят раз в два месяца и длятся неделю. Симптомы слабо выражены и поддаются лечению подавителями и отсутствуют при использовании сверхсильных. В литературе нет ничего об омегах мужчин. Он рассказывает об этом Мегуми, но тот, как ни странно, ничуть не обеспокоен, уверяя Сатору, что с ним все будет в порядке, если он найдет блокираторы, которые скроют его новый запах. Сатору знает этого парня уже более десяти лет, и он никогда не отличался спокойным отношением к резким переменам. Снаружи, конечно, он всегда сохраняет хоть каплю самообладания и уверенности, но внутри он — бушующий шторм подавляемой тоски и проблем с отцом. Однако ясно одно: он ни в малейшей степени не беспокоится о своей течке. После разговора Сатору с Мегуми все становится еще более подозрительным — уговор с Юджи никак не может быть решением всех его проблем. В конце концов, это Юджи — впечатлительный малыш-альфа. Инстинкты могут завести вас очень далеко.***
Второкурсники возвращаются с задания через день, и этого времени как раз хватает, чтобы выветрился густой запах мяты, меда и секса. Блокираторы запаха, которые Сёко дает Мегуми, работают, и для всех, кроме Нобары, Сёко и самого Сатору, он выглядит как бета. Было бы, по меньшей мере, катастрофой, если бы мир узнал о первом за многие века мужчине-омеге, если бы магический мир узнал, что этот омега — выходец из клана Зенин. Чем меньше людей знает, тем лучше. В основном все возвращается на круги своя. Юджи и Мегуми не пускают слюни друг на друга на публике, как опасалась Нобара. По крайней мере, с точки зрения Сатору, не похоже, что первая течка Мегуми повлияла на их дружбу. Так что, возможно, они действительно говорили правду. Возможно, Сатору ошибся. Возможно, расплывчатые ответы Юджи и его внезапное чувство вины были лишь следствием того, что его поймали на следующее утро после импульсивного трехдневного секс-марафона с лучшим другом. Сатору продолжает жить как прежде, поддразнивая Юджи, игриво флиртуя, переступая грань между учителем и учеником, пока ее не остается. Это веселье, азарт от незаконной связи.***
Сатору скучно. Миссия, на которую он отправился этим ранним утром, закончилась гораздо раньше, чем он ожидал; не все особые проклятья создаются одинаково, это уж точно. Чтобы сделать свой день немного интереснее, он решает нанести детям неожиданный визит. Нобара, скорее всего, отправилась за покупками в Харадзюку — она всегда так делает, когда у них нет занятий или тренировок, — так что Сатору рассчитывает, что сможет донимать только Мегуми и Юджи. Без лишних слов он телепортируется в общежитие и улыбается, когда оказывается прямо перед спальней Юджи. — …и ты уверен, что у тебя скоро начнется следующая течка? Уже? Сатору делает паузу. У него и впрямь нестандартный выбор времени. Подслушивать не входило в его намерения во время этого визита, но он вполне мог бы это сделать. Прошел почти месяц после первой течки Мегуми, и хотя Сатору в основном смирился с этим — он так и не узнал всей правды. — Да, я начал… чувствовать это сегодня утром. Думаю, у меня есть еще пара дней. — Это нормально? Я имею в виду, чтобы это было так скоро? — Сукуна сказал, что течки у омег-мужчин всегда непостоянны. Сатору удивленно поджал губы. Это то, чего не хватало. Это то, что заполняет все пробелы. Наконец-то он это понял. Он, наконец, понимает, почему Юджи выглядел таким виноватым в то утро, почему он был таким уклончивым, расплывчатым в своих ответах — почему он утверждал, что был всего лишь своего рода сексуальным партнером Мегуми. Потому что он не был. Потому что это Сукуна. Потому что Юджи одолжил ему свое тело. Сатору почти не может в это поверить, но теперь в этом есть смысл. Он смеется под нос, потому что никогда не думал, что Юджи настолько глуп. Это восхитительно, почти. — Чувак, он явно тебе врал, — Юджи плюхается на кровать, раскинув руки и ноги, как морская звезда. — Какая выгода Сукуне от того, что он солжет об этом? — Мегуми сидит у стены, положив руки на подушку, аккуратно уложенную на скрещенные ноги. До Сатору наконец доходит, что Мегуми позволил Сукуне, Королю Проклятий, трахать его во время его первой течки, трахал его три дня подряд, что он был удовлетворен настолько, что согласился на постоянное соглашение. И теперь Мегуми защищает его? Сатору не привыкать к информационной перегрузке, но это что-то другое. Он не может понять, то ли Мегуми так же глуп, как и Юджи, то ли он просто шлюха. — Я не знаю! — Юджи вскрикнул от досады, садясь. — Это Сукуна. Он — чистое зло. Почему бы ему не солгать об этом? И как вообще возможно определить это по одному только запаху? Мегуми ничего не говорит, на его щеках расцветает слабый румянец. Сатору высовывает язык и давится. А затем раздается более глубокий, сиплый и ужасно знакомый голос. — Эй, сопляк, я думал, что уже говорил тебе. У меня нет никаких скрытых мотивов, когда дело касается Фушигуро Мегуми. Я позабочусь о нем. Юджи вздрагивает, подпрыгивает и чуть не падает с кровати Мегуми от удивления. Он восстанавливает равновесие и хватается за край кровати. Для сравнения, Мегуми быстро моргает и стискивает подушку побелевшими костяшками пальцев. Сатору чувствует слабые нотки меда. Шлюха. — Сукуна-! Почему ты выходишь только тогда, когда рядом Фушигуро? — Потому что он единственный, кто не надоедает мне до смерти, — отвечает Сукуна и смеется. После этого Сатору решает заявить о себе. Он телепортируется в комнату и устраивается рядом с Юджи на кровати. — Неужели? — он напевает, подпирая рукой щеку, поставив локоть на колено. — Как досадно, Сукуна. А я-то думал, что я был твоей целью номер один. — Годжо-сенсей? — Юджи задыхается, еще больше раскачиваясь. Рот Сукуны, который был на щеке Юджи, широко и злобно ухмыляется. — Ах, я все думал, когда же ты наконец… Юджи с громким шлепком! захлопывает рот. От удара его щека ярко покраснела, лицо исказилось от боли, но Сукуна больше не появился, так что Сатору считает, что удар был достаточно эффективным. Мегуми выглядит в полном ужасе. Его светло-зеленые глаза расширены и полны страха, а щеки розовеют от смущения. Ему это очень идет. — И так, — Сатору начинает ухмыляться так же широко, но, возможно, не так злобно, как Сукуна. — Вы двое хотите мне что-нибудь сказать? Наступает момент, когда время словно останавливается, и мир проносится вокруг них. Знакомое ощущение, но восхитительное зрелище — они оба неподвижны. Сатору слышит, как колотятся их сердца, как проклятая энергия пульсирует в их телах. Мегуми приходит в себя первым, выпрыгивая из окна и оставляя Юджи позади. Сатору отпускает его; он расспросит омегу в другой раз. — Ой, Фушигуро… — Юджи кричит, пытаясь убежать за ним. Сатору хватается за толстовку Юджи и тянет его обратно на кровать. — Ну-ну, Юджи. Я думаю, ты должен мне кое-что объяснить, — а затем он понижает голос на октаву. — На этот раз правду. Глаза Юджи расширились, лицо разгорелось от смущения. Его рот открывается и закрывается, а адамово яблоко нервно подрагивает. Он смотрит на свои руки, но он уже должен знать, что избегание зрительного контакта никогда ни к чему не приводит. Но если он действительно хочет отвернуться, Сатору позволит ему это сделать. Двумя пальцами он отводит голову Юджи в сторону, обнажая его пахучую железу и заставляя оголить шею. Юджи издал тихий рык: его альфа не в восторге от того, что он так подчиняется. Юджи действительно самый милый. — И так, Юджи-кун, — Сатору мурлычет, прижимаясь горячим дыханием к его шее. — Ты будешь сотрудничать со мной или нет?***
Объяснение Юджи более или менее совпадает с тем, о чем Сатору уже догадался. Мегуми неожиданно проявился. Юджи был за соседней дверью, и он позволил Сукуне взять верх над собой. Хотя Сатору с удивлением узнал, что именно Сукуна предложил соглашение и что его условия были вполне справедливыми. Затем Юджи упоминает, что они пересмотрели соглашение после течки Мегуми — по желанию Мегуми и Сукуны. — Тогда расскажи мне о новых условиях, — требует Сатору. Он вытащил стул из стола Юджи и теперь сидит на нем спиной вперед, подпирая подбородок деревянкой спинкой, а руки свисают по сторонам. — Часть, касающаяся отсутствия спаривания, осталась прежней, но Фушигуро хотел, чтобы это повторялось, — Юджи жует внутреннюю сторону рта, щеки у него ярко-розовые. — Мы также добавили условие, что, когда Сукуна будет брать контроль, он должен постоянно находиться в десяти метрах от Фушигуро. О, и он не может держать мое тело в заложниках, как это было в центре заключения. Хорошо. По крайней мере, Юджи осознает, насколько опасно позволять Сукуне меняться с ним. Странно, что Юджи не потребовал никаких условий, которые обеспечили бы безопасность Мегуми. — Это единственные изменения? Брови Юджи взлетают на лоб, а его румянец темнеет. — А, ну да, Сукуна попросил очень странное условие, — говорит он, почесывая затылок и неловко улыбаясь. — О? — Сатору наклоняется вперед, опрокидывая стул на задние ножки. — Он… попросил, чтобы я не занимался сексом с Фушигуро, — Юджи морщится, но не пытается увильнуть от объяснений. У Сатору отвисла челюсть. Сукуна попросил об этом? — Вы знаете, — Юджи мило захныкал. — Я был не против, но это все равно странно. Хм. Сатору никогда не считал Ремен Сукуну собственником. Возможно, это единственное, в чем они смогут найти общий язык. По крайней мере, Сатору не придется беспокоиться о безопасности Мегуми. Пока он является объектом привязанности Сукуны, кажется, его течка не будет проблемой. Вопрос только в том, сколько времени пройдет, пока Король проклятий потеряет интерес. Если, конечно, он это сделает. Я позабочусь о нем, Сукуна говорил, Сукуна обещал. Сатору встает со стула и возвышается над Юджи. — Ты планировал трахнуть Фушигуро? — он приседает и шепчет Юджи на ухо. — Нет, конечно же, нет! — взволнованный, Юджи отпрыгивает назад, ударяясь о стену. — Ты ужасно защищаешься, Юджи-кун, — Сатору ухмыляется, забавляясь тем, как резко Юджи отвечает. — Меня просто не интересует Фушигуро в таком плане. — Правда? — подначивает Сатору. Юджи не скрывает своего сердца, он наивен и доверчив до предела, а еще он бывает таким очевидным. Сатору вовсе не ошибся в прочтении всех знаков. — Омеги не для тебя? Юджи сглотнул и закусил губу. Сатору охватывает непреодолимое желание сделать его рот покрасневшим и сырым. — Не совсем… — пробормотал он Сатору ничего не говорит на это, он просто позволяет Юджи барахтаться в своей луже смущения. Спустя несколько секунд Юджи неловко сдвигается на кровати, словно ожидая, что Сатору что-то скажет. Боже, он такой милашка. — Ты ждешь, что я похвалю тебя за честность? Юджи выглядит так, словно его только что раскусили. Он невинно хмурится, и Сатору находит это очаровательным. — Обычные течки длятся дольше, чем первые — я сомневаюсь, что будет по-другому только потому, что у Фушигуро есть член, — Сатору вздыхает, стараясь звучать как можно более разочарованно. — Тебе не кажется, что это немного безответственно — отдать свое тело в руки Короля Проклятий на целую неделю? — Это не продлится неделю, — Юджи проболтался, желая получить одобрение Сатору. — Всего три дня. — Откуда тебе это известно? — Сатору наклонил голову в сторону. — Сукуна сказал, что в этом есть хитрость. Сокращение продолжительности течек, — Юджи сглатывает, делает глубокий вдох и наконец перестает скрывать информацию. Сатору впервые слышит о натуральном методе сокращения течки. У него никогда не было романтических или сексуальных отношений с омегами, поэтому его практические знания ограничены. — Не поделишься с классом, Юджи? Сатору не думал, что румянец Юджи может потемнеть еще больше, но это произошло. Обычно подросток не стесняется таких вещей (Сатору уверен, что Юджи и Нобара регулярно рекомендуют друг другу лесбийское порно, к тому же он точно слышал, как они обсуждали лучшие способы вылизать девушку, хотя ни у одного из них нет опыта, чтобы давать дельные советы), но сейчас он выглядит так, будто вот-вот взорвется от смущения. — Если произвести сцепки несколько раз, то в это время их течка должна начать спадать, это, по—видимому, должно сократить продолжительность их текущий течки, — пробормотал он, глядя на стену позади Сатору. — Сукуна сказал, что сделает это. Образ Сукуны в теле Юджи, завязывающего узлом Мегуми, наполняемого его спермой, размножающегося снова и снова, пробуждает в Сатору желания, о которых он даже не подозревал, сердце громко стучит в груди, но он решает отложить этот вопрос до другого раза. — И ты доверяешь Сукуне в этом? — спросил Сатору, положив руку на бедро и склонив голову набок. — Ты думаешь, что, завязав пару раз Мегуми узлом, все будет хорошо? — Я, э-э… — Юджи глупо моргает. В данный момент Сатору неважно, говорит ли Сукуна правду или нет; он просто хочет еще немного подразнить Юджи. — Если хочешь, чтобы я тебя похвалил, тебе придется постараться, — усмехается он, на самом деле не имея в виду ничего особенного. Юджи приподнялся на кровати, придвинувшись ближе к Сатору. Он дует губы, а его глаза горят яростной решимостью. Стремится угодить, чтобы его похвалили. — И как мне это сделать, Годжо-сенсей? Юджи, кажется, даже не замечает, что он только что сократил расстояние, которое еще оставалось между ними. Сатору быстро осознает близость их тел: он находится между раздвинутыми ногами Юджи, ссутулившись так, чтобы Юджи мог спокойно смотреть на него сверху, и ухмыляется, глядя на младшего. Юджи… Юджи смотрит на него буквально с сердцами в глазах, пораженный сильнейшим шаманом магического мира, своим учителем, наставником, человеком, который спас его от неминуемой, немедленной, неправильной смерти. Юджи так невинно подпитывает комплекс бога Сатору, и Сатору знает это, знает, что это главная причина, по которой он так привязался, так полюбил подростка, который не скрывает своего сердца, потому что он не знает, что лучше, потому что он не знает, чего бояться. Когда речь идет об Итадори Юджи, нет никаких игр, нет никаких скрытых истин — есть только искреннее восхищение и кровоточащее, бьющееся сердце. Его щеки стали темно-розовыми, губы надулись, и Сатору больше не может этого вынести. Годжо Сатору — самый сильный шаман на свете, — возможно, самый сильный в истории, — но в такие незначительные, нежные, ничтожные моменты, как эти, он не чувствует ничего, кроме отрады этого мира. Он чувствует ее вес в своих ладонях, чувствует себя маленьким мальчиком, который снова смотрит на уток в пруду, чувствует, что ему пятнадцать и он впервые влюблен, что мир не причинит ему боли, что мир не сломает его. (Но это не так. Не это. Мир не был тем, что причиняло ему боль. Мир не был тем, что сломало его.) Сатору обхватывает лицо Юджи обеими руками и проводит большими пальцами по его щекам — нежно, но с желанием. Юджи, наконец, понял. Его глаза расширились, губы приоткрылись, и он издал тихий, задыхающийся звук: — Оу. — Можно я? — он не совсем понимает, почему спрашивает разрешения — почему он просто не принимает это так, как принимает все остальное в своей жизни, — но с Юджи все по-другому. С Юджи все кажется немного другим. Когда Сатору Годжо родился, мир перевернулся с ног на голову, но когда Сатору Годжо встретил Юджи Итадори, мир повернулся на пару градусов вправо — не настолько, чтобы кардинально изменить ситуацию, но достаточно, чтобы Сатору заметил, что все изменилось. — Пожал—ммпф. Сатору защищает человечество, как шаманов, так и не шаманов, потому что он сильный. Потому что он был, есть и будет сильнейшим. Сильные обязаны защищать слабых. Это компромисс: чем сильнее ты, тем тяжелее груз на твоих плечах. Это мучительно, но Сатору это не ненавидит. Юджи не силен. Он молод и слаб, но хочет стать сильным, чтобы защищать людей. Не только шаманов, не только людей, которых он любит, но и всех остальных. Его сострадание не знает границ. Сатору хочет защитить его, хочет защитить одну из последних хороших вещей, которые остались в его жизни. Юджи — хороший парень, хороший шаман и хороший человек. Итадори Юджи — это Итадори Юджи. Он добрый, сопереживающий, импульсивный, прямолинейный, тупоголовый, честный, искренний, все карты раскрыты, эмоции обнажены… Итадори Юджи не Гето Сугуру. Здесь нет ни игр, ни скрытых истин. Ему не нужна причина, чтобы быть хорошим. Он не уйдет, и будь оно все проклято, если Сатору не сделает все возможное, чтобы он не умер. Сатору целует его, думая об этом, и, может быть, это отвратительно, насколько банальны его мысли, но он не может заставить себя заботиться о них. Смысл, смысл, смысл. Для Сатору все это было неважно. Юджи отзывчив, издает тихие сладкие звуки, целуя Сатору в ответ так сильно, как только может. Сатору положил руку на шею Юджи, другую — на его щеку; он дышит в поцелуе, и весь Юджи — апельсин и имбирь, и это наполняет Сатору глубокой болью. Юджи целуется не лучшим образом, и видно, что он никогда не делал этого раньше, но боже, как он желает. Он неаккуратен и полон энтузиазма, и это прекрасно. Сатору проводит пальцами по коже головы Юджи, костяшки пальцев запутываются в коротких розовых волосах, и тянет — не дергает, а просто тянет, чтобы убедиться, что Юджи не застрял на орбите, что Юджи рядом с ним, что Юджи не может уйти. — Годжо-сенсей, Годжо-сенсей, — Юджи продолжает прижиматься ртом к его губам, нуждаясь, настаивая, и Сатору требуется мгновение, чтобы понять, что Юджи пытается что-то сказать, что это не мантра поклонения, восхищения и желания. — Да, Юджи-кун? — с болью Сатору отстраняется, но оставляет хватку на волосах Юджи. — Мы… — рот Юджи раскрывается, опухший от поцелуев и укусов. Его брови сошлись, но золотые глаза сияют надеждой и удивлением, как и всегда. — Это… — и тут он снова обрывает себя, на этот раз нахмурившись. Сатору потирает щеку, обводя круги на скулах, пока тот не находит слова, которые хочет сказать. — Вы ревновали? К Фушигуро? Так вот что это было? Ревность — незнакомая вещь для Сатору. Он всегда был сильнейшим — никогда не было такого, чтобы он не смог получить то, что хотел. Но, войдя в общежитие тем утром, — когда в воздухе витал густой запах мяты и меда, — Сатору скрипнул зубами при одной только мысли об этом. — Может быть. Сатору не настолько горд, чтобы лгать Юджи и самому себе. Он высокомерен, но его высокомерие основано на правде. Настоящей силе. Сатору не совсем уверен, в чем правда, когда речь заходит о том, что он чувствует к Юджи. Сатору ненавидит подобные интроспективные вещи: смысл, цель, праведность, разум. Они никогда ничего для него не значили. Неважно, ревновал ли Сатору к Мегуми, ведь здесь и сейчас он держит Юджи в своих ладонях, Юджи, который обожает его, боготворит его… — Я… Я, конечно, не самый умный, но это значит, что вы тоже хотите меня, верно? Тот факт, что Юджи даже чувствует необходимость спрашивать, означает, что Сатору не очень хорошо справляется со своей работой. Чтобы исправить ситуацию, Сатору толкает Юджи на кровать, прижимая руки к груди, и глубоко целует его. Он проталкивает колено между бедер Юджи, и Юджи издает милейшее хныканье. На этот раз руки Юджи оказываются в волосах Сатору, и уже совсем скоро кончики пальцев проникают под повязку. — Сенсей, — сказал Юджи, голос которого уже немного ломался, — ваша повязка… — Продолжай. Нерешительные пальцы осторожно стягивают повязку с глаз Сатору, оттягивая черную ткань, и отбрасывают ее в сторону. Сатору слышит, как Юджи задыхается, на его щеках появляется красивый румянец, но он не дразнит подростка за это. Он часто получает такую реакцию, когда снимает повязку — люди удивляются, что его глаза переливаются, ярко-голубые и поразительные, красивые, как луна, — но когда это исходит от Юджи, Сатору знает, что это искренне. Сатору слегка улыбается. — Как дела, Юджи-кун? Юджи раскинулся на кровати, и с этого ракурса Сатору видно, как пульсируют его пахучие железы, слегка припухшие и, несомненно, чувствительные. В современном мире пары альфа-альфа совсем не странные — Сатору сказал бы, что они более распространены, чем пары альфа-омега, учитывая, как мало среди населения омег, — но все же это акт против природы, вызов биологии. — Это трудно? — спросил он, глядя на Юджи. — Бороться с инстинктами? Юджи сглатывает и нервно смеется. Его немного трясет, но Сатору знает, что нет ничего такого, с чем он не смог бы справиться. — Типа того. Мой мозг пытается заставить меня перевернуть нас, — раскрывает он. — Например, заставить вас опуститься так, чтобы я оказался сверху, или что-то в этом роде. Сатору прижимается легким поцелуем к основанию горла Юджи, и тот задыхается. — Ты хочешь этого? — Сатору не собирается позволять этому случиться, не намерен позволять Юджи взять все под контроль, но он мог бы просто спросить. — Не совсем. Мне нравится это, — Юджи улыбается той же улыбкой, что и Сатору, когда тот сказал, что будет его тренировать, и что он счастлив, что Сатору будет его тренировать, потому что Сатору — сильнейший. Сатору Годжо сейчас испытывает множество чувств: приятность мира, удовлетворение от защиты того, что ему дорого, и ужасное, ужасное желание сломать мальчика, так счастливо улыбающегося под ним. У него немного скверный характер. Его руки проникают под рубашку Юджи, ладони холодят рельефные мышцы и теплую кожу. Одну руку он держит на животе Юджи, а другую поднимает вверх, чтобы поднять обе его руки над головой. Он сжимает запястья Юджи вместе и одновременно надавливает на его живот, полностью ограничивая его движения. Колено Сатору упирается в его внутреннюю часть бедра, так близко к его члену, и Юджи ничего не может с этим поделать. Он издает крошечное рычание, но в остальном он податлив, мягок, послушен. — Обычно это трудно — бороться с инстинктами, — но, похоже, у тебя это получается. Глаза Юджи загораются от похвалы, но затем его щеки вспыхивают от подтекста. Чтобы довести дело до конца, Сатору зажимает хрящ мочки уха Юджи между зубами, оттягивая и растягивая мягкую плоть, пока Юджи не начинает хныкать от боли. — Мой драгоценный, послушный альфа, — со стоном пробормотал Сатору. — Годжо-сенсей, — Юджи скулит, — это неловко. Сатору проходит коленом по бедру Юджи, но из-за напряженных мышц кажется, что Сатору упирается в стену. Он меняет курс и впивается ногтями в запястья; Юджи извивается еще сильнее, из него вырывается тихое рычание. — Правда? — спрашивает Сатору, его рука опускается ниже, тыльная сторона ладони скользит по прессу Юджи, затем вниз, к поясу его брюк. — Я думал, ты хочешь, чтобы я тебя похвалил? Дыхание Юджи застряло в горле, влажное и осязаемое, глаза — жидкое золото, и он дрожит как сумасшедший. — Да, но… это просто… — Ты ведь доверяешь мне, не так ли? Сатору понимает, что это нечестно — так играть на восхищении Юджи. Сатору знает об этом, но не может заставить себя переживать. Не тогда, когда Юджи выглядит таким невинным и милым, и не тогда, когда Юджи смотрит на него так, словно готов подарить Сатору весь мир, если бы мог. — Конечно, сенсей. Юджи доверчив, наивен и ведет временами себя как ребенок. Но он честен, до боли в сердце. Сатору хочет погубить его, Сатору хочет защитить его, Сатору хочет помочь ему стать сильным. Сатору хочет сделать с этим мальчиком всевозможные ужасные и удивительные вещи. — Хорошо, — Сатору убирает руку с живота Юджи и прикасается ей к его щеке. Его большой палец тянется к уголку рта Юджи, играя с его губами, влажными и липкими. Сатору приходит в голову мысль о том, что у него может быть чрезвычайно нездоровая одержимость ртом Юджи, его ослепительными улыбками и теплыми губами. Но дело в том, что Юджи всегда позволял Сатору делать все, что тот хочет, всегда верил, что его дорогой учитель не посмеет причинить ему вред. Итадори Юджи слишком доверчив для своего же блага, а Сатору недостаточно порядочен, чтобы не воспользоваться этим. — Тогда ты позволишь мне сделать это… Сжав запястья Юджи еще сильнее, Сатору выгибает руку, пальцы обхватывают челюсть Юджи, большой палец скользит в рот Юджи и сильно давит на язык. Ему нравится, как удивленно дергается тело Юджи; то, как его бедра обхватывают тело Сатору с невероятной силой; как расширяются от паники его глаза, как темно-розовые ресницы густеют от непролитых слез, — как он хнычет, задыхается, пытается отстраниться от Сатору, — и в то же время жаждет его прикосновений. Сатору хочет сломать его, хочет уничтожить, хочет вытеснить из его тела инстинкт альфы, пока у него не останется возможности быть с кем-то, кроме Годжо Сатору… Он вводит палец глубже, настолько глубоко, насколько это возможно, довольный отсутствием сопротивления, пока Юджи не начинает плакать по-настоящему. Когда Сатору вырывается, он замечает, что вся его рука покрыта тонким слоем слюны и слез. Он моргает, медленно осознавая, что на какое-то время потерял себя. Затем он смотрит на Юджи и видит, что его лицо ярко-красное, грудь вздымается, рот все еще открыт, глаза остекленели, он задыхается. Он выглядит разбитым, выглядит так, будто едва держится на ногах, выглядит так, будто понятия не имеет, что происходит. Не понимает, что Сатору с ним делает. Сатору отпускает запястья Юджи и использует сухую руку, чтобы вытереть слезы мальчика. Руки Юджи послушно остаются над головой. — Ты не очень-то похож на альфу, да? Юджи оскалил зубы и агрессивно зарычал, но Сатору лишь снисходительно рассмеялся и поцеловал Юджи в щеку. — Ты хорошо умеешь подавлять свои инстинкты, точно так же, как ты хорошо умеешь подавлять Сукуну, — пробормотал он, касаясь губами мочки уха. Сатору разглаживает большим пальцем линии под глазами Юджи, наклонные впадинки, где проявляется вторая пара глаз Сукуны. — Тебе это нравится, Юджи? Быть хорошим для меня? Юджи втягивает воздух и задерживает его; кончики его ушей розовее волос, теплый румянец покрывает его щеки. Хорошим, хорошим, хорошим. Через мгновение он решительно кивает, застенчиво сжимая руки в кулаки и глядя в глаза Сатору. — Я так и думал, — Сатору нравится это, нравится, как Юджи вздрагивает от каждого поцелуя, нравится, как сведены и нахмурены его брови, словно он постоянно пытается сопротивляться чему-то, заложенному в него так глубоко, чему нельзя противиться, чему нужно подчиняться. Он прижимает последний поцелуй с открытым ртом к горлу Юджи, влажному и цветущему. — Ты хочешь и дальше быть хорошим для меня? Юджи снова кивает, выпуская лишь дрожащий вздох. В нос Сатору ударяют мандарины и имбирь — запах Юджи бьет прямо в сознание, и от него кружится голова, знакомое, но совершенно неестественное удовлетворение от того, что под ним альфа, альфа на побегушках, альфа, который изо всех сил старается не бороться. — Ты сделаешь все, о чем я тебя попрошу, не так ли? — подталкивает Сатору. Он снова кладет свою влажную руку на живот мальчика и скользит ею вверх, чтобы ущипнуть сосок. Нога Юджи дергается, судорожно обхватывая бедро Сатору, и он как будто хочет, чтобы Сатору был как можно ближе. Его руки хватаются за плечи Сатору, словно он не знает, что с ними делать — не знает, что делать с самим собой, пока Сатору играет с той частью его тела, к которой, очевидно, никогда раньше не прикасался — не так, не таким интимным, чувственным образом. И очень жаль, очень жаль, что к Юджи никогда не прикасались так раньше, ведь он явно такой чувствительный, отвечающий маленьким, красивым хныканьем и крошечными, подавленными рыками. — Сенсей, сенсей, — голос Юджи наполнен неконтролируемым желанием, глубоким и требовательным. — Тебе даже не придется об этом думать. У тебя даже не возникнет ни единой мысли в твоей маленькой хорошенькой головке, — пальцы Сатору скользкие от слюны и холодные на соске Юджи. Сатору может влюбиться в это, в то, как Юджи разваливается на части, так легко, так естественно. Юджи такой, такой хороший. И все это для Сатору и только для Сатору. — Весь мой. Весь мой. Юджи — его. Его. Больше ничей. Сатору так долго пытался не думать об этих чувствах — о смысле, значении, сути — к черту все это. Для Сатору правильные и неправильные поступки ничего не значат — ни теперь, ни когда мир отнял у него так много. Не тогда, когда мир отнял у него все хорошее, все, чем он когда-то дорожил. Юджи — не Сугуру. Юджи не хочет уходить. Сатору не позволит ему уйти… — Ваш, ваш, — Юджи начинает задыхаться, и в этот момент Сатору теряет всякое подобие сдержанности, о которой он думал. Юджи — его, и Юджи хочет быть его. Юджи хочет этого, и кто такой Сатору, чтобы отказывать ему в чем-то? Его, его, его. Сатору полностью отстраняется и дает Юджи немного времени, чтобы очистить голову, немного больше времени, чтобы прийти в себя. Затем он стягивает с Юджи толстовку, оставляя верхнюю часть тела голой, соски блестят от его собственной слюны. Темно-золото вспыхивает, встречаясь с переливающимся голубым цветом Сатору. Его зрачки расширены, лицо раскраснелось и вспотело, он вял и податлив, и Сатору в очередной раз вспоминается каменная истина: он не хороший человек, он никогда не был хорошим человеком, но дело в том, что хорошее и плохое никогда ничего не значило. Есть только сильные и слабые, и Годжо Сатору — сильнейший. Он тоже снимает с себя одежду, разглядывая палатку на штанах Юджи: он большой, это очевидно. Его член, возможно, самая альфа-черта в нем. — Удивительно, что Сукуна до сих пор не вылез, — говорит Сатору, проверяя, в каком состоянии сейчас Юджи. Он расстегивает пуговицы на рубашке и аккуратно перекидывает ее через спинку стула Юджи. Юджи приподнялся на локтях, слегка приоткрыв рот, изучая полуобнаженное тело Сатору — Сатору не думает, что Юджи когда-либо видел его не полностью одетым. Когда Юджи осознает, что на него смотрят, его щеки покрываются теплыми пятнами. — Он делает это только тогда, когда рядом Фушигуро, — ему удается выйти из ступора и в конце концов он находит в себе силы ответить. Его пальцы нерешительно теребят пояс, и кажется, что он не уверен, стоит ли ему тоже снимать штаны. Или, что еще лучше, он не уверен, можно ли ему это делать. На самом деле Сатору в любом случае все равно. Он милый и послушный, как щенок, который только и умеет, что вилять хвостом для хозяина, только и хочет, что быть хорошим. Сатору заметил, что Юджи всегда любил поглаживания по голове гораздо больше, чем обычные люди. Как подходит. Сатору слегка потрепал Юджи по голове, не упуская из виду, как радостно заблестели его глаза, и запустил пальцы в его короткие пряди волос. На самом деле ухватиться не за что, но Сатору справляется. Он дергает Юджи вперед, со спины на колени, затем на живот, располагая его между своих раздвинутых бедер; Юджи вскрикивает от удивления, затем в панике закрывает рот, как только осознает, насколько близко его лицо находится к промежности Сатору. — Делал такое раньше? — спросил Сатору, любуясь розовым, обжигающим румянцем на лице Юджи. — Нет, — отвечает Юджи. Его глаза темнеют от голода, из золотых становятся бронзовыми, зрачки расширяются, и Сатору трудно поверить, что Юджи — альфа, когда он выглядит так потрясающе хорошо между его бедер, выглядит так, будто его место там, будто он был рожден для этого — рожден, чтобы поклоняться Сатору, служить Сатору. — Ну, — быстро пытается поправить он, голос срывается, когда он совершенно открыто смотрит на очертания члена Сатору, — Сукуна — возможно, для Фушигуро, но я не знаю наверняка, я… — Оу? — напевает Сатору, на его губах заиграла жестокая, садистская улыбка. Его хватка усиливается, заставляя Юджи вновь встретиться с ним взглядом. — Ты не следил за этим? — Я… — Юджи нервно сглотнул, лицо его мило сморщилось. — С чего бы это? — Верно, — Сатору рассеянно хмыкнул, запустив пальцы в волосы Юджи достаточно сильно, чтобы мальчик поморщился от боли. — Омеги — не твой конек. Так, значит, это твой конек? — Годжо-сенсей… — бормочет Юджи, резко вздохнув и надув губы. Сатору не хочет ничего, кроме как уничтожить этого мальчика, жалкое подобие альфы. Свободной рукой он раздвигает губы Юджи — совсем чуть-чуть, ровно настолько, чтобы Сатору смог разглядеть его зубы и ярко-розовую внутреннюю сторону нижней губы. — Открой, Юджи-кун. — Я не… — Юджи изгибается. Он очарователен, он прекрасен, он идеален. — Я не знаю, как… — Все будет в порядке, — Сатору хмыкает, совершенно равнодушно. Он размазывает слюну Юджи по уголку рта мягкими, влажными, унизительными маленькими кругами — губы Юджи дрожат. — Тебе не нужно знать, как это сделать. Я не ожидаю, что ты умеешь что-то делать. Глаза Юджи так полны доверия, безусловного и безоговорочного. Доверия, доверия, доверия… Сатору всегда был слишком доверчив к людям. Под всем этим — боль, потери, разбитое сердце, бесчисленные жертвы, на которые Сатору пошел, чтобы защитить тех, кто никогда не узнает его имени, ведь что такое лучший друг, когда ты один несешь на своих плечах весь мир? Возможно, под всем этим Сатору ничем не отличается от Итадори Юджи. — Просто позволь мне позаботиться о тебе, хорошо? За одним отрывистым, нерешительным кивком почти сразу же следует решительное, многократное, восторженное покачивание головой. Сатору вспоминает гончих Мегуми. Довольный, Сатору расстегивает молнию на брюках и стягивает трусы ровно настолько, чтобы его член оказался на свободе. Юджи еще не осознал этого, но у него немного текут слюни, которые стекают по подбородку. Он очарователен, и от него захватывает дух. Бронзовые глаза метнулись вверх, и Юджи высунул язык, наклонил голову назад, широко раскрыл рот, глядя на Сатору, как только что обученный щенок, ожидающий лакомства. Член Сатору находится прямо над его языком, и Юджи мог бы взять его, если бы действительно захотел, но вместо этого он лежит на спине, покорно ожидая разрешения. Сатору даже не нужно было говорить ему, чтобы он высунул язык, но вот он делает это сам. — Ты хочешь этого? — Сатору хрипло застонал. Ему все равно, ему не нужен ответ, но он хочет его услышать, хочет услышать, как Юджи умоляет о чем-то, чего он не должен хотеть, чего, согласно природе, он не должен хотеть никогда… Голос Юджи вырывается со стоном, маленьким, нуждающимся и отчаянным. Его лицо горит, а с губ капает слюна. Он очарователен, и Сатору еще никогда не хотелось сломать что-то настолько сильно. — Пожалуйста, — он мяукает, снова высовывая язык, глаза прикрыты, рот влажно блестит, когда его руки находят свое место на бедрах Сатору. Сатору вздыхает, у него кружится голова и он пьян от напряжения. Это чувство никогда не устареет. Он подносит свой член ко рту Юджи, позволяет нижней части прижаться к языку Юджи, горячему и скользкому. Губы Юджи с трудом смыкаются вокруг его члена, слезы уже наворачиваются на глаза даже от одной только головки, но он принимает его — боже, он принимает его так охренительно хорошо. И дело в том, что Сатору всегда любил подталкивать своих учеников — всегда любил раскрывать их потенциал, поэтому он заставляет Юджи брать больше его члена, даже если знает, что Юджи еще не готов, даже если видит, что Юджи все еще пытается привыкнуть к новому ощущению, когда его заполняют так, как он никогда не был заполнен раньше. Сатору опускает голову Юджи все ниже и ниже, пока его член не упирается в заднюю стенку его горла, и шипит, когда Юджи принимает его, не задыхаясь, только тихо, неловко поскуливая. Когда он трахал его рот пальцами чуть раньше, у Сатору возникло ощущение, что у Юджи нет особого рвотного рефлекса — но, боже, чувствовать ощущение и чувствовать его на своем члене — это два совершенно разных чувства. Сатору кажется, что весь мир принадлежит ему: нет никого, кого бы Бог — если он вообще есть, если вообще существует существо, превосходящее его по силе, — любил бы больше, чем его. — Ты идеально подходишь для этого, не так ли? Идеальный альфа, сосущий член. При этом Юджи застонал, зажмурив глаза, по его лицу потекли слезы. Комната наполняется непристойным хлюпаньем и тихим хныканьем. Юджи изо всех сил держится за бедра Сатору. Сатору использует его рот как флешлайт — пальцы запутаны в короткие волосы, одной точки контакта достаточно, чтобы превратить Юджи не более чем в теплую, отзывчивую секс-игрушку. Каждый раз, когда его насаживают на член Сатору, Юджи жалобно скулит, розовые губки растягиваются, милый ротик набит до отказа, и это — обратная связь, которая только побуждает Сатору продолжать, все сильнее и сильнее, пока не будет достигнут высший предел. Развратные звуки шлик, шлик! издаваемые мягким и влажным ртом Юджи вокруг его члена, перекрывают стоны Сатору и тяжелый стук его сердца. — Ты так хорош для меня, — Сатору шипит, продолжая пользоваться его ртом, даже не задумываясь, продолжая проговаривать вялые похвалы, которые подстегивают Юджи, несмотря ни на что. — Так чертовски хорош. — Го—хнмм—мнхх— Годжо-сенсей, Годжо-сенсей. Сатору теряет голову от напряжения. Ничего подобного в мире не существует. Он не знает, сможет ли он услышать, как кто-нибудь называет его Сенсеем, не думая о Юджи вот так, не думая о губах Юджи вокруг его члена, не возбуждаясь так чертовски сильно. Юджи теплый, а его рот влажный. Это райское наслаждение, и он весь в слюнях, неряшливый, податливый и такой хороший. И тут в голову Сатору приходит больная, больная мысль. — Тебе ведь девушки тоже нравятся, не так ли? — Юджи слегка попискивает вокруг его члена. Сатору продолжает. — Все эти плакаты, которые ты повесил в своей комнате — ты просто пытался скрыть тот факт, что на самом деле хочешь, чтобы тебя трахнули как сучку? Юджи извивается на кровати; Сатору не замечал этого до сих пор, не замечал мягкого, беспомощного дрожания бедер Юджи, вжимающего свой член в простыни. Он даже не пытается прикоснуться к себе — возможно, он даже не осознает, что делает. Слова Сатору только усугубляют ситуацию, заставляя его еще больше нуждаться в трении. Подойдет все, что угодно. Юджи так молод, невинен и неопытен, и он как будто верит, что Сатору не воспользуется им — а может, ему просто все равно. Может быть, он хочет, чтобы его так использовали, может быть, он хочет, чтобы Сатору его так уничтожил. В любом случае, Сатору знает, что этот мальчик был создан для него — создан для того, чтобы использовать, издеваться и разрушать его по своему усмотрению. — Никто никогда не обращался с тобой так, но разве не этого ты хотел все это время? Еще один альфа, который поставит тебя на место? Сатору тянет его назад, пока во рту не остается только головка, упирающаяся в язык. С глазами, полными слез, Юджи нежно посасывает головку его члена. Он все еще пытается понять, как дышать через нос, пока Сатору трахает его в рот, но он уже начинает понимать, что к чему. Сатору гордится, и он дает это понять, расчесывая пальцами волосы и проводя ногтями по коже головы с тихим стоном. — Ох, теперь я понял, — говорит Сатору, и точки соединяются в его голове. — ты ведь хотел оказаться на месте Мегуми, верно? Вот почему ты не следил за происходящим. Юджи громко хнычет, обхватывая его член, глаза блестят от слез. Он пытается взять больше Сатору, пытается сделать все, что угодно, но Сатору не дает ему этого сделать — он дергает Юджи за волосы, заставляя его полностью оторваться от члена. Юджи кашляет и задыхается, от его набухших блестящих губ к члену Сатору тянется ниточка слюны. — Ранее ты спрашивал меня, ревную ли я к Мегуми, — Сатору проводит большим пальцем по губам Юджи, размазывая слюну, отчего тот становится еще более неряшливым, еще более грязным, чем раньше. — Ты ревновал его? Ты завидовал, что именно его Сукуна трахает, вяжет, наполняет? Ты хотел, чтобы это был ты? Вместо ответа Юджи смотрит на него большими щенячьими глазами, что только разжигает в Сатору злобу. Он просовывает пару пальцев мимо его губ, надавливает, пока не упирается в горло Юджи. — Ну же, Юджи-кун, не оставляй меня в таком состоянии. Я задал тебе вопрос. Юджи несколько раз пробормотал что-то невнятное и неразборчивое сквозь его пальцы — Сатору потребовалось много времени, чтобы понять, что он пытается сказать «да». — Блять, — Сатору шепчет. Кажется, что мир стал совсем неподвижным. Мой, мой, мой. Ты никогда не будешь принадлежать никому другому — я никогда не позволю тебе принадлежать кому-то другому. — Я полагаю, что ответ был очевиден, — пробормотал он, каким-то образом сумев сохранить спокойный голос, вытаскивая пальцы изо рта Юджи и используя свою скользкую руку, чтобы пару раз погладить член. Язык Юджи высунут, глаза жадно смотрят на его член, словно он отчаянно хочет его вернуть. Дерьмо. Сатору чувствует, как у него начинает формироваться узел; обычно это происходит не только от того, что он трахает кого-то в рот, но это Юджи. Молодой, невинный, большеглазый, как маленький щенок, только и ждущий, чтобы его выдрессировали. Альфа Сатору, должно быть, умирает от желания кончить в него. Он снова толкается в рот Юджи, стонет от того, как жадно Юджи сосет его, и из его горла вырывается счастливый звук, когда Сатору снова использует его как секс-игрушку, обращается с ним как местом для своего члена. Я испорчу тебя для всех остальных. Я должен. Я хочу. У меня нет другого выбора. — Мне интересно, если бы ты не стал сосудом Сукуны, ты бы все равно стал альфой? — спрашивает Сатору, прижимаясь к Юджи так, что его губы вынуждены растягиваться вокруг основания его члена, а его узел полностью расширяется. — Я сомневаюсь, — усмехнулся он, жестоко и непринужденно, проводя свободной рукой по челюсти Юджи. — Не тогда, когда ты так легко к этому относишься. Громкий стон исходит от Юджи, долгий и задыхающийся — его глаза плотно закрываются, а все тело извивается. Его рот вялый и податливый, и Сатору, пользуясь случаем, тянет его вниз, пока его губы не утопают в белых, аккуратно подстриженных лобковых волосах. Горло Юджи сводит спазмом, и Сатору откидывает голову назад, охваченный эйфорией и победой. Он снова и снова прокручивает в голове последние несколько мгновений, а потом понимает, что Юджи только что просто кончил. Юджи просто кончил от слов Сатору, от того, что Сатору трахал его рот, от того, что он бился о кровать, как беспомощная дворняжка, без рук. — Ох, малыш. Сатору вытаскивает свой член как раз вовремя, как раз перед тем, как его узел полностью оказывается во рту Юджи. Он клянется, что немного отключился, потому что в следующее мгновение он видит, как по красным щекам Юджи стекают белые капли, а его рот слегка приоткрыт. Сатору держит в руке свой член, узел пульсирует, сперма слабыми струйками стекает по его толстой длине. Он отпускает волосы Юджи, рука ноет от потери чего-то, за что он держался, кажется, целую вечность. Юджи рухнул к нему на колени, лицо залито спермой. Сатору моргает, наконец осознав, что он только что сделал. Юджи трется щекой о бедро Сатору, полуприкрыв глаза, и устало прижимается к Сатору, волосы щекочут медленно уменьшающийся узел Сатору. Сатору насухо вытирает руку о кровать, затем обхватывает пальцами затылок Юджи. Мальчик удовлетворенно хмыкает, золотистые глаза закрываются, слизывая с губ остатки Сатору. Сатору давно не делал ничего подобного в интимной обстановке, и еще дольше он не делал этого с кем-то, кто был бы ему дорог, по-настоящему дорог. На этот раз все не развалится. Сатору не позволит им этого сделать. Он никогда ни в чем не был так уверен в своей жизни. Нежно, осторожно Сатору проводит пальцами по волосам Юджи. Юджи радостно мурлычет, и сердце Сатору громко стучит в груди. Юджи принадлежит ему, и в этот момент Сатору приходит в голову, что он мог бы принадлежать Юджи в такой же степени. Момент испортили глаза и рот, появившиеся на щеке Юджи. — Вы двое уже закончили? — Сукуна, — Юджи хнычет, слабо шлепая себя по щеке. Это не помогает. — Проваливай. — Тц, — Сукуна закатывает глаз. — Ты слишком устал, чтобы полностью отбиться от меня, пацан. Сатору усмехается. Никогда в своей жизни он не ожидал, что будет разговаривать с Королем Проклятий с полностью высунутым членом, завязанным узлом в середине уменьшения, но такова жизнь сильнейшего шамана магического мира, полагает он. — Чем я обязан такой радости, Ремен Сукуна? — Через пару дней у Мегуми начнется течка. Тебе лучше закончить с этим отродьем к тому времени. Сатору приподнял бровь, глядя на то, как Сукуна вопиюще использует имя Мегуми. Есть ли у кого-нибудь хоть малейшее представление о том, что на самом деле происходит между ними? Но это уже проблема для другого раза. Как и то, что Юджи и Сукуна очень неудобно делят тело; как бы Сатору ни хотелось, чтобы Юджи был его и только его — это не совсем возможно, особенно с учетом того, что в дело вмешивается Мегуми. Когда-нибудь ему придется с этим смириться. Но не сейчас. Сатору всегда был в некотором роде прокрастинатором. Сейчас у него все хорошо, и он не собирается разрушать это беспокойством о будущем. Поэтому, широко улыбаясь и глядя прямо в единственный глаз Сукуны, он опускает руку за пояс Юджи и за нижнее белье, проводит пальцем по тугому, сжатому отверстию Юджи, чтобы дать ему почувствовать, что будет дальше. Юджи дергается, задыхается и стонет. Мандарины и имбирь наполняют воздух резким ароматом, когда Сатору убирает руку. Сукуна стиснул зубы и зарычал. — Не переживай, Сукуна, — Сатору хмыкает, голубые глаза холодны и пронзительны, как луна. Сукуна может быть Королем Проклятий, но Сатору чувствует себя королем всего проклятого мира. — Я обязательно сполна насытюсь. Глаза Юджи расширились. — Мы… мы не закончили? — спросил он, не то чтобы не желая, а просто удивляясь. Его голос срывается, а в животе Сатору расцветает тепло, гордость, удовлетворение при мысли о том, что это был он; это все из-за него. Сатору усмехается, беря в ладонь пустую щеку Юджи. В ответ Юджи нежно и инстинктивно прижимается носом к его руке. Сердце Сатору могло бы сжаться от боли, но вместо этого на его бледно-розовых губах расцветает жестокая ухмылка. — Нет, Юджи-кун, — сказал он. Сатору игриво проводит большим пальцем по нижней губе Сукуны. Проклятие выглядит напуганным, но Сатору не дает ему времени выразить свой ужас, потому что он быстро и горячо шлепает его по щеке, отгоняя Сукуну грубой силой. Юджи удивленно вскрикнул, его лицо уже ярко покраснело и горело от пощечины, но глаза потемнели до красивого бронзового цвета, а зрачки расширились и заблестели, как обсидиан. Ох, Юджи так прекрасен. — Мы даже близко не закончили.