«Раз имперец из столицы здесь изволил в хлам напиться, И итогу этой ночи был немало удивлен — Нализавшись хмельной браги, потерял он все бумаги, Туфли, кошелек и шляпу — Дурус больше не пижон!»
На душе чуть потеплело. Впрочем, реальный Дурус, пусть и был в подпитии, но все еще держался и желал продолжить праздник. Этим-то Свен и решил воспользоваться: пьяные люди любят послушать какую-нибудь задушевную историю, а вот пить в одиночку — не особенно. Так и удастся, пожалуй, обойти препятствие в виде хмурого трактирщика на пути к кружке-другой меда. — Простите, уважаемый, — продолжил имперец, после чего звучно рыгнул, тут же прикрыв рот пухлой ладошкой. — А вы, получается, э-э… здешний менестрель? Как интересно! — Бард, — поправил его Свен, стараясь не подавать виду, насколько его покоробило от этой фразы. — Менестрели — это деревенские выскочки, я же закончил Коллегию! — Коллегию магов? — выпучил глаза Дурус. — Мое почтение! — Бардов. В Солитьюде! — терпение норда начало заканчиваться. — Ох! — только и ответил толстяк, до которого и сквозь хмель дошло возмущение собеседника. — Простите, ради богов! Чем я могу — ик! — загладить свою вину? — Ну, раз уж мы сидим в таверне… — дипломатично намекнул Свен. — Понял. Трактирщик! Нам с моим другом лучшего здешнего вина… а какое здесь считается лучшим, э-э? — Можешь звать меня Свен. А лучшее здешнее вино называется Алто, — бард решил, как говаривал кузнец Алвор, ковать железо, пока горячо. К тому же, этот сорт вина трактирщики берегли именно для приезжих. Дурус и впрямь заказал бутылку этого вина, которое раньше, как говорят, пили лишь императоры. Но то ли времена изменились, то ли трактирщики попросту хорошенько разбавляли дорогущий напиток чем-то другим, но вкус его Свена разочаровал. Получше, конечно, обычного вина, но с императором бы он пить такое не стал — если представить, что нынешний престарелый император когда-нибудь заявился бы в эту таверну и пожелал выпить с ним, Свеном, по кружке чего-нибудь покрепче. Имперцу, судя по всему, напиток тоже не пришелся по душе, он скривился и отставил кружку, сделав лишь пару глотков. — Извини, друг Сэм… — Свен, — меланхолично поправил бард, напряженно думая — не слишком ли он привередлив к выпивке? Ведь на сердце стало чуть полегче… — Друг Свен, я не хочу обидеть, но… это точно самое лучшее из здешней выпивки? На вкус… Вот как-то пробовал я вино братьев Сурили пятого года — вот это выдержка! — мечтательно вздохнул толстяк, и глаза его заблестели. — Тот самый год, когда в Морровинде случился Кровавый э-э… год. — Красный год, — вновь поправил Свен, которому тема разговора вдруг начала нравиться. — Да-да, точно — красный. Красный, как лучшие вина Сиродиила! — воодушевленно закивал Дурус. — Но боюсь, что в здешней глуши… «Но боюсь, что на такую роскошь у меня не хватит денег» — про себя перевел бард, решив спасать сложившуюся ситуацию. — Но в Скайриме немногие пьют вино, настоящие норды предпочитают хороший крепкий мед! Сладкий, крепкий, ароматный — и на вкус приятный! — продекламировал он слоган вайтранской медоварни. — Никогда не пил мед, — огорченно развел руками имперец. — Но если крепкий… А какой мед ты предлагаешь, Сэ… Свен? — Мед Хоннинга, конечно же! — ответил бард, ни на мгновение не задумываясь. Пусть мед и стоил почти вдвое дороже, чем хваленое вино Алто и вчетверо — обыкновенного эля, но волшебство этого вечера требовало определенных жертв, а такой ценитель прекрасного, как Дурус Руфус, должен был это понимать. Все больше хмурящийся Оргнар подал заказанный мед — и новоиспеченные друзья выпили «за твое здоровье!». Затем — «за нашу Империю!» (Свен поправил — «вашу империю»), затем… Настроение поднималось на глазах. Тут зал снова затребовал исполнить песню, и бард тут же, у стойки, с огоньком исполнил «Рагнара Рыжего», а после него — вновь спел про несчастного стражника с его коленом… Хмель, ударивший в голову, сделал свое дело, превратив Свена в отчаянного враля и краснобая. А вот у имперца обилие выпивки вызвало несколько иные побуждения, а именно — хорошенько закусить обильные возлияния. Не зная здешней кухни, он вновь решил спросить совета у друга. — Дружище Свен, а не заказать ли нам с тобой какую-нибудь аппетитную сочную курочку? — Курочку?! — лицо у барда вытянулось так, что и крепко выпивший Дурус осекся, поняв, что вновь сказал что-то не то. — А что такого? — удивился толстяк. — У нас, в Сиродиле, это обычное блюдо, да и лекари всегда советовали мне есть больше легкого мяса птицы… — Нет, ничего такого, дружище Дурус. Совсем ничего — если только ты не мечтаешь, чтобы все эти славные люди, — свободная рука барда сделала широкий жест, обводя зал, — разом ополчились на тебя. Мы здесь, в Скайриме, не едим кур. Никогда! — Но я же… сам видел, как они бродят здесь. Повсюду! Прямо здесь, в этой вашей деревушке! — удивлению любителя курятины не было предела. — Разумеется, бродят. И будут бродить, потому как на их жизнь здесь никто не покушается! Более того, все живущие здесь обязаны тем самым курам, которых ты хотел слопать, имперец! Все жизни жителей Скайрима — и не только! — Я… не понимаю… — О, это давняя история! — Свен залпом допил свой мед и сделал знак повторить. Дурус повторил его жест — и трактирщик вновь принес две большие кружки. Отпив глоток и одобрительно кивнув, бард продолжил свой рассказ. — Это, как я сказал, очень давняя история, в которой замешаны не только куры, но и зловещие планы акавирцев — и даже драконы! Это повесть о священных курах Скайрима, что сумели спасти весь этот край, а может — и весь Тамриэль от ужасной судьбы. Слушай же, о имперец! Бард даже не заметил, как в таверне стало тихо, а взгляды всех собравшихся устремились на него. Он был в ударе, ему было хорошо. И рассказ начался. — Было то без малого тысячу лет назад, но в сагах наших бардов события тех дней живы и доныне. Давным-давно, когда великий Талос еще даже не родился… Имперец весьма заметно дернулся. Ага, проняло этого любителя конкордата и эльфов! — Когда великий Талос еще даже не родился, — с удовольствием повторил Свен. — А слава нордских воинов уже гремела на все земли вокруг, безумные акавирцы вдруг решили снова пойти на нас войной, чтобы если и не перебить нас всех и захватить эти земли, то сделать что-нибудь похуже этого! Не позволяя Дурусу задуматься, что может быть еще хуже, норд допил свою кружку и продолжил. — Одной темной-темной ночью, пока все спали, они высадились под стенами Виндхельма, своей магией сокрушили его неприступные стены и сожгли город дотла вместе с его защитниками. Затем эти злобные колдуны наслали на всех истинных нордов, бывших тогда и остающися доныне лучшими воинами Тамриэля, черный сон — и пошли, не встречая сопротивления, по этой священной земле. Все было бы кончено, не случись то, о чем я сейчас и поведаю тебе. Дойдя до маленькой деревушки — такой же, как вот эта — захватчики уже собирались сжечь и ее, когда один из них прельстился бродящей вокруг дома своего хозяина пестрой курицей. Прямо как ты сегодня, дружище Дурус! Акавирец протянул свои мерзкие лапы, ухватив несчастную птицу, и уже собирался свернуть ей шею, да и спрятать в свой мешок — а может и сразу сожрать. Но та вдруг отчаянно заквохтала — и этот зов о помощи сквозь сон услыхал ее хозяин-норд. Этот норд очень любил свою курицу, потому как та была немногим из того, что у него было. А была у него лишь та курица, острый топор, да пару бутылок старого доброго меда, который уже тогда норды любили больше вина. И вот воин-норд, услыхав отчаянный крик своей любимицы, поднялся, вышел на улицу — и чары колдовского сна спали не только у него, но и по всему Скайриму. А когда этот норд впал в ярость и, разбив свою бутылку с медом о голову наглого вора, попотчевал того острой скайримской сталью вместо курятины, то и его соотечественники по всей этой суровой земле поступили так же. Говорят, что в тот час от гнева сотряслась даже сама Глотка Мира — величайшая гора Скайрима и всего Тамриэля! Акавирцы были сильны, но норды оказались еще сильнее — и прогнали захватчиков прочь, за горы, куда-то в Морровинд, где те и сгинули. — Я что-то слышал об этом вторжении Акавира, — сглотнул разом протрезвевший Дурус Руфус. — И тогда они действительно неожиданно ушли из Скайрима. Но чтобы именно так… — Именно так все и было! — грохнул пустой кружкой по столу Свен. — Так куры и спасли весь Скайрим, и с той самой поры мы, норды, их бережем и не трогаем, чтобы не уподобиться нечестивым акавирцам! И если какой-нибудь чужак лишь осмелится покуситься на жизнь этих отважных птиц, то на него тут же поднимутся все окрестные норды, как-то случилось старину! — Клянусь, я никогда больше… Дружище Свен — никогда больше я не наврежу ни одной курице! — выдохнул бледный как мел имперец, лишь представив, как все эти ривервудские норды ополчились бы на него с топорами, ножами и даже вилками… Тут он вспомнил еще кое-что, пока не прозвучавшее в рассказе барда, и все же осмелился уточнить. — Но ты говорил, что в истории будут и драконы, а пока я слышу лишь о добрых нордах… — А, это! — благодушно отозвался Свен, принимаясь за кружку меда Дуруса. — Да просто всех, пойманных за кражу кур, с тех пор скармливали драконам. Драконий культ, может быть слыхал? Имперец явно слыхал, а потому вдруг засуетился, быстро расплатился за выпитое и, сползя со своего стула, поспешно засеменил к выходу из таверны. — Мара, Акатош, Дибелла, еще и драконы! — тихонько причитал он, спешно покидая всех этих безумных нордов, готовых за несчастную курицу лишить жизни — его, Дуруса Руфуса! К скампу этот контракт на закупку мехов, его жизнь стоит дороже, он возвращается в Имперский Город немедленно! Когда за сбежавшим имперцем хлопнула дверь таверны, раж Свена, со смаком допившего оставшийся мед, немного поутих. Лишь теперь он заметил всеобщее внимание и гордо приосанился — знай, мол, наших! — А знаешь, бард, — наклонился к нему кривящийся в улыбке Оргнар. — Это ты ловко, того, имперца шугнул. Пускай ты и пьян сейчас, как сапожник, но ведь все за счет того труса. А денежки-то — вот они! За это дело жалую тебя любым блюдом, на твой выбор. — Вот ведь старый ты скупердяй, едой расплачиваться… — пробурчал себе под нос Свен, но в животе у него забурчало в ответ. — А ладно, давай-ка мне хорошенько зажаренную куриную грудку. Или нет — жареную курицу целиком! Я так устал языком молоть сегодня… Что?! — Свен, ты же сам сказал… Что норды никогда… — опешил Оргнар. И вся таверна с ним. — Да сам не знаю, что на меня нашло такое! — озадаченно поскреб в затылке Свен. — Может, я просто нюхом чуял, что попозже ты непременно зарубишь пару птичек и сделаешь свою особенную курочку с чесноком? И не хотел делиться с этим жирдяем… — Норды не едят кур, Свен. Никогда! — как отрезал Оргнар, бочком пробираясь в комнатушку за прилавком, чтобы развязать и выпустить покорно дожидавшихся его пестрых куриц. — Вот это да… — только и нашелся сказать обычно словоохотливый бард. Где-то очень далеко отсюда довольно хохотнул даэдрический принц Сангвин, покровитель и ценитель пьяного разгула, только что снявший с себя обличье тощего колдуна-бретона. Это же такая пьяная легенда получилась — обхохочешься! Еще и священная, к тому же.Часть 1
29 декабря 2023 г. в 14:26
Этот вечер в Ривервуде был бы самым обычным, как и бесчисленное множество тех, что прошли до него — но вот было в нем что-то неуловимо волшебное. Пусть норды и не слишком-то уважают волшебство и волшебников всех мастей — особенно магов огня — но против тихой магии этого вечера, кажется, не возражал ни один. То ли сказывалось то, что через считанные дни наступал долгожданный Фестиваль Новой жизни, а с ним и новый год, который уж точно будет лучше этого. Возможно, дело было в сытном запахе густой оленьей похлебки с луком, что окутывал любимую всеми таверну «Спящий великан» невидимым облаком, заставлявшим шевелиться носы и бурчать — желудки усердно работавших целый день жителей. Вплетающийся в этот божественный запах аромат горячего яблочного пирога, испеченного хозяйкой, Дельфиной, лично — и вовсе придавал атмосфере, царившей здесь, привкус некой истинно бретонской изысканности. Впрочем, во многом хороший привкус обеспечивался и подаваемым к оленине элем, который сегодня был свежим и даже почти не разбавленным водой — а потому почти половина Ривервуда толпилась сегодня в заведении бойкой бретонки, которое едва не трещало по швам. Из местных завсегдатаев можно было увидеть лица барда Свена, местной первой красавицы Камиллы Валерии, да здоровяка-кузнеца Алвора с вечно чумазым лицом и пудовыми кулаками. Ближе к огню огромного очага жались и несколько забредших в поселение путников, торопливо поглощая свою порцию угощения. Неподалеку от них за столом развалился и какой-то бретон в темном балахоне и с посохом, которого частенько здесь видели, но никто не знал по имени. Тот поглощал выпивку так рьяно, что его соседи начали уже одобрительно гудеть что-то вроде: «А колдун-то ничего, пьет как настоящий норд!» «Колдун» помалкивал, клевал носом, но его хитрые темные глаза так и бегали по лицам собравшихся.
Явился даже нелюдимый эльф Фендал, который-то и добыл сегодняшнюю сочную оленину. Демонстративно отвернувшись от перебиравшего струны барда, он неуверенно улыбнулся Камилле — но та увлеченно пила вино и словно не обратила внимания. Сразу погрустневший охотник поплелся к стойке, за которой маячила фигура трактирщика Оргнара — и взял себе бутылку недорогого, но крепкого вина. Чуть позже заявились недавно вернувшиеся домой бывшие друзья Хадвар и Ралоф, тут же разойдясь по разным углам таверны. Все знали, что Ралоф подался к Братьям Бури и теперь в доброй половине Скайрима считался мятежником, Хадвар же всегда тяготел к имперским порядкам и даже не так давно вступил в Легион. Но даже эти двое не стали портить праздничную атмосферу, да и нрав Дельфины был знаком им не понаслышке. Хуже, чем к осмеливавшимся начать драку в ее заведении, она относилась разве что к талморцам. Их же здесь, к счастью, не было и в помине.
Когда большая часть гостей уже успела насытиться, но еще не сильно захмелела, Свен решительно поднялся из-за стола и вышел на оставленный специально для него пятачок свободного пространства. Ухватив свою лютню поудобнее, он ненадолго замер, наслаждаясь вниманием собравшихся — шум в зале сразу же уменьшился с оглушительного до приемлемого — затейливо перебрал струны и разразился популярной в последнее время «Песнью о Довакине». Во всем Вайтранском холде никто, пожалуй, толком и не знал — кто и откуда этот самый Довакин, да и существует ли на самом деле — но песню знали и любили. А потому завершающие строки: «Скайрим гнет Алдуина утробы стряхнет, Довакина прославят уста!» — Свен пропел вместе с большинством посетителей таверны.
И тишина затем не продлилась долго: получив положенную порцию аплодисментов пополам с одобрительным мычанием, бард отхлебнул добрую треть кружки эля, выставленной ему Оргнаром, и запел шуточную песню про стражника, которому прострелили колено. Та была совсем недавней, но тоже успела полюбиться многим. Начавшись с шутки недавно женившегося стражника Вайтрана, подхваченной одним из вездесущих бардов, песня какое-то время обрастала подробностями, подобно снежному кому, катящемуся с Глотки Мира — пока не стала настоящим шедевром Гильдии Бардов, звуча там и тут по всему Скайриму. Вместе с ней прославился и сам стражник, пусть и не так, как того желал. Злосчастный страж закона, теперь известный лишь как Простреленное Колено, разругался со всеми бардами и, говорят, даже перестал посещать таверну — поступок неслыханный для норда.
Наконец, оглушительно взвыв напоследок: «Но мне прострелили колено!» — Свен умолк, раскланялся и двинулся к стойке допивать свой эль. Более дорогие напитки скряга Оргнар ему наливать упорно не желал, а к элю полагался лишь нарезанный толстыми ломтями кислый козий сыр — чтобы бард не захмелел раньше времени. «Ну совсем никакого понимания тонко чувствующей души!» — думал Свен, безо всякой радости жуя свое угощение.
Эти мрачные мысли словно обратили на себя внимание колдуна в черном. Тот с трудом наклонился к уху своего соседа слева и что-то прошептал, указывая пальцем на стойку и все еще трезвого как стеклышко Свена. Когда же собутыльник двинулся в указанном направлении, колдун растолкал уже уснувшего соседа справа, придерживая которого и направился к выходу. Бард краем глаза увидел уходившую пару пьяниц уже на пороге и вдруг заморгал, пытаясь согнать морок: ему показалось, что черная хламида колдуна вдруг превратилась в мощный черный доспех. А нет, все в порядке — потертая роба все так же висела на тощей фигуре, когда дверь за ней захлопнулась. И тут внимание трезвого норда отвлек подошедший незнакомец.
Незнакомцем оказался невысокий плотный, даже несколько чересчур, лысоватый имперец с весьма красноречиво отвисшими щеками и сизым носом — этакий забавный толстячок. Да и имя у него оказалось не менее забавным — Дурус Руфус из Имперского Города. Именно так он представился, пока усаживал свое обряженное в дорогой камзол тело на явно не подходивший ему по комплекции табурет у стойки. Не менее гордо, пусть и изрядно заплетающимся языком, Дурус Руфус заявил, что представляет здесь некое торговое сообщество своих соотечественников и является потомком «того самого Маро Руфуса, торговавшего лучшими во всей империи доспехами». Увы, этим он добился лишь еще большей тоски в глазах барда, хорошо скрытого полного непонимания и мысленного обещания Свена самому себе, что чванливый имперец станет героем какой-нибудь веселой песни, хотя бы такой: