pink princess

Сонхун узнаёт о нём через друзей друзей, когда до конца декабря остаётся меньше двух недель. Мол, на таком-то таком-то направлении такого-то такого-то курса учится такой-то такой-то Ким Сону, которого ну просто жизненно необходимо позвать на квартиру к Джейку, чтобы отметить Рождество. Ким Сону, который общается только с девочками (Джей-хён большое исключение, потому что он найдёт подход к каждому), красит губы персиковым тинтом на камеру в тиктоке, по-лисьи щурит глаза с обилием блёсток на веках и очень хорошо танцует под песни Twice в розовой юбке в клетку, собирая тысячи лайков. Кумир в узких кругах. Сону любит банты и крепит их к своей чёрной сумке, делает с ними заколки, завязывает на шее и продевает вместо шнурков в свои новенькие белые кроссовки. И за такое, вообще-то, бьют, а где-то даже убивают, но Сону по какой-то неизвестной причине любят и уважают все. А ещё, естественно, с ним в тайне хочет переспать даже самый заядлый гетеро. Говорят, Сону умный, скромный и хорошо делает укладки даже на самые непослушные волосы, за что его особенно ценит группа поддержки их баскетбольной команды в сезон турниров. — Я бы ему доверила свой стакан на тусовке, — как-то между делом многозначительно выдает Минджи, которая едва ли не воротит нос от всех парней в радиусе их планеты. Нонсенс. — И давно ты доверяешь свой стакан другим парням? — Сонхун криво усмехается и смахивает сигаретный пепел себе под ноги. Интерес лениво облизывает его лёгкие. — Он большое исключение из правил. — Ну раз исключение... На следующее утро, ожидаемо, Сеул встаёт в девятибалльных пробках из-за снежного апокалипсиса, и Сонхун пропускает двадцать минут первой пары, за что получает гневное замечание от преподавателя преклонного возраста. И не менее ожидаемо Сонхун сходит с ума, когда видит Сону воочию. Они пересекаются в университете, когда на большом перерыве все собираются на первом этаже украшать высокую искусственную ель. Дух Рождества, единства и всё в этом роде. Никто не бежит в кафетерий перекусить салатом и влить в себя айс-американо, чтобы функционировать ещё несколько часов и изображать мыслительную деятельность — праздничное настроение забирает всё волнение и негатив предстоящей сессии, большинство студентов мозолят глаза вычурными свитерами с Сантами и пряничными человечками, а на их головах пружинят ёлочки на ободках или сияют оленьи рога в оформлении мишуры. Сону выглядит не хуже главной героини какого-нибудь донельзя популярного сериала от Нетфликс: вежливо кланяется или машет рукой, когда с ним кто-то здоровается. Его осанка прямая, а плечи, скрытые под тканью светло-голубого укороченного пушистого кардигана, расправлены. Меж его ключиц, сияющих от миста Victoria's secret, покоится милый кулон с розовым камешком. И сам он весь очаровательный. Сонхун, как один из самых высоких студентов, соглашается помочь украсить верхний ярус ёлки и не сразу замечает, как Сону осторожно тянет его за рукав кашемирового свитера и протягивает дольку ароматного мандарина, растягивая пухлые блестящие губы в застенчивой улыбке.

˚˳🎀🍧⊹ ₊˚

Сонхун предусмотрительно снимает свои ботинки на грубой подошве, прежде чем войти в квартиру Сону, а уж тем более осторожничает, приоткрывая дверь в его святыню — спальню, в которой происходит едва ли не таинство. Пушистый розовый ковёр под ногами, постеры с девичьими группами и что-то донельзя трогательное от осознания того, что именно здесь Сону спит, красится и плачет, когда смотрит дорамы. До этого они списывались в какао на протяжении нескольких дней, поэтому запомнить основной род деятельности Сону вне стен университета было не сложно. Нельзя сказать, чья конкретно это была инициатива, — это скорее длинная цепочка коммуникаций, где связующим звеном, конечно, является Джей. Их переписка была относительно нейтральной первые два часа, а после переросла в тягучий флирт: в тот же вечер Сону обмолвился, что ему хочется называть Сонхуна «оппой». Это вызывает странную и неоднозначную реакцию в самом Сонхуне, но ему не противно, а скорее обжигающе горячо где-то внутри. Ну и как тут отказать? Сону успел осознать только то, что Сонхун, пожалуй, самый галантный мужчина, который когда-либо был в нём заинтересован. Это читается в его рутинных вопросах из разряда: «Ты поел?» или «Мне забрать тебя после пар?» Это заметно в его заботливых жестах и восхищённых взглядах, полных очевидного обожания. Ему ничего не стоит принести Сону молочный коктейль из дорогущей кофейни рядом с местом их учёбы, чтобы увидеть искреннюю смущённую улыбку и розовый румянец на щеках. Всё это заставляет Сону чувствовать себя особенным: ему нравится плавиться от тёплого и прежде незнакомого чувства внутри. Поэтому, конечно, Сонхун становится первым человеком, которого он впускает в стены своего розового королевства так быстро. Сону едва ли боится, что его святыня будет опорочена, отчасти он даже не будет против, если это произойдёт. Сонхун кончиками пальцев проводит по туалетному столику с органайзерами для косметики, замечает несколько баночек с лаками для ногтей. Мыслями он где-то не здесь: Сону обещал позвать его на чай с печеньем, когда всё будет готово. По пятам преследует какое-то жгучее желание открыть дверцы гардероба, увидеть каждую юбку или кружевной топ, но Сонхун лишь присаживается на край кровати, приглаживая складки мягкого, естественно, розового пледа. За его спиной — большие и плюшевые Хеллоу Китти и Май Мелоди. Конфетное царство, в котором он чёрное пятно. Но Сонхун не варвар, он с осторожностью запоминает каждую деталь и отчего-то улыбается сам себе. Сону появляется в дверях и что-то щебечет про виды чая, но единственное, что видит Сонхун — это бёдра, едва ли прикрытые тканью голубенькой юбки. Сону выглядит немного заспанным после дистанционных лекций; в домашней разношенной футболке, наспех заправленной спереди, с милым принтом клубники. Очаровательные розовые коленки отмечены слабой тенью небольших случайных синяков. — Подойди к оппе, Сону. Сону хочет что-то сказать, но замолкает на полуслове, стоит ему посмотреть на Сонхуна. Он спокоен, даже отстранён и холоден, но его глаза, отчего-то более тёмные, чем обычно, заставляют неуверенно шагнуть и встать между раздвинутых бёдер. Сонхун одними губами произносит: «Можно?», когда тянется руками под юбку, а в ответ получает кивок и дрожь длинных ресниц, подкрученных тушью. На пороге своей квартиры четвертью часа ранее Сону кутался в ткань халата, под которым абсолютно незаконно и скрывал это, с внутренним замиранием встречая Сонхуна с улицы. Он выдыхает и укладывает свои ладони на плечи Сонхуна, скрытые под кожаной курткой. Он ощущает тепло прикосновений на своих бёдрах, там, под юбкой, где его ещё никто не касался. Сонхун внимательно наблюдает за реакцией, а Сону не может найти в себе сил — ему становится стыдно за всё то, что он когда-либо делал: стыдно за танцы, макияж и такую одежду. Но будь он другим, обратил бы Сонхун на него внимание? Он закусывает губу и отводит взгляд, не зная, куда себя деть. — Ты такой красивый, — Сонхун оглаживает бархат ягодиц тёплыми руками, скользит под резинку белья и дразняще задевает член — головка уже скользкая. А сам Сону тяжело дышит, не может успокоить волнующееся сердце. Он опускается коленями на мягкий ворс ковра и непроизвольно облизывает розовые и блестящие от тинта губы. Приятный запах Сонхуна — что-то про цитрус и бергамот — накрывает плотным одеялом со всех сторон, из-за чего Сону с каждой секундой ощущает всё более болезненное возбуждение. Он хочет Сонхуна. Он хочет Сонхуну отсосать. Пальцы ловко расправляются с застёжкой на джинсах, а Сонхун помогает приспустить их вместе с боксерами. Сону старательно игнорирует волнение — только жарко выдыхает и сразу же слизывает капли предэякулята с налитой головки. Он никогда прежде не брал в рот, но много раз видел это в порно роликах: едва ли ему понравилась эстетика пошлой жестокости и наигранности. — Я тебе подскажу, — Сонхун кладёт по-прежнему тёплую и широкую ладонь на макушку, приглаживая волосы Сону, покрытые дымкой золотого шиммера. Другой рукой он направляет твёрдый член и похлопывает им по нижней губе. — Открой свой очаровательный ротик пошире, не стесняйся. Глиттер на глазах Сону калейдоскопом переливается под мягким комнатным светом, когда он послушно накрывает головку влажным ртом. Сонхун заботливо и ободряюще перебирает его пряди на затылке, не торопит и наслаждается моментом. В его руках находится вся власть, но он не наседает и не пытается показать силу: Сону знает это, когда поднимает глаза и видит расслабленный силуэт. Сонхун большой: от размаха плеч до обхвата члена, и Сону определённо в этом нуждается. Очень скоро он смелеет и опускается ниже, помогая себе у основания рукой. Неприятное давление в глотке заставляет судорожно сглотнуть, но он не отстраняется, а плавно покачивает головой, обводя языком выпирающие венки. Обилие слюны и предсемени создают настоящий беспорядок, которым они оба нескрываемо наслаждаются. — Ты отлично справляешься, — голос Сонхуна неожиданно хриплый. Его сбитое дыхание и сдержанные стоны — лучшая награда для Сону. — Такой красивый и только для меня. Похвала резонирует в голове набатом, а внутренности сводит приятной судорогой. Сону невольно толкается бёдрами в воздух, тщетно пытаясь унять возбуждение, что не удаётся скрыть от Сонхуна. Он отстраняет от себя Сону с характерным хлюпающим звуком (отчего краснеют не только щёки, но и уши), оттягивая его за волосы, и помогает подняться на дрожащих ногах. — Давай сначала снимем это с тебя, хорошо? — Сонхун снимает бежевые боксеры (по какой-то причине он тоже находит их милыми), придерживает, чтобы Сону смог через них перешагнуть, и в одно ловкое движение усаживает на свои бёдра. Кожа к коже ощущается гораздо приятнее и откровеннее, Сону чувствует себя обнаженным нервом, когда Сонхун пробирается под футболку, оглаживает его талию и дразнит вздёрнутые розовые соски. По позвоночнику проходит электрический разряд, тело рассыпается и ощущается донельзя эфемерным. Наверное, так себя ощущают боги, окружённые истинным обожанием. Сонхун лезет в карман куртки, а затем и вовсе снимает её — в комнате скорее душно, нежели жарко. Он щёлкает совсем крохотным тюбиком смазки и разогревает субстанцию между пальцами, успокаивающе поглаживая поясницу другой рукой. Сону ёрзает и почти как-то буднично рассматривает свой маникюр — нюд и стразик на каждом. — Ты уже трогал себя там, принцесса? — Сонхун кружит смазанным пальцем вокруг входа и мягко проталкивает его, прижимаясь губами к особенно нежному месту под подбородком. Пахнет конфетной сладостью. — Немного, — Сону щурится, откидывает голову назад и позволяет целовать шею. — Но я не спал с кем-то до этого. Сонхун не отвлекается, разрабатывает податливые стенки и не жалеет смазки, размашисто двигает пальцами. Вымученное хныканье заполняет комнату. Тушь оказывается не такой уж и стойкой, она тёмно-коричневыми полосами отпечатывается под глазами. Сону выглядит как беспорядок, ему всего и много, и мало: он обнимает Сонхуна за шею и притягивает его для такого же хаотичного и мокрого поцелуя, унимая внутреннюю дрожь предвкушения. Сонхун позволяет отвлечься, мягко сминает губы и позволяет почувствовать себя в безопасности. Это не о похоти, это о безусловном желании и отдаче, это о поклонении телу и восхищении. Сонхун вытаскивает пальцы и распределяет смазку по члену. Ему ничего не стоит крепко ухватить Сону за талию и плавно, дюйм за дюймом, опустить его на своё возбуждение, а затем отдёрнуть край юбки. — Должно быть, — он улыбается, убирая взмокшую чёлку с глаз Сону, — так ты ощущаешь себя особенно заполненным, верно? Ну же, держись крепче и двигайся, принцесса. Сону ощущает свою незначительность перед Сонхуном, ласковым и внимательным, но всё ещё требовательным и дразнящим. Есть в его глазах что-то опасное, заставляющее беспрекословно подчиняться. Сону без зазрения совести мог бы упасть ему в ноги и умолять о члене, если бы это было необходимо. Комната превращается в розовое пятно, ощущения сливаются в одно большое оформленное стеснение первого секса. Ткань юбки шуршит, когда Сону, опираясь на плечи Сонхуна, покачивает бёдрами. Он приподнимается, чтобы затем снова позволить члену войти в себя полностью, задевая внутри чувствительную простату. Ему неудобно, бёдра затекли ещё во время прелюдий, но Сону в погоне за своим удовольствием откровенно плевать. Он громко стонет, каждый раз ощущая в себе ранее незнакомый жар, запрокидывает голову, позволяет себя целовать и кусать там, где это хочется именно Сонхуну. — Столько людей хотят залезть к тебе под юбку, — его шёпот слышится где-то на периферии, но даже в нём различается самодовольная насмешка, — но скачешь ты на моём члене. Так хорошо и тесно сжимаешь меня в себе. Член Сону, твёрдый и текущий, оставляет влажный след на голубой клетчатой ткани. У него даже нет возможности помочь себе — он пытается сохранить равновесие и не сбиться с беспорядочного ритма. Сону так отчаянно хочет кончить, но этого всего недостаточно, и он сходит с ума, отчего шмыгает носом и едва ли не срывается на плач. — Так нуждаешься в моём члене, да? — Сонхун хватает первую попавшуюся подушку и подкладывает её себе под спину, усаживаясь поудобнее. Он притягивает Сону к себе, укладывает его голову к себе на грудь и вытирает разводы туши и слёз под глазами. — Оппа обязательно поможет тебе. Сонхун обещание сдерживает: его толчки бёдрами уверенные и резкие, выбивающие из Сону громкие и откровенные стоны. Он скромный на учёбе, в социальных сетях, деликатный с девушками, но рядом с Сонхуном в нём что-то незримо меняется. Он становится жадным до касаний, откровенным в своих желаниях и чувствах. Сону, как слепой котёнок, приподнимает голову, тычется в губы, теряясь в своих ощущениях. Ему необходимо ещё немного, чтобы отпустить себя. Сонхун укладывает ладонь на шею, не душит, но ощутимо оглаживает кадык большим пальцем, доводя до точки невозврата. Сону вздрагивает всем телом, пачкает юбку белыми каплями спермы и сжимается вокруг члена. Секунды чрезмерной стимуляции ощущаются особенно ярко: Сону, разнеженный и чувствительный, до болезненного наслаждения ощущает каждую пылинку в воздухе и протестующе хнычет, пытаясь отстраниться. Сонхун успокаивающе гладит его по спине, толкается ещё несколько раз, прежде чем излиться внутрь и прижаться губами к пылающей щеке. — Столько людей пытаются залезть ко мне под юбку, — Сону поднимает мутные и уставшие глаза, — но получилось только у тебя.