***
Вечером Гуцзы захотелось сходить на прогулку уточек покормить. К тому времени непогода сменилась полным штилем. В воздухе пахло свежестью и озоном, тёмное полотно ровно раскатанного асфальта чрезмерно напиталось влагой, а умытые деревья отливали проредью зелёной листвы. Весна только вступала в свои права. Отличный повод никуда не рыпаться и остаться дома на жопе сидеть, но не срослось. — Ну что, красивый у тебя папка? — закончив подводить изумрудной подводкой глаза, спросил он у восторженно притихшего Гуцзы. Над своим внешним образом Ци Жун трудился долго и тщательно, как будто на свидание собирался. К тому оно все и шло. — Очень. И я таким буду, когда вырасту? «Упаси боже, а то твоего дядю откачать не успеют», — он мысленно хмыкнул, обряжая мелкого в непромокаемый плащик. — Возможно. Гуцзы ни характером, ни внешностью пока не был на него и близко похож… И на мать свою тоже, унаследовав исключительно мягкие черты родственничков прошлых поколений. Может и к лучшему. Се Лянь говорил, что Ци Жуну с его-то видком грабить людей в мрачных подворотнях, Хуа Чэн — что он похож на хамоватую проститутку, а сам он считал, что нихрена эти идиоты не понимали в красоте и заплетал длинные волосы в небрежную косу. Добавить чёрные рваные джинсы, перчатки без пальцев и стилизированный под ханьфу верх с золотыми плечиками и меховой отделкой — и перед вами известнейший в нужных кругах «Зелёный Фонарь Блуждающий в Ночи». Всю голову сломал, придумывая себе поэтичное погоняло, а по итогу его никто не удосужился полностью запомнить. Неблагодарные свиньи. — Пап, пойдём уже? — Гуцзы вопросительно заглянул ему в глаза. — Угу, пошли, — гулять так гулять. Зря что ли собирался? Ушлые утки в три горла сожрали целый багет. Он даже попытался приманить их на ути-ути, но разжиревшие на дармовом корме птицы на провокацию не купились. Обидно, запекли бы по-пекински и был бы праздник живота. Гуцзы домой к «мусорному гэгэ» упорно не хотел, и потому они чисто случайно завернули через три района, фермерский базарчик и парк, нарвались на короткую потасовку с прихвостнями Хуа Чэна и, убегая, оказались потеряшками на совершенно незнакомой улице. Оставалось надеяться, что адрес он в правильной графе посмотрел, вряд ли сотрудники «Небесной столицы» были бы рады его на ночь глядя видеть. — Охренеть погуляли, — Ци Жун присел на парапет, зажав кровивший нос рукой. Этот грязный пес Хуа Чэн его откровенно бесил. Мало того, что без стеснения подкатывал к его двоюродному братцу, так ещё и ему спуску не давал, словно с цепи сорвался. Или припоминал за давние обиды… Даже его питейное «логово» пару раз специально проверками прикрыл — а ведь жизнь только налаживалась. Он успел размечтаться о финансовой независимости и отдельном жилье. Надоел ему по соседству двуличный братец со своей отвратной стряпней и моралью. И до кучи пришибленным любовничком. — Ну ты же первый начал их оскорблять, папа. — Поучи меня ещё тут. Небо темнело стремительно и бесповоротно. Ци Жун неуверенно оглянулся вокруг, отыскивая взглядом остановку или указатель к ней на всякий пожарный. Пешком домой не пойдёт — разве что понесут. Се Ляню он из принципа звонить не собирался, а заскочить к Лан Цяньцю «случайно» не выйдет — не такого они порядка знакомые, чтобы с пирожными да в гости на чаёк. С пирожными вообще не выйдет. Последнюю наличку он вывалил за мясной пирожок для Гуцзы, от которого и сам чутка откусил. Кто сказал, что всё самое лучшее ребёнку? Ему тоже охота пожрать. — Хороший мой, помни папке спинку. Маленькие ладошки приятно затарабанили по напряженной спине. Гуцзы старательно пыхтел где-то над ухом, а Ци Жун, предававшийся всяким непотребным мыслям — с собой торговаться он очень не любил — беспечно клевал носом. Задумчивый Лан Цяньцю остановился рядом и даже не пихнул ногой, чтобы привлечь к себе внимание. Просто стоял и ждал, пока он его заметит. Вот как раз и заметил. — Тебя и так жизнь наказала, — ответил Лан Цяньцю, словно прочитал во взгляде невысказанный вопрос. Ци Жун шевельнулся, повыше вскидывая голову. — Сидеть. — Тиграми своими командовать будешь. Лан Цяньця нахмурил брови и, склонившись, бережно налепил ему пластыри на переносицу и ссадину на щеке. Ци Жун удивлённо моргнул и окончательно выпрямился. Гуцзы, пользуясь моментом, взобрался ему на колени и прижался. То ли за себя испугался, то ли что папку снова побьют. — Кому ты уже дорогу перебежал, непревзойдённый? — Ха, это они мне её перешли и, между прочим, пожалели об этом. — Да? Это потому они бодрым шагом на своих двоих отчалили, а ты едва дополз до ближайшей лавки? Хотя и до лавки ты не дополз. Ци Жун побагровел и злобно зыркнул на него. — Чё ты там вякнул? — Хорош гадить Хуа Чэну. Целее будешь. — А что это ты за него впрягаешься? С тебя он, помнится, штаны при всех хотел снять. До сих пор в «Призрачном городе» на твой счёт шуточки ходят. — А с тебя — шкуру. Как видишь я всё равно в выигрыше, — фыркнул Лан Цяньцю и неспешно зашагал в сторону дома. Видно убедился, что с ним всё относительно в порядке. — А ещё он говорил, что у тебя глупый вид. Знаешь, такой, как у распоследнего дурачка, — не сдавался Ци Жун и, схватив Гуцзы за руку, последовал за ним. — У меня, по крайней мере, только вид, а ты по его меркам вообще одноклеточное без зачатков мозга. — Кто бы сомневался! Из собачьей пасти не дождешься слоновой кости! — Никогда не думал, что ты к себе столь критичен. Лан Цяньцю достал электронный ключ с кармана и приложил к замку. Послышался тихий щелчок. Он небрежно потянул на себя ручку, открывая входную дверь. — Стопе. Я ещё не договорил, — Ци Жун опередил его и внаглую преградил путь. Пока всё не выяснит — не отпустит. Лан Цяньцю, вскинув тонкие брови, просто втолкнул его внутрь дома. И отошёл в сторонку, следом пропуская и запыхавшегося Гуцзы, который едва поспевал за ними. — Разбуйся. Ци Жун фыркнул, но обувь снял, и проследил, чтобы сын тоже избавился от ботинок и верхней одежды. Дом был обставлен аккуратно и со вкусом. Мебель из светлого дерева, просторные комнаты, ванная, читай бассейн, и забавные мелочи интерьера, многое говорящие о своём хозяине. Из вредности хотелося бы к чему-то придраться, но в таких хоромах он и сам бы с удовольствием пожил, а не ютился в комнатушке у Се Ляня. — Сладкий мой, ты наверняка голодный? Бедный ребёнок, весь день на ногах и крошки во рту не было. — Если хочешь есть — за спиной холодильник. И прекрати прикрываться ребёнком, Ци Жун. Дважды повторять не пришлось. Отборного сырого мясца он к сожалению на полках не нашёл, зато вытащил из холодильника йогурт и, покрутив его в ладонях, чтобы немного нагреть, протянул Гуцзы. Ну и сам снял пробу на пол бутылочки. Вдруг не вкусный. — И где же ваше высочество весь день шлялось? — А, так ты за меня волновался, — Лан Цяньцю бросил на него короткий взгляд через плечо и усмехнулся. В домашней обстановке он выглядел ещё более опечаленным и усталым. Явно с ним что-то приключилось. — Иди нахрен. — Сам сходишь. Это мой дом. — Ха, ну и пойду, прид… Ци Жун в полную меру возбухнуть не успел — Лан Цяньцю молниеносно прижал его к стене. Точь-в-точь, как в отеле. Несмотря на спонтанный порыв, Тайхуа вёл себя крайне спокойно и неагрессивно. Тогда он тоже был сосредоточенным, словно не раздевать его собирался, а сдавал итоговый экзамен по анатомии у самого строгого и неподкупного учителя. Ци Жуну нравилось, когда к его персоне относились с должным вниманием. Может быть, впервые за всю жизнь. — Утихомирься, а? И так тошно. — Каков нахал. Таскался неизвестно где, а теперь… — Родителей поминал. Варежку пришлось спешно захлопнуть. Во-первых, на тему реальных смертей он не острил, во-вторых, в их кончине не напрямую, но был замешан. Ци Жун коварство Аньлэ недооценил. Даже для его «игр» конечный результат был перебором — Лан Цяньцю лишился родителей и целого сонма родственников разных колен. Пришлось чинить загон, когда овцы разбежались и привлекать венценосного братца, чтобы как-то всё разрулить. Мирно не получилось, получилось именно «как-то». Се Лянь до совершеннолетия опекал Лан Цяньцю, взяв на себя посильную роль наставника. Ци Жун сидел на коротком поводке и только что не выл в голосину. Браниться ему не воспрещалось, но он обязан был в поте лица трудиться на благо «Юнъаня». Наверное пока не околеет. Иначе давно уже рассчитался бы по долгам. — Мне их не хватает. Ци Жун угрюмо молчал. У него из родни был двоюродный братец. Ну как был… Ци Жун явно не занимал в его жизни ни первое, ни второе, ни третье место. Даже четвертое, скорее всего, пришлось бы с кем-то делить. Он рано осиротел, а сердобольная тётушка приняла его под семейное крыло. Она оправдывала свой душевный порыв тем, что хоть дуреха-сестра и покрыла себя позором, но на ребёнке вины нет. Её слова долгие годы поперёк горла противным комом стояли и не выблевать их никак и не проглотить. Хрена с два он бы с ними просто смирился. И всё равно, что в памяти пьяный отец раздавал болючие тумаки направо и налево, а мать целыми днями проводила в комнате, причитая о своём глубоком несчастье и сломанной судьбе. Ци Жуну в пору было рвать на себе волосы и без продыха молиться, а то и вовсе постричься в монахи горного монастыря. Но приходилось держать голову прямо и огрызаться на тех и на этих, чтобы выбиться из низа наверх. Сидя на тигре, трудно с него слезть. Вот он и цеплялся за несчастное царственное животное руками и ногами со всей дури. Как мог, пусть остальным это и не нравилось. Ци Жун, немного помявшись, обнял Лан Цяньцю. Его рук он не оттолкнул, не буркнул своего раздраженного «погань зеленая», наоборот — прижался теснее. Оставалось погладить по голове и утешающе приговаривать «ну-ну, малыш», пока не расслабится. Ци Жун бы и сам не отказался, чтобы его кто-то иногда жалел. Хоть раз в сотню лет. — Ты меня сглазил, — тихо пожаловался Лан Цяньцю. — У меня на тебя встаёт по команде. — Венценосный братец был бы в восторге от твоего возвышенного комплимента, — ухмыльнулся Ци Жун. В его бедро бодро упирался стояк. — Молодец, не посрамил имени наставника. — Его репутацию ничто не испортит больше, чем факт вашего родства. В семье не без… Ци Жуна. — Ну я же тебе именно таким и нравлюсь. — Ты гадкий, бессовестный, высокомерный самодур с манией величия и… — И ты всё ещё хочешь меня? — Ци Жун скользнул ладонью под незаправленную рубашку, ощущая, как под пальцами напрягается пресс. — И я всё ещё хочу тебя, — послушно согласился Лан Цяньцю. — Но не сегодня. То есть сегодня я тоже не против, но… — Естественно. Не при ребёнке же. Я и подумать не мог, что принц Тайхуа такой распутный. — Хватает же тебе наглости, — прозвучало с толикой искреннего восхищения. — А что ты хотел, мой дорогой? Там где ты учился, я преподавал. Лан Цяньцю выдохнул со смешком. Ци Жун осторожно потерся больным носом об его гладкую щёку, провоцируя на дальнейшие действия. Долго ему ещё стенку нецелованным подпирать? — Гуцзы, глянь-ка, там за окном какая-то хреновина большая летает, — он хитростью пошёл ва-банк. — Хреновина? Да ты прямо отец года. — Заткнись. Я выиграл тебе пять минут на нежности, а ты не оправдываешь мои ожидания. Лан Цяньця глупо моргнул и подался вперёд, чтобы поцеловать его. Вышло уж слишком коротко, так — на подразнить. Чужие губы на вкус не распробовал, он и рот-то толком не успел приоткрыть. Ци Жун хотел намного больше. Боги считали, что дохрена он хотел. Ну и пошли они… — Это бабочка, папа! — Да что ты говоришь, мой сладкий. Лан Цяньцю обреченно простонал. В кои-то веки Ци Жун разделял его недовольство. Сущая пытка не иметь возможности расслабиться, когда настроился на нужный лад. Не то, чтобы Гуцзы был нежным тепличным ребёнком, которого схватил бы мандраж, увидь он взахлеб целующегося с другим мужиком папку. Вовсе нет. Просто Ци Жун берёг его хрупкое сердечко от разочарования, а себя от мучительной необходимости находить внятные объяснения, почему их опять оставили. К несчастью привязывался не только он, привязывался и Гуцзы — а это огромная проблема. Ци Жун, скрипя зубами, учил его худо-бедно людям доверять, хотя ему самому было сложно — почти невозможно — поверить, что кто-то захочет с ним быть… в перспективе на долго и счастливо. Отец, мать, тётушка, дядя, венценосный братец, Аньлэ. И крышкой гроба Сюань Цзи, которая цинично променяла их с месячным Гуцзы на член кобеля Пэй Мина. Ци Жун ей предательства так и не простил, а как между ними всё интересно начиналось… Прошло и забыли. Смысл старое тряпьё ворошить. — Кстати в холодильнике у тебя нормальной еды нет. — До твоего прихода была. — Поспорим? Ци Жун резво утянул его за дверцу холодильника и, не теряя драгоценного времени, жадно поцеловал. Лан Цяньцю соображал на ходу и крепко обхватил за талию, вжимаясь в него всем телом. Дыхание сорвалось. Он подумал, что сдохнуть от экстаза не так уж и плохо, когда своим настойчивым языком столкнулся с чужим. Лан Цяньця не сдержал стон, мягко прихватывая его верхнюю губу. И где только научился, шельмец?! — Папа? — А я и говорю тебе, никакого устричного соуса! — хрипло произнёс Ци Жун, мгновенно отстранившись. — Гуцзы не любит его. — А что он любит? — Меня, — ляпнул он, не раздумывая. И не соврал. Где-то в своей квартире от такого поворота событий поперхнулся Се Лянь. — В этом мы с ним похожи, — Лан Цяньцю сделал вид, что не заметил его шальной взгляд. — Понял. Без устриц и без соуса. Сейчас закажу что-нибудь. Ци Жун не сводил с него глаз и отчаянно старался не выказывать накатившего смущения. Щёки и кончики ушей горели праведным огнем. Гуцзы, наверное, сейчас подойдёт и спросит не стало ли ему плохо. «Нет», — скажет он, а в своей голове будет в панике орать, что да, звоните врачам в неотложку. Как чёртов Тайхуа умудрялся принимать его таким, как он есть? Ну что за дебил. И вот кто его просил? На душе сделалось щемяще приятно, беспокойно и немного тепло. Невыносимое чувство. Ци Жун сложил руки на груди и хмыкнул, отводя взгляд. Потом как-нибудь признается, что тоже… любит.Часть 1
30 декабря 2023 г. в 00:16
Всё началось с того, что Лан Цяньцю, чёртов «принц» Тайхуа, не пришёл на собрание. «Не пришёл и не пришёл», — сказал бы любой и не придал бы этому особого значения. Вот только за всю жизнь он не соизволил явиться только один раз… когда его лет эдак в пятнадцать похитили и сутки продержали в подвале, требуя выкуп.
Се Лянь кое-как наскреб нужную сумму по знакомым и напуганную соплю Тайхуа со скотчем на губах передали ему из рук в руки. Тупоголовых бандитов, правда, спеленали через час и деньги нетронутыми вернулись в карманы к довольным вкладчикам в благородное дело. Ци Жун ещё посмеялся, что они их взяли себе на временное хранение вместо банка. Жаль только вернули без процентов.
Ему было откровенно плевать на пропажу. Он, конечно же, надеялся, что Лан Цяньцю хулиганы спустили все четыре колеса автомобиля разом, обобрали до нитки или хорошенько потаскали за хвост в какой-нибудь подворотне по пути домой. Несмертельно и не слишком сильно, его утешил бы и просто несчастный подбитый видок местного «божка войны». Охрененно было, если бы ещё сверх прочего эпично пошёл дождь с грозой…
В общем, наплевать настолько, что он уже полчаса подслушивал у приоткрытой двери вместе с Гуцзы, нервно покусывая отращенный ноготь на большом пальце.
— Можешь не прятаться, я знаю, что ты там.
— Мелюзга, как тебе не стыдно? — возмутился Ци Жун, пойманный с поличным. — Стоит тут, значит, уши греет. Кто тебя такому научил? — он строго обратился к сыну, который от неожиданной подставы не сразу нашёлся словами.
— Папа, но ведь ты…
— Никаких оправданий, — предупреждающе шикнул Ци Жун, сверкнув глазами. — Я в твоём возрасте себе подобного не позволял. Бери с меня пример.
Се Лянь, конечно же, в его браваду не верил. И не без оснований — Ци Жун по жизни врал, как дышал. Во всём, всем и всегда.
Сам он за собой грешка не замечал, банально отмахиваясь, что его не правильно поняли. В ста случаях из ста, даже когда доказательства были приведены неоспоримые и железобетонные. Ци Жун не привык легко сдаваться, а потому нарисовав кривого дракона — обязательно дорисовывал ему кривой глаз.
…И этот самый глаз начинал пробивать нервный тик у любого, кому доводилось выслушивать поток его искренних убеждений. Проще говоря, отборный уничижительный мат вперемешку с комплексом разнесчастной жертвы подлой клеветы.
— И куда мог подеваться этот юнъаньский телёнок?
При Се Ляне он постоянно насмехался в открытую, без стеснения отыскивая мнимую кость в курином яйце. Потому что чёртов Тайхуа, вымахавший из мелкого щуплого засранца с нежными взглядами на мир в довольно привлекательного крепыша, не раз заставлял его позорно отступать, поджав распушившийся павлиний хвост. Хуже, когда заставлял извиняться…
И придолбался же к нему с подачи вшивой псины Хуа Чэна, который нашептал на розовое ушко, что именно он периодически покапывал ядком на поплавившиеся мозги Аньлэ.
Ци Жун своего участия не отрицал, но поквитаться за гнусное слияние «Сяньлэ» и «Юнъаня» был обязан, даже если Се Лянь методы не одобрял. Братец в принципе никогда и ни в чём не был с ним согласен, поступая исключительно из своих личных соображений.
Серый кардинал в белых одежках. При других обстоятельствах он бы был по-прежнему им восхищён… если бы однажды сильно не разочаровался.
— Ци Жун, — то ли удивлённо, то ли укоризненно воскликнул Се Лянь. — Прояви больше уважения.
— Уважаемый юнъаньский телёнок. Так лучше?
— Лучше бы ты молчал, — Се Лянь сдавил переносицу пальцами. — Ши Цинсюань позвонил ему, но трубку он не взял. Боюсь, как бы у Лан Цяньцю не возникли проблемы.
— Карма настигла, — почти счастливо пропел Ци Жун, поглаживая ничего непонимающего Гуцзы по голове. — Так ему и надо.
— Смотри, как бы тебя карма не догнала и не отвесила затрещину за все твои дела.
— Меня? Столь невинного лотоса с помыслами полными заботы о твоём мальце?
— Да одних твоих оскорблений в сторону Лан Цяньцю хватило бы, чтобы у тебя сейчас же отсох язык, Ци Жун. А тебе хватает совести ерничать.
Венценосный брат всегда тщательно подбирал слова. На устах мед, меч за пазухой — вот только Ци Жун уже давно перерос пубертат, чтобы на него это хоть как-то влияло.
С Тайхуа их связывали противоречивые отношения, основанные далеко не на одной неприязни и желании больнее друг друга уколоть. Особенно в последнее время.
Се Лянь как-то втихую, за спиной, попросил Лан Цяньцу присмотреть за ним на весеннем банкете. Ци Жун, естественно прознавший обо всём, праздник портил как мог — наверное во второй раз его не пригласят. После того, как он размазал торт по лицу какой-то загримированной ведьмы жены посла. Или после того, как не подбирая выражений, он громко и наглядно поведал, в каком месте видит торговлю с этими водными барыгами. Стоило ли вспоминать такой сущий пустяк, как несколько смачных плевков в огромный поднос с приготовленными крабами, которые гости попросту не видели… За исключением одного не видели.
Чёртов Тайхуа, и глазом не моргнув, уволок его за ухо с банкета и уложил в снятом номере отеля на лопатки. И Ци Жун не нашёл лучшего способа отомстить за дурное обращение, как залезть ему в штаны.
Эффект месть возымела обратный. Ни ступора, ни стеснения до горящих щёк и паники «о боже мой, только что посягнули на мою невинность!». Сам он остался и без штанов и без рубашки, в одних зеленых носках с рисунком весёлых черепов. Трахаться в носках было зашкварно, потому он скинул и их, отправив броском за телевизор.
Ему с достоинством довелось пройти небесное испытание неумелыми поцелуями и грубоватой лаской. И в общем-то, он не против был пройти его ещё, если Лан Цяньцю и впредь будет так над ним стараться.
— Скажи своему одноглазому псу, пусть найдёт его.
— Будь добр, прекрати оскорблять всех вокруг.
— Прекрати оскорблять всех вокруг, — передразнил его Ци Жун, кисло морщась. — Пойдём, сынок, нас здесь не любят, — он легонько подтолкнул растерянного Гуцзы к выходу.
Не было необходимости вмешиваться в поиски — несомненно у Се Ляня всё схвачено и проплачено. Не у него, так у его высокопоставленных дружков.
Ци Жун как-то тяжеловато вздохнул и замедлил шаг. Хоть бы чёртов Тайхуа там ненароком не помер.
За окном, словно издеваясь, сверкнула молния и в считанные секунды на головы прохожих напустился проливной дождь.
— Твою же мать.
«Накаркал», — подумал он и прикусил кончик болтливого языка.