В лучах плескаться жизнь дана.

Разгорается над головами солнце, так и норовит укусить за бледные щеки панельные многоэтажки Казани. Те противятся, воротят носы и прячут друг друга в тени. Часто проезжающие машины поднимают слоями пыль с высушенных, изможденных дорог. Жара стоит такая, что, кажется, выглянув лишний раз в окно, непременно обожжешься лучиком, своевольно забредшим на ржавеющий отлив. Такое здесь было лето – пылкое, но быстро тлеющее, зеленое и спокойное. Редко в летние месяцы стоит такая жарища. Именно в такой палящий день Вова решил, что отправиться в маленький поход – неплохая идея. На западе есть озерцо, чудесное, надо сказать. Песочек, лесок, всё чин по чину. Вот только ковылять до него – мама дорогая. Ещё и через «Кировских». «Приключение опасное, но стоящее» – так заключил Суворов-старший и назначил сборы на завтрашнее утро. Как он и ожидал, пришли самые стойкие, остальные все потом обязательно получат в бубен. Хоккейная коробка была только-только покошена, всюду витал этот тягучий запах травы, такой до боли родной и оттого не менее тяжелый. Валера переминался с ноги на ногу, рукой имитировал козырёк от солнца. Жару он любил, конечно, но такую – ноги в руки и в Сибирь, не ближе. Одет он был легко – белая майка-алкашка, черные широкие спортивные штаны и кеды, моднявые, аж жуть, – с тремя полосками сбоку. Солнце игриво жалило парня в тёмные кудри, которые он уже, кажись, сотню раз грозился сбрить. Капельки пота выступали на лбу, из груди вырвался злобно-усталый вздох, а за ним сразу последовал возглас непонимания: «Ты че..?» Взгляд Валеры блуждал по образу друга, прерываясь удивленным морганием. – Зим, погоняло у тебя от фамилии, ты не забывай. – Иди ты, рыбак хренов. – забавная «рр» вызвала широченную улыбку на лице Турбо. Что его так удивило? А Зима одет был в чёрные спортивки, такой же черный олимпос, до конца застегнутый, и кеды, в которых явно было хуже, чем стоять на горячих углях. Вахит отвернулся от него и уставился на Вову, что махал спереди всей толпе рукою. После краткой инструкции к предстоящему событию и выслушивания возгласов одобрения была сформирована вот какая команда: чета Адидасов, Пальто, Турбо, Зима, несколько представителей разных возрастов, один смотрящий. Итого вышло двенадцать человек. Для двухдневного похода с одной ночевкой – самое то. Сбор был назначен на остановке через полтора часа. Всю дорогу до дома Валера подстёбывал Вахита за то, что тот оделся как на Северный Полюс, а Зима злился. Хотя, нет, даже не злился, обижался больше. Молчал и шел впереди. Турбо списал это на перегретую голову. До озера добрались без происшествий, «кировские» подходили разок, закончилось пожатыми руками. Зима всё молчал и молчал, Турбо бесился на него за это все больше. Маленький лагерь «универсамовских» был разбит недалеко от воды, на опушке тенистой посадки. Вокруг небольшого кострища ребята положили несколько брёвен, а чуть позади лежали покрывала и брезент, которые планировались как спальные места. Вова всё раздавал указания, а пацаны послушно выполняли их, смеялись, дурачились. Когда лагерь был обустроен, Адидас-старший скомандовал: «Ну всё, пацаны, айда купаться!» Весело выкрикивая что-то, толпа побежала к воде, находу скидывая с себя одежду. Озорной плеск воды, заразительный смех, палящее солнце – кажется, лучше этого на Земле и вовсе нет ничего. Но на месте остался один Зима. Он смотрел вслед парням, что так резво ныряли в озеро, и тяжело вздыхал. Побродив вокруг лагеря, он собрал веток, сухой травы немного, после чего уселся на траву и карманным ножичком стал точить кончики тонких палок, делая из них импровизированные шампуры. Водичка в озере была чудесная. Такая прохладная, отрезвляющая и чистая. Валера задорно смеялся, нырял и с плеч подбрасывал в воду Марата с Андреем. Те время от времени плескали в него водой, после чего непременно оказывались с головой в ней. Вова расслабленно плавал на спине, подставив загоревшее лицо солнцу. Если пацаны вдруг попадали в него во время своих водяных войн, он смешно начинал барахтаться, а потом подплывал к ним и раздавал подзатыльники под смеющиеся крики: «Вов! Вов, не надо, Вова!!!» Спустя минут двадцать Турбо вылез на берег и огляделся, где же Зима? Пройдя чуть ближе к лесочку, он заметил сидящего под кустом парня, который всё так же точил ножичком палки. Валера ухмыльнулся и, быстро добежав до озера, окунулся и набрал в ладони воды. Тихо обойдя Вахита сбоку, он попал в заднюю часть лагеря, к которой Зима сидел спиной. Турбо не издавал ни звука и, тихонько подойдя к другу, засунул мокрые, холодные ладони под высокий воротник олимпийки. Вахит вздрогнул и резко повернул голову: – Ты чё?! – его лицо было недовольным и хмурым, а взгляд в миг стал колючим и злобным. – Ну ты сидишь тут, как жмур. Надо тебя взбодрить было, а то закоченеешь так. – Пёс поганый ты, Турбо. – Купаться пошли, чепушок. – Валеру только веселила реакция друга. На загорелом лице расплывалась довольная ухмылка, а глаза искрились чем-то очень теплым. – Сам чепушок, дрянь кудрявая. Не пойду, я не закончил тут. – брови Зимы съезжались к переносице все ниже и ниже. – Успеешь еще палок наточить, пошли, говорю. Вода ахуенная. – Я никуда не пойду, не хочу. Всё, вали давай. – снова садится на траву и отворачивается. Валера лишь хмыкнул и пожал плечами, а после весело усмехнулся. В его голове родилась, как ему показалось, самая лучшая идея в его жизни. День близился к закату. Пацаны вдоволь накупались, теперь сидели, отогревались у костра. Над огнем Марат жарил гренки, а Пальто заворачивал картошку в фольгу. Сбоку от Марата сидел Вова, бренчавший на гитаре. «Перемен Требуют наши сердца! Перемен Требуют наши глаза!» – напевал он, а в унисон ему и ребята. Тепло сплоченных долгой дружбой душ разливалось по всей округе, окутывало чем-то родным и уютным, разжигало где-то в груди что-то очень нежное и трепетное. Так прошло еще около полутора часов, солнце распрощалось с ребятами и ушло за горизонт, костёр истлел, все парни улеглись. Кроме Зимы. Он сидел на бревне и тоскливо смотрел на остатки горящих веток, пальцами перебирал лист, подобранный где-то на земле. Валера наблюдал. Убедившись, что все, кроме них, спят, медленно поднялся с брезента и подошел сзади к товарищу, положил ладонь на его плечо. – Пойдем, покажу кое-что. – Чего покажешь? – Утупок ты, сказал, пойдем. Вставай. С тяжелым вздохом Вахит встал и поплёлся следом за Валерой. Шли они недолго, по свежепротоптанной тропинке. Спустя минут семь вышли к бережку, заросшему ковылем и рогозом. Местечко живописное, конечно. Если спуститься чуть вниз, окажешься на маленьком островке из песка, с которого можно войти в воду. – И чего тут? Валера промолчал и, резко повернувшись к другу, потянул бегунок на его олимпийке вниз, расстегивая. – Турбо, не смешно даже, ты че делаешь? – Плавать будем учиться. Ты же поэтому в воду не лезешь? Зима схватил Валеру за запястье и нахмурился, отводя его руки от себя. – Я умею плавать, не пиздюк. Но в воду не лезу всё равно. – Очкуешь, что ли? Вахит раздраженно выдохнул и стянул с себя расстегнутый олимпос, а за ним и белую майку. Взгляду Валеры открылось болезненно худощавое тело с выпирающими ребрами, ключицами и впалым животом. Штаны Вахита держались только на выпирающих бедренных костях. Руки были донельзя худые, на вид слабые. Талия была тонкой, почти девичьей. Но всю эту картину портил огромный шрам чуть выше груди, он тянулся от ключицы до ключицы, выглядел болезненно и жутко. – Поэтому не раздеваюсь. Не лезу в воду. Валера был ошарашен. Взглядом блуждал по изуродованной груди. Сглотнув вязкий ком, он подошел к товарищу и руки положил на его плечи, не сжимая, нежно и очень осторожно. – Ты.. Откуда он? – Три года назад отчим по синьке напал на мать с ножом, я влез, попытался нож выбить из его рук, а он ж военный бывший, ну и полоснул меня, да глубоко так, больно. Нож я в итоге забрал, синяка выгнал, а вот это… это осталось. Не люблю шрам этот. Его не человек оставил, а гнида позорная. Мразь, недостойная жизни. Когда рассказ Зимы подошел к концу, Турбо резко притянул его к себе, крепко обнимая. – Я не знал. Не хотел напоминать, правда. – Всё нормально. Об этом знаем только мы вдвоем и, я надеюсь, так оно и останется. – Никто не узнает больше, слово пацана. Зима усмехнулся и медленно отстранился, после чего стянул с себя спортивки, оставаясь в одних боксерах. – Купаться пошли, раз вода ахуенная. С разбегу Вахит прыгнул в озеро и, вынырнув, тихо рассмеялся. Валера всё еще стоял на берегу с раскрытым от удивления ртом. – Очкуешь? – Кто тут еще очкует, лысый хуй – помощник солнца. Турбо быстро стягивает спортивные штаны и ныряет следом. Подплыв тихо сзади, он руки уложил на тонкую талию и притянул к себе, на ухо прошептав: – Я ещё отыграюсь. До самого рассвета они резвились в воде, словно дети малые. Только луна одна знала, что гладь воды тревожат два горящих сердца. Изредка парни выходили на берег, садились на расстеленные на траве вещи и отогревались в руках друг друга, безмятежно глядя на поднимающееся солнце, отождествляющее начало чего-то болезненного, тяжелого, но чистого и прекрасного.