Выхода нет.

Курильщик лежит на матрасе. Он старый, от него воняет табаком. Ощущение, что ему больше тысячи лет… Хотя в Доме это вполне возможно. В Доме возможно всё, и Эрик понял это давно. Чёрный лежал рядом, вдыхая запах чужих волос. Скоро выпуск, надо наслаждаться временем, которое у них есть. Он был бы рад каждый день просыпаться с ним в одной постели. Но понимал, что в Наружности может всё измениться, он может быть не нужен Эрику. Но и с собой он его забрать не может, боится за его сохранность среди этих зверей. Да и Эрик вряд ли захочет. Скоро рассвет. Но в каморке было темно, полно швабр и вёдер. И были они. Вместе. Вообще… в последнее время сюда они заваливались часто, состайники начали всё больше надоедать. А Чёрный хотел побыть с Курильщиком как можно дольше. Пока Курильщик его. — Знаешь, Чёрный, — прерывает тишину спокойный голос Эрика. — Мне всё больше кажется, что выхода нет. Дом никого не выпустит, раз впустил в себя… Всё чаще мне кажется, что наш Табаки мелет не чушь… Я уже ничего не понимаю. Мне… Страшно. Он поджимает губы, утыкаясь Чёрному куда-то в шею. Пока тот гладит его по спине. — Спокойно… Они всего лишь болваны. Это всего лишь место с больными на голову людьми! Понимаешь? Выход есть. Почти всегда. Вот именно, что почти. Почти никогда его нет. Особенно в подобной ситуации. Чёрный осознавал, но признавать не хотел. Не хотел от слова совсем. Где-то послышались скрипы колясок, половиц. Разговоры людей — видимо, потихоньку идут на завтрак. Но Чёрный хочет ещё хоть немного полежать, пока не оказался под огнём словесного пулемёта стаи. Бывшей и нынешней. Хочет быть рядом до самой ночи. Хоть Эрик периодически что-то записывает в свою тетрадь — это его не напрягает. Курильщику он доверяет, как никому другому. — Ты не против, если мы пропустим завтрак? — тихонько спрашивает белобрысый, оставляя поцелуй где-то на уголке чужих губ. — Нет, не против. Совсем не против, — шепчет кареглазый, целуя уже в губы. Разговоры становятся только громче, но горячие руки под футболкой не дают их услышать. Кажется, что в такие моменты мир останавливается. Перед тем как уехать он сообщает Эрику: когда-нибудь они вновь проснуться в одной постели. Он приедет на поезде сквозь года, и они встретятся. Вновь увидятся, смогут посидеть и поболтать о том, что было. Как? Не важно. Лишь бы случилось. Лишь бы снова быть рядом и никогда больше не отпускать чужую руку. Если Эрик этого захочет. Чёрный понимает, что хочет. Хочет думать и верить. Обещает после этого не оставлять. Ему лишь надо разобраться с этими олухами, без него в наружности они же не выживут. Или ему хочется так думать? Чёрный не знает. Знать не хочет. И он сдерживает обещание. У него выхода нет.