Сила тока и Сопротивление

Любовь. Слово, которое обозначает светлые, сильные, чистые чувства по отношению к кому-то другому. Чувства, которые говорят о привязанности одного человека к другому, эти чувства буквально кричат о зависимости одного компонента от другого, не важно, взаимны они или нет. Забавно и глупо разделять это чувства на три вида, глупо и до тошноты по-детски. Любовь между родственниками, между друзьями, между влюбленными парочками. От одних мыслей о стольких видах этого приторного и слащавого чувства Канате хотелось засунуть два пальца в глотку, да по-глубже, чтобы уж точно больше так тошно не было. В этой жизни Ятоноками Каната был готов принять свою любовь лишь к одному человеку — Ятоноками Наюте, и ни к кому более. В принципе, за всю свою жизнь он ни разу не усомнился в этом убеждении, ведь ни разу не влюблялся и не испытывал подобных чувств к кому-то еще. Все чувства, которые он ощущал по отношению к окружающим его людям сводились к презрению, ненависти и им подобным. Каната был уверен, что так будет со всеми. И что с этим придурковатым красноволосым идиотом, у которого вместо мозгов был сплошной хип-хоп, будет точно так же. Изначально все было именно так. Презрение, ненависть, желание растоптать в порошок — вот, что чувствовал в момент их первой встречи Каната. Он не знает, что его спровоцировало на тот поступок, который он совершил самым ужасным и бесчестным способом, но сейчас он даже не знал, благодарен он себе за него или же нет. Сугасано Аллен. Человек, который умеет говорить только о хип-хопе. Человек, который ведет себя как доверчивый, но решительный идиот. Как его терпят другие участники BAE — очень хороший вопрос. Сначала могло показаться, что какой человек — такие и друзья, но, пораскинув мозгами, Ятоноками пришел к выводу, что даже самый не уважающий себя человек не станет возиться с таким придурошным хип-хоп маньячеллой. Да, именно так его и видел Каната. Значит, в этом странном человеке было что-то еще, что заставляло людей оставаться с ним, не смотря на все его «причуды». На его удивление, совсем скоро он и сам узнал, что это было. В какой момент чувства Канаты поменялись? Он и сам не успел понять это. Может тогда, когда Аллен своим чудодейственным разговором слегка поменял отношение к себе и заставил взглянуть на него с новой стороны? Нет, определенно нет. Это было в тот день, когда BAE победили cozmez. Каната понял это тогда. День поражения запомнился Канате вовсе не из-за проигрыша, нет. Ятоноками стоял и смотрел на выступление BAE, на этого одержимого хип-хопом маньяка, и, к удивлению для себя самого он понял, что не может оторвать взгляд. Аллен сиял на сцене. Словно это был уже совсем другой человек, не тот, с которым Каната контактировал до этого. — Удачи, Каната, — протянутый в сторону Ятоноками кулак окончательно добил несчастного. Но показывать это было ни в коем случае нельзя. Высокомерно хмыкнув и вскинув подбородок, Каната молча вышел на сцену, краем глаза заметив странную улыбку на лице Сузаку. От одного лишь воспоминания сердце замирало. Что-то в этой улыбке было, абсолютно точно было. Она была не то печальной, не то счастливой, одинокой и манящей, удивительной. Но Каната продолжал отрицать это, и отрицал до последнего. Одиночные прогулки репера участились, он все чаще уходил в надежде остудить голову и наконец-то выгнать дурные мысли из нее. В его мыслях должен был быть лишь Наюта. Никого, кроме Наюты. Но, как ни прискорбно было это осознавать, в них появился и другой человек, который, судя по всему, собирался затмить собой мысли о его дорогом брате. Это чертовски бесило Канату, но не так сильно, как факт осознания того, что во время своих прогулок он постоянно натыкался на Сузаку. Этот хип-хоп маньяк его преследует что ли???? Сложно представить чувства Ятоноками, когда он понял, что это не его преследуют, а он преследует. Он ведь никогда раньше не любил такие места, ему ближе был их с Наютой район, а тут он заходил даже слишком близко к центру города. Он неосознанно гулял вокруг мест, где они когда-либо пересекались, возле дома, где жили BAE, возле клубов, в которых BAE давали выступления. И он никогда не возвращался домой, пока не наткнулся бы на Аллена и не обвинил бы его во всех грехах этого несчастного мира. Только выплюнув на него все это, Каната мог спокойно вернуться домой, даже сделать наброски песен. Ему так спалось спокойнее. Наюта все прекрасно понимал, но брату решил ничего об этом не говорить, лишь неоднозначно улыбался каждый раз, когда его брат случайным образом упоминал в разговоре Сугасано. Забавно было осознавать, что Каната никогда не произносил его имени. Они с Сузаку вроде неплохо ладили, так в чем причина? Неужели… — Каната, слушай, а ты почему Сузаку так называешь? — однажды за едой спросил Наюта. — Ха? В смысле почему? Это ведь его сценический псевдоним, что с ним не так? — Каната уже привык к вопросам об Аллене от своего брата, поэтому его реакция была не такой острой, как раньше. В первое время, он сразу напрягался и спрашивал, с чего его брат вообще интересуется кем-то настолько… настолько да. Иначе Каната не мог описать этого помешанного. — Ну, у него же есть имя. Вот он тебя по имени называет, — Наюта задумчиво постукал кончиком палочки по губам. — Ты забыл, что это одновременно и мой псевдоним, — Каната попытался не столько объяснить это Наюте, сколько внушить это самому себе. Правда сам Ятоноками сбился со счета, сколько раз повторял про себя одну и ту же глупую фразу: «он не зовет меня по имени». — Нет, Каната. Он зовет тебя по имени, именно по имени, — Наюта наконец оставил палочки для еды в покое, отложив их в сторону, — это слышно по интонации. — Чего? — Каната вопросительно поднял бровь. В плане… даже Наюта заметил? Как можно отличить друг от друга два совершенно одинаковых имени чисто по интонации? — Ну, смотри. «Каната», — Наюта произнес это довольно серьезно, даже без грамма теплоты в голосе, слушающий даже опешил, — или же «Каната», — а вот это уже звучало совершенно по-другому, так по-родному, что аж сердце защемило. — И что ты хочешь этим сказать? — тот, чье имя было произнесено уже два раза с двумя разными интонациями невольно задумался об этом. — То, что Сугасано произносит второе. Это четко слышно. Есть разница между Канатой на сцене и тобой, Каната, — он специально произносил эти слова с совершенно разной интонацией, настолько, чтобы его недотепа брат наконец-таки понял, что имя в корне отличается от псевдонима. — Не неси чепухи, Наюта. Он зовет меня по псевдониму, — Каната раздраженно вздохнул, опуская глаза в еду, которую нервно ковырял палочками, — и вообще. Ешь давай, я не для того домой торопился, чтобы еда вся остыла за твоими вопросами об этом идиоте. — Я наелся. Пойду прогуляюсь, — его брат всегда знал, когда его брату нужно было побыть одному. Он прекрасно знает, когда Канате надо было подумать о чем-то своем. Не успел Ятоноками опомниться, как остался один. Хотя, кажется, сейчас он был совсем не против побыть в одиночестве. В полной тишине он просидел несколько минут, пока не решился ее нарушить. Нарушить попыткой сказать одно глупое слово. — А… Ал… блять, — Каната понял, что не может произнести его имя. Сердце начинало заходиться в бешеном ритме, кровь приливала к лицу, меняя цвет бледной мраморной кожи на алый. Как же сложно. И почему он вообще сейчас сидит на полу и пытается произнести имя этого шизанутого? — Аллен, — совсем тихо произнес Ятоноками, ковыряясь палочками в еде. Руки замерли, как только он понял, что смог произнести это имя. Непроизвольно, но у него получилось позвать этого человека. Как хорошо, что его сейчас не было рядом, иначе сложно представить кошмар, который следовал бы за этим словом. Невольно появившаяся в разуме картинка играла самыми яркими красками. Сугасано, который услышал бы свое имя из уст Канаты, прямо как щеночек, скорее всего затрещал бы об этом, а потом бы о том, что их отношения вышли на новый уровень и бла-бла-бла. В уме четкими буквами проявилась фраза «так и до свадьбы недалеко». После такого Каната отшвырнул стаканчик с лапшой в стену с полностью красным лицом. Как он вообще мог себе такое надумать. — С.Сугасано Аллен, сдохни, — прошипел Ятоноками, когда убирал последствия своего смущения. Вскоре Каната стал замечать за собой странную привычку: в любой ситуации он случайно проговаривал имя этого шизофреника. Стараться избегать Сугасано при любых условиях было замечательным вариантом, если бы Ятоноками не привык видеть его каждый день и не мог бы заснуть без мыслей о том, как хорошо он сегодня его обвинил во всех грехах и проблемах человечества. Но страшно пугающий факт, который буквально кричал о том, что Канате уже нет смысла осторожничать и думать о последствиях, заставлял забыть о существовании улицы и вообще всех мест, связанных с Сугасано Алленом. — У тебя лоб горячий, — Наюта тяжело вздохнул, осторожно отодвигаясь дальше, — ты совсем неважно выглядишь в последние дни. Я пойду за лекарствами. Каната остался в своем полноправном одиночестве и продолжил думать о том, что избегать проблемы таким способом — глупо и по-детски, но ничего поделать с собой он не мог. Признавать свои чувства к кому-то помимо Наюты казалось слабым и в корне неправильным. «Мне определенно на тебя плевать!» — прорычал Ятоноками в своей голове, зарываясь в одеяло все глубже. Кажется, сейчас он был красный вовсе не от жара. Да, самовнушение — штука сильная, но до определенного момента. До момента, как в голове загораться надпись из разноцветных лампочек, мигая и переливаясь так, что хочешь не хочешь, но внимание на нее обратишь и обращать будешь. «Ятоноками Каната влюбился в Сугасано Аллена». Сколько бы несчастный не искал выключатель этой пугающей штуки в голове, лампочки все так же мигали, да и смысл был их выключать? Даже если выключить лампочки, то надпись все равно останется, просто не будет привлекать столько внимания к себе. Если попытаться побить все лампочки, порушить каркас надписи, порезать провода, перекрыть ток, то надпись все равно кто-то да починит, так ведь происходит со всем. Побитые билборды восстанавливают, разбитые стекла заменяют, разрисованные стены перекрашивают. Точно так же и тут. Как бы сильно Каната ни старался испоганить эту сверкающую надпись, со временем она восстанавливалась. Но в этот раз от нее следовало избавиться окончательно. — Каната, я вернулся, — голос Наюты достал брата из не самых приятных мыслей, заставив его вылезти из-под одеяла. — Ты долго чего-то… А ЭТОТ КАКОГО ХУЯ ТУТ ЗАБЫЛ?! — глаза Канаты резко стали как два блюдца. Что-то, что с приходом Наюты резко воспарило, стало легким-легким, словно все проблемы в миг испарились, упало и разбилось вдребезги при одном взгляде на человека рядом с его братом. Сугасано Аллен. Щеки Канаты все еще были ярко красными, из-за чего казалось, что температура подскочила еще сильнее. Через секунду Ятоноками почувствовал прикосновение теплых рук к его лбу, после чего резко отодвинулся назад. — Ты че творишь?! Какого ты свои руки распускаешь… — буквально прошипел Каната. — Наюта, у него действительно сильный жар. Я останусь и помогу, чем смогу. Может нужно еще что-то купить? — Аллен убрал руку и встал с довольно серьезным лицом. Каркас надписи снова в норме. Осторожное прикосновение влажной ткани к разгоряченному лбу. Лампочка за лампочкой… Попытки помочь выпить лекарство, пусть от них всегда и отмахиваются. …проводок за проводком… — Видишь, Каната? Он ведь действительно о тебе переживает. Как меня увидел так сразу прицепился спрашивать, что с тобой, — Наюта с тяжелым вздохом пожал плечами, рассматривая не самые желательные цифры на градуснике. Молчание брата гласило лишь о том, что, видимо, он и сам это понял. Понял, но принимать не собирался. — Каната! Как твое самочувствие сегодня? Я принес еще лекарств, которые вчера мы забыли купить, — раздражающий голос с самого утра заставил Ятоноками чуть ли не вскочить. — Сугасано. Аллен… какого ты тут? — Каната приподнялся и тут же схватился за голову. Видимо, самочувствие ему еще не позволяло настолько резко вскакивать. — Твой брат попросил присмотреть за тобой, пока сам пошел за продуктами, — Сугасано пожал плечами и с доброй улыбкой протянул своему собеседнику стакан воды с лекарством. Наюта издевается над ним? За что же? Что Каната сделал не так, чтобы с ним так обращались? Но от одного взгляда на эту улыбку ноги могли подкоситься (Ятоноками даже обрадовался тому, что он находился в полу лежачем положении), а щеки, как и кончики ушей, розовели. Возможно из-за здоровья противостоять «выкрутасам» этого маньяка было в разы сложнее, ведь Каната почувствовал, как перекрытый им ранее ток снова получил проход. «Ятоноками Каната влюблен в Сугасано Аллена» Любой билборд починят, разбитое стекло заменят, изрисованную стену покрасят заново. Так же и с этими глупыми чувствами. Однажды их придется заметить, осознать и принять. Правда, что с ними делать дальше, Каната понятия не имел. Он принял ее, но заикаться о ней даже и не собирался. Напряжение. Сила тока умноженная на сопротивление. Странно, что для названия общего трека они выбрали именно «звук напряжения». Если задуматься, то разве это не про них? Между ними никогда не будет ничего идти гладко, Каната просто не позволит. Каната будет сопротивляться. Сопротивление. Что из себя оно представляет? Вещь крайне непостоянная и находящаяся в полной зависимости от способа подключения. Вот так и тут. Чтобы уменьшить сопротивление, нужно найти правильный подход, нужно правильно подсоединиться к нему. Подключишься последовательно, шаг за шагом, настойчиво и прямо проявляя все, сопротивление увеличится, лишь уменьшая напряжение. Подключаясь параллельно, разделяя ток на разные участки цепи, на разные резисторы, оставляя каждому по-немного, в сумме продолжая быть постоянным. Это ведь единственный способ уменьшить сопротивление, другого нет. Одного резкого Сугасано Аллена на всего Канату разом было бы действительно чересчур много, но вот терпеть его чуть ли ни в каждом, даже малейшем, аспекте своей жизни Ятоноками был и вовсе не готов. Но разве не должно быть плевать, когда этот глупый ток уже распространился по всей цепи, затрагивая каждый резистор. Растущее напряжение между ними двумя так и кричало о том, что рано или поздно, но им придется принять факт своих чувств друг к другу. Придется, даже если Каната считает, что не заслуживает их. Не заслуживает таких хороших чувств по отношению к себе, особенно от кого-то, как Сугасано. Но разве мог Аллен просто взять и принять это? Нет. Он любит. И ничто не помешает ему любить. То самое напряжение, возникшее между ними, носило название этого странного чувства, которое один отрицал, а другой — принял, без желания сдаваться и отпускать первого. При сопротивлении, равном нулю и напряжения бы не было, верно? Да и самой цепи бы и вовсе не существовало. Случайные встречи на улице стали заканчиваться посиделками в кафе, походами в кино или какие-нибудь тихие и уединенные места. Чем чаще подобное случалось, Каната мысленно спрашивал, почему, за что и зачем. Сугасано Аллен мог найти себе кого-то получше. Определенно мог, учитывая популярность BAE. Но этот чертов красноголовый идиот выбрал именно его, выбрал, и отказываться от выбора явно не собирался. «Почему я?» — спрашивал себя Ятоноками, наблюдая за тем, как Аллен с довольным лицом ставит напротив него порцию какого-то навороченного мороженого и начинает что-то увлеченно рассказывать. Озвучивать чувства было бессмысленно. Каната и так понимал, что Сугасано тоже в него влюблен, но мог ли он так спокойно сказать о своих чувствах, даже если он уверен в их взаимности? Нет. Он боялся быть брошенным, даже учитывая все то, что происходило между ними. Боялся, что Аллен пожалеет. Боялся больше всего на свете. «Как ты влюбился в кого-то, вроде меня?» — поджимая губы думал Каната, пока слушал очередную порцию болтовни о хип-хопе. «Каната потрясающий», «я хочу знать о Канате больше», «музыка Канаты обладает чем-то, чего моя музыка не имеет», «Каната удивителен», «Каната то, Каната это…» «…останешься ли ты рядом после того, как узнаешь меня лучше?» — Ятоноками смотрел в пол, пока они шли по очередному красивому безлюдному месту в городе, о существовании которого он даже не подозревал. Гулять вдвоем, слушать какие-то рассказы этого красноголового ни о чем, вовремя его затыкать и рыкать на него, чтобы он не переходил черту. Ту самую черту, после перехода которой напряжение станет гораздо заметнее и притворяться, что ничего нет, будет просто бесполезно. Стоит Канате услышать, что Аллен меняет тон на более серьезный и одновременно мягкий, он сразу же говорил, что ему пора возвращаться к Наюте. И почему он вообще стал соглашаться выходить вместе с ним? Сначала он убеждал себя, что делает это, потому что ему посоветовал его брат, но после… убеждать себя стало бесполезно. Он признает, что что-то да и чувствует, но никогда этого вслух не произнесет. Признать, что он любит кого-то было сродни поражению и публичному унижению. А признаться в любви Сугасано Аллену? Нееет, пусть тот об этом даже не мечтает. Пусть Каната не готов признать свои чувства и вступать в полноценные отношения с Сузаку, но отдавать его кому-то он тоже не собирается. Прогонять пристающих фанаток, отшивать всех вместо Сугасано, отвечая грубо и посылая куда подальше (даже дальше, чем вы можете себе представить). Кто бы что ни говорил, но ревновал Ятоноками сильно, даже чересчур сильно. Может он этого и никак не показывал внешне, зато своим поведением и последующим рявканьем в сторону Аллена он это проявлял очень даже заметно. Окончательно запутавшийся во всем Сугасано Аллен не понимал, что ему делать. Вроде Каната был готов принять его, но стоило ему подойти на шаг ближе, между ними снова вырастала стена, которую снова и снова приходилось обходить. Так как ему быть? Что ему делать? Насильно проломить преграду было наихудшим решением, учитывая что дело он имеет с Канатой. С ним нужно осторожно, по чуть-чуть. Терпение Аллена пусть и не резиновое, но хорошее. Он был готов терпеть и терпеть, пока Каната не станет хоть чуточку теплее. Но даже если так, то Сугасано, в отличие от Ятоноками, не мог быть полностью уверен, что его чувства примут и они окажутся ответными. В конце концов, Каната ведь мало того, что ничего не показывал, так и действиями своими проявлял совершенно противоположные чувства. Понять его было сложно, но с каждым днем, проведенным вместе, у Аллена это получалось все лучше и лучше, но не достаточно хорошо, чтобы понять истинные чувства Канаты к нему. Конечно, он мог рискнуть и признаться так, вслепую, резко и без предупреждения, лишь надеясь на то, что его не загрызут прямо на месте. Но он так не хотел. Сугасано изучил все способы признания в любви, но ни один ему не подошел. Признание по сообщению казалось ему слишком трусливой затеей. Каната явно не оценит, а именно скорее всего кинет в черный список и больше никогда не откроет ему дверь. Если скажет что-то из оперы «луна сегодня такая красивая» Ятоноками либо не поймет, либо посмотрит на Сугасано как на полнейшего идиота, обматерит и точно не будет с ним видится некоторое время. Еще тысяча и тысяча идей крутились у него в голове, правда все из них заканчивались невыгодно для Аллена. Выбор так и не был сделан, когда Сугасано с унылым видом надевал куртку. — Выглядишь так, словно на эшафот собрался, — бросил Хаджун проходя мимо, — все еще не знаешь как найти подход к тому парню из cozmez? — сначала он хотел назвать Канату крысой, но решил, что Сугасано это не очень понравится, а получить по лицу он не хотел. Аллен на секунду застыл, а затем бросился на плечи друга, повиснув на них: — Ну скажи мне, как быть???? Я совсем не знаю, как ему признаться! Вот совсем-совсем!!! Я даже думал ему песню посвятить, — на этих словах Хаджун впал в ступор и мысленно поблагодарил высшие силы за то, что его отвело от этой идеи, ибо петь на сцене для возлюбленного Аллена он точно не хотел, учитывая еще то, кем этот возлюбленный является, — слова никак-никак не приходили на ум, ведь это должна быть не просто песня, а песня для Канаты! Я всегда все вкладываю в хип-хоп, все эмоции и чувства, — «опять понеслось,» — подумал Хаджун, мысленно закатив глаза и тяжело вздохнув, — но это ведь Каната! Я столько пробовал, но ничего мне не нравилось! Совершенно ничего! Ты ведь знаешь, что хип-хоп и Каната для меня… — Так, хватит. Успокойся и возьми себя в руки, — с уже настоящим тяжелым выдохом сказал Хаджун. Ну, если это не остановить, то это затянется в огромный и очень эмоциональный монолог о хип-хопе, Канате, Канате и хип-хопе, хип-хопе Канаты, о разницы между хип-хопом Канаты и Аллена и тому подобное, — если так и продолжишь мяться, ничего не получишь. Не думаю, что оттягивать признание стоит настолько долго. Просто признайся уже и перестань плакаться нам каждый вечер, — с этими словами Хаджун отодвинул Аллена за плечи и встряхнул его. Может Аллен и не замечал этого, но он определенно нравился Канате. Это видели почти все, кроме него, а напряжение между ними нельзя было не заметить. Правда, судя по всему, для Сугасано это напряжение было односторонней любовью. Какой же он все-таки идиот… — Но Хаджун, а если. а если он меня отвергнет? Я ведь тогда попрощаюсь с ним раз и навсегда… — всхлипнул Аллен, совершенно расклеившись. — Так. Прекращай ныть, — еще один подобный вечер Ён бы просто не выдержал. Сидеть и слушать бред этого парня, рыдавшего о своих неразделенных чувствах, было уже слишком. И это не упоминая того, что это происходит каждый день на протяжении пары месяцев точно, — если не признаешься сегодня сам, я сам это сделаю за тебя. — Что??? — такой ультиматум поверг Сузаку в шок, тот выпрямился и посмотрел в глаза другу: стало ясно, что он не шутит. Неужели он настолько достал его этим, что он готов пойти на это? — Что слышал. Шуруй уже, — после этих слов Сугасано был безжалостно выдвинут за дверь и отправлен на произвол судьбы. Признаться Канате. Звучало сложно, а сделать было невозможно. Как вы себе это представляете? «Хэй, Каната, привет! Я тебя люблю!»? Нет, определенно нет! Аллен не видел никаких вариантов, но что поделать? Лучше признается он сам, нежели его дражайший друг. Их прогулка не была особенной или чем-то вроде. Даже наоборот, она была слишком обычной и такой же, как и остальные. Они гуляли, зашли где-то перекусить, снова гуляли. Правда так было ровно до того момента, как на них сверху обрушился ливень, грозившийся стать причиной простуды любого из них. Оба парня были совершенно к этому не готовы, ибо Сугасано даже не посмотрел прогноз погоды, ведь когда он выходил, на небе не было ни облачка, а Каната просто забыл взять зонт, пусть и знал про дождь. Недолго думая, Аллен снял свою куртку и надел ее прямо на голову Ятоноками, который тут же принялся ее снимать и что-то агрессивно высказывать против этого, но был остановлен парой сильных рук. — Из нас двоих заболеешь, скорее всего, ты, поэтому, пожалуйста, потерпи так до момента твоего возвращения домой, — его голос звучал даже слишком серьезно, поэтому Каната молча принял это, но с таким лицом, словно для него подобное означало лишь гибель. На самом деле для Канаты это гибель и означало, ведь он совсем не мог заставить свое сердце успокоиться, а лицо перестать краснеть. Мысленно поблагодарив тучи за темноту, он быстрым шагом направился в сторону своего дома, мечтая побыстрее туда добраться и пережить этот кошмар где-то внутри, вжавшись алым лицом в колени и пытаясь забыть этот кошмар. Но тогда он еще не знал, что куртка — меньшее из всех зол, что приготовил ему день. Стоило им с Алленом удачно дошагать до дома Ятоноками, как произошел некий инцидент, который обоим было невероятно трудно пережить. Стоя у входной двери, Каната развернулся, чтобы впихнуть Аллену его куртку и отправить к нему домой, но вместо этого был резко прижат к стене. Любые слова вылетели из головы, а потом там и вовсе стало пусто, когда Ятоноками почувствовал прикосновение к своим губам, нежное, робкое, но в тоже время наполненное любовью, что переливалась через край. Не зная, что делать в таких ситуациях, Каната стоял как статуя с широко распахнутыми глазами, не веря в происходящее. Отстранившийся Сугасано горько усмехнулся, неловко посмотрел по сторонам, бросил что-то на прощание и тут же убежал. Каната даже не знал, что делать. Он простоял под этим дождем еще несколько минут, пока Наюта не загнал его в дом, где начал отчитывать брата за то, что тот совершенно не думает о себе и своем здоровье. Но Каната даже не слышал этих слов. Он все еще пытался понять, что ему делать и как себя вести, неосознанно прижимая куртку Аллена все ближе к себе. — Ну как, признался? — это был первый вопрос, который услышал Сугасано по возвращению в квартиру. На удивление ответа не последовало. Хаджун даже вышел проверить, точно ли это его друг вернулся. Да, это определенно был Аллен, который сидел с бледным лицом у двери и не говорил не слова. — Тебя отвергли? — спросил Ён подходя ближе. — …я его поцеловал, — сказал Аллен, — поцеловал, даже не признавшись. — Что ты сделал?! Ты что, идиот??? — в этот раз молчание нарушил Анн, который высунулся из своей комнаты с ошарашенным лицом. Сразу стало ясно, что никто из его друзей такой способ признания не одобряет. — Это ты называешь признанием? — удивленно посмотрел на него Хаджун. Видимо плаксивые ночи не закончатся никогда. Нет, ну серьезно, это насколько надо быть идиотом, чтобы так поступить???? Ён подозревал, что в делах любовных у этого помешанного на хип-хопе опыта вообще никакого нет, и это было понятно и подкреплено многими фактами, но тот надеялся на то, что ему хотя бы хватит мозгов не поступать настолько глупо. С тяжелым вздохом он направился в гостиную, прекрасно понимая, что их ждет очередная порция от их неудачника в делах любовных. К слову, в доме у братьев Ятоноками все тоже было далеко не так гладко. Слава высшим силам, но Наюта додумался не говорить своему брату о том, что видел их с Алленом поцелуй, иначе несчастный Каната бы умер в ту же секунду. Но зато Наюта четко понимал, что сказать хоть что-нибудь да надо, иначе его братец может наломать таких дров, что всю жизнь будет жалеть об этом. — Каната, — позвав своего брата, который был полностью укутан в одеяло, Наюта продолжил развешивать одежду, то и дело бросая взгляды на куртку Сугасано, которую явно придется возвращать, — если ты не хочешь потерять дорогого себе человека, то стоит хоть один раз сказать ему правду. — Не неси чепухи, ты ведь и сам знаешь, что мне никто не дорог, кроме тебя, — снова нагло соврав, Ятоноками закутался в одеяло еще сильнее, прокручивая слова брата в голове снова и снова. Потерять Аллена. На людях Каната сказал бы, что это лучшая перспектива в его жизни, но вот сам он так не считал. Мигающая всеми цветами надпись давным-давно поменяла свое содержание, ведь теперь там красовалось «Ятоноками Каната любит Сугасано Аллена». Казалось бы, быть влюбленным и любить — две одинаковые вещи, но на практике оказалось совсем по-другому. — В любом случае, куртку вернешь ему сам, — Ятоноками младший уселся рядом с братом, которому сейчас по-хорошему излить свою душу, но этого Наюта бы не дождался. Поэтому стоит молча ждать, пока Каната наконец-то решится сказать этому придурку все самостоятельно. Отдать куртку надо, как и жизненно необходимо увидеть Аллена. Хотелось увидеть его так сильно, что Ятоноками наплевал на все самые неблагоприятные факторы (хотя сам себе сказал, что просто хочет поскорее избавиться от этой проблемы и просто сделать свою жизнь спокойнее), схватил скейт и покатился прямиком к Сугасано домой. Где-то на середине дороги он стал чувствовать себя совсем неважно, были даже мысли развернуться и поехать домой, но стоило ему представить лицо Наюты, он продолжил свой путь к этому одержимому. «Чертов Сузаку, ненавижу!» — прорычал про себя Ятоноками, после чего совершенно неудачно навернулся и упал, весело прокатившись по земле. После чего гора матов (уже вслух) обрушилась на плечи несчастного Сугасано, которые только усилились после того, как Ятоноками понял, что упал в лужу и что его злосчастный скейт сломался. Видимо, когда Каната встретит Аллена, то запихнет ему его куртку в одно место да поглубже, чтобы больше не думал совершать таких идиотских поступков. Бежать, оставалось только бежать, причем к дому Сугасано, ведь как бы не хотелось вернуться к Наюте, но добежать до дома Аллена заняло бы минуты 3-4, а бежать обратно заняло бы минут 15, если не больше. — Какой идиот настолько сильно долбится в дверь? — Анн закатил глаза, когда, держась за раскалывающуюся голову (ибо это была еще одна бессонная ночь, во время которой они с Хаджуном пытались успокоить их непутевого друга), пошел открывать дверь. Сложно представить его удивление, когда за дверью оказалась причина всех этих бессонных ночей, причем не в самом лучшем виде. — Где, — запыхавшийся и полностью измученный Ятоноками стоял в дверях и своим недовольным взглядом искал уже свою причину головных болей. — Каната? — удивленно спросил Аллен, когда удивленно выбежал на звук знакомого голоса, — зачем ты.? — А ты разве не для этого мне свою ебучую куртку оставил, а? — с недовольным лицом впихнув ему в руки куртку, Ятоноками уже собирался развернуться и уйти, когда его остановила сильная рука. — Я тебя в таком виде не выпущу. Ты себя видел? Хотя бы переоденься, — с этими словами Сугасано затянул явно недовольного Канату (который был явно не против, но сам бы этого никогда не признал) в квартиру, а после и в свою комнату, где начал потрошить шкаф в поисках подходящей для Ятоноками одежды. — Свои тряпки мне собираешься дать? Думаешь, я приму? — нахмуренный Каната скрестил руки на груди, смотря на Аллена как на идиота. — Не думаю, что ты примешь вещи кого-то еще, — ну, в этом Сугасано был абсолютно прав. А идти домой в грязных и промокших шмотках парню не особо-то и хотелось, но осознание реакции Наюты на своего брата в чужих вещах… пугало. Возможно, несчастного даже пришлось бы откачивать. — Я подожду, пока мои вещи высохнут, — прорычал Каната. — Если будешь ждать в мокром, то точно заболеешь, — с этими словами Аллен протянул ему какие-то из своих вещей. Каната не привык получать заботу от кого-то, кроме Наюты. Особенно от такого человека, как Аллен. Это было пугающе, но черт, как же это было приятно. — Эй, Каната, — снова этот тон. Ятоноками слишком хорошо с ним знаком и прекрасно понимает, что будет за ним следовать, — я… прости Совершенно не то, что он ожидал услышать. Каната уже придумал тысячу и одну идею, как язвительно ответить на признание Аллена, но так ясно, чтобы Сугасано понял, что его далеко не отшивают, а наоборот. Неужели этот кретин решил слиться? Нет, этому ни в коем случае нельзя было случиться. Прощаться с этим придурком никак не хотелось, но как сказать? Что сказать? Как поступить? Куча вопросов крутилась в его голове, пока он стоял с максимально глупым видом и смотрел на Аллена. Недолго думая, он выплюнул первое, что пришло в голову: — Я тебя тоже, — короткое, четкое, ровное и резкое. Полностью красные щеки и глаза, которые сразу же опустились вниз говорили о том, насколько трудно далась ему одна эта фраза. — Чего???? — немного опешивший Аллен удивленно посмотрел на него в полном непонимании. Он что… это было… признание? Немного оторопев Аллен не знал: ему сейчас радоваться или убегать от Ятоноками? — Ты. тц. Оглох что ли? Второй раз повторять не буду! — Каната моментально вспыхнул. Он тут ему зря что ли такие громкие слова сказал. Да, может он и не сказал тех самых слов, но зато он был уверен, что Аллен чувствует это. Чувствует это напряжение между ними. Через секунду недовольный Каната был принудительно (никогда не признает, что хотел этого) обездвижен (заключен в объятия) этим полным идиотом, который по неизвестной причине все еще жив, а не помер от счастья. — Задушишь же, — прорычал Ятоноками, но вопреки своим словам обнял Сугасано в ответ. — Задушишь, Сузаку, — пробурчал Каната, когда почувствовал, как его обняли со спины. Когда он повернулся, то увидел сияющее лицо Сугасано. Что же, такому противостоять еще сложнее. — Ты всегда так говоришь, но я тебя еще ни разу не задушил! — радостно заметил Аллен, когда выпустил Канату из объятий и осторожно взял за руку, уводя с красиво украшенной центральной улицы в какое-то очередное уединенное место (и где он их вообще находит, навигатор хуев). — Куда ты ведешь меня в этот раз? — проворчал якобы недовольный Ятоноками, который никогда не был против того, чтобы гулять с Алленом в месте, где никто не может их увидеть и им помешать. — Тебе понравится, я уверен, — Сузаку лишь широко улыбнулся, а потом слегка сильнее сжал руку Канаты, а потом и вовсе переплел их пальцы. — Ты слишком самоуверен, — Ятоноками фыркнул, прекрасно понимая, что ему ведь в любом случае понравится. — Я бы не был таким, если бы не являлся твоим парнем, — с этими словами он игриво подмигнул, чем заставил Канату покраснеть не то от смущения, не то от гнева. Через несколько секунд Аллен убегал от него, пока тот со злобным и красным лицом пытался его испинать. Честно, Каната не пожалел, что пошел за Алленом в этот день. Отпраздновать Рождество и свой день рождения с этим человеком было не такой уж и плохой идеей, как сначала могло показаться. Особенно когда Ятоноками увидел небольшой уютный домик, украшенный и мерцающий. — Я очень долго откладывал на это свою зарплату, даже пришлось работать на Хаджуна, чтобы точно все прошло идеально, — неловко почесав затылок Аллен открыл ворота дома и завел Канату внутрь. — Идиот… мне всего этого не надо было… хватило бы… — последующее слово он проглотил, ведь прекрасно осознавал, Аллен и так поймет, что там дальше было. — Но я хотел подарить тебе самые волшебные выходные, в конце концов… я ведь люблю тебя, — неловко произнес Сугасано. — Придурок, — с этими словами Каната лишь притянул Аллена и поцеловал, долго и тепло, от чего сердце Сузаку пустилось в пляс. Что же, за эти два дня Каната увидел слишком многое: Аллена в костюме Санты; Аллена, который чуть не спалил чужую кухню; Аллена, который нежнейшим образом дарил ему подарок на день рождения; и еще много, много Аллена. На утро второго дня Ятоноками проснулся раньше, и аккуратно прижался телом чуть ближе. Он очень благодарен ему за эти дни, очень благодарен за любовь, и за то, что он с ним. — Каната? Ты довольно рано, — кажется, Сугасано так остро реагировал на все его даже малейшие движения, что Ятоноками это порядком пугало, — чего ты так тихо смотришь на меня? Задушить хочешь? — Конечно, это и собрался сделать, — осторожно перевернувшись и заняв свое законное место на Аллене, Каната оперся локтями на его грудь и заглянул в глаза. После чего он снова аккуратно наклонился и поцеловал его, что уж совсем никак не укладывалось в голове Сузаку. — В последнее время ты слишком уж нежный, на тебя не похоже. Кто ты и куда дел моего любимого Канату? — Аллен рассмеялся и поцеловал своего парня в кончик носа. — А ты слишком болтливый. Однажды я откушу твой чертов рот, — прорычал Ятоноками, но вместо рта он укусил Аллена за шею. Тот тихо и хрипло рассмеялся, притягивая Канату ближе, вовлекая в еще один бесконечный поцелуй и счастливо улыбаясь. Кажется, их история только началась.