Орёл или решка?

      — Орёл или решка?       Авантюрин улыбается-скалится до тошноты самоуверенно, когда бездумно подбрасывает небольшую блестящую монетку. Веритас неосознанно следит за ней взглядом — вот она блестит левым боком, вот правым, вот — скрывается из виду, пойманная в кулак. Ничего хорошего это, в общем-то, не сулит, хотя о чём говорить, если они уже наедине в гостиничном номере — который, иронично, сняли самостоятельно, а не оказались несчастными соседями по воле случая, — а девушка на ресепшене многозначно им улыбнулась, ещё пару мгновений провожая их насмешливым взглядом. Веритас, на самом деле, не сильно удивится, если стекла в этих отвратительных розовых очках Авантюрина — о эоны, кто их вообще ему дал? — сделаны на заказ, и на них время от времени мелькает надпись «я с ним трахаюсь, не завидуйте» и стрелочка в сторону него, Веритаса.       — Отвали.       Но Авантюрин лишь передвигается ближе, запускает руки ему под одежду, как бы невзначай целует оголенные участки кожи. Веритас не сопротивляется, сопротивляться глупо, когда тебя домогается собственный любовник. Ну то есть тот, кто себя считает твоим любовником. Или тот, кому нравится, когда ты вдавливаешь его в кровать или любую другую поверхность. Или тот, кому ты иногда позволяешь брать инициативу в свои руки, и, скрепя сердце, отдаёшься ему сам. В общем и целом их отношения по большей и самой иррациональной части состояли на шестьдесят процентов из взаимной неприязни и на сорок — из удивительной синергии в сексе.       — Значит, орёл? — Авантюрин кивает сам себе. Веритас смотрит на него через плечо — «я не собираюсь подыгрывать»; Авантюрин ловит его взгляд — «тебе понравится». — Орёл, и ты трахаешь меня на этой кровати, как хочешь ты, — он противно подмигивает, будто бы перед ним мальчик по вызову, а не член гильдии эрудитов, — решка — я трахаю тебя на этой кровати как захочу.       И монетка снова оказывается в полете.       Говоря откровенно, Веритас знает, что у этой монетки обе стороны одинаковые, и шансов на победу — даже с учётом того, что он не согласился на очередную игру, — у него нет. У него в принципе нет шансов против Авантюрина в играх, заточенных под азарт — в них нет места рациональности. Веритас всё ещё может рассчитать возможные исходы, но какой в этом смысл, если игра может закончиться, даже не начавшись, и Авантюрин просто оседлает его бёдра?       Но стоило отдать должное: иррациональный секс — лучше того, где всё измерено вплоть до глубины толчков. Все прошлые партнёры Веритаса позволяли ему вести, и он вёл — чётко по граням, чётко по инструкции, чётко по своим расчётам. Авантюрин тоже позволял ему вести — иногда, — но не до конца. Оставлял последнее слово за собой: в последний момент мог кончить раньше расчётов или наоборот начать второй заход, не закончив нормально первый. И это — надо признать, — интриговало.       Авантюрин умел в спонтанный секс, Рацио точно знал, где погладить, а где лизнуть, чтобы партнёр получил максимальное удовольствие. Идеальная неидеальная пара.       — Решка. Веришь?       — На ней решка с двух сторон, — Веритас откидывается назад, спиной прижимается к груди Авантюрина, — это развод.       — Нет! — Авантюрин хлопает его по ляжке, затем ведёт рукой дальше, оглаживает его спокойный член через одежду. — Это стратегия!       Веритас молчит пару секунд, обдумывая всю сложившуюся ситуацию. С одной стороны — он всё ещё трахается с ебанным Авантюрином, а с другой — у него не то чтобы есть альтернатива в ближайшем представленном будущем. Поэтому — ладно. Он разворачивается и целует Авантюрина сам.       «Поцелуй — хорошее заключение сделки, — как-то так сказал Авантюрин в их первый раз, — поцелуй меня, если согласен трахнуть прямо на этом столе». И Веритас поцеловал. Из чистого интереса и недотраха, и соображений, что в ближайшие космические часы не найдёт поблизости никого подходящего под его критерии.       Авантюрин в них подходил слишком хорошо.       — Так веришь? — Его руки уже во всю снимают его «эти чёртовы шлюшьи тряпки» — Веритас отчётливо помнит, как услышал это определение его одежды впервые, и как долго и мучительно всхлипывал под ним Авантюрин, — обнажая светлую кожу.       И Веритасу ничего не оставалось кроме, как фыркнуть — для галочки, — и ответить:       — Верить тебе могут лишь идиоты.       Авантюрин привык считать это за «да».       В отношении Веритаса всегда приходится читать между строк, видеть то, чего нет, и чуть ли не самому придумывать сюжеты их игр. Это выматывает, но это того стоит — Веритас красив, и красота его расцветает с новой силой, когда он прогибается в пояснице и тихо стонет куда-то себе в локоть из-за его, Авантюрина, члена в заднице.       — Будь хорошим мальчиком, — по-лисьи улыбается Авантюрин, толкая его назад; скомканная простынь неприятно врезается в обнаженную кожу. Веритас пытается осознать, когда с него успели стянуть штаны. — Подготовь себя сам, ладно?       Авантюрин раздевается нарочито медленно и, будто бы специально, не отводит от него взгляд. Это должно смущать, но Веритас испытывает лишь странный коктейль из смеси возбуждения и раздражения. Авантюрин сам по себе такой: раздражающий до скрипа зубов, но в то же время такой сексуальный в этой своей иррациональности, что порой Веритасу действительно хочется трахнуть его в каком-нибудь коридоре. Или чтобы он ему отсосал. Или отсосать самому. Неважно.       — Ты гребанный извращенец, — шипит Веритас, когда в него кидают тюбик со смазкой. На яркой этикетке написано «клубника», и Веритас клянётся, что вот это сейчас его бесит даже больше ебанных розовых очков.       — Вовсе нет? — Авантюрин невинно хлопает глазами.       — Это аксиома.       Веритас вводит в себя первый палец. Смазка пахнет ещё приторней, чем он рассчитывал; хочется почти серьёзно спросить не слипнется ли от этой сильно пахнущей хероты его задница, но вместо этого он добавляет второй палец, начиная растягивать себя. Краем глаза он видит, как Авантюрин жадно пожирает его глазами и надрачивает себе. О, ему, очевидно, очень нравится Веритас с пальцами в заднице.       Это забавляет.       Намерено найдя нужный угол, Веритас толкается пальцами особенно глубоко и несдержанно стонет. Авантюрин тут же сглатывает и, кажется, перестаёт дышать.       Гребанный извращенец.       — Думаешь я уже могу трахнуть тебя? — Голос Авантюрина — хриплый, возбужденный; Веритас думает, что, наверное, нужно будет как-нибудь заставить его кончить, просто наблюдая за ним и его развлечением.       — А тебе так неймётся? — Слова даются тяжело, но Веритас не намерен сдаваться. Он будет выебан, но выебан с гордостью.       — Да.       — Тогда вперёд, — он убирает пальцы и шире раздвигает ноги, — ты ведь хочешь видеть моё лицо, я прав?       — О эоны, — вздыхает Авантюрин почти влюбленно. — Да. Да, чёрт возьми!       И он входит за одно движение. Веритаса бьёт мелкая дрожь.       — Ты такой горячий, — Шепчет Авантюрин ему в шею, попутно целуя и облизывая вены, словно собака, — ты такой красивый, ты так принимаешь меня…       От каждого толчка, не имеющего ничего общего с предыдущими, Веритаса подкидывает — чёртов ублюдок каждый раз попадает точно по простате. Он тянется руками к его шее и несильно сжимает — достаточно для того, чтобы Авантюрин хрипло простонал. Он любит азарт, а удушье — прекрасный триггер. Веритас знает.       Авантюрин тем временем продолжает шептать ему что-то о том, какой он прекрасный, замечательный, и что он готов кончить только от вида того, как его член исчезает в заднице; Веритас едва мог различить что-то в потоке безудержных слов.       — Эй, — зовёт он, и стоит Авантюрину поднять голову, целует его, не давая ни вздохнуть, ни что-то сказать.       Обычно они не целуются, но обычно и Авантюрин не горит желанием его трахать.       Это даже забавно, если учитывать, что этого хватает для того, чтобы Авантюрин кончил. Веритас спускает себе на живот следом — то, как Авантюрин льнёт к нему, как пульсирует внутри него его член, как изливается в него сперма — Рацио кажется, что он словил перегрузку.              — Блять.       — Ага.       Они пытаются отдышаться пару долгих минут. Веритасу кажется, что ещё немного и он поймает умиротворение и покой, и даже позволит себе немного задремать в тёплых объятьях.       Но Авантюрин считает иначе. Он приподнимается над ним и, улыбаясь всё также противно, спрашивает:       — Орёл или решка?