Этюд в багровых тонах.

Дело об убийстве торговца предметами искусства похоже на сотни и тысячи дел, расследованных Маркусом за очень долгую жизнь. Они все похожи. Достаточно найти мотив и средство, как станет ясен круг подозреваемых. Проверка алиби, допросы, улики. Должно было бы надоесть, да только не надоело. Каждый случай уникален, как индивидуальны все люди, пусть даже у них похожие проблемы. И только у него самого такие, каких ни у кого нет, но не о том разговор. Итак, Эндрю Рейнольдс, пятидесяти четырёх лет, был найден у себя дома с проломленной головой. Тело обнаружила домработница. К тому времени мистер Рейнольдс был мёртв от двадцати шести до тридцати часов судя по отчёту Эллы Лопес. Орудия убийства на месте не было. Смерть от удара тупым предметом… не так много. Дело поручили детективу Деккер. Пока Хлоя опрашивала домработницу, её «гражданский консультант» разглядывал картины в подсобном помещении и совершенно случайно, как это у него водится, обнаружил инвентарный номер ERR. Маркус хмыкает. Никто не задался вопросом, откуда Морнингстар вообще знал, как выглядела маркировка предметов искусства нацистами. Непонятно, на что можно списать такую слепоглухоту окружающих на странности: на недалёкость конкретных людей или личное обаяние владыки Ада. Хотя возможны и другие причины. Мисс Лопес склонна считать всех хорошими и не обращать внимания на мелочи. А мисс Деккер закроет глаза на всё, что будет мешать ей видеть мир привычным. Но вернёмся к мотиву, думает лейтенант Пирс, перебирая бумаги. Рейнольдс оказался не только владельцем собственной картинной галереи, меценатом, поддерживающим молодых художников, но и торговцем краденым. Спасибо, опять-таки связям мистера Морнингстара, позволившим за рекордные три часа получить сводку по чёрному рынку. Убиенный последние двадцать лет был широко известным в узких кругах оценщиком для людей, не спешивших нести живопись на официальную экспертизу. И посредником для сделок купли-продажи. За неделю до убийства к нему обратились с предложением продать партию картин, полученных в наследство от дедушки, оберштурмбаннфюрера СС. Информаторы Маркуса подтвердили верность сведений, хотя это заняло сутки. Что ж, даже тысячелетия спустя Пирс всего лишь человек. Допрос внука оберштурмбаннфюрера, проведённый при участии живого детектора лжи, мистера Морнингстара, показал, что мотива для убийства у продавца не было. Мистер Рейнольдс неделю назад выкупил всю коллекцию и рассчитался. Зато они получили полный инвентарный список. Тридцать две картины и одна статуэтка богини победы. Где там перечень улик из квартиры? Только картины. Статуэтки нет. Не она ли – орудие убийства? – Ничего не понимаю, – мотает головой Деккер. – Да, статуэтка пропала. Но кому она так понадобилась? Вон Люцифер говорит, что ценности в ней нет. Почти ширпотреб, только девятнадцатого века. – Я только отметил, детектив, – уточняет Дьявол мягко, – что по сравнению с картинами цена статуэтки невелика. – Но ни одна картина не пропала, – перебивает Хлоя, – значит дело не в них, а в скульптуре. Маркус мог бы оспорить данный тезис, но зачем? Ответов у него нет. Сейчас важнее решить, что делать дальше. – Что вы можете сказать про это убийство, с точки зрения эксперта, мисс Лопес? – спрашивает Маркус. Может нестандартное мышление Эллы подтолкнёт собственную вязкую мысль. – Хотя мы не нашли ни одного постороннего отпечатка, это преступление кажется скорее совершенным в гневе, чем спланированным. По расчёту обычно выбирают более надёжные варианты, чем удар в голову. – Если это гнев, – раздумчиво произносит Люцифер, – то преступник может захотеть посмотреть на результат. – В квартиру ему сейчас не попасть. Когда там у нас похороны? – подхватывает Маркус. – Надо организовать съёмку всех, кто придёт. – Обязательно, – кивает Хлоя. – Но сегодня ещё поминки. Сотрудница галерии говорила, что они решили не откладывать открытие выставки последнего молодого дарования, а совместить с проводами. «Мистеру Рейнольдсу бы понравилось». Ага. Только боюсь, появиться там со значками – это гарантировано отпугнуть преступника. А меня там видели. – А меня нет, – говорит Люцифер, – когда ты была в галерее, я ездил к информатору. – Я достану билет, не будь я дьявол. – Тебе опасно идти одному! И ты не полицейский, – возражает Деккер. В этом Маркус готов её поддержать. – Я схожу. Меня точно никто не знает. – О, вы будете очаровательны в смокинге, господин лейтенант. Дьявол смеётся одними глазами и почти мурлычет. Хорошо, что реплику спишут на подчёркнутую пансексуальность Люцифера и его пренебрежение к правилам приличий. А смокинг у Маркуса есть. Зал оформлен причудливыми чёрно-белыми полотнами с абстракциями. Подсветка делает их похожими на витражи. В сочетании с ярко-красными предметами, от пуфика до пианино, помещение производит впечатление. Только что именно хотел сказать автор остаётся для Маркуса полной загадкой. Немногочисленные посетители с серьёзными лицами бродят от экспоната к экспонату. И, кажется, тоже не понимают ни-че-го. – Тебе не нравится? – спрашивает Дьявол. Маркус качает головой. – Искусство закончилось в Риме. Ну ещё Возрождение я готов засчитать. А тут… никакой техники, никакого мастерства. – Не скажи, – Люцифер щурится довольно, не отрывая взгляд от сложной драпировки из алой ткани. – Они вызывают эмоции. Средство выражения вторично. Тем более что тут, поверь мне, технически тоже всё непросто. Маркус не хочет спорить, но собирается предложить поехать на выходные в Нью-Йорк, провести весь день в музее Метрополитен, когда голос сзади прерывает его размышления. – Вы вправду так думаете? – молодой человек лет двадцати пяти обращается к Люциферу. – Несомненно. Я никогда не лгу. А вы автор? Судя по выступившему на лице собеседника румянцу, Дьявол угадал. – Да, и поверьте, это так важно, что вы заметили! – Да? – Люцифер подаётся чуть вперёд. Маркус опознаёт, когда Дьявол включает своё обаяние. Значит что-то почуял. На всякий случай стоит чуть переместиться, чтобы удобнее было действовать. – А почему именно? – Потому что я два года вынашивал идею этой выставки! Подбирал декор. Думал над каждой складкой. А этот козёл Рейнольдс сказал, что любой середнячок XIX века в разы больший мастер, чем я! Теперь небось в морге вертится, что его поминки идут на моей выставке! – А статуэтка Ники осталась у вас? – уточняет Люцифер. – В пуфик спрятал. Пусть посетители задницами садятся на столь дорогое старику творение! Ну вот собственно и всё, думает Маркус. Дальше дело техники. Час спустя подозреваемый едет в участок вместе с изъятой по всем правилам уликой со следами крови, а в опустевшем зале сидит у красного пианино о чём-то задумавшийся печальный Дьявол. – Ты чего? – спрашивает Маркус, подходя к Люциферу. Пиджак его смокинга брошен на стул, бабочка развязана, жилет расстёгнут. – Скажи мне, Каин, – говорит Люцифер, глядя в глаза, – почему для некоторых людей становится настолько важно собственное восприятие, что они готовы убить любого, кто думает иначе? Как человек мне скажи. Я вот, как ангел, не знаю. Маркус делает шаг и обнимает бессмертного, проводя по спине, ощущая сквозь тонкую ткань рубашки и жилета шрамы от крыльев. – Не знаю. Наверно это роднит ангелов и людей. Твои братья готовы убить и растерзать тебя за то, что ты думаешь не так, как они. – По образу и подобию, да. Люцифер крепко обнимает в ответ.