Сквозь свитер

— и вот! Готово! — сказал Лосяш и повесил на стену засушенных бабочек в своей комнате в каюте на Пинолете. Мужчина лет 40, чье реальное имя Алексей, попросивший звать себя Лосяш, просто обожал насекомых, особенно бабочек, жаль, что его никто так и не понял, но все же… — Лосяш! Нужна помощь! — сказал ему немец, чье прозвище Пин, хотя по паспорту Отто. Немец подошёл к другу и начал восхищаться. — ого, какой красивый насекомые! — восхитился он с немецким акцентом. — да, это бабочки, друг мой интересующийся. Они прекрасны, жаль, что кто не понимает это. — nein. Я понимать. Это есть красивий создания. — ответил Пин и посмотрел на Лосяша, подмигивая. Алексей Альбертович посмотрел на милое лицо Отто с долей восхищения и влюбленности. Учёный медленно понимал, что постепенно влюбляется нежного брюнета с большими глазами из Германии, ведь он был из тех людей, которые его могли поддержать. — да, а что ты хочешь, друг мой привле… — я хотеть взять деталька один, я должен починить душевой шланг. Я помню, что у тебя быть коробка с запчасти. Лосяш покраснел и не отходил от него очень долгое время, пока, рассмотрев комнату, не увидел железную коробку из-под печенья, купленную в 90х. Он вручил её в руки Пину. — danke schön! — поблагодарил он и ушел чинить душ. Ученый стоял в ступоре, видя позади завязанный хвост из черных блестящих волос и широкие плечи с сужающейся талией. Фигура немного женственная, но она не мешала влюбить немца в Алексея Альбертовича. Пин резко хлопнул дверью перед ученым и немного пошатнул полки в его каюте. Вещи не были сломаны, но вот несколько химикатов и рамка с засушенными насекомыми упали на землю, что даже один упал на ученого в халате, оставив несколько небольших порезов на затылке, что даже не больно, но белый халат сильно пострадал. На месте ранений приземлилось несколько мертвых бабочек и Лосяш забеспокоился, что несколько из них будут не в презентабельном виде. Прибирая их всех с тела, мужчина поместил чешуекрылых снова в рамку, но их крылья были немного повреждены. Увидев себя, учёный выбросил в мусор халат и одел очень теплый свитер. Не понятно почему, но Алексей Альбертович сильно мерз постоянно, пока его друг Отто всегда ходил с закатанными рукавами, а когда немец жил на Земле, он спал с открытыми окнами даже в -41°. Из-за своей любви к холоду Лосяш и дал ему прозвище «Пингвин», а затем «Пин». Спина Лосяша сильно чесалась и горела, хотя химикаты на неё не попали. Впервые ему стало жарко и он хотя бы не стал мерзнуть. Но… Ученому было не по себе, он влюбился… Влюбился в своего партнёра по изобретениям. Одна мысль о нём заставляла его думать о хорошем. Алексей Альбертович готов был словно взлететь к нему. Каждая его мысль была про его любимого немца и он не смог бы отпустить парня. Думая о нем, на спине под свитером ученого что-то горело и шевелилось, но он не предавал этому значения. Пин начитает догадываться. Немец видел, как его партнёр смотрел как на идола и волновался. Мысль о том, что Лосяш и в него смог бы влюбиться вдохновляла его и он был бы рад, если бы это было так. К счастью, Отто мог работать спокойно и чинил свой граммофон, на которой он обычно проигрывал пластинки любимой певицы Козетты. Спасибо его комнате, что у него были и запчасти для него. — я надеюсь, что Лосяш мне признаться когда-то. — сказал в слух Пин. Пойдя в душ, Алексей Альбертович подготовил все, что нужно для того, чтобы помыться. Снимая свитер, на спине у него что-то мешало, будто что-то росло. Что-то пока белое и полупрозрачное. Умываясь в душе, ученый стёр щеткой для спины 2 отростка на лопатке и хотел бы забыть о них. Вытираясь полотенцем, он подобрал 2 отростка и быстро выбросил в мусорку возле туалета. Одев халат, Лосяш шел в сторону своей каюты, но в один момент подошёл подсмотреть за Пином, который также направлялся в душ. Немец закрыл дверь, так что ученым не смог бы подсматривать за ним. С этой грустной мыслью в голове Алексей Альбертович ушел к себе. Снимая халат перед зеркалом, Лосяш почувствовал что-то за спиной. Оно словно росло и не прекращалось, когда мужчина думал о своем возлюбленном. Спина будто жгла и резало больно кожу, и с каждым моментом все больше и больше. Ученым смог подвигать этими отростками немного, но они пока что немного болели и выглядели как непроглаженная ткань. — феноменально! — воскликнул мужчина. На спине Лосяш разглядел пару крылышек бело-прозрачного цвета с разноцветными узорами за спиной. Запаниковав, он их оторвал и выбросил на пол, как инородный объект. — я схожу с ума… Алексей Альбертович оделся и свитером скрыл свои шрамы, на которых были частички полупрозрачных крылышек на пол и они рассыпались, как пыль. Из душа выходил Отто. Возле открытой двери каюты ученого шёл парень лет 30, чье тело прикрывало одно полотенце снизу, а другое было занято покрытием головы для его волос, которые он тер, чтобы высохли. Заметив Лосяша, который смотрел на него, Пин посмотрел на его голубые глаза и заметил его влюбленный взгляд, но потом мило усмехнулся. Учёный не выдержал и просто пялился на его полуголое худое тело, краснея. Лицо и спина Лосяша горели словно от любви, будо бы он вот-вот на крыльях бабочки и взлетит. Они снова отрасли. Лосеву было слишком некомфортно не только от эмоционального состояния, но и от наличия крылышек. Учёный больше всего боялся того, что его отвергнет друг. Они с Пином были только друзьями, не более, но как только Лосяш увидел, что прекрасный немец проявил к нему внимание, его бабочки в животе запорхали настолько, что чувство кололо сильно. Он словно сам стал бабочкой и ученому хотелось как можно быстрее улететь. Из-под свитера выглядывало 2 радужных разноцветных крыла, оставляя сквозь петли дырки. Лосяш уже не мог их оторвать со спины, даже прикладывая силу, его чувства к парню были сильнее и он думал только о нем. Немного успокоившись, Алексей закрыл дверь каюты и глубоко дышал, отводя мысли от Отто. Он смотрел на свои картины Ромашковой Долины, свои засушенные бабочки, вспомнил, как его ценят друзья и никогда не бросят. Лосяш снова совершил попытку и оторвал со спины радужные крылья, попытаясь не испытывать какие-либо эмоции. Учёный взял с книги полку и тихо начал читать, не думая о женственном и нежном брюнете. Пин этим временем в своей каюте приводил свои волосы по плечи в порядок. Подсушил феном и завязал в хвостик. Собираясь одеваться, немец заметил, как возле входа стояла коробка с запчастями, которые нужно вернуть. — Лосяш! Майн готт! Я должен вернуть её! Отто быстро оделся и побежал с коробкой к Алексею Альбертовичу. — Лосяш! Открывайт! Пингвин пришель! — закричал немец, стуча по закрытой двери учёного. Чтение книги за удобным креслом прервал голос с немецким акцентом. Спина снова разорвалась и из-под свитера вылезли крылышки. — Лосяш! Я иметь дело! — кричал и стучал он дверь. Все больше и больше краснея, учёный волновался из-за его существовании. Крылья стали только больше и крепче и сильно мешали со спины Лосева. — АЛЬБЕРТ АЛЕКСЕЕВИЧ! — крикнул немец, перепутав имя и отчество. — дело плохо… Лосяш со спины силой сложил крылья вниз и их было не так видно, как могло бы показаться. Левой рукой он придерживал их за спиной, пока правой открыл дверь с помощью кнопки. — друг мой… э… что тебе нужно? — в моей комнате оказаться коробка. Я забыть тебе вернуть её, когда чинить душ и граммофон. Пин заметил, как Лосяш держал у себя за спиной что-то радужное и блестящее. — Лосяшь, знать, чтобы то ни стало, простить, что я назвать тебя тем именем… Я хотеть привлечь твое внимание. Алексей отпустил с руки крылья и подошел к нему поближе. — друг мой… Ученый отложил с его рук коробку и положил на полку, прикасавшись к его ручкам. Они были немного грубоватыми и грязными, но очень теплыми. Отто был очень теплым человеком и его руки и ноги постоянно были горячими. Так, сами по себе. Немец в доме мог даже ходить без носков по голову полу и он даже не заболеет! А самое приятное для него касание, или холодный металл, или холодные руки Алексея Альбертовича. — такие руки… das ist sehr kalt! Радужные крылья Лосяша стали ещё чуть больше и расправились после его теплых слов и Пин увидел их впервые. — Лосяшь… Что происходить? Алексею стало очень стыдно перед ним и его новые конечности зашевелились и он мог бы вот-вот взлететь. Отто испугался его сначала, но быстро успокоился. — прости меня, друг мой. Я не знаю, как это произошло с моим телом и почему. — но Лосяш, они есть очень красивые. Ты можешь на них лететь? Они мило переглянулись. — Пин, дорогой мой, пожалуйста, отрежь их как можно быстрее или вырви! — резко заявил учёный. Немец подошёл к нему спиной и потрогал крылья. Со всей силой он потянул за них, но не вырывались. Взяв ножницы со стола, Отто отрезал крылья у корней на спине, бросая их на пол. Конечности немного оставили кровь, но Алексею было терпимо. — я принести ваточка. Ein Moment! Пин нашёл на полке Лосяша ваточку и протер ею маленькие капли крови с растянутых дырок свитера со спины. — все быть gut! — сказал ему немец и обнял его. Волнение ученого из-за влюбленности в него было сильным. Не смотря на то, что их отрезали, крылья отрасти снова, когда немец на него посмотрел своими синими глазами и Лосяш не знал, как это прекратить, если не использовать ножницы каждый раз. Пину было все равно, как он выглядит, главное, чтобы он не волновался и был в порядке. — почему у тебя расти крылья? — это… это все, друг мой… волнение. И снова что-то с полки упало... Оно могло повлиять на мой организм. — это есть круто, у тебя есть возможность летать. Почему ты хотеть их отрезать? — а вдруг я тебе не понравлюсь? Ты посчитаешь меня чудовищем. Немец подошёл к нему сзади и своими белоснежными руками поднял вверх за кончики крыла. — они есть прекрасны. Не скрывать от меня них. Ты мочь их расправить! Они улыбнулись друг другу. — я тебе завивовайть. Я бы тоже хотеть летать, мне мой самолет недостаточно. Хотелось бы лететь как птица на высоте. Как ласточка. — сказал Пин, трогая со спины крылышки друга. Немец подошёл к нему спереди и взял на его холодные руки. Он попросил попробовать взлететь на них. Ученый расправил радужные крылышки и пошевелил. Видя милое лицо возлюбленного, он попытался взлететь, но его вес не позволял. В свои 40+ лет он плохо следил за телом и имел не идеальную фигуру, именно что большой живот и немного жира по бокам из-за частого поедания бутербродов. Не был Алексей Альбертович как Отто, которому не было дело до еды обычно. Немец был хоть и сильным, но худощавым и привлекательным в свои 30+. Тепло рук Отто согревали холодные руки Алексея, который сильно замерз в каюте. После превращения в бабочку, особенно стал мёрзнуть, особенно крылья. Тёплыми руками немец трогал их. — друг мой… — можете больше не считать меня dein Freund. Я могу считать, что это есть взаимно? — я не понимаю тебя. — я видел, как ты оказывайт мне знаки внимания и смотреть на меня странно. Я могу считать, что вы влюбиться в меня? - сказать Пин и покраснел. Ему было очень неловко. — мои крылья… Они растут, тогда, когда я думаю о тебе. Я пытался их скрыть. — понял Лосяш. — а не нужно скрывайт свою любовь ко мне. — что? — а кому не нравиться, когда в него влюбляться человек? Мне быть очень приятно, ведь я тебя тоже очень любить, и не просто как друга! Ученый прикусил пальцы. — Лосяш, я любить тебя очень давно. Ты есть мне не просто друг! — признался немец. — мне ты будешь нравится и обычным, и с крыльями бабочки! Пин обнял Лосяша и пригладил его спину, а потом поцеловал его в губы, чего немец не ожидал, но потом присоединился. Эмоции переполняли их 2х. Отто долго держал в душе то, что хотел сказать сейчас. Он уже как год был влюблен в Алексея, особенно нравились его интеллект и начитанность. Немец понимал его увлечение насекомыми, ведь также коллекционировал фигурки, недоумевая, почему от его увлечения никто не в восторге. Отпустив от друг друга губы, радужные крылья отпали со спины Лосяша на пол. — нет… только не это! Они были такими красивыми! — ты считать их красивыми? — да. Теперь считаю. — ты прекрасен и без них. Я тебя любить и таким. Крылья так и не отрасли обратно, хотя он чувствовал из за спиной всегда, из-за влюбленности к Пину.