Нити чужих снов

      Браслет на запястье Идмара дёрнулся вибрацией, а через секунду на дисплее высветился вызов. Не принять его он не мог, однако ничто не мешало раздражённо выдохнуть и, поморщившись, коснуться чёрного наушника.       — Идмар, проклятье, где тебя носит?! — проскрипел недовольный голос. — Два часа тебя ищут!       Идмар пожал плечами и, качнув в руке стакан с кьяном, молча прибавил звук. Он знал: звонящему хорошо слышна клубная музыка и многоголосый хор, то и дело взрывавшийся хохотом тут и там. А ещё он знал, что командиру их подразделения Рутгару Дриму очень не нравилось, когда ловцы вели себя не так, как он от них ждал.        — Там, где проводят обычно ночи такие, как я, — произнёс Идмар после короткой паузы. — Это не запрещено уставом.        — Уставом тебе предписано выходить на дежурство, как только тебя вызывают, а не отключать связь! — гнева в голосе было так много, что им впору было разбавлять выпивку. — То, что тебя зовут лучшим, не даёт тебе право вести себя как вздумается!       Идмар не ответил, одним большим глотком осушив стакан. Бармен, молодой светловолосый парень в ярко-жёлтой футболке с надписью «За императора», вопросительно посмотрел на него, но тот отрицательно покачал головой. План провести всю ночь в клубе неподалёку от казармы пошёл прахом, и следовало бы вернуться. Вот только Идмар не был бы собой, упусти он возможность показать Рутгару, что его власть над ним не стоит ровным счётом ничего.        — Просто признай, что завидуешь, Рут, — ровно отозвался он, бросив на стойку две золотые монеты: одну за выпивку, другую бармену. — Я не претендую на твою должность, но делать из меня ручного пса не позволю.        — Ты принял присягу, Идмар! — прошипел Рутгар, и можно было не сомневаться: его худое острое лицо, заросшее неровной чёрной бородой, покрылось красными пятнами. — Ты поклялся служить императору, так служи! Или хочешь, чтобы мир снова погрузился во тьму?       Идмар усмехнулся. Бессчётное количество раз он слышал этот вопрос, чаще всего от Рутгара. И всегда ответ его был одним и тем же.        — А ты считаешь, что император — свет?       Любого другого за подобную вольность бросили бы в темницу. Так было и с ним пять лет назад, и он наверняка сгнил бы в её застенках, если бы не случай. Лекарь, навещавший изредка заключённых, заметил, что Идмар очень редко спал — и почти не терял сил. Его привели к начальнику темницы, и сквозь грязные отросшие тёмно-синие пряди волос, свисавшие на глаза, Идмар встретился с пытливым взором чёрных, как бездна, глаз человека, который изменил его судьбу.        — Вы уверены? — негромко спросил он у лекаря, тщедушного человечка в застиранной серой робе.        — Да, господин, — тот склонил голову. — Ошибки быть не может. Соседи по камере сказали, что за последние двое суток он спал четыре часа. Так длилось всё время его пребывания здесь. Однако признаков недосыпания у него я не обнаружил. У него ясное сознание и хорошая физическая форма, которую он поддерживает. А ещё…       Лекарь откашлялся и, понизив голос, проговорил:        — Старик, что спал рядом с ним, сказал, что однажды ночью видел, как светились его глаза и ладони, когда парень тянулся к спящему соседу. Он чувствует сны.       Начальник темницы сплёл пальцы в замок и, уперев на них подбородок, долго смотрел на Идмара. Тот глаз не отводил, сохраняя, впрочем, молчание. Он понимал, что его жизнь в чужих руках. И эти руки могли выпустить его на свободу или задушить.        — Что ж, — долгое молчание было нарушено, и Идмару показалось, что над его шеей нависла гильотина, таким тяжёлым ощущалось сказанное. — Давай испытаем тебя, Идмар. Посмотрим, действительно ли ты ловец.       Лекарь не ошибся, и очень быстро Идмар попал на самую престижную во всех владениях Императора от юга до севера работу — ловца снов. Личная армия владыки, работавшая внутри страны и охранявшая его от самого страшного пророчества, прозвучавшего со дня вхождения его на престол в Тёмном чертоге. Старый предсказатель, видения которого всегда сбывались, предрёк, что тёмный бог, которого сверг Император, освободив мир, однажды придёт к избранному во сне, чтобы тот открыл портал для его возвращения. С той поры по всем отдалённым селениям и на жарком юге, и на продуваемом всеми ветрами западе, и на суровом севере, и на тихом востоке работали ловцы, отбирая у людей сновидения. Пять столетий мира и покоя… пять столетий страха и смертей, за которые никто не нёс ответа.        — Придержи язык, Идмар, — гнев в голосе Рутгара сменился усталостью. — Я задолбался выгораживать тебя и доказывать шпионам Императора, что ты не предатель. Лучше возьмись за дело. В северных трущобах наши ищейки обнаружили всполох. Там сильный сновидец. Займись им. Мы очень сильно отстаём от плана по поставке миры. Люди Императора недовольны.       Как только речь заходила об этом, Идмар понимал, что дальнейшие разговоры бесполезны. Протолкнувшись сквозь толпу, он вышел под беззвёздное небо и коротко бросил:        — Пришли координаты.        — Уже. Я никого не стал пока туда посылать, знаю, ты не любишь работать в команде. Но если сновидец будет сопротивляться, ты знаешь, что нужно сделать.       Идмар отключился, не дослушав инструкции. За пять лет работы он выучил их наизусть, в том числе и то, что делали со сновидцами, которые отказывались отдавать свои сны. Не то чтобы ловцам и впрямь нужно было разрешение — они и так брали то, что им нужно. Однако случалось и так, что люди верили в падшего тёмного бога сильнее, чем в Императора, и не желали терять тонкую нить надежды. Каждый из таких отчаянно хотел, чтобы он пришёл именно к нему ради изменения мира. Идмар повидал немало таких людей и каждый раз думал, что они глупцы. Проще сохранить свою жизнь, подчинившись, и продолжить дело, которым горит сердце, чем вспыхнуть однажды и единожды ярко, а после погаснуть навсегда.       Он дёрнул плечом, переключаясь с размышлений на работу. Непрошеные тяжёлые мысли Идмар всегда глушил алкоголем вместо наркотика, который делали из миры — энергии снов — для ловцов. Наркотик давал ощущение силы и лёгкости и позволял не спать сутками, делая из ловцов практически идеальных солдат, способных работать непрерывно. Идмар отказывался от предложений всякий раз, зная, что наркотик разрушал разум. Это не происходило сразу, даря ложное ощущение свободы и позволяя расщеплять сознание, выпуская ловцов в мир сновидений совершенно свободно, без привязки к сновидцу и его нити. Но за каждым таким переходом следовал откат, и чем больше ловец прибегал к наркотику, тем тяжелее становилось возвращение — он рисковал остаться в снах навсегда и погибнуть, поскольку мир снов отвергал их и разрушал. Был и иной вариант: вернуться в реальность, но лишиться рассудка. Оба они были губительны, да и Идмар предпочитал лжи правду и полагался только на свои силы.       Они его не подводили.       До трущоб он добрался на первой подвернувшейся машине. Всему населению во всех владениях Императора предписывалось оказывать любую помощь ловцам, а за неповиновение могло последовать суровое наказание. Идмар своим положением не злоупотреблял, да и женщина за рулём старенького синего автомобиля, едва увидев его светящуюся ладонь, в страхе закивала и торопливо нажала на педаль газа, стоило ему сесть на соседнее сиденье. Он не стал её успокаивать, вместо этого выведя проекцию описания всполоха, замеченного ищейками. Информации было до смешного мало: всполох такой силы замечен в районе трущоб рядом со старым портом впервые, зарегистрированному сновидцу не принадлежал. В трёх кварталах от места назначения неделю назад произошла стычка с Сопротивлением — вот и всё, что ему выдали.       Идмар дёрнул уголком губ. С тем же успехом вообще могли не давать ничего, кроме координат. В последнее время ищейки работали из рук вон плохо, и Рутгар не раз пытался донести это до командиров выше него. Тем до проблем обычных ловцов дела не было, потому приходилось справляться своими силами. Впрочем, Идмар не особо переживал по этому поводу. Он никогда не говорил об этом Рутгару, считая, что лишняя информация тому ни к чему, но в услугах ищеек он не нуждался. Сновидцев он мог находить сам, стоило лишь приложить немного усилий.       Всегда оставался открытым один вопрос — а стоило ли?       Ухоженные зелёные улицы центра остались позади, сменившись серостью полутрущоб, средней полосой между местом, где жили те, кому повезло, и местом, где ютились оказавшиеся у обочины этого мира. Идмар не стал заставлять женщину ехать с ним до конца, попросив высадить у ближайшей остановки. Как оказалось, она была конечной: дальше общественный транспорт не ходил, а дороги становились всё хуже. Проводив взглядом сорвавшийся с места автомобиль, Идмар достал сигареты и задумчиво подержал их в руке, но, убрав обратно, быстро зашагал в нужную сторону.       Трущобы всегда похожи друг на друга. Покосившиеся домики, жавшиеся один к другому, грязь, стойкий запах кислого вина и мочи, и люди, смотревшие на него со смесью страха и жадности. Чужак — всегда добыча, чужак — всегда враг, зависит от того, насколько тот силён. Идмар вырос в подобном месте, он знал правила, а потому всегда держался уверенно и не позволял никому приблизиться. За ним наблюдали, он ловил взгляды из тёмных подворотен, от полуоткрытых дверей дешёвого кабака, из окон. Трущобы были единым организмом, и он предполагал, что сновидцу могли передать — ловец здесь. Свои защищали своих. Он не мешал, двигаясь к тому месту, где засекли сновидца. Если он умён, попытается сбежать, ощутив опасность, волнами расходившуюся по кривым улицам.       Идмар не видел в этом проблемы. Раз уж ему пришлось сегодня поработать, он найдёт сновидца, даже если тот чудом перенесётся на фениксе в Пустынные земли. И то, и другое считалось выдумкой и сказкой, поросшей седой пылью. Впрочем, кто мог поручиться, что сказка, а что быль в мире, где больше не было бога?       Нужный дом нашёлся рядом со старым портом. Он уже давно не работал, водную гавань перенесли вверх по течению, и теперь здесь обитались контрабандисты, наркоманы и бедняки, которые надеялись прожить, добывая рыбу в мутной воде. Неприятный запах ввинчивался в ноздри, и Идмар пожалел, что не забрал бутылку кьяна с собой. Если не выпить — так облить здесь всё и поджечь к чёртовой матери это гиблое место. Тряхнув головой, он нащупал во внутреннем кармане кожаного жилета фиал, в который предстояло собрать миру, и вежливо постучал костяшками пальцев в деревянную дверь с облупившейся краской.        — Именем Императора, откройте! — проговорил он громко. — Я ловец снов, и я знаю, что сновидец здесь! Содействуйте, и никто не пострадает!       Как и ожидалось, никто не ответил. Прикрыв глаза и сосредоточившись, Идмар внутренним взором обратился вперёд и тут же увидел яркий синий всполох на втором этаже здания. Сновидец никуда не делся, он был в доме, и всё-таки открывать не желал. Понадеявшись, что это не человек Сопротивления, Идмар вздохнул и несколькими ударами плеча выбил дверь. На обнажённой коже осталось несколько царапин от сухой старой древесины, и Идмар пальцем убрал капельку крови. Нехорошо, когда она проливается перед заданием. Ещё хуже, когда оно даже не началось. Он не был суеверен, скорее, прагматичен. Сильные сновидцы, воспитанные старой школой, защищаемой сопротивленцами, могли использовать кровь, смешивая её с мирой. И если им попадала кровь врага, можно было справлять по ловцу панихиду.       Идмар намеревался ещё пожить.       Его вторжение наделало много шума, и всё же сновидец не дёрнулся с места. Краем сознания Идмар видел, как полыхает синим где-то у него над головой, и, не торопясь, двинулся к лестнице. В доме было подозрительно тихо, пыль, поднятая выбитой дверью, кружила в тусклом свете одинокого фонаря с улицы. Глаза Идмара быстро привыкли к темноте, и он успел рассмотреть старую мебель в небольшой кухоньке, едва не споткнулся о табуретку и заметил несколько детских рисунков, висевших на стене. Здесь жила семья, и оставалось только гадать, кто из них был сновидцем. Впрочем, исходной задачи это не меняло, лишь слегка облегчало понимание.       Лестница под его осторожными шагами скрипела так, словно он обрушивался на неё всем весом. Да и сам дом дышал старостью и, казалось, грозил вот-вот развалиться. Идмар почти поднялся, когда под ноги ему тенью метнулась кошка, едва не сбив. Выругавшись, он потёр ладонью лицо и решительно направился к дальней двери. Там ощущался всполох, и тратить время на осмотр всего дома он не видел смысла. Да, глупо и очень необдуманно, но вряд ли в такой дыре нашёлся бы кто-то, способный ему противостоять, даже превосходя числом. Рутгар не зря держал его в своем подчинении, несмотря на характер.       На счету Идмара только за последний год числилось пять десятков сильных сновидцев, часть из которых стала официально работать на Императора. Это считалось особой заслугой ловцов, хотя далеко не все гнались за этим. Проще было делать работу быстро — и грязно. Идмар же грязи не терпел, потому и предпочитал работать один.       Он не любил напрасных жертв, но ещё сильнее не любил, когда ему мешали и учили жить.       Грани фиала, вытянутого сосуда из заговорённого стекла с резной пробкой, холодили руку. Стиснув пальцы сильнее, Идмар рывком распахнул дверь, готовясь к самому неожиданному — и замер на пороге. Из дальнего угла комнаты, освещённая тремя полуоплывшими свечами на импровизированном алтаре, на него смотрела девочка лет десяти. Судя по всему, она только недавно проснулась, и что-то во сне её сильно напугало, потому энергия её не успокоилась после пробуждения, а наоборот, возросла. Потрёпанное залатанное платьице давно потеряло свой первоначальный цвет, став серым, спутанные светлые волосы рассыпались по тонким плечам. А вот в чёрных от расширившихся зрачков глазах девочки не было страха, лишь отчаянная решимость. И, скорее всего, укрепляла её тёмная деревянная статуэтка, которую девочка прижимала к себе.        — Я знаю, зачем вы пришли, — несмотря на кажущуюся храбрость, голосок её дрогнул. — Вы убьёте меня и заберёте мои сны.       Идмар выдохнул и разжал заледеневшие пальцы. Сражаться с ребёнком он не собирался, видя, что она и без того напугана. Оттого, возможно, всполох её был таким ярким и привлёк внимание ищеек. В девчушке определённо ощущалась энергия, но вряд ли она была так сильна, как думал Рутгар.        — Я не причиню тебе вреда, дитя, — проговорил он, медленно ступив в комнату. — Ловцы не убивают людей, они лишь собирают сны.        — Неправда! — она выпрямилась, сверкнув на миг невероятно яркими зелёными глазами, и всполох отозвался новой вспышкой на её волнение. — Вы убили моих родителей, вы…       Она сглотнула и вся сжалась в комок, заметив, что Идмар шагнул ещё ближе. Он старался не делать резких движений: девочка явно не контролировала ни эмоций, ни сил, и могла неосознанно хлестнуть по нему накопленной энергией снов. Однако успокаивать он никогда не умел. Прикусив изнутри щёку, чтобы сосредоточиться, он покачал головой.        — Это наверняка была случайность, — он кивнул на маленький, явно наспех сооружённый из старых досок алтарь. — Ты поклоняешься падшему богу?       Спрашивать было глупо, Идмар понял это мгновенно. За поклонение и веру в поверженное божество наказывали быстро и страшно. Вера эта была под строжайшим запретом, и те, кто оставались ему верны, очень сильно рисковали. Здесь же не просто тайком возносили молитвы, а соорудили целый алтарь, подвесив над маленькой аркой пучок мяты и остролиста. Предания говорили, что так связь с богом устанавливались лучше. Ещё одна сказочка.        — Он… — девочка, видя, что Идмар не двигался с места, а только смотрел на неё, нерешительно кивнула. — Мама говорила, он однажды придёт и защитит нас. И мы сможем спать спокойно, не боясь, что нас накажут.       В зелёных глазах блеснули слёзы, и Идмар, резко выдохнув, быстро подошёл к девочке. Она попыталась отползти, но за спиной была лишь стена. Он наклонился, а потом, вовсе опустившись на колени, погладил девочку по голове. Она испуганно глянула на него, и Идмар заставил себя улыбнуться.        — Твоя мама была права. И её молитвы были услышаны. Тёмный бог однажды вернётся. А пока тебе просто нужно немного поспать, дитя. Всё наладится.       Они оба знали — он врал. Но ничего другого Идмар ей дать не мог. Кроме, пожалуй, одного. Приложив ладонь к её лбу, он на краткий миг призвал силу, и девочка тут же обмякла, заснув, но так и не выпустила статуэтку из рук. Поднявшись, он взял ребенка на руки и, уложив на приткнувшуюся в другом углу низкую кровать, накрыл одеялом, а после выпрямился и снова закрыл глаза. Найдя нить в мире снов, он осторожно коснулся её, боясь неправильным движением забрать больше, чем следовало. Девочке снились родители, и на краткий миг рука, державшая нить, дрогнула. Ребёнок, по крайней мере, знал, что такое любовь, сказал себе Идмар, открывая сосуд.       С ней останется её память — и жизнь. Это всё, что мог дать ей ловец.       Для кого-то и этого было слишком много.       Возвращаться в казарму, где следовало сдавать всю собранную за смену миру, пришлось практически на другой конец города. Район, где обитали ловцы, выглядел не в пример лучше трущоб: хорошее освещение, асфальтированные дороги и стражники, следившие, чтобы силы Сопротивления не устраивали беспорядков, охотясь на ловцов. Такое часто случалось: мятежники делали быстрые жалящие вылазки, стремясь внести как можно больше хаоса и показать, что на самом деле жестокое чудовище всё это время дремало у самых их ног. Они нападали на ловцов, на фуры с алиумом, таблетками для блокировки снов. Его производили в огромном количестве для тех, кто не желал быть мишенью для Императора, но его всё равно не хватало, а потому у ловцов всегда была работа. Сопротивление считало, что сны принадлежат людям, и их нельзя отбирать, старики же тихо шептались о том, что алиум нужно просто ввести для всех, чтобы был порядок.       Идмар знал, что Император хотел отнюдь не порядка. Ему нужна была мира, как и богу, которого он сверг. Вся разница лишь в том, что никто из тех, кому в голову приходила та же мысль, не догадывался, зачем. А если и догадывался — молчал. Так было безопаснее.       Отпустив такси, Идмар остановился перед трёхэтажным каменным зданием. Наверху располагались комнаты Рутгара, командира их отделения, второй этаж отводился для ловцов, не имевших дома. На первом располагались столовая, спортзал, душевые и две комнаты отдыха, в которых ловцы иногда употребляли наркотик. Делать это в казарме строго воспрещалось, впрочем, запреты всегда создавали для того, чтобы их нарушать. Рутгар старался закрывать на это глаза, сколько мог, и реагировал, только если кто-то начинал употреблять в открытую. Идмар всегда смотрел на это с презрением. Если они так слабы, что не могут без усилителя войти туда, куда требуется — зачем они вообще тогда здесь нужны?       Ответ, конечно, был очевиден, и Идмар, засунув руки в карманы брюк, дёрнул уголком губ. Ловцы имели всё: положение, деньги, связи. Они были почти на вершине этого мира, оттого поток желающих поступить на службу не иссякал. Если бы ему дали волю, он проводил бы жёсткий отбор, но, увы, Идмар оставался рядовым ловцом и с таким положением вещей был согласен. Он работал один, никто не мешал ему аккуратно собирать миру — и никто не видел, что от каждого сновидца небольшая доля энергии в фиал для Императора не попадала.       Сопротивлению тоже нужна мира, чтобы продолжать бороться.       Тряхнув головой и кивнув знакомому высокому тощему ловцу, заспешившему куда-то в сторону города, Идмар приблизился к зданию и, поднявшись по широким каменным ступеням, вошёл внутрь. Тихо в казарме становилось лишь к утру, а часы показывали четвертый час ночи. Из подвала, где спрятались лаборатории и комнаты ищеек, вылетели три ловца и бросились к выходу по широкому коридору, застеленному ковром. Идмар едва успел посторониться, чтобы его не сбили с ног, и посмотрел им вслед. Молодые, он готов был поклясться, что впервые их видел. Вполне могло случиться так, что и в последний раз. Выходя на задание, ловец никогда не знал, вернётся ли обратно к утру. То есть, конечно, все были уверены — внешне. Внутренне же каждый из них нёс в себе тёмный след страха. Перед Сопротивлением, перед сновидцами, которые могли их атаковать, если слишком сильно не желали сдаваться, и перед миром сновидений, полным энергии.       Она давала им смысл жизни, давала силы — и она же могла убить.       Больше ни на что не отвлекаясь, Идмар миновал коридор, дошёл до лестницы и поднялся на третий этаж. Стоявший у двери в кабинет Рутгара коренастый охранник в чёрной форме при виде его сощурился и зевнул.        — Давно не виделись, Идмар, — приветливо поздоровался он, почесав коротко стриженую голову. — Ты к Руту? Он немного занят.        — Он занят тем, что ждёт меня, — пожал плечами Идмар и сделал шаг к двери.        — Э, нет, погоди.       Лицо охранника, плоское, с невыразительными чертами лица, сковалось напряжённостью. Идмар не водил ни с кем дружбы, даже не утруждаясь отвечать вежливостью на вежливость, и все это знали. Однако многим сложно было принять такую линию поведения, и охранник, имени которого Идмар не помнил, явно был из таких.        — Я сначала спрошу шефа, хочет ли он тебя принять, — бросил между тем охранник, и в прищуре его читалось неодобрение. — Стой здесь.       Идмар, конечно, мог обезвредить его парой ударов, но разжигать конфликт не стал. Кивнув, он со скучающим видом уставился на искусственную пальму, притулившуюся у двери. Она выглядела настолько неестественно, что вызывала жалость, но Рутгар был южанином и часто говорил, что скучал по родине, а это дерево напоминало ему о доме. Идмар всерьёз предлагал ему посадить настоящую пальму и даже был готов привезти саженец из далёких южных земель. Рутгар на это только отмахнулся. Он ценил столь редкое для Идмара проявление привязанности… или чего-то там ещё, известное только ему самому, но лишать город сильного ловца ради своего каприза ни за что бы ни стал.       А жаль. Идмар хотел побывать в разных уголках мира, посмотреть, действительно ли во всей Империи так плохо, как у них, в самом сердце той паутины, что сплёл Император за пять сотен лет.       Ждать долго не пришлось. Охранник вернулся спустя минуту и, ни слова не говоря, распахнул дверь. Идмар поблагодарил его короткой издевательской улыбкой и совсем не удивился, услышав за спиной «урод». Да, это ему, пожалуй, подходило ничуть не хуже, чем «ублюдок», «мерзавец» и прочие прелести, которые было способно родить человеческое сознание в попытке оскорбить. Иногда Идмар слышал такое, что банальное «урод» казалось даже забавным.        — Ну и чего ты лыбишься? Опять кого-то задел?       Рутгар спрашивал без злобы, скорее, устало. В кабинете, сплошь заставленном шкафами с книгами, царила прохлада — из распахнутого настежь окна тянуло ветром. Бумаг на столе Рутгара тоже было немало: среди прочего он отвечал за все бытовые и хозяйственные вопросы подразделения. Идмар в желании задеть называл Рутгара кастеляном каменной тюрьмы, тот в ответ огрызался, что если бы не он, все они давно пошли бы по миру. На самом деле, Идмар, конечно же, знал, что командир прав. Он уже давно не участвовал в полевой работе, но в попытках отвоевать финансирование для своих людей вёл битвы ничуть не меньшие там, куда Идмар не желал даже кончиком ботинка залезать, не то что разбираться. Работы точно хватало всем.       Даже тупым охранникам у двери.        — Ты бы нашёл себе цепную шавку поумнее, — отозвался он, приближаясь. — Он ведь тупой.        — Он не тупой, — Рутгар нервно потёр переносицу. — А ещё он очень предан, в отличие от тебя. Ты пришёл оскорблять своих собратьев или у тебя действительно есть ко мне дело?        — Они мне не братья, — огрызнулся Идмар и, выудив фиал из кармана, бросил его. — Вот. То, что ты просил.       Рутгар поймал драгоценный сосуд резким точным движением, и оно красноречивее всяких слов говорило — он не растерял хватки. Идмар знал, что в своё время его командир был ловцом, которого уважали и ценили, однако о причинах, по которым он ушёл с полевой работы, Рутгар никогда не распространялся. Впрочем, особой роли это не играло. Гораздо важнее было то, как нахмурился тот, оценив, сколько миры хранилось в принесённом фиале.        — Я чего-то не понимаю, Ид? — он поднял цепкий взгляд. — Ищейки сказали, что это сильный сновидец. Миры должно быть намного больше.       Идмар дёрнул плечом.        — Ищейки стали ошибаться всё чаще. Девочка была хаотиком. Всполох её был сильным, но эта сила очень быстро погасла.       Он помолчал, качнувшись с пятки на носок, и добавил:        — Она сказала, что её родителей убили ловцы. Снова. Когда это прекратится, Рут?       Вместо ответа тот поднялся и, пройдя мимо Идмара, подошёл к окну. Порыв ветра в очередной раз ворвался в комнату, коснувшись холодными ладонями обнажённой кожи, и так же быстро растаял, оставив после себя лишь неприятные мурашки. Рутгара это, похоже, ничуть не смутило. Пошарив в кармане форменного кителя тёмно-синего цвета, он выудил пачку сигарет и, повозившись немного, закурил. Идмар не мешал и ничего не спрашивал, только наблюдая. Он знал своего командира достаточно хорошо, чтобы понимать, когда говорить не стоило. Своим молчанием Идмар не склонял голову, отнюдь, он лишь оставался чуток. И, пожалуй, проявлял немного уважения. Уж кто-кто, а Рутгар в этом проклятом городе заслуживал его одним из первых.        — Я пытаюсь это прекратить, Идмар. Пытаюсь. Но моих сил слишком мало.       В голосе Рутгара слышалось столько усталости, что приходилось только гадать, как он оставался на ногах и мог работать. Помедлив, Идмар приблизился и встал рядом, глядя на медленно светлеющую полосу неба. Рассветы в это время года были ранними, хоть немного облегчая им работу. Только ни он, ни командир, ни сам Император не могли знать, сколько людей не доживёт до первых лучей солнца. Стоило ли оно того? Всё это противостояние?       Стоило ли оно постоянных смертей?        — Я могу поручиться за большинство моих ловцов, — продолжил Рутгар, стряхнув пепел на подоконник, и жадный ветер подхватил его, часть просыпав на пол, а часть развеяв над асфальтом. — Но мы лишь одно из подразделений. Их двадцать три здесь, в столице, и десятки по всей Империи. Слишком зарвавшихся, конечно, судят, но слепому видно, что все эти суды лживы.       Он говорил с какой-то отрешённой ожесточённостью, и Идмар не перебивал. Иногда стоило дать людям высказаться, чтобы почувствовать то, что творилось у них на душе.        — Я не хочу убийств, Идмар. Не хочу, чтобы гибли мои люди. Не хочу проливать кровь в глупом противостоянии, когда можно сотрудничать и получать выгоду всем. Но я всего лишь человек, — Рутгар усмехнулся и затянулся глубже, чем прежде. — Я не в силах что-то изменить. Могу лишь пытаться спасти единицы, когда остальной мир загибается в агонии. Всё мог бы исправить Он, но Его больше нет. Так есть ли во всём этом смысл?       Ответа на свой вопрос Рутгар не требовал. Повисшее между ними молчание не казалось напряжённым, давая каждому возможность подумать над сказанным. Идмар не мог поручиться за чужие мысли, а вот свои оставались вполне ясными и чёткими. Он знал, как воспримет их командир, но всё равно считал своим долгом озвучить их. Снова.        — Говорят, он мог свободно касаться нитей, потому что видел их все, — усмехнулся вдруг Рутгар. — Он мог выпить силу этого мира досуха, и всё же с ним мир жил. Не без изъянов, просто…        — Теперь ты понимаешь, почему я говорю, что Император — чёртова тьма? — Идмар не дал ему договорить. Пусть лучше на его совести будут подобные высказывания.        — Придержи язык, — Рутгар, мгновенно опомнившись, передёрнув плечами, затушил сигарету о подоконник, оставив ещё один тёмный след среди десятков таких же. — Здесь даже у стен есть уши.        — И что они мне сделают? — Идмар неровно улыбнулся, и лицо его исказилось. — Сошлют на каторгу? Казнят? За правду? Не кажется ли тебе, что это смешно?        — Не кажется.       Рутгар сжал окурок в ладони, и Идмар мельком отметил, что там могли остаться искры, но мысль додумать не успел. Командир резко повернулся к нему, и он ясно различил в тёмных глазах печаль и одновременно жёсткую решимость. Ему был знаком этот взгляд. Так смотрели люди, готовые бороться за свои идеалы до последнего вздоха.        — Мне не кажется смешным потерять своего лучшего ловца, — проговорил Рутгар, не сводя с Идмара глаз. — И совсем не смешно от мысли, что ты умрёшь, Идмар. У тебя поганый характер, но свет в твоей душе даёт мне надежду.       Он хлопнул опешившего Идмара по плечу и кивнул на открытое окно.        — Он даёт надежду этому городу и этим людям. Так что будь добр, не умирай раньше времени. Тебе ещё многое надо сделать.       Что ж, Рутгар был чертовски прав, думал Идмар, выходя из его кабинета. Прав и в то же время так жестоко ошибался, что становилось до ужаса смешно. Он оставался человеком чести и высоких идеалов, которые в реальной жизни оказывались не крепче хрусталя. А ещё так наивно верил окружавшим его людям, что иногда Идмар даже жалел его. Глупо отрицать: среди прочих Рутгар умудрялся быть не фальшивым, по-настоящему хорошим человеком и тем, кто достоин спасения.       Когда придёт время, Идмар не даст ему умереть. Пожалуй, это меньшее, что он мог сделать для Рутгара Дрима.       Над городом занимался бледный рассвет, когда Идмар добрался до своего дома. Он стоял на границе с трущобами, далеко от штаба, и прятался в старом тенистом саду. Раньше одноэтажное строение было нарядно-ярким, с резными белыми ставнями и искусно украшенными столбиками, державшими крышу над террасой. Кажется, оно принадлежало какому-то богатому торговцу, а в саду, говорили, проводилось много весёлых вечеринок. Время оказалось беспощадно и к владельцу, и к его дому: хозяин умер, а дом словно бы постарел и осунулся, стал серым и безликим. Самое подходящее место для такого, как он, думал Идмар, подходя к ступеням и шаря в кармане в поисках ключей.       Чем меньше рядом людей, тем лучше.       В темноте дома Идмар ориентировался свободно — вещей почти не было. Скинув кроссовки у входа, он прошёл на кухню за водой. Это было единственное место, в которое он вложил время и деньги, купив самую дорогую технику, какую мог. Идмар любил готовить и думал, что будет заниматься тем, что по душе, между дежурствами, но в итоге делал это крайне редко. Иронично: он всегда не понимал людей, которые не делали того, чего желали, и сам пополнил их ряды.       Вода наполнила прозрачный стеклянный стакан. Идмар с наслаждением сделал глоток — и замер, мгновенно превратившись в напряжённого, готового к прыжку зверя. Тишина казалась почти звенящей, не нарушаемая даже его тихим дыханием, и всё-таки он готов был поклясться, что ему не показалось.       В доме кто-то был.       Идмар беззвучно поставил стакан и, выхватив тонкий острый нож из подставки, развернулся к выходу из кухни. Человек мог прятаться или в ванной, или в спальне, точно сложно было сказать. Однажды проявившись, ощущение чужеродного присутствия точно прилипло к коже, и Идмар осторожно начал красться к первой из комнат, намереваясь застать чужака врасплох. Такой наглостью могли отличиться разве что сопротивленцы, а с ними церемониться Идмар не собирался.       То, что он помогал им бороться с ловцами, совсем не говорило об их крепкой дружбе.       В тёмной ванной никого не оказалось, и Идмар, выдохнув, остановился перед дверью в спальню. Зло ругнулся сквозь стиснутые зубы: он в собственном доме как вторженец! Однако осторожность победила злость, и перед тем, как войти, он коснулся мира снов, надеясь найти беспечного сопротивленца, не позаботившегося о том, чтобы скрыть ауру. Мир, однако, сохранил спокойствие, отозвавшись лишь парой слабых вспышек где-то в трущобах. Не обратив на них внимания, Идмар покрепче перехватил нож. Можно, конечно, воспользоваться и силой, но сталь, пусть и такая, надёжнее.       Досчитав до трёх, он рывком распахнул дверь, готовый в любой момент напасть — и выругался, стоило взгляду упасть на кровать прямо перед входом. На ней, закинув ногу на ногу, сидела Нери Арумаи, ловец из его подразделения. Обтягивающее чёрное платье не доходило до колен, открывая взгляду длинные ноги в чёрных же чулках. Короткие белые пряди были уложены так, что казалось, она случайно слегка растрепала их. Заметив Идмара на пороге, она не дрогнула, а взгляд её серых глаз остановился на нём и моментально, как по щелчку зажёгся радостью.        — Идмар! — она вскочила и, мгновенно оказавшись рядом, обняла его за шею и прижалась всем телом. — Я так рада тебя видеть!       Идмар её радости совершенно не разделял. Бросив нож на журнальный столик, стоявший справа у входа, он расцепил руки Нери и прошёл к окну. Распахнув его и вдохнув всё так же свежего ветра, влетевшего в комнату вместе с первым призраком рассвета, он повернулся к гостье.        — Я тебя сюда не звал.       Идмар не собирался рассыпаться в любезностях и говорил как мог холодно, однако Нери это совершенно не смутило. Приблизившись, она села на подоконник и, достав из маленькой, перекинутой через плечо серой сумочки в тон туфлям, сигареты, закурила. Идмар поморщился: дым смешался со сладковатым запахом духов, и от этой смеси почти тошнило.        — Ну ты же знаешь, Идди, меня не нужно звать, — Нери улыбнулась красивыми полными губами. — Тем более я знаю, что ты меня ждёшь, хоть никогда этого и не говоришь.       Она изящно стряхнула пепел за окно и снова затянулась. Идмар сглотнул и стиснул зубы. Напряжённость от неожиданного вторжение сменялась злостью и раздражением. Это чувство он испытывал в присутствии Нери почти постоянно — кроме моментов, когда она оказывалась в его постели. Впрочем, даже это не давало ей никаких привилегий.        — Ты никогда не слушаешь, Нери. Я говорил тебе, что ты мне не нужна. Сколько в тебе упрямства?        — О, достаточно, — она снова улыбнулась и, вытянув ногу, провела носком по бедру Идмара. — Если бы ты не хотел видеть меня, не допускал бы в свою постель, разве нет?       Идмар резко выдохнул и отступил. В этом заключалась самая главная проблема: Нери была красивой. Нет, не так — она была чертовски сексуальной и вызывала в нём плотское желание обладать. И, однажды переспав с ней, Идмар понял, как ошибся, поскольку Нери при всей стервозности своего характера приняла это за любовь. А он, даже зная, что продолжать бессмысленно, какое-то время поддавался своим инстинктам. Никому от этого не будет хуже, думал он до дня, в котором Нери открыто заявила, что хочет рассказать всем об их отношениях. Только тогда Идмар очнулся, честно сказав ей, что не любит и не хочет быть с ней.       Нери не была бы собой, согласись она с таким исходом. Девочка из трущоб, ставшая одной из лучших, не станет сдаваться так просто.        — Это ошибка. И ты не должна быть здесь. Уходи.       Идмар опёрся плечом о стену, оказавшись вне досягаемости Нери. Он следил за каждым её движением, справедливо ожидая, что она снова попытается сократить дистанцию. Та, однако, оставалась спокойной, докуривая сигарету и бросая на него задумчивые взгляды. Что могли означать эти взгляды, Идмар не знал и не хотел даже предполагать. Нери всегда казалась ему клубком эмоций, в котором непонятно, что станет главным в следующую секунду. С равной вероятностью она могла уйти и ударить по нему даром, вымещая обиду. Идмар надеялся, что готов ко всему и что удастся избежать серьёзного конфликта.       Он слишком устал, чтобы тратить силы на женщину.        — Может, я и не должна быть здесь, — протянула она наконец, выбросив окурок и поднявшись. Посмотрела на Идмара, прищурившись. — Может, это ошибка. А может, я выбирала не тот путь?       Идмар слишком поздно понял, что она задумала. Стремительной тенью Нери метнулась к шкафу и, распахнув его дверцу, вытащила шкатулку. Идмар бросился за ней, но замер, когда та откинула крышку и опасно наклонила над полом.        — Ты не сделаешь этого, — Идмар очень старался, чтобы голос не выдавал эмоций. — Просто верни на место шкатулку, Нери, и мы поговорим.       Она рассмеялась и тряхнула шкатулку. Лежавшие в ней фиалы мелодично звякнули. Идмар стиснул зубы, сдерживая ругательство. Чёртова стерва!        — Поговорить? Идди, мы достаточно говорили. Я дала тебе всё: свою преданность, своё тело, даже душу готова была отдать. А что сделал ты? Велел мне убираться?       Нери скривилась, и вот тут Идмар узнал в ней ту беспощадную ведьму, какой её знали в столице. Арумаи была жестокой и холодной с теми, кого собиралась уничтожить, и взгляд её вместо радости пылал гневом и решимостью всей Империи. Не то чтобы это пугало Идмара, но становилось проблемой, от которой уже нельзя было отмахнуться. Пока Нери оставалась его любовницей, он потерял бдительность и подпустил её слишком близко.       Настолько близко, что она с лёгкостью раскрыла его секрет. Идиот. Как можно было быть таким беспечным?        — Отдай мне шкатулку, Нери, — снова попросил он, шагнув вперёд. — Я обещаю, что выслушаю тебя…        — Чёрта с два стоят твои гребаные обещания!       Первый фиал, брошенный Нери об пол, разбился, и на несколько секунд комнату озарило ярким синим светом. Идмар судорожно вдохнул, чувствуя, как впитывает тело энергию, и силой воли подавил вспыхнувшую внутри жажду. Ему всегда было мало этого, всегда было мало ощущения безграничной силы на кончиках пальцев. Идмар знал, что это не его желание, и, выпрямившись, посмотрел Нери прямо в глаза.        — Не глупи, девочка. Ты не понимаешь, что делаешь.       Из груди Нери вырвался смешок, и новый фиал хрустальным веером разлетелся по комнате. Синий свет на миг превратил красивое лицо в страшную маску, губы которой изломились в неровной усмешке.        — О, я прекрасно понимаю. Ты — та самая крыса, которая работает с Сопротивлением. Рутгар будет очень расстроен, узнав, что его любимчик его предал. Ты сам себя переиграл, Идди, когда отказал мне. Не стоило этого делать.       Идмар стиснул зубы так, что заломило челюсти. Он мог на многое закрыть глаза, но его отношения с Рутгаром оставались чем-то, что он желал сохранить даже тогда, когда весь мир полетит к чертям. Нери хорошо его знала и легко нашла, на что надавить. У неё получилось, мрачно признал он, но кое-что оставалось в его власти.        — Мы можем заключить сделку, Нери, — он заставил себя улыбнуться. Почти ласково, почти искренне. — Ты не выдашь мою тайну Рутгару, я поделюсь с тобой мирой. Ты ведь знаешь, она продлевает жизнь и поможет тебе сохранить красоту.       Нери, занесшая руку с фиалом для нового броска, замерла. Взгляд её был напряжённым и лихорадочным: она тоже поглотила часть миры, и сейчас та бушевала в её теле, наверняка разрывая на части. Чтобы контролировать силу, нужна концентрация, а в Нери слишком много эмоций, которые так часто вырываются. Идмар знал, что она сильна, и всё-таки ему было бы так легко её победить…       Нери опустила руку, но шкатулки не закрыла. Сжала губы, раздумывая.        — К дьяволу твоё сопротивление, Ид. Мне нужен ты. Ты женишься на мне, и тогда Рутгар ничего не узнает.       Как просто. Идмару едва хватило выдержки, чтобы не рассмеяться в голос. Неужели все женщины в этом мире настолько глупы? Или желание обладать мужчиной затмевает разум и всякую осторожность? Что ж, если так, тогда нет ничего сложного в том, чтобы произнести несколько слов.       Нери ли не знать, что слова ничего не стоят?        — Хорошо. Пусть будет по-твоему, Нери. Мы поженимся. А теперь…       Договорить он не успел: Нери, захлопнув шкатулку, оказалась рядом и, обняв одной рукой, прижалась к его губам поцелуем. Ему ничего не оставалось, кроме как ответить, притянув её к себе. Осторожно он попытался взять у неё шкатулку, но Нери вдруг ловко отстранилась. На губах играла довольная улыбка, и Идмар понял, что снова просчитался.        — Это я заберу с собой. Как залог твоего обещания. Да и Рут не поверит мне без доказательств, если ты вздумаешь меня обмануть.       Нери чмокнула его в щёку и усмехнулась.        — Расслабься, Идди. Я всё сделаю сама. Вот увидишь, — она прищурилась, — ты будешь счастлив со мной. Клянусь.       Она ушла, и Идмар несколько минут молча смотрел на распахнутую дверь спальни. Чёртова сука! Ярость горячей волной взметнулась внутри, побуждая его броситься за ней и придушить где-нибудь в тёмной подворотне. Идмар не боялся быть раскрытым, вовсе нет. Он терпеть не мог, когда кто-то так бесцеремонно влезал в его дела. Ну и Рут… Рутгар имел особое значение в его жизни, потому бесцеремонно влезать в это кому бы то ни было Идмар позволять не собирался.       Медленно вдохнув и выдохнув, он снова посмотрел на дверь, всё ещё чувствуя запах духов Нери. О, клятву свою она исполнит, Идмар обязательно будет счастлив. Только Нери этого уже не увидит.       Свидетелем немой клятвы был слабый рассвет, но с каждой минутой он набирал силы, как и решимость Идмара. Он слишком долго ждал, слишком долго старался подстроиться под насквозь прогнившие правила этого мира. Теперь они приходили к нему в лице Нери и смеялись: ты сдашься, ничтожный, жалкий человек. Ты сдашься и будешь убивать других и верить, что так правильно. Будешь убивать себя и чувствовать себя счастливым.       Мир, сотканный из рассыпавшейся прахом паутины Императора, был обречён. Идмар готов был вынести ему приговор. Дорога в тысячу шагов начинается с одного, так, кажется, говорили восточные мудрецы. Пожалуй, впервые он с ними соглашался, назначая встречу человеку Сопротивления в людном торговом центре спустя две недели.       Чертовски короткий срок для того, чтобы собрать столько же миры, сколько унесла с собой Нери, учитывая, что она теперь следила за ним. Не напрямую — глазами других ловцов, которых Рутгар начал ставить с ним в пару под предлогом обучения. Это было настолько явной ложью, что Идмар даже не счёл нужным выяснять у командира истинную причину. Он понимал: это Нери. Каждый раз, когда Идмар думал о ней, зубы его сжимались, а у горла клокотало едва сдерживаемое рычание. Она стала первым человеком за долгие годы, вызвавшим в нём столь сильную ярость и гнев. Расплата была близка, и Идмар уже предвкушал траурную весть, чёрным вороном влетающую в казарму, как на скамью рядом с ним бесцеремонно плюхнулся человек.        — Ты опоздал, избранный.       Голос, молодой, насмешливый, был полон откровенного пренебрежения. Идмар знал этого человека, но всё равно скосил глаза, чтобы убедиться. Чёрный плащ, который сопротивленец носил в любую погоду, растрёпанные каштановые волосы, худощавое острое лицо и неизменная ухмылка на тонких губах, находящая отражение и во взгляде. Алани часто улыбался, но его карие глаза всегда оставались холодными. Безжизненными, сказал бы Идмар, если бы не видел, как загорались в них зарево жестокости и бесконтрольного гнева.       Он перевёл взгляд на молодую мать с раскапризничавшимся ребёнком, скользнул дальше, по спешившим мимо людям. Никто не смотрел на них, а даже если и замечал, то тут же забывал. Можно, конечно, сделать иллюзорный барьер, притянув ткань мира снов, но это было бы слишком заметно тем, от чьих глаз Идмар желал спрятаться. Поэтому всё, что ему оставалось — сдержаться и не набить морду надменному ублюдку. Они невзлюбили друг друга с первой минуты знакомства, и ни Алани, ни Идмар этого не скрывали.        — На встречу у вас обычно посылают либо бездарей, либо лентяев, — бросил вместо ожидаемых извинений Идмар. — Ты собрал комбо.       Алани тут же ощетинился.        — Придержи свой поганый язык! Думаешь, если с тобой возится глава, значит, тебе всё можно?        — По крайней мере, я не плююсь ядом на всех подряд, в отличие от тебя.       Идмар дёрнул плечом. Разговаривать с сопляком не хотелось совершенно. Алани был всего на пару лет младше, но вёл себя, как избалованный мальчишка, для которого дело Сопротивления — не больше чем забавная, хоть и опасная игра. Идмар тоже не питал особо возвышенных чувств по поводу конечной цели, как некоторые последователи, и всё же трезво оценивал опасность. Алани же постоянно ходил по грани и говорил, что падший бог его бережёт. Идмар на эти пафосные фразы только кривился. Сказал бы лучше, что самонадеянный болван, который хотел быть лучше всех. Бесспорно, ему это удавалось. До каких пор?..        — Ты принёс миру?       Вместо ответа Идмар кивнул на стоявшую между ними коробку. Алани, забрав её, осторожно открыл, и можно было бы не смотреть на него — так ясно читалось его возмущение.        — Ты издеваешься, избранный? — прошипел он. — Да это вполовину меньше того, что мы ждали!       Он закрыл коробку и, придвинувшись ближе, мёртвой хваткой вцепился в руку Идмара. Тот рвано выдохнул сквозь стиснутые зубы, силой заставляя себя не дёргаться. Будь на то воля Алани, он бы сомкнул ладони на горле избранного, которого так ненавидел. Идмар подозревал, что дело в простой зависти, впрочем, причин для неё не видел. В Сопротивлении Алани считался талантливым и удачливым охотником на ловцов. На его счету больше всего смертей, и, кто знает, быть может, падший бог действительно не зря привёл его сегодня?        — Меня раскрыли, — решив не ходить вокруг да около, проговорил он, стараясь оставаться спокойным. — Одна из ловцов нашла тайник с мирой и забрала его себе.       Идмар ожидал какой угодно реакции и вздрогнул, когда Алани засмеялся. Новость, что он услышал, его явно несказанно порадовала, и это заставило Идмара ещё сильнее напрячься. Алани нельзя убивать, он нужен. Нужен, повторил он про себя, на миг обратившись к миру снов и покрыв свою руку там, где её держали цепкие пальцы, холодом. Он нужен, вот только выслушивать издёвки Идмар не собирался.        — Идиот, — выругался Алани, резко отодвинувшись, и добавил ещё несколько грязных ругательств на южном наречии. — Ты привлечёшь внимание!        — Тогда у тебя будет шанс увидеть проклятую тварь в деле, — покосившись, Идмар увидел, как дёрнулся его собеседник, и только тут позволил себе улыбку. — А теперь заткнись и слушай. Ловца зовут Нери Арумаи. Ты наверняка слышал о ней, но фото её я тебе пришлю. Выследи её и убей, миру можешь забрать. Тогда у вас будет больше того, что я обещал.       Идмар всё-таки повернулся, чтобы столкнуться со взглядом Алани. Невозможно было понять до конца, о чём тот думал. Склонив голову, он разглядывал Идмара и, наконец, протянул:        — Какой же ты грязный ублюдок, избранный. Хочешь убрать её моими руками.        — Да, — Идмар не видел смысла отрицать очевидное. — Занесёшь её в свой список достижений. Если это всё, то мне пора.       Он собрался встать, однако спустя секунду понял, что разговор не окончен. Алани метнулся к нему и перехватил за плечо, заставляя развернуться. Идмар зашипел.        — Что ты…        — А ты что будешь делать? — глаза Алани горели холодным огнём. — Лениво приносить нам крохи миры, пока мы рискуем своими жизнями?       Идмар сбросил его руку резким движением.        — У меня другие задачи. Не мне тебе это объяснять.        — Нет, тебе, — Алани оказался упрям и снова схватил Идмара, не давая тому уйти. — Я помню сраное пророчество. Помню, что падший бог обещал прийти в этот мир через чёртовы сны и свергнуть паскуду, сидящую на троне. Когда глава нашёл тебя, он сказал, что ты тот, кто поможет богу войти в этот мир. Ты избран им, отмечен. Так какого чёрта проклятый Император до сих пор жив? Почему люди умирают? Почему я потерял сестру? Ты хоть что-нибудь сделал, чтобы она осталась жива?!       На них косились, и если бы Идмар вовремя не позаботился о том, чтобы речь Алани казалась им неразборчивой, их бы мигом арестовала стража. Пустая трата сил, мрачно подумал Идмар и, потянувшись вперёд, резко привлёк Алани к себе. Тот, опешив, замер и замолчал, а Идмар чуть улыбнулся неодобрительно нахмурившейся женщине.        — Мой брат просто немного перебрал. Извините нас.       Она, бормоча под нос о распутной молодёжи, ушла, а Идмар, не отпуская мальчишку, тихо процедил:        — Если бы я мог спасти твою сестру, я бы сделал это. И я выполню свой долг, всему своё время. Жди и делай то, что можешь. И не требуй большего.       Не глядя на Алани, он встал и быстрым шагом направился к выходу, очень скоро потерявшись в толпе. Наверное, стоило сказать что-то гораздо более жёсткое, но Идмар не смог. В тот миг, когда мальчишка говорил о сестре, впервые за всё время знакомства в его глазах застыла ледяными осколками боль. Теперь всё становилось куда яснее: и то, почему Алани пришёл в Сопротивление, и то, почему он так безрассудно относился к своей жизни. Впрочем, это не делало его хорошим человеком, как Идмара не делало хорошим то, что он на краткую секунду посочувствовал сопротивленцу. Их отношений это не меняло, а всё, что требовалось от Алани — выполнить заказ.       Идмар надеялся, что долго ждать не придётся. И он тоже не собирался сидеть на месте. В одном Алани оказался прав: пора что-то делать. Пора, пока всё не стало ещё хуже.       Время шло, и чем больше дней оставалось позади, тем меньше находилось терпения у Идмара. И без того не будучи особенно приветливым, он становился всё раздражительнее и грубее. Его напарники менялись каждую ночь, наутро приходя к Рутгару с требованием дать им другого ловца. Идмар ничего против не имел, несколько ночей поработав спокойно и собрав миры столько, что с лихвой хватит и для их казармы, и для Сопротивления. За исключением того, что от Алани не было никаких вестей, жизнь начала казаться чуть больше похожей на нормальную. Идмар даже разрешил себе заглянуть в бар, но едва бармен в зелёной футболке с изображением трона и надписью «для Единого» налил ему кьян, браслет привычно дёрнулся на руке.       Идмар выругался. Его смена только через два часа!.. Рутгар. Это был Рутгар.        — Слушаю, — коротко бросил Идмар, приняв вызов и глотнув кьян.        — Ты не заболел? — поинтересовались чуть менее, чем холодно. — Никогда так быстро не брал вызовы на моей памяти.        — Соскучился по тебе, Рутти.        — Не называй меня так. Я твой командир.       Идмар криво усмехнулся, стиснув стакан. Что-то не так, он почувствовал это, едва услышал голос командира. Рутгар редко был им доволен, но настолько отстранённым не звучал никогда. И с самой ночи, когда Нери нашла миру, он как будто избегал Идмара. Тот пару раз пытался прорваться силой, однако его быстро скрутили и посадили под замок. Это его надолго не задержало, а вот поведение Рутгара сильно озадачило. Он понимал, в чём могла быть причина, и пообещал себе рассказать всю правду, когда Нери умрёт и… когда придёт время. Пока же оставалось только надеяться, что Рутгар просто настолько сильно завален работой и делами, что у него и впрямь не находилось времени.       Алкоголь обжёг горло, когда Идмар допил его двумя большими глотками. Врать другим всегда почему-то легче, чем себе. Противное чувство, аж тошнит.        — Чего ты хочешь, Рут? — устало спросил он. — Снова будешь отчитывать меня за то, что со мной никто не уживается? Ты же знаешь, я терпеть не могу работать с кем-то, они мне мешают.       Скажи спасибо, что они возвращаются к тебе живыми, хотелось добавить ему, но Идмар смолчал и только сделал знак бармену снова наполнить его стакан.        — То, что ты лучший ловец нашего подразделения, не делает тебя избранным, Идмар, — Рутгар не мог видеть усмешки, исказившей лицо Идмара. — Я очень долго шёл тебе навстречу, но теперь не могу. Я нашёл тебе…        — Почему?       Идмар стиснул стакан так, что тот грозил треснуть. Чем дольше длился этот разговор, тем сильнее поднималась внутри мутная горечь. Всё это не просто так. Нери рассказала ему, понял он вдруг. Рассказала и надеется, что Рутгар его накажет. Идмар рвано выдохнул и зажмурился. Ему не стоило особого труда вызвать в памяти знакомое лицо, и от того, как расцветало бледными языками пламя разочарования в остром взгляде, становилось тошно.       Идмару никогда ничего не хотелось сильнее, чем сохранить веру Рутгара в себя, пусть даже через ложь. Она давала ему силы, давала ориентир. Давала то, за что он мог цепляться в удушающей кромешной тьме.        — Почему, Рут? Я не слепой. Ты избегаешь меня и приставляешь ко мне нянек. Ответь мне честно.       Пауза была такой долгой, что Идмару показалось — Рутгар отключился. Он посмотрел на браслет, и на нём исправно отсчитывались секунды их соединения. Секунды, которые оставались Идмару до приговора. Семь, восемь, девять…        — Тьма пожирает этот город, Ид, — тихо ответил Рутгар, и Идмар вздрогнул, ожидая услышать совсем не это. — Тьма пожирает мир, и никто не способен перед ней устоять. Я просто хочу, чтобы ты выжил и зажёг свет. Только ты сможешь это сделать. У меня нет сил.       Идмар застыл, чувствуя, как стянуло горло. Рутгар знал. Знал правду и не сказал ни слова. Не обвинил, не уличил в том, что его лучший ловец убивал своих братьев чужими руками. То, что он делал — лишь смешная и нелепая попытка помешать, и оба они знали, что это бессмысленно. И всё-таки, вопреки всему, Рутгар верил ему. Верил так безумно и глупо, так отчаянно!       Идмар сглотнул и хрипло рассмеялся.        — Ты дурак, Рут, — он отхлебнул кьян, чтобы смыть горечь из глотки. — Веришь не тем и не в то.        — Может быть, — на заднем фоне щёлкнула зажигалка. — Но я хотя бы во что-то верю. И предпочитаю верить в тебя.       Идмар хотел съязвить, но Рутгар продолжил:        — Но напарника я тебе всё-таки дал. Ты его знаешь, это Дор, бывший парень Нери. Я знаю, что вы не ладите, и прошу только об одном: не убей его. У меня больше не осталось для тебя напарников, а одного отпускать тебя в поле я больше не вправе. За последние четыре дня твоего самоволия мне чертовски досталось.       Идмар дёрнул уголком губ. Рутгар прекрасно понимал, что просил от него невозможного. Дора он ненавидел даже сильнее, чем Нери. Это был скользкий тип, самоуверенный южанин, смуглый, с длинной чёрной косой, красивым аристократичным лицом и насмешливо-нахальным взглядом чёрных глаз. На руках Дора было столько крови сновидцев, что в ней его можно запросто утопить. Все об этом знали, но никто не мог ничего доказать, и оттого улыбка Дора становилась только наглее. Однажды они даже подрались, и Идмар так хлестнул по нему энергией, что южанин месяц провалялся в госпитале. И каждый, кто приходил его навестить, уносил с собой его клятву.       «Идмар отнял у меня гордость, честь и любовь. Он умрёт от моей руки».       Рутгар знал об этом и на время перевёл Дора в другую провинцию с особым наказом нагружать его работой так, чтобы у того не было времени ни на что другое. А теперь тот вернулся. Что ж, самое время. Пора что-то делать.        — Я не буду тебе обещать, Рут, — честно проговорил он. — Но могу сказать, что не стану первым провоцировать драку.        — Ты же понимаешь, что я мало что смогу сделать, если ты его убьёшь. Тебя будут судить, — по тому, что Рутгар сказал и как тяжело вздохнул, становилось ясно, что ему ни на грош не поверили. — Береги себя, Ид.        — И ты, Рут, — сказал Идмар в пустоту. — И ты.       Хотелось верить в лучшее. В то, что достанет сил не ответить на провокацию или открытый конфликт, который непременно попытается разжечь Дор. В то, что этой ночью, уже мягко опустившейся на город, никто не умрёт от смуглой руки человека, слишком уверенного в своей безнаказанности. Хотелось верить — так же, как Рутгар, но Идмар понятия не имел, откуда тот брал столько сил. У самого Идмара их не было, а в месте, где он пытался их отыскать и где у обычных людей имелось нечто, называемое душой, не находилось ничего, кроме бездны с непроглядной вязкой тьмой. Он своей тьмы не боялся и, глядя на неё, удивлялся лишь одному.       Как Рутгар смог разглядеть в ней свет?       Ответа в стакане с кьяном, наполненном уже в третий раз, не нашлось. Девица лет семнадцати на вид в просвечивающем платье на тонкое, почти ребяческое тело, подсела рядом и попыталась завязать диалог, но быстро исчезла, стоило Идмару на неё посмотреть. Ничего больше, только взгляд глаза в глаза. Он часто пользовался этой уловкой, создавая небольшой морок и вызывая у людей чувство напряжения, страха, а иной раз даже и ужаса. Его иногда забавляло наблюдать, как здоровые высокие мужчины без оглядки пытались пробиться через переполненный танцпол и оказаться как можно дальше от источника опасности. Невинная шалость, безотказно работавшая на людей без дара.       Жаль, с ловцами было не так просто. Идмар, конечно, мог и им показать морок, но сил на это требовалось куда больше, да и шанс быть раскрытым почти сразу лишал забаву всякой привлекательности. Хотя, чего греха таить, на Дора он с удовольствием наслал бы такой морок, что тот удавился бы сам. Или выдавил себе глаза. Или вскрыл живот острым тонким клинком. Или проглотил бы целое ведро битого стекла. Или…       От увлекательного перебирания вариантов смерти южанина его отвлёк входящий вызов. Увидев на браслете номер Дора, Идмар выругался вслух и одним глотком допил кьян. Да будь проклят этот ублюдок! Швырнув две купюры, которые тут же исчезли в многочисленных карманах штанов бармена, он вышел, всё это время чувствуя вибрацию браслета. Идмар мстительно улыбнулся, представив, как искажалось лицо Дора гримасой раздражения — с каждой секундой всё сильнее.       Пусть молится своему обожаемому Императору, чтобы это было единственным, что выведет его из себя нынешней ночью.        — Я уж думал, ты сгнил в казематах в соседней провинции, — вместо приветствия проговорил он, всё-таки приняв вызов. — Или ты правда сдох и это твой мстительный дух?        — И я не рад тебе, ублюдок, — зло выплюнул Дор. — Я не зубоскалить с тобой собрался. Вали в трущобы, и быстро, ищейки засекли сновидца.       Идмар оскалился и привалился к стене. Мимо прошли две девушки, глянули на него заинтересованно и тут же растерянно моргнули — на месте, где тот только что стоял, была пустота. Он проводил их взглядом.        — Ты слушаешь? — нетерпеливо позвал Дор.        — Много чести, — лениво отозвался Идмар. Достав из кармана мятную жвачку, закинул в рот. — Не держи меня за дурака, Дор. Я не первый год в ловцах и знаю, что вызов прилетает каждому, кто в паре. Придумай что-нибудь поумнее.       Идмар выдохнул. Подобная глупая, до невозможности наивная провокация удивляла и была совсем не в стиле Дора. Он мог придумать что-то гораздо более изощрённое, если бы постарался. Оставалось непонятным, то ли ему так не хотелось стараться, то ли…        — Ты же у нас самый умный, Идмар, — голос Дора, полный насмешливого яда, вырвал из мысли. — Сразу понял, что тебя обманывают. А ещё ты самый правильный. Так вот, если ты ещё верен своим идиотским идеалам, ты придёшь туда, куда я скажу, иначе за тебя пострадают другие.       Идмар выпрямился так резко, что на миг прострелило затылок.        — Рут просил меня не убивать тебя, — процедил он медленно.        — Ну меня-то он не просил никого не трогать, — рассмеялся Дор. — И если через полчаса ты не будешь на месте, я начну убивать. За каждые пять минут будет умирать человек. Здесь их много, Идди, — издевательски протянул он его имя, — дети, женщины… представь, сколько крови тут будет?       Боль, кольнувшая затылок лишь раз, начала пульсировать с каждой секундой всё сильнее. Бам. Ублюдок. Бам-бам. Тварь. Бам-бам-бам.       «Прости меня, Рут».        — Если умрёт хоть один, ты будешь следующим, — пообещал Идмар, и льда в его голосе хватило бы на весь Север.        — Ой, как страшно. Тик-так, Идди. Тик-так.       Пятью секундами спустя браслет снова завибрировал, показывая нужные координаты, и Идмар, уже сорвавшийся с места, чуть не взвыл. До нужной точки добираться больше часа! Подонок точно знал, что ему не успеть. Гнев бился в Идмаре, словно живой, требуя выхода. Ему всё сильнее хотелось кого-нибудь ударить, разорвать горло, впиться в чужую податливую плоть, забирая вместе с силой тепло алой крови, стекающей по рукам. Он сглотнул и стиснул зубы так, что заломило виски. Нельзя. Нельзя, будь он проклят небесами! Южанин добивался именно этого!       «Дай ему это, раз он так хочет. Сделай это, и пусть все заговорят о тебе».       Внутренний голос всегда просыпался в минуты слабости и вновь поднял голову, заставив Идмара застонать. Усилием он отвлёк себя, поймав на дороге какой-то автомобиль и буквально за шиворот вытащив насмерть перепуганного водителя из салона. Швырнув ему несколько купюр, он сел внутрь и тут же сорвался с места, едва успев захлопнуть дверь. Таймер на браслете неумолимо отсчитывал время, а голос разума, совести — или той самой тьмы, что жила в нём вместо души — становился всё громче. Ты должен сделать это, громогласным шёпотом ветра в открытых окнах ввинчивалось в уши. Дай ему смерть, которую он так просит, отдавалось биением обезумевшего сердца в кончиках пальцев. Вся его сущность взывала к тому, чтобы наказать того, кто возомнил себя слишком сильным.       Посмел решить, что он бог, распоряжаясь чужими жизнями так легко.       Идмар стиснул руль с такой силой, что костяшки выступили резко, как будто вырезанные. Он обещал Рутгару. Обещал, что не станет первым провоцировать южанина, и только — так ему подсказывал голос. А вопреки этому перед глазами вставало уставшее лицо командира, его взгляд, в котором плескалась тоска вперемешку с верой в него, обычного ловца, и Идмар отступал. Отступал перед гневом и желанием сделать то, что с лёгкостью бы сотворил, не будь им сказаны те слова и не будь этой треклятой веры.       Нет в нём света, нет!       Таймер показывал отставание на четыре с половиной минуты, когда Идмар, бросив машину у какого-то старого заросшего склада, рванулся вперёд. У покосившихся, вросших в землю ворот стояла тень, и он, не сбавляя хода, выдернул из мира снов ярко-синий хлыст — своё любимое оружие. Крепко сжав ледяную рукоять, Идмар остановился и замахнулся, собираясь повалить на землю Дора. Тот стоял спиной, и в сути своей подобное было нечестным приёмом, но Идмара это не волновало.        — Хороший мальчик, Идди. Браво.       Демонстративные аплодисменты заставили его застыть, и тут он увидел, что у ворот Дор стоял один. Бросив беглый взгляд вокруг сразу в обоих мирах, Идмар понял, что рядом с ними нет ни единой живой души, и от осознания того, как легко его обдурили, в животе взорвался огненный ком. Никчёмный, бесполезный паразит! Он…        — Знаешь, как забавно было за тобой наблюдать? — Дор, склонив голову набок, рассмеялся. — Ты думаешь, что умнее всех, Идди, но ты так легко ведёшься, когда речь о невинных. О бедных овечках, которых некому защитить. Так благородно! И так… предсказуемо.       Дор явно наслаждался, он смаковал каждое слово и смотрел на Идмара с нескрываемым презрением. Идмар на миг увидел, как горло южанина орошает кровь, такая яркая, такая горячая… рука на кнуте сжалась. От холода она начала неметь, и так хотелось хоть чем-то её согреть! Так хотелось заставить его замолчать!        — Предсказуемо, — не стал спорить Идмар, опустив руку. — Но у меня хватает смелости не прятаться за чужими спинами. Если хочешь драки — скажи прямо. А эти фокусы выглядят жалко.       Дор растерянно моргнул, явно не ожидая такой реакции, и вдруг начал смеяться. Громко, заливисто, и чем дольше он это делал, тем сильнее Идмару хотелось задушить его. Одного удара бы хватило, чтобы обвить голубой кнут, послушный воле хозяина, вокруг чужой шеи. Несколько секунд, и наступила бы долгожданная тишина, которую, казалось, мир не слышал уже вечность.        — Ты точно тот Идмар, которого я знаю? — отсмеявшись, поинтересовался Дор. — Или ты и впрямь настолько размяк, что забыл, кто я?        — Отдаю тебе должное, — Идмар дёрнул уголком губ, — тебя сложно забыть.        — А помнишь ли ты, в чём я клялся?       Глаза Дора опасно сузились, и сам он подобрался, точно большая и очень опасная кошка. Обтягивающая чёрная футболка и джинсы явно не стесняли его движений, и Идмар видел: южанин готов кинуться на него в любую секунду. Что ж, это его выбор. Каждый в своей жизни делал его сам и расплачивался тоже сам. Жаль, некоторым людям самоуверенность застилает глаза.        — Помню, — процедил он. — Памятью не обделён, слава падшему.        — Ты скоро с ним встретишься, — пообещал Дор.       И превратился в тень. Идмар видел, как стал южанин на миг смазанной картинкой, уходя в мир снов и ускоряясь за счёт силы. Он приближался стремительно, и рука на рукояти кнута сжалась мертвой хваткой. Идмар не чувствовал ни пальцев, ни ладони, и холод уже подбирался к запястью. Такова была плата за использование оружия, но он не собирался его развеивать, пока не убьёт потерявшего всякую связь с реальностью подонка. Стоило убить его ещё в прошлый раз, когда…       Внезапная вспышка силы слева заставила Идмара отвлечься, чем и воспользовался Дор, впечатав кулак в его правую скулу. Он собирался ударить и второй раз, но кнут уже обвил его запястье без воли Идмара, и ему оставалось лишь потянуть, чтобы услышать сладкий хруст кости, а следом полный боли крик.        — И это честно?!        — Абсолютно, — бросил Идмар.       С каким бы наслаждением он посмотрел, как ломался хребет Дора! Но холод пробрался по жилам уже выше запястья, и стоило отозвать оружие, пока не стало хуже. Дьявол, он всё ещё слишком слаб! Он сражался с миром снов и подчинял его, но тот слишком быстро выходил из-под контроля. Времени не оставалось, но ещё рано, ещё слишком рано!..        — Так ты по крайней мере не будешь мне сегодня мешать, — Идмар уже не смотрел на Дора, повернувшись к вспышке. — У меня появилась работа. А ты будешь молча наблюдать. Иначе…       Он покосился на скорчившегося от боли южанина и только сейчас позволил себе мстительно улыбнуться.        — Иначе я сломаю тебе не только руку.       Дор бросил ему в спину несколько ругательств на родном языке, но это интересовало Идмара меньше всего. Появившись внезапно, вспышка набирала силу, и в её пульсации, лихорадочной, хаотичной, явно чувствовалась боль. Так обычно случалось, когда умирал сновидец. И если в реальности его боль могли заглушить препаратами, то в мире снов, где он блуждал, от неё не было спасения.       Идмар знал, как ощущалась боль в том мире. Она била во сто крат сильнее, чем всё, что могло сравниться с ней в реальном мире. Пронзала тело, ломала кости, заставляла сходить с ума от собственной слабости и ужаса, которое рождало воспалённое сознание. Она казалась бесконечной, и в таком состоянии единственным спасением оказывались ловцы. Таблетки давали лишь временный эффект, те же, кто мог касаться миры, забирали её вместе с болью. Чаще всего эта встреча становилась последней для сновидца, но все, кого Идмар так провожал в последний путь, были ему благодарны.       «И да хранят тебя небеса. А ты сохрани их», — таким был их ответ. Один на всех.       Идмар не хотел видеть ничью смерть этой ночью, не считая, конечно, Дора. Однако судьба решила распорядиться иначе, и он, не ожидая, когда его напарник оживёт и последует за ним, бросился к вспышке. На чёрном небе она, казалось, горела, пульсировала на сетчатке, въедаясь в мозг и не позволяя отвлечься. Идмар и не отвлекался, скорее кожей чувствуя, что Дор, пылая негодованием, шёл следом, сохраняя злое молчание. Тем лучше. Меньше шума, больше возможности подумать над тем, что трущобы с каждым шагом выглядели всё более знакомыми.       Пустырь за промзоной сменился хилыми домиками, жавшимися друг к другу. В темноте они все казались серыми, как и собака, с громким лаем выскочившая им под ноги. Идмар перешагнул животное, Дор же с ненавистью пнул в живот, и собака, заскулив, отползла под покосившийся забор. Идмар стиснул зубы и сжал ладонь, на миг услышав хруст костяшек. Чувствительность возвращалась, и пальцы покалывало. Он, правда, не знал, от чего больше — от сходившего онемения или от желания пнуть южанина точно так же, как тот сделал это с дворнягой.       «Пора что-то делать, Идмар!»       Он тряхнул головой. Не сейчас. Вспышка вцепилась в его сознание и манила к себе сильным выбросом миры. Он ускорился, боясь, что подобный всплеск силы мог привлечь других ловцов… хотя, скорее стоило сказать — падальщиков. Он по сути ничем от них не отличался, ибо знал, что после его визита сновидец умрёт, вот только что-то внутри никак не успокаивалось. Он должен был сделать это сам. Позаботиться о человеке, чьи последние часы в этом жестоком мире наполнены болью и страданием.       Идмар слишком хорошо знал им цену.       Дома казались похожими друг на друга, но чем дальше они шли, тем проще становилось ориентироваться. Идмар уверенно сворачивал в закоулки и выбирал нужные проходы — казалось, ноги вели его сами. Он даже на миг удивился: не думал, что так хорошо запомнит дорогу к этому дому. Такому же старому, как его хозяин, но столь же крепкому. Дверь, незатворённая, открылась бесшумно благодаря смазанным петлям, а внутри вместо затхлости, плесени, пыли и обречённости пахло едой, дымом — и благовониями. Их зажигали на алтарях падшего бога в попытке до него достучаться, похоже, силились сделать это и сейчас. Идмар, заметив, как поморщился Дор, дёрнул уголком губ. Для таких, как южанин, падший бог был просто дурацкой выдумкой, за которой прятались идиоты. Сам Дор не верил ни в бога, ни в Императора, предпочитая выбирать себя.       Каждый делал свой выбор сам.       В доме не было второго этажа, лишь длинный коридор с маленькой кухней и ванной справа, уютной гостиной слева и спальней в дальнем конце. Оттуда из-под двери пробивался свет и слышался чей-то тихий голос, однако, стоило им сделать пару шагов, он затих. Спустя секунду дверь открылась, и в квадрате тусклого света возникла фигура высокой девушки, сжимавшей нож. Идмару не было нужды присматриваться, чтобы понять, кто это.        — Трэя, — тихо позвал он, подняв руки и показывая, что он безоружен. — Трэя, это я. Идмар.       Девушка, казалось, не удивилась, лишь долгую минуту смотрела на него светло-голубыми глазами, на которые падала отросшая серая чёлка. В свои двадцать четыре Трэя уже была седа, а на левой скуле виднелся некрасивый шрам. Он остался от удара стражника, когда тот схватил её, а девушка попыталась вырваться. Идмар знал, что не только этот шрам она носила из-за того стражника. Он слышал её крики, когда её насиловали. Слышал их и её отец, вместе с которым она оказалась в темнице за подозрение в сговоре с Сопротивлением.       Именно Идмар остановил его тогда от импульсивного убийства довольно ухмылявшегося стражника, который втолкнул в камеру измученную девушку.        — Можешь позабавиться, — бросил он Идмару. — Ох и узкая же она. Только царапается, как кошка.       Идмар уже не помнил — или не хотел помнить — от какой именно иллюзии умер тот стражник. Может, от удушья, а может, от того, что ему казалось, будто кожа сходит с него пластами, обнажая кровоточащее мясо. Эта иллюзия стоила ему всех имевшихся сил, и тогда отец Трэи, Рамм, попросил его уставшим тихим голосом:        — Забери её сны. Пожалуйста. Пусть она больше не видит этого ужаса.       Если бы Идмар мог, он забрал бы и её память, но такое было не в его власти. Их вскоре всё-таки отпустили: у Рамма нашёлся старый друг, который внёс за них залог. После Идмар встретил Трэю случайно, когда прибыл на вызов неподалёку, и пару раз заходил в гости. Они всегда говорили только о настоящем, да Рамм иногда рассказывал истории из своей юности. О времени в темнице никто из них не вспоминал, и всё же всякий раз Идмар ловил на себе взгляд Рамма, и ему становилось больно.       Может, зря он тогда не дал Рамму убить того стражника и уничтожил его сам? Может, теперь старик умирал бы спокойнее. Может.        — Он умирает, Идмар, — Трэя опустила нож, и из глаз её беззвучно потекли слёзы. — Ему больно.       Он ожидал услышать это уже давно. Рамм был болен ещё до заключения, а пребывание в сырой темнице и скудная еда, которую давали заключённым, ещё больше подкосили его здоровье. Удивляло скорее, как он держался всё это время, с упорством цепляясь за жизнь. Идмар полагал, что отец до последнего не желал оставлять дочь, которая после случившегося стала замкнутой и ожесточённой. Однажды она даже просила Идмара свести её с Сопротивлением, но он отказал. В душе Трэи жили гнев и боль, и он прекрасно её понимал, однако не хотел, чтобы она положила свою жизнь на плаху этой войны. Если бы у него была иная судьба, кто знал, быть может, у них с Трэей могло бы сложиться общее будущее. Семья. Дети.       Наверное, к лучшему, что единственная любовь Идмара заключалась совсем не в женщинах. Ни одной из них он не смог бы принести счастья, он это точно знал.        — Позволь мне… — начал он, и тут его бесцеремонно перебили.        — Хватит цацкаться с ней, Ид! Сновидец умрёт, и мы не сможем собрать миру!       Боль в сломанном запястье, судя по всему, отпустила Дора, и тот довольно резво обошёл Идмара и направился к Трэе. Она мигом ощетинилась и подняла нож.        — Я не пущу его к отцу!        — Как будто я стану тебя спрашивать, — ухмыльнулся Дор…       … и тут же с шумом рухнул на пол, растянувшись во весь рост. Идмар стиснул зубы: холод от рукояти кнута, обвившего ногу Дора, снова пополз вверх по костям, но дать причинить боль Трэе он не собирался. Тем более такому выродку.        — Я велел тебе заткнуться, — процедил он, развеивая кнут и встряхивая руку. — Скажи спасибо, что у меня сейчас нет времени на тебя. Не вмешивайся, я сделаю всё сам, а потом разберусь с твоим послушанием.       Перешагнув пытавшегося подняться южанина, Идмар вошёл в комнату. У дальней стены на постели в окружении ярких свечей лежал Рамм, рядом сиял алтарь с резной статуэткой бога. Идмар на мгновение задержал на нём взгляд. Может, молитвы этих людей оказались сильнее прочих, если к ним пришёл именно он?.. Думать об этом сейчас он не хотел. Вместо этого, двумя большими шагами пройдя комнатушку, он остановился у кровати умирающего. Рамм запомнился ему высоким широкоплечим мужчиной с внимательным взглядом карих глаз, коротко подстриженными тёмными волосами и аккуратной бородой. Несмотря на болезнь, он старался не поддаваться ей и работал до последнего: Идмар помнил его большие ладони, все в мозолях и следах от заноз — он слыл хорошим плотником. Но то, что съедало людей изнутри, порой бывало беспощадно, и Рамм, лежавший перед ним, оказался тенью самого себя. Лицо осунулось, под закрытыми глазами залегли глубокие тени, и неровный свет свечей делал ещё хуже, придавая и без того бледной коже восковую стылость. Похудевшие руки лежали поверх одеяла, и время от времени он сжимал их во сне, словно силясь что-то ухватить.       Всего на секунду, невыносимо краткую, Идмару стало страшно: он не хотел видеть того, что видел Рамм. И вместе с тем внутри ширилась и крепла уверенность — он знал, что там, в чужих снах. Знал, потому что такое не забывалось.        — Я знаю, что он умрёт ещё до рассвета.       Трэя, зашедшая следом, остановилась рядом. Покосившись, Идмар заметил, как сильно она сжимала нож, точно боролась с собой за мысль о том, стоило ли закончить страдания отца. Вопрос о том, что милосерднее: сохранить дочернюю любовь или избавить от мучений, взяв на душу грех, так и остался невысказанным в её глазах, смотревших на Рамма.        — Я молилась, — продолжила она тихо, и голос её казался Идмару настолько полным обречённости, что становилось дурно. — Молилась, и бог прислал нам тебя. Пожалуйста, Идмар.       Она шагнула к нему и заглянула в глаза. Идмару стоило большого труда не отшатнуться: не от отвращения или раздражения. Трея смотрела на него с такой же мольбой, как смотрел на него когда-то её отец.        — Пожалуйста, забери его сны. Пусть ему больше не будет больно.       Идмар знал, что для Рамма это станет освобождением. И всё-таки, когда он коснулся его руки, во рту оставалась неприятная горечь невысказанной иронии. Для этой семьи он второй раз становился избавителем, но приносило ли им это облегчение? Или лишь ещё больше ожесточало сердца?       Мир снов на миг дохнул на него невыносимо яркой синевой, холодной, точно горные вершины, что он видел однажды. Он моргнул, ясно чувствуя в руке нить чужого сна, и, чуть потянув за неё, сделал вперёд несколько шагов. Синева потускнела, будто бы осунулась, и хватило ещё пары движений, чтобы вокруг него сомкнулись знакомые сырые стены, надавили на плечи своим массивом, а в груди поселили жгучее чувство несправедливости.       Он забрал сны Трэи, чтобы она хотя бы здесь не видела кошмаров, заблокировал эту часть мира снов, чтобы память её никогда туда больше не привела. Для Рамма они остались спутниками на всю оставшуюся жизнь.        — Оставь мою дочь, ублюдок! Отпусти её! — голос Рамма словно завяз в воздухе, и он в отчаянии потряс решётку.       Ответом ему служил полный боли крик дочери, и Рамм в бессилии ударил по стене кулаком. Капля крови, соскользнув с ободранных костяшек, упала на тёмный каменный пол. Там её было уже немало, и Идмар мог только гадать, сколько Рамм уже был заперт в этой темнице. Для него это стало своеобразным адом, в котором он поджаривал на костре из вины, гнева и боли собственную душу.        — Он тебя не слышит, — негромко проговорил он. — Стражник давно мёртв, Рамм. Это сон.       Мужчина, медленно обернувшись, посмотрел на Идмара, но в глазах его не отразилось удивления, как бывало со многими сновидцами, которые не ожидали увидеть в своих снах посторонних.        — Я давно ждал тебя, Идмар, — тень улыбки на миг коснулась тонких обветренных губ. — Мы все ждали.       Что-то внутри Идмара болезненно сжалось. Он видел смерть слишком часто и был к ней равнодушен, считал её лишь неотъемлимой частью бытия, и сам лишал жизни. И всё же слышать, что его ждали как палача именно сейчас оказалось неожиданно горько. Он усмехнулся. Иногда и в нём способно было проснуться что-то человеческое. Делало ли это его лучше?       Наоборот.        — Я пришёл забрать твои сны и твою жизнь, Рамм, — отозвался он, подойдя ближе. Стены темницы словно сдвинулись ещё сильнее. — Неужели ты так хотел умереть?        — Это неизбежно, — пожал плечами тот. — Тебе ли не знать?       Он смотрел в глаза Идмара спокойно и так, словно знал нечто важное. Некую истину, которая наполняла каждую секунду его существования смыслом. Так Рамм смотрел на него и раньше, и оставался лишь один шанс узнать, что это за тайна. Идмар полагал лишь, что это связано с Трэей и всем, что случилось.       Впрочем, он мог и ошибаться.        — У меня почти нет времени, Идмар.       Рамм заговорил первым, и Идмар вздрогнул. Протянув руки, мужчина коснулся его плеч, и стены будто взорвались, на миг ослепляя их невероятным сиянием. Идмар выругался: сновидец добровольно отдавал свои силы, и он никак не мог этому помешать.        — Мы тебя ждали, — силуэт Рамма медленно бледнел, и на губах его играла улыбка. Спокойная. Счастливая. — Защити мою дочь. Спаси этот мир. Я собирал силу своих кошмаров для тебя.       Идмар стиснул руку Рамма, пытаясь остановить поток силы, но едва не захлебнулся. Она вливалась в него, наполняла, кружила голову. Сила пела в нём, словно не один Рамм отдавал её, а десятки, сотни людей. Её было так много, что на мгновение он потерялся в пьянящем чувстве, которое шептало, что он может разорвать этот мир, если захочет. Голос Рамма вернул его к реальности, но всё, что ему оставалось — безмолвно наблюдать, как умирал человек, который решил, что это верный выбор.        — И да хранят тебя небеса. А ты сохрани их.       Рамм исчез, а Идмару понадобилось время, чтобы унять то, что творилось у него внутри. Вокруг снова закрутились вихрями нити чужих сновидений, и он мог выдернуть любую и выпить человека досуха, забрать всё, что у того было, вместе с жизнью. Он поднял руку, сомкнув пальцы вокруг одной из них. Холод покинул его, и Идмар ухмыльнулся, чувствуя, как билась тонкая голубая ниточка в его ладони. Точно чей-то чужой пульс. Чьи это были сны? Матери? Или это невинное дитя? А быть может, убийца и выродок, такой, как Дор?       Дор.       С трудом разжав пальцы, Идмар шагнул назад в реальность. Здесь у него оставалось много незаконченных дел.       То, что стоило вернуться раньше, он понял с первой секунды. У входа, вжавшись спиной в стену, стоял Дор, прижимая к себе Трэю и держа нож у её горла. Девушка не пыталась вырваться, но застыла в его руках напряжённая, как струна, готовая к рывку. Сам южанин тоже не был в порядке — порез пересекал его щёку, и стекавшая кровь пачкала одежду. Если бы рука Треи прошла немного ниже, она могла перерезать ему горло. Дьявол, почему она не постаралась?..        — С возвращением, — бросил ему Дор, криво ухмыльнувшись и продемонстрировав выбитый зуб. — Много силы украл?       Идмар молча смотрел на Трэю, думая, получится ли спасти её. Он не хотел её смерти, ни раньше, ни тем более теперь, когда её отец пожертвовал собственной жизнью, чтобы насытить его силой. Идмар и так получил бы её, но передача была добровольной, а значит, он не потерял ни капли. И сила эта пела в нём, сила шептала ему — убей. Убей их обоих, они лишь пешки. Ты должен что-то сделать!..        — Ничего, в темнице Императора с тобой разберутся, — пообещал между тем Дор, так и не дождавшись ответа.        — Отпусти её.       Идмар и сам не ожидал, что его голос будет звучать так… холодно. По взгляду Трэи, растерянному, с искрой непонимания, он понял, насколько та на самом деле напугана. Дора, однако, его резкость ничуть не смутила, и он лишь сильнее вдавил лезвие в шею девушки. Впрочем, одного взгляда хватало понять, что бравада Дора отнюдь не так искренна, как он желал показать. Он… боялся?        — Ну уж нет. Она пойдёт как свидетель того, что ты нарушил запрет на сбор миры. Тебя будут судить и казнят.       Идмар молчал ещё секунду, а потом расхохотался. Речи Дора вдруг показались ему очень забавными, словно тот отпустил какую-то очень занимательную шутку. В самом деле? Он правда надеялся, что суд узурпатора мог справиться с ним? Казнить?.. Впрочем, суд можно было устроить. Прямо в этом доме. Только не над Идмаром, о нет, совсем нет.        — Ты собирался убить меня сам, а теперь хочешь отдать это сладкое право в руки правосудия? — вкрадчиво поинтересовался он, шагнув ближе. — Ты уверен, Дор?       Он шагнул вперёд ещё и ещё, и с каждой секундой всё больше убеждался — южанин боялся. Чем ближе становился Идмар, тем сильнее тот напрягался, и тем явственнее дрожала рука, сжимавшая кинжал. Оставалась надежда, что он не убьёт девушку случайно, но на долгие переговоры не было времени. Стоило разделаться с ним сейчас, пока этот паршивый червяк не зализал раны и не придумал новую пакость.        — Давай сразимся, — предложил Идмар, скользнув ещё ближе. Кончики пальцев покалывало от желания задушить южанина. — Ты и я, в честном бою. Если победишь, убьёшь меня. Ты же так этого хотел, Дор. Ты клялся.       В сладкоречивости, которую источал Идмар, ему позавидовал бы сам дьявол. Он говорил с Дором нежно, почти как с любовницей, уговаривая его согласиться… и тем оступиться. Засомневаться, отпустить Трэю. Это нужно было ему сильнее всего, потому что он не хотел становиться источником её новых кошмаров. Он должен уберечь, а не навредить.       А разве он кому-то что-то должен?..        — Нет, — Дор, занервничав, попытался отступить назад, но там была стена. Он сам себе отрезал путь отхода. — Я не буду драться с ловцом, накаченным силой. Я не идиот, Идди, я видел, что ты делал, я видел…       Глаза Дора вдруг расширились, и он поражённо посмотрел на Идмара.        — Этого не может быть. Кнут… поглощение… ты должен был умереть! Но ты вытащил нити, ты призвал сны сюда… да кто ты, мать твою, такой?       Идмар улыбнулся. Они оба знали ответ на этот вопрос.       Хватило секунды, чтобы метнуться вперёд и, отшвырнув Трэю в сторону, вцепиться Дору в горло. Силы в Идмаре было столько, что он с лёгкостью оторвал того от пола и смотрел снизу вверх, как тот хрипел и, дёргаясь, пытался разжать железную хватку. О да, южанин не был идиотом, он знал, что если поглотить слишком много, ловец умирал. Знал, что призыв оружия надолго выводил ловца из игры, если только тот не употреблял наркотики. А ещё он знал, что находить другие нити и вытаскивать их, не имея контакта со сновидцем — невозможно. Что ж…        — Сладких снов, Дор.       Хруст позвонков показался Идмару самой сладкой музыкой на свете. Бросив бездыханное тело на пол, он повернулся к Трэе, но та, заметив, с испуганным вскриком отползла в дальний угол. Нож валялся слишком далеко, и она просто сжалась в комок, собираясь хотя бы так защититься. Идмар сжал губы. Не того он хотел, приходя в этот дом. Не того, чтобы один из немногих доверявших ему людей так открыто его боялся.        — Я не причиню тебе вред, Трэя, — тихо проговорил он. Сделал шаг к ней, но замер, заметив, как она подобралась. — Всё закончилось.       Та медленно опустила руки, которыми прикрывала голову, и посмотрела на него. Он явственно чувствовал её страх, и всё-таки что-то ещё горело в её взгляде. Надежда? Или это был ужас от того, что она пережила? Снова?        — Ты… ты весь светился, — дрожащим голосом проговорила она. — А когда в твоей руке появилась та странная нить, этот… — она кивнула на мертвеца, — начал бормотать, что этого не может быть, что ловцы так не могут, что это неправда… а потом схватил меня и…       Она потрясла головой и закусила губу, и тут Идмар не выдержал. Порывисто приблизившись, он опустился на колени и рывком притянул её к себе. Трэя только что потеряла отца, и ей следовало оплакать свою потерю, а не вздрагивать при мысли, что она сама едва не стала жертвой чужой неосмотрительности. Его неосмотрительности. Того, что сила внутри требовала выхода.        — Плачь, — произнёс он, погладив её по спутанным волосам. — Плачь. Дай выход своему горю. Ты в своём праве.       Уходил Идмар, когда первые лучи ещё бледного рассвета робко касались крыш. Он уложил обессиленную Трэю спать, забрав её кошмары и даровав спасительную черноту спокойного сна. О телах Рамма и Дора он тоже позаботился, и оставалось только одно — рассказать обо всём Рутгару. Он не знал, как сделать это правильно, и в какой-то миг даже сомневался, а стоило ли сознаваться вообще. Впрочем, Рутгар был единственным человеком, который заслуживал знать всю правду. Поэтому Идмар перестал раздумывать и направлялся к казарме в твёрдом решении сознаться в убийстве. Такого поступка от него и ждал бы Рутгар, человек, что безоговорочно верил в него.       Наушник взорвался сигналом тревоги как раз в миг, когда Идмар покидал пределы трущоб.        — На казарму напали! Сопротивление! Все свободные ловцы — срочно в…       Голос резко оборвался хриплым булькающим звуком, а после и он исчез, сменившись гнетущей тишиной. Идмар остановился, чувствуя, как подкатил к горлу противный ком дурного предчувствия. От Алани долго не было вестей, а теперь эта внезапная атака… Совпадение? Идмар не был настолько наивным. Впрочем, он мог не реагировать. Мог, потому что большинство ловцов — убийцы, которых прикрывало якобы благое дело. Он, дьявол, в своём праве ничего не делать! Они ему не братья. Если умрёт кто-то ещё, кроме Нери, на которую он оставлял заказ, он не станет никого жалеть. Никого.       Рутгар.       Он отличный боец, думал Идмар, во второй раз за сутки вышвыривая водителя из первой же пойманной машины. Он учил меня работать с мирой, вспоминал он, и уроки Рутгара были очень жёсткими. Идмар знал, что просто так его командира взять не получится. Реальность напоминала — он давно уже не полевой игрок. Рутгар опытен и умён, но осталась ли его сила прежней? Проверять это Идмару в голову не приходило, и теперь он жалел о том, что вызывал на тренировочные бои не его.       Лучшего ловца, что знал. Командира. Единственного человека, которого считал другом.       Идмар нёсся по ещё не заполненным улицам так, словно за ним гналась вся преисподняя. Наверное, это даже смешно: он, переполненный силой, мог в одиночку уложить всю казарму, а следом за ней и весь город!.. А он отчаянно хотел только одного — успеть. Успеть до того, как сотворённая им смерть чужими руками не разорвёт горло того, кого он так отчаянно хотел спасти.       Его там не будет, твердил он себе, и себе же не верил. Это Нери там быть не должно, а Рутгар… проклятье, почему туда?! Неужели не нашлось места поукромнее, чтобы убить эту чёртову суку? Злость волнами накатывала, стискивая горло. Нужно было убить её самому. После смерти Дора он не ощутил ничего, кроме удовлетворения, и здесь стоило поступить так же. Спас бы этим не один десяток жизни, взяв на себя ещё один грех.       Их на Идмаре столько, что он давно перестал считать. Одним больше, одним меньше, хуже точно не станет.       Улицы у казармы напоминали бойню. Тут и там валялись тела убитых, и Идмар лишь мельком отмечал, что тёмно-синих мундиров, которые носили многие ловцы, больше. Их кровь на твоих руках, шепнул внутренний голос, когда он, выбравшись из машины, переступил труп совсем юной девчушки — ей прострелили голову. Идмар долгое мгновение смотрел на обезображенное смертью лицо, чувствуя тошноту и такую дикую ярость, что она, казалось, могла сжечь весь мир до основания.       На пепелище проще возвести что-то новое, разве нет?       Стены казармы озарились вспышками — кто-то дрался. Идмар, тряхнув головой, бросился туда и почти мимоходом свернул шею сопротивленцу. Стоило убить и ловца, но, глянув на раненого, едва живого мальчишку, Идмар не стал тратить время. Внутри казармы он чувствовал вспышки силы, и стоило поспешить. Он ведь хотел спасти совсем не этого юнца.       На первом и втором этажах ещё продолжались схватки, но Идмар не стал ввязываться ни в одну из них. Сбросив с лестницы скатившегося под ноги ловца, он бросился вперёд, к кабинету Рутгара, гоня от себя дурные мысли. В стороне его кабинета стояла гнетущая тишина, и чем ближе он был, тем назойливее становилось ощущение беды. У двери кабинета лежал мёртвый охранник, и Идмар, отпихнув его, рванул ручку, во вторую руку призывая кнут. Он готов драться с кем угодно, лишь бы…       …лишь бы было кого спасать. Только вот спасать уже оказалось некого.       Первой Идмар увидел труп Нери. Она лежала под окном в белоснежном платье, на котором некрасивым пятном расплылась кровь на спине от торчавшего в позвоночнике арбалетного болта. Идмар понятия не имел, как Алани смог это провернуть, но заказ был выполнен — эффектно и с пафосом, всё, как тот любил. И он бы с удовольствием пожал ему руку, если бы не одно обстоятельство, которое напрочь лишало всё случившееся смысла.       Рядом со столом, протянув руку к Нери в последнем порыве, лежал на боку Рутгар. Идмар, бросившись к нему, рухнул на колени и приложил пальцы к шее. Его била дрожь, и единственным желанием было ощутить биение чужого пульса под кожей. Хотя бы раз, ну пожалуйста!.. Судьба смеялась ему в лицо — сердце самого светлого человека, что он встречал, уже перестало биться. Идмар стиснул зубы и зарычал, ощущая бессильную, опустошающую злость.        — Рут… — хрипло позвал он, сжав плечо командира. — Рут, пожалуйста, не уходи. Не бросай меня одного, Рут!       Ответом служила тишина. Она оседала на коже, ввинчивалась в уши, и чем дольше он её слушал, тем явнее чудился ему издевательский смех. Идмар тихо завыл, не понимая, не осознавая, как наполнялась комната вихрящейся вокруг него силой, сквозь яркий синий свет которой не могли пробиться лучи рассвета. Он хотел спасти Рутгара. Спасти. Чёрт возьми, он должен жить! Идмар прижал ладонь к груди командира там, где торчал вошедший по самую рукоятку нож. Бросив кнут, он выдернул его второй рукой и влил в рану свою силу. Ещё и ещё, чувствуя, как окутывалось сияющими нитями мёртвое сердце. Сжав чуть сильнее, он зажмурился и взмолился так, как не молился никогда в своей жизни.        — Давай же… — шептал он пересохшими губами, — давай же, Рут, давай!       Идмар никогда не верил в чудеса и прекрасно знал, что никакая в мире сила не способна была воскрешать мёртвых. Надежда, что, быть может, в этот раз ему удастся разрушить закон мироздания и вернуть того, кто ушёл, раскололась, больно раня сердце, и он, обессилевший, склонился над телом, прижимая его к себе и пачкая в крови Рута руки. Сердце командира не билось, и умер он в отчаянной попытке уберечь тех, в кого верил. Будь на месте Нери он, Идмар, Рутгар поступил бы точно так же.       «Будь на её месте я, он бы не умер!»        — Он мёртв, Ид, — чья-то ладонь осторожно коснулась плеча. — Ты не в силах его вернуть.       Идмар дёрнулся, резко выпрямившись. Он не сразу осознал, что говорил вслух, и, более того, его слова слышал кто-то ещё. Рядом, опершись о стол бедром и осторожно придерживая перевязанную левую руку, стоял один из ловцов, уже немолодой мужчина с короткими седыми волосами, морщинами у глаз и рта на загорелой, обветренной коже и уставшим, но искренним взглядом светлых глаз. Идмар нахмурился, пытаясь припомнить, как того звали. Марэн, кажется. Рутгар звал его просто Рэном.        — В этот раз поганцы оказались слишком сильны, — Рэн покачал головой и кивнул на нож, валявшийся у ног Идмара. — Кажется, снова он. Нужно обратиться к Императору, чтобы…        — Император нам не поможет.       Идмар осторожно опустил тело Рутгара на пол и, подобрав нож, выпрямился. На рукоятке было высечено солнце — символ, который избрал сам себе Алани, чтобы о его преступлениях знали. Он считал, что нёс свет получше, чем Император. И, похоже, считал, что его солнце никогда не погаснет, потому что это свет справедливости.       Справедливость в этом мире существовала только одна. И она способна была уничтожить даже солнце.        — Что ты собрался делать, Ид? — встревожился Рэн. — В одиночку на них идти опасно! Давай я…        — Не волнуйся, — Идмар усмехнулся, и комната на миг наполнилась могильным холодом. — Я просто хочу отдать кое-какие долги.       Алани узнает, как тяжела может быть расплата. Но сперва стоило сделать кое-что ещё.       Идмар покинул казарму, не замечая, как вокруг мельтешили люди. Кто-то тащил раненых, кто-то умирал, пока медработники пытались бороться за их жизнь. Под стенами стояло несколько ослепительно белых машин с красными крестами, и их резкие сирены разрывали воздух. Идмар миновал их, оставив делать свою работу. У него было иное дело, и хоть там, быть может, тоже потребуются медики, их он вызывать не собирался.        — Вам помочь?       Перед Идмаром возникла женщина. Идмар скользнул по ней взглядом, отметив очки в тонкой оправе, стянутые в хвост каштановые волосы, сжатые тонкие губы и белый костюм. В одной руке она держала чемоданчик, второй бесцеремонно схватила Идмара за запястье.        — Ваши руки в крови. Вы ранены? Мне нужно вас осмотреть.       Он не стал отвечать, только вырвал руку и толкнул женщину в плечо, оставляя некрасивый красный след на ткани. Кровь Рутгара, в которой испачканы его руки, ранила куда сильнее, чем любая травма. Её вдруг нестерпимо захотелось смыть, но Идмар лишь сцепил зубы и, не обращая внимания на настойчивый окрик, двинулся дальше. Город просыпался, к казарме съезжались представители власти и журналисты, толпились зеваки, которых разгоняли стражники, впрочем, безуспешно. Мимо неслись машины, и на секунду он подумал остановить одну, но не стал.       По пути во дворец следовало набрать ещё сил. В бою черпать их не так просто.       Прикусив губу, Идмар прямо на оживлённой, наполненной спешащими на работу людьми улице шагнул в мир снов. Задохнувшись объявшим холодом и ослепнув от сверкающих нитей, он несколько раз глубоко вдохнул, привыкая, и двинулся вперёд. Нити, поначалу хаотичные, с каждой секундой обретали всё больше порядка, а их причудливые, точно кружева, переплетения легко было различить. Рутгар как-то сказал, что этот мир по-своему красив, но лучше бы в него никто никогда не приходил.       Слишком много страданий он нёс туда, в их реальность.       Слева будто бы мелькнула призрачная тень, и Идмар, тряхнул головой. Этот мир населяли призраки, и когда-то с ними даже можно было говорить. Теперь же они стали лишь духами, неприкаянными, вынужденными до скончания времён обретаться здесь, среди тишины, холода и сияния. Может, и Рутгар здесь?..       Стиснув зубы, Идмар схватил первую попавшуюся под руки нить и рванул, впитывая энергию. Та несколько секунд билась в ладони, а после истаяла, оставив на его ладони лишь тусклый след. Всего одна нить, всего одна жизнь, а сила внутри взметнулась так сильно, что, казалось, разломает изнутри каждую кость. Идмар запрокинул голову, ощущая, как бежала она по венам, смешанная с кровью, и наполняла его пьянящей радостью от осознания собственной власти. Он мог собрать их всех, мог забрать себе весь этот чёртов мир, чтобы никому это больше не досталось.       Чтобы никто больше не умирал так, как умер Рутгар.        Это неправильно, толкнулась в висках слабая мысль, но Идмар отмёл её. Одну за другой он хватал нити, набираясь миры и всё больше то ли сходя с ума, то ли становясь самим собой. Ещё, ещё, ещё! Нити таяли, сила прибывала, и Идмар совсем не чувствовал могильного холода, который поселился будто бы в самом сердце. Он схватил следующую нить, собираясь выпить её, и вдруг отчётливо услышал голос. Голос до такой степени знакомый, что внутри всё скрутило жгучей болью.        — Остановись, Идмар.       Он резко обернулся, надеясь увидеть призрака, который заговорил с ним, но рядом никого не было — лишь ледяная пустошь под тем местом, где раньше были нити снов. Ещё нескоро она снова заполнится искрящимся кружевом, Идмар знал это, но сейчас это было совсем не важно. Он слышал его, слышал того, кого не смог спасти!        — Где ты, Рут? — крикнул он, озираясь. — Покажись!       Ему ответила тишина, и чем дольше Идмар её слушал, тем больше ярости разгоралось в груди. Стиснув нить, он зарычал, и рык этот перешёл в крик — так звучало отчаяние и печаль. Нить в руке медленно начала таять, подстёгивая его идти дальше, и он хотел собрать остатки миры, но снова замер.        — Ты убиваешь их, Ид. Разве это стоит того?       На сей раз искать говорившего Идмар не стал, как и отвечать. Он понимал: это тот Рутгар, что прочно поселился в нём самом, стал упрямой частицей света в кромешной тьме души. И будь его гибель иной, Идмар бы усмехнулся, но сейчас лишь крепче сжал ладонь.       Его время платить по счетам ещё придёт. Сейчас время раздавать старые, очень старые долги.       Выйдя в реальность, Идмар лишь мельком заметил, что вокруг него не стало людей, в отдалении стояли машины стражников, а асфальт и стена ближнего дома покрылись льдом. Опустив взгляд, он заметил, что и на ладонях нарос лёд, а под ним немым укором застыли на коже пятна крови. Идмар знал, что не было смысла срывать этот лёд — слишком сильно бушевала в нём сила. И он совершенно не собирался её удерживать.       Заметив его, несколько стражников вскинули оружие, а тот, что стоял впереди, крикнул:        — Ты окружён, ловец! Сдавайся!       Взбесившихся от наркотика ловцов всегда ловили, и стражники часто выезжали на такие вызовы. Видимо, Идмар пробыл в мире снов слишком долго, поэтому они успели приехать и эвакуировать прохожих. Что ж, тем лучше. Меньше жертв.        — Оглох? — стражник сделал шаг вперёд, не спуская с Идмара цепкого взгляда. — Руки вверх. Отвезём тебя в тюремную лечебницу, там тебе помогут.       Идмар дёрнул уголком губ.        — Помоги себя сам.       Резко припав вниз, он коснулся рукой льда, и тот пошёл резвыми трещинами и, немного не добравшись до машин, вздыбился острыми глыбами. Стражники ожидаемо начали стрелять, но слишком быстро потеряли равновесие и бросились врассыпную. Идмар не дал им уйти: выпрямившись, он вытянул несколько нитей с обеих сторон и хлестнул ими людей. Кто-то попытался выстрелить, кто-то завопил от ужаса, один бросился бежать, но недалеко. Миг — и от группы хорошо вооружённых стражников остались лишь располосованные, точно бритвой, тела. И кровь. Горячая, густая, ослепительно-яркая на льду. Приблизившись, Идмар долгую секунду смотрел на обезглавленное тело одного их стражников, под которой растеклась целая лужа.       Они могли быть хорошими людьми, сказал бы Рутгар. Могли, согласился бы с ним Идмар, если бы не одно но — они все были людьми правителя, потому он ни на секунду не пожалел о сделанном. Это справедливая плата за изгнание тьмы из этого города, из мира, из людских сердец.       Тьмы под именем Императора.       У резни, устроенной Идмаром, конечно, были свидетели. Очень быстро он, снова направившись ко дворцу, услышал за спиной вой сирен, а впереди — новых отчаянных воинов, готовых задержать его. Иронично, думал Идмар, покрывая трассу льдом, чтобы две машины, ехавшие за ним, слетели с моста в реку. Может, они ещё вертолёты поднимут, гадал он, сбивая кнутом тех, кто ринулся на него с холодным оружием и пронзая их острыми ледяными кольями. Миры схлёстывались, и холод мира снов становился в его руках послушным, точно воск — и одновременно с этим пил его самого. Руку, в которой Идмар держал кнут, он не чувствовал до локтя, и кости с мышцами медленно, но верно, промерзали всё выше. Но что ему до живой плоти, когда есть сила? Она направит даже мёртвую руку так, как нужно ему. А кровь…       Горячая кровь лилась рекой, она будто смывала боль, унижение и страхи, и чем дальше Идмар шёл, тем сильнее этим упивался. Ещё. За боль тех, кто умирал во сне. Ещё. За страхи тех, кого мучали и пытали в темницах. Ещё!       За то, что он оказался ничтожно слаб и не смог спасти того, кто спасения заслужил.       У дворца, мрачного строения из грубо отёсанного камня с узкими стрельчатыми окнами, башнями-бойницами и высокой стеной, его предсказуемо ждали. Кажется, вся личная гвардия Императора ощетинилась оружием, а впереди стояли ловцы с таким же холодно-синим оружием в руках. Одного из них, худого блондина в очках, на котором форменный китель болтался точно на вешалке, он, вроде бы, даже встречал.        — Отступи, Идмар, — проговорил он чуть надтреснутым, уставшим голосом. — Уходи, и тебя не станут преследовать.       Как же его звали… Пайн! Идмар рассмеялся, дёрнул кнутом, и тот, удлинившись, обвился вокруг шеи стоявшего рядом с Пайном ловца. Тот застыл с выражением откровенного ужаса на лице, и в глазах каждого, кто на него смотрел, Идмар видел то же. Они боялись. Боялись, что не справятся, боялись, что им не хватит всей их силы.       Смешно же!        — Ваш обожаемый Император уже наложил в штаны? — спросил он, склонив голову набок. — Отпустит меня — и я залью империю кровью. Он готов пожертвовать ею ради своего спасения?       Идмар знал ответ. И все они, заканчивая самым тупым стражником, тоже знали. Будь Идмар на их месте, он бы отступил… хотя к чему эта глупая ложь? Он бы дрался до последнего, защищая то, во что верил. Беда в том, что он на другой стороне и не верит ни во что, кроме собственной силы, а во что верили все эти люди, не имело никакого значения. Выступив против него, они все обрекли себя на один конец.        — Тебе не справиться с нами, — Пайн стиснул рукоять меча, но Идмар видел, как дрожала его рука. Чего ему стоил призыв оружия?..        — Ты знаешь пророчество? — Кнут обвился ещё туже, и ловец начал задыхаться и попытался стащить удавку. Тщетно. — Однажды в мир придёт падший бог и…        — Это сказки! Император сверг его навсегда!        — Правда? — Идмар прищурился, ясно видя, как полнились страхом сердца всех, кто стоял перед ним. — Тогда почему он так боится?       Ловец с удавкой умер быстро — ему повезло больше всего. Хруст сломанных позвонков ещё не успел затихнуть в ушах тех, кто был рядом, как грохнули первые выстрелы и эхом отразились от ледяного щита, в который превратился кнут. Идмар держал его и шёл вперёд, разрывая реальность и выдёргивая нить за нитью. Одну — на машину с орудием в кузове, обрушив сверху и смяв, ещё две на опомнившихся и бросившихся в атаку ловцов. Лёд стелился впереди него, сила вилась вокруг вихрем, высвобождаемая от умиравших ловцов и нитей, вырванных в этот мир. Люди пытались атаковать и отступали, беспорядочно, хаотично, цепляясь за точки опоры, отстреливались, бросали в него ножи, копья и даже ледяные мечи — и умирали. Идмар шёл по трупам, даже не считая их, и не видел перед собой ничего, кроме громады замка, нависавшей над ним и грозившей раздавить своей тенью. На миг ему захотелось обрушить на него всю свою силу, стереть в порошок до самого основания, но он знал — самое сердце тьмы так не уничтожить. Он должен вырвать его своими руками, чтобы чёрная, как смоль, кровь, навсегда осталась на его пальцах, впиталась в лёд и осталась напоминанием.       Или явью той тьмы, что жила в нём самом.       Он поднимался по широким ступеням, залитым кровью, и с каждой ступенькой сопротивления оставалось всё меньше. Стражники бросали оружие и бежали, немногие оставшиеся в живых ловцы предпочитали прятаться в тени, скуля от полученных ран. Идмар не преследовал их и не добивал раненых, ему было достаточно того, что путь перед ним чист. Массивные двери замка оказались ожидаемо заперты, но, покрывшись льдом с обеих сторон, пошли трещинами и обрушились с оглушительным грохотом. Идмар никогда не был в перестроенном замке — тот, что стоял на этом месте пять сотен лет назад, разрушили почти полностью. Уцелел лишь дальний чертог и тронный зал, в котором, он чувствовал, полыхала ярким сиянием вспышка чужой силы. Идмар рассмеялся. Неужели Император и впрямь ждал его там?       Сентиментальный ублюдок.       Путь до тронного пролёг по пустым коридорам, в котором шаги Идмара отдавались жутким гулом. Его сопровождали только старые картины да пустые латы, следившие за ним провалами глазниц в проржавевших шлемах. Казалось, что сам воздух в этих стенах наполнен тленом и пылью, и едва уловимым запахом смерти. Идмар сделал глубокий вдох и поморщился, чувствуя, как засаднило в горле. Здесь что, жизнь остановилась пятьсот лет назад?       Ответ ему мог дать только один человек. Идмар собирался получить его немедленно. А потом затолкать обратно в глотку так, чтобы тот подавился. Хотя это слишком лёгкая смерть.       Он остановился перед высокими створками дверей и, покрепче сжав кнут, распахнул их резким пинком. Под усиленным ударом они поддались легко, и Идмар вступил внутрь. Осталось лишь…        — Полегче, мальчик, — голос, прозвучавший в пустом зале, был хриплым и надтреснутым, словно бы говорившему трудно давалось это занятие. — Ты, как-никак, в моих чертогах.        — Мальчик?       Идмар молчал с секунду и вдруг расхохотался. Его смех эхом пронёсся под высокими потолками, отразился от тёмных стен и затянутых паутиной углов. Вокруг царил сумрак, почти на всех окнах висели плотные пыльные занавеси, хотя пять сотен лет назад зал был полон света — бог не любил тьму, пусть та и дарила ему силу.        — Мальчик? — снова переспросил Идмар, делая шаг вперёд. И ещё. Ещё. Каждый из них звучал гулко, точно чей-то пульс. — Да ты, должно быть, совсем рехнулся, старик. Бессмертие мозг иссушило?        — Молодость искупает безрассудство, — скупо уронил Император, не поднимаясь навстречу гостю. — Хотя тебе ли говорить о молодости… падший?       Идмар стиснул зубы, впившись взглядом в массивную фигуру. Годы не прошли для него бесследно: кожа там, где её не прикрывал короткий плащ с низко надвинутым на лицо капюшоном и штаны, выглядела плотной и серой, точно звериная. Лицо казалось вытянутым, столь же посеревшим и больше походило на маску, а голос и вовсе словно принадлежал не живому существу. Он не двигался, сидя на троне, что был вплавлен в корень огромного дерева. Когда Идмар решил построить здесь свой дворец, он не стал уничтожать дерево до конца, и вьющиеся толстые корни придавали его трону особенно величия, покрытые позолотой. Теперь она осыпалась, и одиноко висящая позади люстра скупо выхватывала сухую, потрескавшуюся кору и фигуру на троне, которая теперь мало походила на человека, которым тот был раньше.       На того, кого Идмар помнил.        — Ты превратился в чудовище, — проговорил он, подходя ещё ближе. Лёд из-под его ног расползся в стороны, добравшись до поддерживавших балконы колонн. — Такова цена твоего бессмертия?        — Это ты всегда гнался за смазливыми мордашками, — Император издал звук, отдалённо напоминавший смех. — Сколько их было, тех, кто умер, чтобы ты до меня добрался?        — А сколько умерло, чтобы ты продолжал сидеть на этом троне, тварь?       Идмар замахнулся резко и быстро, кнут со свистом рассёк воздух — и врезался в ледяную стену, выросшую перед Императором. Отдача от удара прокатилась по руке и свела ещё чувствительное плечо. Идмар зашипел, выпрямившись. Такое созидание удавалось только немногим сильным ловцам, которых знал Идмар, но они тратили на это годы тренировок. А тут…       Пять сотен лет, напомнил он себе. Пять сотен лет и неограниченная сила, стекавшаяся сюда со всей Империи.       «Он равен тебе по силам. Ты уверен, что справишься?»       Идмар не был уверен — он знал. Другим его выбором оставалась смерть, а умирать, пока жив его старый враг, он не собирался. Не сегодня.        — И это всё? — презрительно бросил он, обходя трон по дуге и решая, как ударить. — В прошлый раз ты так отчаянно рвался сойтись со мной в честном бою, а теперь прячешься. Боишься?        — Тебя?       Император медленно поднял голову и то, что Идмар принял за дурацкую маску, глянуло на него провалами глазниц. В них царила такая непроглядная тьма, что на краткий миг сердце сжало страхом. Идмар знал: сила меняла людей, подчас настолько, что становилось жутко, но то, во что превратился Император... Приглядевшись, он вдруг увидел, что всё тело повелителя состояло из так сильно скрученных нитей, что они потеряли всё сияние и будто бы вобрали в себя свет. Словно вся тьма, существовавшая в мире снов и здесь, обрела форму и, что страшнее — разум.       Он и впрямь стал тьмой. И всё-таки оставался человеком. А значит, у Идмара получится его одолеть. Здесь. В этом мире сделать то, что не получилось когда-то давно.        — Если бы я тебя боялся, не посмел бы свергнуть, — Император всё ещё не двигался, но Идмар чувствовал, как он следил за ним. — Если бы боялся, согнал бы всех на свою защиту.        — Как будто ты этого не сделал, — скривился Идмар. Лёд продолжал расползаться, обнимая ближайшие к трону колонны. — Личная гвардия, стражники, ловцы. Все они защищали тебя. Все они верили в тебя.        — Верили, — согласился Император. Если бы тот мог улыбаться, можно было подумать, что он так и сделал. — И будут верить. Потому что я дал им выбор и свободу. От тебя.       Идмар на миг замер, точно ослышавшись. Свободу? Выбор?.. Выбор того, как умереть: во сне или от жестоких пыток? Или пить таблетки, блокирующие сны, и в конце концов скончаться от рака, который не поддавался лечению, или оно было так дорого, что проще сдаться? Это он называл выбором?        — Ты погрузил империю в хаос, — процедил Идмар, стиснув рукоять кнута. — Ты хоть раз видел, как страдал ребёнок, у которого ловцы отняли родителей? Ты хоть раз провожал в последний путь человека, умирающего от рака, который вызывают твои блокираторы? Ты слышал крики тех, кого пытали в твоих темницах?!       Идмар, поняв, что едва не сорвался на крик, сцепил зубы, рвано выдохнув. Нельзя показывать своих слабых мест, нельзя давать понять, что они у него вообще есть! Дьявол! По тому, как качнулась голова Императора, он понял, что уже сам себя подставил. Проклятье!..        — Тебе ли говорить о жалости, падший?       Император медленно поднялся.        — Тебе ли, что утопил империю в кровопролитных войнах?       Идмар не успел понять, в какой момент в чужих руках появился огромный молот. Император закинул его на плечо легко, как пушинку.        — Тебе ли, кто любил приходить в чужие сны и становиться самым жутким кошмаром? Тебе ли, кто никогда никого не любил? Что ты знаешь о жалости? Что?       Последний вопрос потонул в страшном грохоте, прокатившемся по залу от резкого удара. Император сорвался с места так быстро, что Идмар едва успел отскочить, прикрывшись от брызнувшей каменной крошки. Развернувшись, он хлестнул врага по ногам, надеясь повалить, но тот увернулся чертовски легко для своего размера. Опустив молот и опершись на его ручку, он склонил голову набок.        — Так что ты ответишь, падший? Тебе есть, чем оправдаться? Придумал за пять сотен лет, пока пытался вернуться?        — И не собирался, — отозвался Идмар. — У меня были другие заботы.       Он щёлкнул пальцами, и колонна в ледяной броне за спиной Императора пошла трещинами и начала рушиться, увлекая за собой часть балкона. Император увернулся, и этого Идмар от него и ждал. Сократив дистанцию, он обмотал руку противника с молотом кнутом, и пока тот сжимался, перетягивая плоть и не давая двинуться, второй рукой попытался всадить в плечо острый ледяной кол, но тот разбился, будто столкнувшись с бронёй. Выругавшись, Идмар отскочил, пока его не ударили в ответ.        — Во что ты себя превратил? — сплюнул он.        — В то, что будет способно тебе противостоять, — отозвался тот. — Как видишь, времени я зря не терял.       С этим нельзя было спорить. То, как выглядел и вёл себя Император, совсем не вязалось с образом, что сохранился в памяти Идмара. Тогда к нему пришёл мужчина, наполненный жизнью, яростью и справедливым огнём возмездия. Его серые глаза сверкали, на узком лице горел румянец, а на теле от ран появлялась кровь. Идмар помнил их сражение, помнил, с каким удовольствием решил дать бой смертному, возомнившему себя богом. Император уже тогда не был лишён тщеславия, и всё же некие понятия чести и совести у него оставались. Теперь же, казалось, он стал средоточием тьмы, от которой когда-то клялся этот самый мир избавить в лице Идмара. Да, падший не был ангелом, и он прекрасно понимал, что мало изменился. И всё же оставлять свой мир в руках чудовища не мог.       Это… неправильно? Пожалуй, так бы сказал Рутгар. Идмар считал, что бог в этом мире мог быть только один.       Смысла тратить время на разговоры он больше не видел и бросился в атаку, решив измотать Императора и заодно выяснить его слабое место. У всех оно есть, было и у него, нужно лишь дождаться нужного мига. О собственной слабости Идмар не думал, хоть рука и отнялась уже до середины плеча. Мир снов никогда никого не прощал, даже собственного бога. Он никогда не забирал больше, чем следовало, не переступал черту, хоть многим и казалось иначе, а стоило. Стоило, чтобы знать, как бороться с тьмой, которая всегда жила в ярком и холодном мире сновидений. Бороться с тем, что жило в нём самом.       Императора, казалось, забавляла эта схватка. Он позволял нападать на себя, в неожиданный момент нанося жёсткие удары. От молота и резких движений не всегда удавалось уворачиваться. В очередной раз отскочив от опустившегося с размаху оружия, Идмар не успел отвернуться, и каменная крошка посекла лицо. Царапины моментально будто облило жидким огнём, и он рвано выдохнул.        — Мальчишка, — снова обронил Император, глядя, как он утирал кровь. — Отступи. Это больше не твой мир, не твоя сила. Не твои люди.        — Я помню, как зарождался этот мир, — сплюнул в ответ Идмар. Лёд покрыл ещё часть плеча, заставляя сильнее стиснуть рукоять кнута. — Я помогал ему встать на ноги. И я никогда не причинял ему столько вреда, сколько ты… Эким.        — Ух ты, — протянул Император, и чернильная тьма в его глазницах на миг стала ещё темнее. — А я думал, что ты всё забыл.       Удар, последовавший следом, чуть не лишил Идмара головы.        — Сколько их было?! — голос Императора гремел и будто бы отдавался от стен оглушающим эхом.       Ещё удар — едва не задев по бедру.        — Сколько людей ты убил, прежде чем нашёл это тело?       Удар в плечо, и разлетевшийся осколками ледяной щит, не спасший, впрочем, от инерции.        — Сколько душ ты загубил, чтобы отомстить мне?! Падший, ты что, до сих пор не понял?!       Император взревел и бросился на Идмара, нанося удар за ударом, не позволяя ему отбиться, лишь уйти в глухую оборону.        — Я помню их всех! Помню, как ты приходил ко мне в десятках тел и умирал у этого трона? Думаешь, в этот раз будет иначе?!        — Да! — вдруг зло выкрикнул Идмар. — Да! Иначе!       Отбросив кнут, он кинулся на Императора, и миг замешательства решил всё — он повалил его на разбитый пол рядом с чудом не пострадавшим троном. Выпрямившись, он ударил его по лицу, даже не заметив, что в кровь ободрал костяшки с первого же раза. Идмара вёл не разум, а безрассудно, захлестнувшая ярость и отчаянная жажда доказать, что теперь всё иначе, что смерть Рутгара не была напрасной.        — Ты не видел страха в глазах этих детей! Ты не слышал, как страшно кричат жертвы в пыточных! Ты не знал их! Не знал его!..       Удары сыпались на лицо Экима беспорядочно и, казалось, почти не причиняли вреда. Тот наконец извернувшись, сомкнул на шее Идмара железную хватку и, когда тот попытался избавиться от захвата, подмял его под себя.        — Не пытайся казаться лучше меня, ублюдок, — от первого же удара в голове Идмара зазвенело. — Ты как был тварью, так и остался. А бог теперь я.       Схватив Идмара за одежду, Эким вдруг приподнял его над полом, приблизив к своему лицу.        — Я теперь здесь бог. А ты просто пешка. Хоть миллионами дохните, вас легко заменить. А бог один, — будто сведённые в уродливой гримасе губы оскалились ещё сильнее, — и это я.       Идмар долгий миг смотрел во тьму, и вдруг ему захотелось рассмеяться. Он забыл. В гордыне, в желании что-то доказать самому себе забыл о самом важном. А теперь всё встало на свои места.        — Нет, Эким, — он улыбнулся разбитыми губами. — Ты всего лишь человек.       Короткая секунда, и вместо разрушенного тронного зала вокруг завертелись десятки, сотни ярких ледяных нитей. Идмар захлебнулся, вдохнув уже привычный воздух, словно нырнул на глубину, и широко открыл глаза. Правая рука до самой шеи покрылась льдом, и он знал, что тот поползёт и дальше по его телу, но это уже ничего не значило. Он единственный был тем, кто мог разорвать и собрать заново все миры, и он единственный мог выжить здесь.       За пятьсот лет Эким многому научился, но кое-чего изменить так и не смог.        — Ты ничего не добьёшься этим, — Эким занёс руку для нового удара. — Я научился переходам и могу быть здесь столько, сколько захочу.        — Да? — Идмар поймал одну из нитей и обмотал её вокруг шеи противника. — А забрать отсюда столько, сколько хочешь, сможешь? Всю силу этого мира? Сможешь?       Ответить Эким не успел. Повинуясь Идмару, нити начали оплетать тело Императора, и тот выпустил его, пытаясь избавиться от новой напасти. Он хватался за них, но нити выскальзывали у него из пальцев, и очень скоро тёмная кровь закапала на землю. А нити продолжали его опутывать и сжимались всё сильнее, словно искали тепла.        — Что ты делаешь? — Эким вскинул голову, и Идмар вдруг различил во тьме глазниц панику. — Прекрати!        — Прекратить?       Идмар медленно поднялся, глядя, как извивался Эким. Он знал, что избавиться от нитей тот не сможет: таланта ловца у него не было, богом он тоже не был, а значит, власти над ними не имел. Всё, что было под силу Экиму — поглощать миру, которую собирали ловцы. Вот почему их было так много, вот почему им так много позволялось. Эким пытался защитить свое слабое место силой. Разумный ход, если подумать.       Так пусть заберёт себе столько, сколько пожелает душа.        — Ты говорил, что я проклятый бог, — проговорил Идмар. — Говорил, что у меня душа дьявола и вместо сердца тьма. Ты не ошибался, Эким. И был вправе гневаться на меня. Вот только взамен ты этому миру ничего не дал. Только помножил посеянную мной боль, страх и страдание, и совсем никак не пытался это исправить. Ты не бог, ты просто зарвавшийся тщеславный человечек, который решил, что быть богом ему под силу.       Нити окутали тело Экима так плотно, что даже тьмы глаз почти не было видно. Он всё ещё дёргался, но чем больше проходило времени, тем слабее становились попытки. Мир выпивал его, хотя должно ведь было случиться наоборот.        — Ты… не лучше… — прохрипел он. — Не стал… лучше…        — Не стал, — тихо согласился Идмар.        — Так что ты… дашь миру, падший?       На ответ Идмару понадобилось несколько долгих секунд.        — Я научился видеть свет, Эким. Свет, который ты потерял.       Вернувшись в реальность, Идмар долго лежал на полу тронного зала, глядя, как в столбах света, падавших из разбитых окон, медленно опускалась пыль. Тело ныло, броня, медленно сползавшая с руки, причиняла жгучую боль, а в ушах стоял последний долгий крик Экима. Его тело не выдержало такого количества энергии, и Идмар даже не представлял, какое страдание тот испытал перед смертью. Впрочем, ни малейших угрызений совести по этому поводу он не испытывал. Лишь удовлетворение от того, что принадлежавший ему по праву мир теперь действительно его… и грусть.       Рутгар не смог разделить с ним миг этого триумфа, а кроме него, делиться этим чувством Идмар не собирался ни с кем. А вот расплатиться за то, что у него отняли единственного друга, ещё стоило. Крупная монета сброшена, осталась та, что помельче.       Идмар всегда платил по счетам.