Новогодний чизкейк, метель и снежные ангелы

Телефон звонит долго, настойчиво. Дима спит крепко и видит как во сне ловит ртом снежинки, прыгает от счастья и делает снежных ангелов в сугробах. Улыбка не сходит с его лица и если бы он сейчас себя видел, то пришлось бы признать, что давно он не был так счастлив. Кто-то берёт его за руку, ненавязчиво, нежно. Дима слышит голос, родной, знакомый. Он ближе и ближе, наверняка шепчет что-то ласковое, что-то приятное. Никак не удаётся разобрать что именно. Слова ускользают, становятся тише, дальше. Он оборачивается, пытается идти вслед шепоту, всматривается сквозь снег в попытках разгадать чей голос зовёт его. Но метель усиливается, настигает внезапно. Глаза слезятся от ветра, на губах замерло «подожди». Дима просыпается, как всегда от таких снов, чуть встревоженным. Смотрит на руки, которые кажутся холодными от снега. Поводит плечами, которые помнят тёплые сновиденческие прикосновения. Моргает часто в попытках отогнать остатки сна. Замечает телефон, который не прекращал звонить и окончательно просыпается. –Там ёлку последнюю, представляешь Дим, последнюю…прям из-под носа увели,– телефон на громкой связи надрывается возмущённым Артуром. Конечно, Дима понимает, что 31 декабря ёлку купить то ещё приключение и зелёный горошек распродан в ближайшем сетевом магазине, и ехать к чёрту на кулички за чизкейком Артуру тоже не упёрлось и вообще вертел он этот новый год на одном месте. Дима кивает и молчит, чем вызывает обоснованное раздражение друга. Это ведь он захотел обязательно творожный чизкейк на столе, и оливье, и наряженная ёлка тоже его затея. –Так какого чётра тогда я ношусь в эту метель по городу?м?– Артур искренне ждёт ответа, как будто это вопрос вселенского масштаба. Дима отпивает кофе из кружки, обжигает язык и невнятно матерится в телефон. Не относительно Артура, конечно, просто он правда пытался в новогоднее настроение, но с этим так туго, что остаётся только траурно вздыхать и слоняться по квартире из угла в угол. Иногда он правда делал это в новогодней шапочке, красной с помпончиком. Иногда только в шапочке и семейных труселях. На что Артур неизменно орал и плевался в его сторону. Если бы мог, плевался бы ядом. Дима уверен. Всё таки артуровская тонкая душевная организация не терпела и намёка на то, что бы пошатнуло его гетеросексуальность. Хотя ничего сексуального в шапке (даже дедморозовской) и трусах (пусть и с новогодними оленями) не было. Но лишний раз до греха доводить не стоило, а то кто же будет мусор выносить и посуду мыть, если Дима в своей меланхолии только и мог, что кружки пустые по квартире расставлять и тяжело, томно вздыхать. –Дима, твою за ногу, если ты там опять заснул, то я сожгу нахрен тебя с твоей дурацкой шапочкой и компом, а от получившегося костерища буду поджигать бенгальские огни и взрывать хлопушки. Будет очень по новогоднему! –Понял, принял, жду. Он не сердился на Артура, на себя только если. За свою апатию и безразличие, за то, что улыбался сейчас редко и больше походил на Гринча, чем на того, кто раньше мог одной шутейкой рассмешить всю компанию. За окном метель усиливалась и желание тортика к праздничному столу тоже. Дима вздохнул, взглянул на часы и с какой-то необратимой решимостью стал натягивать штаны. Уже отойдя пару метров от подъезда он понял какую ошибку совершил. Чёртов снег был везде, особенно лез в глаза и налипал на очки. Дима пытался натянуть капюшон, пониже опустить голову, но это никак не помогало. Он ощущал себя ёжиком в тумане и Умкой на льдине и самым несчастным в мире. –Чизкейк? Серьезно? Что за блажь…, – он помнит это артуровское недоумение сегодня утром, когда озвучил это вслух, – ладно ёлка там ещё… салат этот, майонезная кома не иначе,–Артур продолжал ворчать,–но торт-то тебе нахуя? Дима и сам не знал. Просто проснулся утром, просто понял этот факт и теперь эта назойливая мысль ела его изнутри с таким же аппетитом, как бы он уплетал чизкейк если бы купил его. Но вот уже третий магазин подряд. Третья продавщица в недоумении. И третий раз он выходит с пустыми руками. Он поднимает голову вверх, подставляет лицо снежинкам, совсем не заботясь, что те лишь сильнее заляпаю очки. Он и так уже ничего не видел сквозь них, так что какая разница. С минуту он стоит так, еле сдерживаясь чтоб не начать ловить ртом снежинки. Кто-то задевает его в толпе, мимолетно, почти незаметно. Он отрывается от созерцания снежного неба, опускает голову и натыкается на пару любопытных глаз, которые весьма заинтересованны его персоной. Обладатель карих глаз смотрит на него чуть склонив голову, улыбаясь при этом открыто, добродушно. Дима на всякий случая оборачивает себе за спину, вдруг там стоит кто-то кому так рад незнакомец. А когда возвращает взгляд обратно, слышит: –Привет,–голос приятный, вкрадчивый. –Привет,–он повторяет эхом. –Я Дима,–парень протягивает руку. –Я Дима,–он жмёт протянутую ладонь, чувствует тепло и мягкость ответного рукопожатия. –Очень приятно,–весёлость в его голосе явная, чувствуется вся комичность ситуации. Дима замирает в ожидании, парень поправляет очки и бормочет что-то про линзы, метель и топает ногами в попытках стряхнуть снег. Дима продолжает неподвижно стоять, словно прирос к месту, словно разом отказало всё тело. Он не собирается двигаться, он остаётся здесь навсегда. Слышит вкрадчивое: «пошли, а то заметёт совсем», но шаг сделать по прежнему тяжело. Он вспоминает утро до телефонного звонка и свой сон, что снился ему почти каждую ночь. Вспоминает голос, что говорил с ним. Ещё слышит свой внутренний, который орёт, захлёбываясь: «новогоднее чудо, блять». А потом делает шаг, кричит в след: «подожди» и как сумасшедший бежит. Врезается в спину, чуть не падает, но сильные руки поддерживаю, возвращают на место и: –Эй, ты чего? Отмёрз, наконец, а то я уж думал всё, потеряли пацана. Дима моргает часто часто, но голос этот остаётся в реальности. «Это не сон, смирись» нашёптывает ему подсознание. –Да я просто замечтался,–честно признается, чуть опасливо. –И о чём же? О чуде новогоднем или как? Сегодня, кстати, самое время мечтать. Моя ба всегда говорила: «загадывай желания, они обязательно сбудутся», а ба у меня пустого не посоветует. Она вот мне тортик испекла, по какому-то там чудо рецепту,–демонстрируется пакет в левой руке, в нём явно что-то увесистое,– чизкейк между прочим,–он серьёзно поправляет очки указательным пальцем, как будто вещает что-то важное, сообщает нерушимую истину. Дима в ступоре, у Димы схлопнулась вселенная, взорвался где-то внутри маленький атомный реактор. Он вцепляется в локоть своего тёзки и резко разворачивает к себе. А потом быстро, не давая шанса передумать, тараторит: –Пойдем снежных ангелов делать? И они все в снегу, но от этого не холодно. Они смеются, искренне, не стесняясь. Идут толкая друг друга ещё и ещё, пока снег не оказывается и за шиворотом тоже. Диме легко, Дима про затянувшуюся в месяца меланхолию и думать забывает. Уже у подъезда налетает разъяренный Артур и кричит. Дима разбирает «какого чёрта» и «где тебя носит», но так абсолютно счастлив, что Артур от его улыбки шарахается и сбавляет обороты. –Я Дима, но лучше, наверное, Дангар, а то как-то путано будет,–они с Артуром пожимают друг другу руки. Артур смотрит на Диму и ничего не просит объяснить. Как тут вообще это объяснишь. –Он с тортиком,-невпопад вставляет Дима, то ли оправдываясь, то ли защищаясь. Артур лишь машет рукой, в полном принятии неизбежного. –Ну пойдёмте, ангелочки,–Артур кивает в сторону подъездной двери. Дангар чуть мешкает, нерешительно мнётся с пакетом в стороне. –Будешь новогодней ёлкой,–кивает он Дангару, пожимает плечами, поясняя,–я не успел купить. –Да не вопрос, погнали, нарядишь. Смех разносится по лестничной площадке, кто-то сверху кричит «с новым годом, пацаны», они хором отвечают «с новым годом!». Вдалеке, во дворах уже хлопают салюты, Дима смотрит на них и загадывает желание, первое за много лет. –Загадал?–Дангар берёт его руку в свою, согревая теплом. –Да.