снежинки на ресницах

валере едва исполнилось четырнадцать лет, когда он вступил в группировку. зацепился с пацаном из школы, мелкая ссора перешла в драку, из которой он вышел победителем — не зря с детства учился давать отпор отцу, защищать маму, когда тому водка заливала глаза, и он уже не понимал, что творит. с тех пор окончательно убедился, что в жизни главное — сила. когда у тебя есть сила, твоя жизнь обретает смысл. если ты слабак, то не удивляйся, что тебя шпыняют. нашёл пацанов с универсама, убедил взять к себе. доказывал долго, что достоин. кровью на снег истекал, на дрожащих ногах вставал и кидался, как зверëныш дикий. старшие сказали: "далеко пойдёт". дали погоняло турбо (фамилия у тебя, малой, смешная. туркин... кофе хоть варить умеешь?). с первых дней в универсаме валера себя начал своим ощущать. на сборах было спокойнее, чем дома. дома его не особо-то и ждали: отстранëнная, разбитая мать закрывалась по вечерам в комнате, тихо всхлипывая. когда валера был маленьким, он приходил к ней, садился рядом, брал её руку в свои ладошки и рассказывал без остановки что-то, что угодно, чтобы её отвлечь: про сказку, которую вчера прочитал, про то, какую птицу видел на улице, про фигурку солдатика, которую кто-то забыл в песочнице. чем старше он становился, тем чаще слышал от неё ласковое, но ужасно печальное "валерочка, ты так на папу похож". валера не хотел быть похожим на папу. папа приходил с работы уставший, угрюмый и с пузырëм водки. от него всегда пахло потом и перегаром, и он ощущался каким-то чужим мужиком, перепутавшим квартиры. иногда казалось, что в нём просыпались отцовские чувства, желание поговорить по душам, но со временем валера осознал, что это была скорее попытка воспитать себе собутыльника, а не сына. а на сборах всë было по-другому. на сборах люди были живые, не картонные, там была идея, братство. валере дышалось свободно, ему нравилось быть частью чего-то большого и сильного. он старался, из штанов чуть не выпрыгивал, чтобы доверие старших заслужить, чтобы его уважали. на всю жизнь запомнил первую сигарету, которую ему вова адидас протянул. в первый раз так сильно собой гордился. у валеры до универсама не было друзей. волком смотрел на всех, не доверял, не открывался. кому с таким как он вообще интересно будет? узнают получше и бросят, нет уж, спасибо. даже внимания его не стоят. а потом нашёлся тот, кто стоит. худощавый бритоголовый пятнадцатилетний пацан с большими и очень внимательными глазами. представился зимой. общаться они начали не сразу, поначалу присматривались друг к другу. турбо пытался нейтралитет держать, но с каждым днём получалось хуже, то и дело украдкой взгляды кидал, наблюдал, анализировал. валера был чрезвычайно проницательным подростком, но зима казался ему загадкой. парень чувствовал себя уверенно в компании, умел разрядить обстановку, понимал, когда нужно сохранять холодный рассудок, а когда можно дать волю эмоциям. характер чересчур взрослый, а в глазах — совсем детский задор, огонёк неподдельный, искренний. в один день зима догнал валеру, когда они расходились после сборов. — турбо, погоди! валера остановился, вопросительно посмотрел на парня и понадеялся, что тот не заметил в этом взгляде нотку волнения. — ты сейчас куда? — домой собирался. — торопишься? у валеры что-то внутри расцвело. домой он не то, что не торопился, он туда вообще не хотел. а перспектива провести время с зимой его радовала. к этому моменту турбо уже не отрицал — парень стал ему реально интересен. — пойдём тогда. — куда? — погуляем. давай, погнали, не стой столбом. обошли половину района. валера узнал, что зиму на самом деле зовут вахит, а погоняло у него тоже из-за фамилии. у вахита дома двое мелких и одна старшая сестра. по большей части весь дом на ней, родители работают с утра до ночи, но вахит тоже старается помогать. как умеет. про свою семью валера решил особо не распространяться. бродили, пока не стемнело, скурили по паре сижек у валериного подъезда. — ну ладно, я домой погнал. до завтра. пожали руки. поднявшись к себе в квартиру, валера тихонечко поздоровался с мамой, сказал, что ужинать не будет, и проскользнул в свою комнату. лежал в кровати и глупо улыбался, потом ругал себя, что слишком рано радуется, потом снова улыбался, и снова себя одергивал, пока наконец-то не провалился в сон. снилось, что у него тоже большая семья, и они вместе новый год отмечают. сестричке лет пять, она мишурой обмоталась и по квартире бегает. братик малой ëлочную игрушку разбил, а валера помогает осколки убрать, пока не видит никто. на столе салатики, мандарины, закуски. и мама с папой друг друга любят. они с зимой стали часто после сборов вместе зависать. оказалось, у них дворы совсем рядом. по очереди друг друга до подъезда провожали (да погоди прощаться, я ещë не договорил, давай до тебя дойдëм). турбо иногда заходил к вахиту домой — попить чай и помочь за мелкими приглядеть. помощь им была очень кстати, а валера всегда прекрасно ладил с детьми. — валер, на тебя так посмотришь, подумаешь, что это ты старший брат, а вахит просто в гости зашёл, — смеялась сестра вахита, назиля, стоя в дверном проёме. — дурочка совсем, — огрызнулся вахит, возвращаясь из кухни с двумя кружками чая, — давай, иди уже, мы тут справимся. — счастливо! назиля уезжала на пару дней к родственникам, оставив вахита за старшего. дети оказались на удивление спокойными, их было нетрудно занять каким-нибудь простым делом. оставшийся вечер парни провели на диванчике в гостиной, по очереди бегая на кухню, чтобы обновить чай. когда из прихожей послышались звуки открывающейся входной двери, валера проронил невнятное "мне, наверное, пора уже" и поспешно поднялся с дивана. вахит перехватил его запястье, посмотрел взволнованно. — давай ты останешься. поужинаешь с нами. в этот вечер валера остался у зималетдиновых на ужин. а потом он остался на ночь. переговаривались с вахитом шёпотом, чтобы никого не разбудить, замолчали только тогда, когда сил совсем не осталось. валера не мог вспомнить, когда в последний раз ему было так спокойно засыпать. на следующий день, вернувшись домой, он извинился перед мамой, что заставил волноваться, успокоил, сказал, что больше так пугать не будет. с отцом разговор был другой. на повышенных тонах, с взаимными обвинениями. с применением физической силы. дрался валера отлично, но по габаритам отцу явно проигрывал. на фоне кричала мама, умоляла прекратить, пока в лицо валере снова и снова прилетал отцовский кулак. собрав последние силы, турбо вырвался из хватки мужчины, выдал пару хороших ударов в ответ и, быстро захватив из прихожей куртку, вылетел из квартиры. валера знал, что никто за ним не пойдёт, но замедлиться не мог и всё продолжал бежать, пока ноги сами не принесли к знакомому подъезду. вахит гостей не ждал, тем более он не ожидал увидеть у себя на пороге запыхавшегося турбо, капающего на пол кровью из разбитого носа. проронил короткое "твою мать..." и без лишних слов потащил валеру в ванную. — это валера? привет, валера! — сестрёнка вскочила со стула и потопала вслед за парнями. — кояшым, не заходи сюда пока, мы выйдем скоро, хорошо? — вахит закрыл за ними дверь и стал искать в ящиках аптечку, — что случилось, турбо? — да пиздец гололёд на улице, я два раза наебнулся, второй раз вот лицом прям в землю. — придурок? либо правду сейчас говоришь, либо я тебя выгоняю. естественно, выгонять вахит никого не собирался. да и турбо понимал, что в этот раз не получится с темы съехать. так, пошутить решил, чтобы совсем уж трагедию из ситуации не делать. — от бати отхватил. свалил из дома. там уже мама в истерике билась, не надо было при ней вообще драться, но он если, сука, сам начал, я что должен был делать? старался в глаза зиме не смотреть. было сложно, учитывая, что тот его за подбородок держал, обрабатывая ссадины. — ты не говорил, что у вас такие отношения... — я этим не горжусь. — внатуре ты придурок. от меня хотя бы мог не скрывать. вставай, надо лëд пойти приложить. сидя на кухне с приложенным к носу каким-то замороженным куском мяса (единственное, что нашлось в морозилке), турбо под пристальным взглядом зимы чувствовал себя виноватым. идти ему было некуда. на кухню осторожно зашла маленькая алия и протянула ему лист бумаги. на нём детской ручкой был нарисован смешной кудрявый мальчик с широкой улыбкой, а сверху большими неровными буквами подпись "в а л е р а". на глаза навернулись слëзы, валера заулыбался от уха до уха, точь-в-точь как на рисунке. алия с гордостью приняла все благодарности и похвалу и покинула кухню, оставив парней наедине. — значит так, валер, ещё раз, — вахит говорил своим самым серьёзным тоном, — ты можешь мне доверять. запомнил? валера запомнил. валера с того дня доверял вахиту всë, доверял даже больше, чем самому себе. помнил об этом, даже если они ссорились, помнил об этом, когда ему в морду от вахита прилетало, и когда сам тем же отвечал. когда проблемы были, помнил, и когда всё хорошо было — тоже помнил. и не сомневался в том, что это правда. пока не появилось кое-что, чем он с вахитом делиться не торопился. у вахита тогда девчонка появилась, валера об этом самый первый узнал. о том, какие у неё волосы красивые, какая она умная, добрая, смешная. как её целовать приятно. турбо видел её пару раз — приходила в дк на дискачи. ничего особенного. ну, как... красивая, да. ну, волосы длинные, густые. улыбается своими ровными белыми зубами и вахита обнимает, как приклеилась к нему. вахит счастливый стоит, даже в полумраке видно, как покраснели щëки. турбо в первый раз от такого зрелища с места сорвался моментально и из зала ретировался, погнал курить в туалете, медляк переждал, вернулся. они в тот период как-то напряжённо стали общаться. зима пытался выяснить, может проблемы какие-то, но валера только отмахивался. про девчонку эту слушал, сквозь зубы отвечал, как-то раз даже не сдержался и спросил: — слушай, а ты не думал, как она вся такая идеальная на тебя вообще глаз положила? — ты о чём? — о том, что по твоим рассказам она как ангел с небес на нашу грешную землю сошла. не думал, может ты ей не особо подходишь? в тот день они подрались. но не как всегда, вполсилы, а напротив, били отчаянно, как будто у каждого огромный ком неозвученных эмоций накопился, которые только так можно выразить, и по-другому они не выйдут. на следующий день забыли, решили не обсуждать. валера чуть с ума не сошёл — они всегда говорили, всегда обо всём, не стесняясь. он хотел всë объяснить, всем сердцем хотел, но сам ничего не понимал. знал, что виноват перед вахитом, повёл себя как мудак, неспособный порадоваться за друга. а вахит был слишком счастлив, чтобы обиду держать. он был счастлив где-то примерно ещё два месяца. ровно до момента, когда его бросили. эля с семьёй переезжала в другой город, они бы не смогли больше видеться. зима был разбит, валера тоже. тяжело было видеть его таким, но турбо не отходил ни на минуту. таскал ему сигареты, развлекал как мог, выслушивал, когда тот был готов говорить, сжимал его ладони в своих, обнимал за плечи и вытирал, пока никто не видит, с его щëк редкие слëзы. больше валера от зимы ни про элю, ни про других девчонок, ничего не слышал, а через какое-то время и сам встретил свою фам фаталь. красивая вся из себя, уверенная, не боится ничего. с валерой быть не боится. между ними то и дело искры летали, только слепой не заметил бы. однажды спросила его: "а что для тебя любовь?". турбо замялся. — ну думай пока, я тогда за себя скажу. мне кажется, если любишь, то человека любым принимаешь. со всеми его особенностями. я вот тебя люблю, валера. — я тоже... тоже люблю. валера потом неделю размышлял о том, что же для него любовь. ходил задумчивый, даже как-то набрался смелости и к адидасу подошёл с этим вопросом. вова, конечно, не ожидал. сигаретой затянулся, подумал и ответил: "мне кажется, это когда тебе с человеком хорошо, даже если весь мир вокруг рушится. и отпускать никуда не хочешь, потому что это как кусок из себя вырвать. когда тебе в нём всё самое родное и прекрасное". потом добавил: " а вообще, валер, думай сам. не маленький уже". долго валере думать не пришлось — очень скоро все его мысли заняли проблемы улицы. убийство ералаша запустило череду событий, в условиях которых у валеры не оставалось никаких моральных сил на то, чтобы копаться в своей же голове. загнав всю лирику поглубже в подсознание, он шёл на замес с хадишевскими, не жалея ни их, ни себя, угонял карету скорой помощи, спасая вову из больницы, отчитывал андрея за избиение исакова. с каждым днём, нет, часом, с каждой минутой его нервы натягивались всё сильнее, как струны, и казалось, что он в любой момент может вспыхнуть, сдетонировать, просто сгореть, оставив вокруг себя выжженное поле. улица стала для него вторым домом, и все её проблемы турбо воспринимал близко к сердцу, как свои личные. никогда бы не простил, если бы второй дом стал таким же, как первый. в один вечер с вахитом сидели у валеры в подъезде на предпоследнем этаже, делили последнюю сигу на двоих. — блять, зим, ты какой-то подозрительно спокойный. тебе не кажется, что это всё сейчас — начало большого пиздеца? зима затушил окурок о ступеньку, вздохнул, ответил: — я спокойный, потому что ты за двоих переживаешь. это для баланса. а то оба с ума сойдём. засмеялись в унисон. вахит голосом потише добавил, как будто не хотел, чтобы его слышали, но и промолчать не мог: — иногда я думаю, что мне с тобой было бы спокойно, даже если бы весь мир вокруг рушился. валеру как током ударило. оглушило, ослепило, контузило, как хотите. в голове кино на миллион кадров в секунду, как вова адидас про любовь рассуждает, сигарету смакуя; потом эля, улыбчивая, солнечная, но такая валере ненавистная; потом рука вахита на валерином подбородке, болит разбитый нос и скула, в ванной пахнет перекисью водорода, а в груди непонятный трепет. адреналин, наверное. а потом как пьяные с вахитом шатались по окраинам ночью, как ноги уже не держали, но крепко держали чужие руки, не давая упасть, да и вообще не чужие никакие, а самые что ни на есть родные, как глаза с глазами встретились и долго смотрели, как будто что-то сделать надо, но никто не понял, что именно. на губах чужое дыхание горячее, пульс под двести, снежинки на ресницах, а на щеках румянец, как от самого лютого сибирского мороза. забыли, ничего же не было. а потом валера случайно представил, что на той остановке вместо миши малого зима оказался. и что не бабушка бедная там возле морга рыдала от горя, а валера по стеночке сполз на землю и взвыл от боли, будто из него кусок души выдрали. и так страшно стало. страшно, словно вахита и правда нет уже, а валера в том самом моменте застрял, когда глаза в глаза, губы в губы, только вместо зимы напротив — бледный призрак, и снежинки уже на ресницах не оседают, а проходят насквозь и на землю падают. вдруг очнулся, как от кошмара, на вахита поворачивается, а он живой, тёплый, красивый и ужасно взволнованный. — всё нормально? ты чего завис так? вместо ответа валера не думая подаётся вперёд и губами в губы вахита впечатывается. пару секунд выжидает, сердце как бешеное колотится, ладошки потеют, в животе всё в тугой ком скрутилось, и голова кружится. а вахит кладёт ему ладонь на затылок, запускает пальцы в мягкие кудри, приоткрывает рот и целует глубоко, жадно и мокро. целует, пока оба задыхаться не начнут, потом отстраняются и смотрят друг на друга охуевшими глазами. первым находит в себе силы заговорить валера. шепчет: — зим, я походу люблю тебя. — я тебя уже давно люблю. — а что мы с этим делать будем? они обязательно придумают, что с этим делать. у них всё будет лучше, чем у всех, просто для этого придётся немного подождать.