Everybody needs somebody

Пустой — что неудивительно для вечера воскресенья на окраине Йокогамы — трамвай едет, по мнению Сигмы, достаточно неровно для того, чтобы Ацуши, задремавший у него на плече, проснулся. Сигма, до этого слушающий тихую музыку из проводных наушников и зачарованный виднеющимся в окне закатом, полоснувшим золотым и розовым по городу, перевёл взгляд на своего парня. Накаджима, видимо, всё же проснулся, судя по затрепетавшим белесым ресницам. У его бедного парня после двух недель простуды, а затем закрывания долгов в школе на здоровый сон без жаропонижающих таблеток и гор конспектов времени не было от слова совсем, вот и глаза слипаются при каждом удобном случае. Ладно, дома точно отоспится. Если, конечно, его отец не устроит скандал из-за проколотого час назад уха. И, если верить словам Ацуши — а Сигма верит всему, что он говорит, потому что это же Ацуши — его родитель не упускает из виду любую мелочь. Но длинная, подстриженная на отвали чёлка, свисающая набок, закрывает следы преступления, давая обоим надежду на то, что пронесёт и Накаджиме не влетит. Хотя, стоп. Сигма смотрит время на телефоне. Без трех семь. На трамвае ехать ещё около получаса, а отец Ацуши ждёт его к половине восьмого, и не минуты позже. Накаджиме точно влетит. Ацуши, видимо, прочёл его мысли, открыв глаза, которые для Сигмы теплее апрельского солнца, и голосом, чуть хриплым ото сна, спросив: — Я опоздаю, да? — Мы опоздаем, — поправил Сигма, выключая музыку. Ацуши на это нежно улыбнулся. С тех пор, как они окончательно и бесповоротно прояснили свои чувства друг к другу, у его парня появилась очаровательная привычка переводить всю канитель, что случалась с ним лично, в их общую. Первое время он думал, что, как и всегда, благодаря строгому воспитанию отца, будет тащить всё на себе, но этого не произошло. Вместо до боли привычного «Твои проблемы — только твои» вышло «Твои проблемы — наши». Неожиданно и чертовски приятно. Накаджима ткнулся носом своему парню в тёплую щеку, и, заметив, что тот хочет отстраниться, схватил за руку, цепко, как кот: — Мы одни, успокойся, — Ацуши чмокнул Сигму в щеку. — Мы сильно опоздаем? — знает, что тот от своего беспокойства уже всё просчитал. — Нам ещё полчаса ехать, если будем быстро бежать от остановки до твоего дома, то опоздаем на минуты три-четыре всего, — Сигма одной рукой обнял Накаджиму за тонкие плечи. — Всё будет хорошо. — Из нас двоих больше переживаешь ты, — Ацуши фыркнул. — Не беспочвенно, — нахмурив брови, отозвался Сигма. Накаджима поцеловал его в переносицу. — Не хмурься, а то морщины раньше времени появятся. — Дазай-кун плохо на тебя влияет. — А на тебя плохо влияет Дост-кун. — Это потому что я в карты на деньги играю? — усмехнулся Сигма. — Нет, хотя, и это тоже, — вздохнул Ацуши, затем произнеся коротко, но таким тоном, будто пояснения не нужны. — Сигареты. Пояснения нужны. — И? — Сигма даже удивился. Накаджима никогда не говорил об этом, только обронил в их первое знакомство, что сам не курит и не любит, когда кто-то рядом с ним это делает. — Твои ещё нормальные, у них какой-то вкус ягодный, даже прикольный. Но Федины... — Ацуши замолчал, сморщившись. — Как это вообще можно вдыхать? Сигма на это хмыкнул: — Он их из России привез. — И почему я не удивлён? — Да ладно тебе, — улыбнулся Сигма. — Я у него просто их иногда стреляю, по-дружески. — Да знаю я, что по-дружески, — пробормотал Накаджима, глядя в окно. — Просто... Я понимаю, что для тебя курение—способ отвлечься, — мягко начал он, теребя край белой футболки и тщательно подбирая слова. — Учёба, твоя мама, всё такое, — Ацуши посмотрел на своего парня, ища в его взгляде намёк на раздражение, которое у него обычно было, когда кто-то говорил о его проблемах. Но в глазах напротив было только тепло и спокойствие. — Я понимаю, — зачем-то повторил Накаджима. — Но давай ты хотя бы будешь меньше это делать? Конечно, от привычки не так легко избавиться, но можно иногда это заменять, — Ацуши достал из рюкзака, до этого лежавшего рядом с ним, пачку жвачек. — Клубничные. Оба молча взяли по одной. — Как прокол? Ацуши тихо вздохнул: — Ты спрашиваешь об этом каждые двадцать минут с тех пор, как мы вышли из салона. — Врешь, — возразил Сигма. — Ладно, не каждые двадцать, но это только потому что я уснул. — Я жду ответа, — не уступал Сигма. — Всё. Хорошо, — выделяя каждое слово, заверил его Накаджима. На самом деле, ещё бы не было, учитывая, что делалось всё в приличном салоне с положительными отзывами, пусть и само решение пришло спонтанно. Место для свидания, как всегда, выбирал Ацуши. Хотя, выбирал — громко сказано, просто с закрытыми ткнул пальцем в карту, и так получилось, что попал в какую-то кафешку на другом конце города. Как ещё в первое их свидание объяснил Накаджима: "Отец до четырнадцати лет запрещал покидать район, сейчас хочется весь город обойти, так что всё равно, куда пойдем." Сигме, в общем-то, тоже было всё равно, его мать к шестнадцати годам отчаялась контролировать непутëвого сына, который и курит, и дома через раз ночует, и гуляет черт знает где. Так что правда плевать, куда, хоть во двор рядом с домом на качельках посидеть, хоть «за три версты за три пизды», выражаясь по-русски. И так уж вышло, что рядом с кафешкой была парикмахерская, где, судя по надписи на входе, кроме стрижек делают ещё и пирсинг. И когда Накаджима схватил своего парня за руку и потащил к злополучным дверям, на ходу объясняя, что вот прям сейчас захотел проколоть ухо, Сигма понял, что кафешка отменяется, и со вздохом начал смотреть отзывы в телефоне. А ещё Сигма понял, что импульсивные желания Ацуши заразны, поэтому, после того, как Накаджиме быстро сделали дырку в мочке пистолетом, он следом сел в кресло пыток, говоря, что хочет септум. А почему бы нет? Его мать и покраску волос пережила, и серьги, ей не привыкать. И отец Ацуши рано или поздно тоже смирится, самовыражение никому ещё не вредило. Да и им шестнадцать, в конце концов. Прекрасный возраст для выкидонов. — Полчаса, говоришь, — протянул Ацуши. — Получается, можно послушать ещё десять песен в среднем по три минуты, — он взял у своего парня один наушник. Сигма, включив музыку, достал изо рта жвачку и прилепил сзади на спинку сиденья, за что получил сначала укоризненный взгляд, а потом усталый вздох смирения. Ацуши прилепил свою там же. Накаджима снова положил своему парню голову на плечо, отчего фиолетовые пряди того легли ему на лицо, щекоча лоб и щеку. Правую сторону — левую оставил натуральной — Сигма первый раз покрасил ещё лет в тринадцать, прямо посреди ночи, а на утро в школу не пришёл. Как он потом — на чистом русском — объяснил своё отсутствие: «Мать раздала пиздюлей». Мать раздала пиздюлей, а Ацуши был в тихом восторге. Фиолетовый Сигме шёл, чего греха таить, а когда на нём, как сейчас, ещё и такого же цвета не застëгнутая ни на одну пуговицу клетчатая рубашка поверх футболки с Микой из «Последнего Серафима», их с Ацуши любимого аниме, и широкие джинсы...Накаджима сам по себе парень эмоциональный и всё преувеличивает, но сейчас он уверен, что действительно нет никого красивее Сигмы. Тем более, как можно смотреть в это изящное лицо, словно сошедшее с картин, в эти серые омуты глаз и не теряться? Ацуши не знает. Да и не хочет, чего уж там. — Опять пялишься? — Сигма хитро сощурился, повернув к нему голову. — Сам-то, — парировал Накаджима, чувствуя, как вспыхивает от этого проницательного взгляда. Трамвай начал ехать уже не то что неровно, а толчками, отчего Ацуши схватился рукой за спинку сиденья, дабы не упасть на чужие колени. Это было бы очень смущающе. Сигму, наоборот, ничего не смущало. Он, не переставая улыбаться, взял лицо Ацуши в свои руки, ласково гладя большими пальцами краснеющие щеки. Накаджима сейчас как никогда рад, что его парень всегда носит кольца, ибо металл хоть немного холодит кожу, стремительно теплеющую под нежными прикосновениями. Ацуши, сдаваясь, прижимается к Сигме ещё ближе, закидывая руки на плечи и мягко накрывая его губы своими, тут же мыча от удовольствия, что Сигма углубил поцелуй. Во рту чувствовалась клубнично-мятная свежесть, кружащая голову. Гораздо лучше сигарет. Сигма отстранился, только чтобы тихо пропеть Накаджиме в губы слова песни, играющей в наушниках: — You'll be the good boy, I'll be the guy to change your mind. Ацуши, издав смешок, начал покрывать поцелуями всё его лицо. Сердце по ощущениям колотилось быстрее, чем ехал — какое счастье, что всё ещё пустой — трамвай, который в какой-то момент особенно сильно толкнуло, отчего Накаджима всё же завалился Сигме на колени. Но тот, впрочем, не был против, а даже наоборот, тихо рассмеявшись, взял одну его руку в свою, сплетя пальцы и неожиданно сам для себя сказав: — Спасибо. — За что? — Ацуши удивлённо поднял брови. Сигма и не знал, что ответить. За то, что не настаивает бросить курить, а просто предлагает иногда заменять сигареты жвачками, хотя сам терпеть не может курение? За то, что смотрит на него с таким очарованием, как никто другой? За то, что они вообще встречаются, несмотря на его отца, который, если узнает, будет конечно же против их отношений? Нет, всего этого в один ответ не вместить, поэтому он сказал просто: — За то, что ты рядом. Ацуши довольно сощурился: — Так это нормально. Даже самые стойкие и независимые нуждаются в поддержке и любви, в человеке, который, как ты говоришь, просто рядом. Каждому нужен кто-то. — И ты готов и дальше быть этим кем-то? — едва слышно спросил Сигма. — Да, — сразу ответил Накаджима, смотря на своего парня с тёплой улыбкой. — Веришь? Сигма молчал несколько секунд, а затем, стараясь не дрожать голосом от наплыва чувств, произнёс: — Верю, — наклонившись, он снова приник к любимым губам. Сигма вообще верит всему, что говорит Ацуши, потому что это же Ацуши. Ацуши, взгляд которого теплее апрельского солнца, который выбирает место свиданий, с закрытыми глазами ткнув пальцем в карту, жуёт клубничные жвачки и измеряет время по песням. Ацуши, у которого телефон всегда на беззвучном, поэтому звонок от отца с ожидаемым вопросом, где шастает его сын, он, конечно же, не услышал.