ex-real boyfriend

— Кавех, нам нужно расстаться. Архитектор вздрогнул и медленно поднял голову от чертежей, в недоуменнии уставившись на парня. — Что? Ты шутишь? — Он во все глаза рассматривал секретаря, пытаясь найти хоть какой-нибудь намек на шутку. Идиотскую, не смешную шутку, после которой он будет долго рвать и метать, а потом целовать, как в последний раз, будто все это могло бы быть правдой. — Нет. Так будет лучше для нас обоих, — И вышел из комнаты Кавеха, резко закрыв за собой дверь. — Хай… Там… — Хотел было окликнуть соседа архитектор, но дверь уже была закрыта, а за ней слышались лишь удаляющиеся шаги. Кавех уставился в недоумении на чертеж, будто пытаясь осознать все это, прийти к какому-нибудь логическому выводу, но, обычно, это было сильной стороной Хайтама, а он руководствовался эмоциями. — Эй! — Парень резко вскочил со стула, вскрикивая достаточно громко, чтобы его можно было услышать из соседней комнаты, и направился прямо в нее. Резко распахивая перед собой чужую дверь так, что она ударяется о стену, он прошел в середину и замер, уперев руки в бока, — что все это значит?! Ты не можешь просто так ворваться ко мне в комнату, сказать, что мы расстаемся и не объяснить причину! У тебя есть последний шанс сказать, что это шутка! — Кавех, — его имя, сказанное таким тоном, было до жути неприятным, режущим слух. Было непривычно. Обычно его имя не произносилось… Так… Холодно, — это не шутка. Мы действительно расстаемся, — лежа на кровати с книгой в руках, ответил Хайтам, поднимая на него взгляд, который будто разрубал на мелкие кусочки. Заставлял намертво примерзнуть к полу, — было ошибкой встречаться с тобой. Кавех открыл рот, будто желая что-то сказать, закрыл, потом снова открыл и, развернувшись на пятках, вышел из комнаты, на пороге прошептав едва различимое: «я понял». Мозг еще не осознал произошедшее, так что парень молча продолжил выполнять проект. Как будто все это было шуткой, неправдой. Хайтам не мог такое сказать, спустя три года отношений, когда Кавех был уверен в том, что свяжет с этим человеком всю свою жизнь. Это… просто не может быть правдой. Хайтам, видимо, просто пытается в неудачный юмор… Так? Точно. Сейчас он зайдет обратно, обнимет его, поцелует, скажет, что это была шутка, и все будет хорошо. Но шли часы, за окном Сумеру уже покрылся ночным мраком, на кустах сидели и пели цикады. А аль-Хайтам все не приходил. Кавех уже лежал в кровати, укрытый теплым пуховым одеялом и думал, думал думал… «Было ошибкой встречаться с тобой» Сказано таким тоном… Так… холодно. Как будто не они встречались на протяжении трех лет, не они целовались так нежно и так страстно, не обнимались по несколько часов, будто не они спорили, а потом занимались сексом, выдыхая друг другу слова любви прямо в губы, так, словно это непреложная истина, аксиома. Будто не они обнимались в кровати, когда кто-то из них ночевал у второго в комнате, будто не они сжимали в кольце рук друг друга со спины, когда второй что-то делал… Неужели это была ложь? По щеке скатилась первая слеза. Потом вторая. Пока Кавех не перевернулся на бок, сжимая в руках одеяло и беззвучно крича от боли, глотая соленую влагу. — Как он мог… Как он, сукин сын, мог так со мной поступить?! — Шепотом вопрошал к Селестии парень, зажимая себе рот ладонью, лишь бы ни один всхлип не оглушил собой четыре давящих на него стены. Казалось, каждая пролитая слеза даже впитывалась в подушку со звуком. Кавех разрушался все сильнее с каждой секундой, ломался, как карточный домик. Будто сердце сейчас не выдержит, и разобьется на мельчайшие осколки, которые потом никогда в жизни не соберешь. Хотя, это уже произошло. В тот момент, когда Хайтам сказал, что все, что они пережили вместе, все счастливые и грустные моменты, было ошибкой. Кавех был ошибкой. Голова трещала по швам, будто сейчас взорвется, но слезы все не прекращались. Они… правда расстались? После всего, что было? Неужели все эти годы были для аль-Хайтама просто экспериментом? Кавех сжался в комочек, сжимая в крепких объятиях все, что попадалось под руку. Одеяло безбожно измялось, подушка промокла насквозь. Волосы липли к лицу, а глаза норовили вытечь вместе со слезами. Невозможно. Это просто невозможно. Как такое могло произойти? Он сделал что-то не так? Что-то не то сказал? Или во всем виноват его характер, который было невозможно выносить? Что произошло? Мысли не покидали голову Кавеха, пока на дворе уже светало и начинали петь первые птицы. Утром он не вышел из комнаты. Только в обед, когда Хайтам уже ушел на работу, он выполз, умылся, привел себя в порядок, поел, выпил кофе и, сидя за столом, снова заплакал, уже не скрывая голос. Весь мир Кавеха обрушился в тот момент, когда Хайтам сказал, что все было ошибкой. Сердце треснуло и разбилось на мелкие осколки, которые не склеить никакими пластырями, не замотать никакими бинтами. Это был конец. Когда Хайтам вернулся, Кавех сидел за столом в своей комнате, пока все украденные архитектором домашние, аккуратно сложенные, футболки Хайтама, лежали на чужой кровати, а сверху лежала маленькая записка: «Возвращаю». Он оставил себе одну единственную, его самую любимую, в которой спал этой адской ночью. В которой он плакал, и хотел, чтобы все это поскорее закончилось, в которой лежал и надеялся, как никогда прежде. Но матушка-судьба не была к нему благосклонна. Это и правда конец. *** Они не общались, так, перекидывались дежурными фразами, вроде «доброе утро», «приятного аппетита», «спокойной ночи». Ни слова не по теме. Каждый раз, когда Кавех проходил мимо Хайтама, ему безумно хотелось дотронуться, обнять, но когда рука уже была занесена для прикосновения, она оставалась в воздухе, а после опускалась. Нельзя. Все кончено. Пальцы, кажется, покалывало от желания дотронуться, обнять, а губы — от желания поцеловать. Но, к сожалению, теперь он не имел на это права. Не задерживаясь рядом с бывшим парнем ни одной лишней секунды, архитектор уходил, с головой окунаясь в чертежи, лишь бы не думать. Лишь бы не воспроизводить в голове все моменты, которые были между ними в период их отношений: объятия, поцелуи, секс. Все это в прошлом. В настоящем — долги, куча проектов и разбитое сердце. Кавех начал чаще пить, просаживая уже свои заработанные деньги. Бармен сначала удивлялся, но потом, так и не узнав причины, почему секретарь больше не забирает упившегося вусмерть парня, который засыпает за столом, который сам платит за напитки, который, кажется, чем-то убит, перестал задавать вопросы. Что-то явно серьезное, о чем не стоит спрашивать ни у трезвого, ни у пьяного. Лучше промолчать и закрыть на это глаза. Иногда парень оставался ночевать в таверне. В знак благодарности за спроектированный второй этаж, ему разрешали это делать. В такие дни парень знал, что если вернется домой, то точно случится что-то плохое. Поэтому он предпочитал глотать слезы и рвать на себе волосы в тесной комнатке на втором этаже, пока внизу веселятся постояльцы, но явно лучше, чем в относительной близости с тем, кто втоптал его и так изувеченное сердце в грязь, прошелся по нему и выбросил за ненадобностью. Он сам-то понимал, что сделал? Скорее всего, да. Но не чувствовал по отношению к этому абсолютно ничего, и, явно, не собирался что-то с этим делать. Ему было плевать, это же великий аль-Хайтам, бывший мудрец, который руководствовался лишь разумом, логикой и рациональностью, которому было плевать на чужие чувства. И на чувства Кавеха в том числе. Та фраза была лишней, но ему же плевать. Ему на всех плевать. Как оказалось, правда на всех, хотя архитектор наивно полагал, что он… Особенный? Глупо. Какой же он глупый, раз надеялся на что-то. Ключи он стал брать с собой каждый день, специально кладя их в карман одежды, в которой собирался выйти, лишь бы снова не забыть и не сидеть под дверью, лишь бы не пересекаться с аль-Хайтамом лишний раз. Это имя больше не прокатывалось сладким сахарным шариком на языке, теперь оно приносило лишь боль. Не было уже ласкового «Хай», только сухое официальное «аль-Хайтам». Как и не было ласкового «Кави». Даже спустя месяц после расставания, состояние архитектора ничуть не улучшилось, он все так же плакал в подушку ночью, глотал настои из трав, которые приносил Тигнари для успокоения нервов, которые, к счастью, помогали, и Кавех засыпал мертвым сном до следующего утра. Но так у него хотя бы не опухали глаза и он не выглядел еще более жалко. А именно так он и выглядел, всеми силами избегая Хайтама в его же доме, что сделать не так-то просто, живя под одной крышей. Поэтому Кавех выбрал наиболее безопасный вариант: выходить из своего убежища, только когда его бывшего нет дома. Брать еду, кофе к себе, запираться и переживать все это в одиночестве, в который раз бесшумно роняя горькие слезы и делая проекты, которые именно в период их расставания начали приносить неплохой доход.

***

— Кавех, — послышался стук в дверь, — нам нужно поговорить. Архитектор, погруженный в свои мысли, не услышал этого, или решил проигнорировать, он сам не понимал, и только когда дверь с тихим скрипом открылась, он напрягся, спиной чувствуя тяжелый взгляд. Ну вот, он снова сделал что-то не так и теперь будет ссора, к которой он совершенно не готов. Не в таком состоянии. — Кавех, — голос стал ближе: взывающий стоял прямо за его спиной. — Что? Если ты пришел поссориться, то не сейчас, я занят, давай как-нибудь в другой раз. — Я пришел поговорить. — Говори и уходи, — «я не готов сейчас тебя видеть» — так и осталось неозвученным. — Кавех, повернись ко мне. — Зачем? — Я… Кавех, прости. Что? аль-Хайтам и извиняется? Что-то новенькое. — За что? — За то, что бросил тебя. — Если ты пришел поиздеваться, то тоже не сейчас. Ты не видишь что ли? Я. Занят, — отчеканил архитектор, стараясь сосредоточиться на работе, чему определенно мешал прожигающий спину взгляд. — Кавех, я серьезно. Прости. — Все в порядке, а теперь уйди и закрой дверь с той стороны, не мешай мне, — парень так и не повернулся к нему, что и хорошо, так Хайтам не мог видеть сжатые в тонкую полосочку губы и дрожащую под столом ногу. — Это было ошибкой… — Что? Встречаться со мной? Да, ты говорил, — перебил его парень, — уйди отсюда. — Нет. Ошибкой было расставаться с тобой. — Это не смешная шутка, аль-Хайтам. — Это не шутка. Поверь мне, Кавех, я… не могу без тебя. — Рад за тебя, — губы сжались еще в более тонкую полосочку, которые архитектор беззастенчиво раздирал зубами в кровь, лишь бы из глаз, на которых уже начинала скапливаться влага, не вытекло ни одной слезинки. — Кави, — архитектор вздрогнул от такого привычно-непривычного обращения, — посмотри на меня. Пожалуйста. Кавех, все же, не сумев себя сдержать, повернулся, сверля взглядом Хайтама. Смотря так, будто сейчас либо убьет его, либо расплачется. Жалкое зрелище. — Я понимаю, у меня нет никакого права тебя так называть… больше нет… но выслушай меня, — слишком уж мягко начал Хайтам, положив руку на чужое плечо, скрытое под шелковой рубашкой, с очередным вызывающим вырезом на спине. Парень под прикосновением снова вздрогнул, покосившись на руку, но потом вернул взгляд на Хайтама. Он хотел, чтобы он убрал руку, ушел отсюда, но в то же время всем сердцем желал, чтобы он не разрывал прикосновение, остался тут подольше. Не плакать. Не услышав возражений, Хайтам начал: — За этот месяц… я многое понял. Я зря расстался с тобой. Я плох в трактовании своих чувств, и чувств в целом, но понял, что просто испугался того, что испытываю к тебе, того, что эмоции, вызываемые у меня тобой, были слишком сильные и серьезные. Я знаю, что причинил тебе много боли. Я знаю, что ты плакал из ночи в ночь, — Кавех вздрогнул в третий раз, вот черт, все его усилия в том, чтобы Хайтам ничего не услышал, оказались напрасными, — и что начал больше пить, и что ночевал не дома из-за меня… — Это твой дом, я хотел дать тебе время отдохнуть от меня и от… моего состояния, раз ты все знал, это пошло бы тебе на пользу, — перебил парня архитектор — Это наш дом, Кави. Твой и мой. И мне это не приносило никакого облегчения. Только боль и вину. — Вину за что? Ты сделал свой выбор, тебе было так комфортнее, я ничего не мог с этим поделать. Это твои чувства, аль-Хайтам, не нужно винить себя за них. — Тебе бы прислушаться к своим же советам, — прочитав в глазах Кавеха то, что шутка не зашла, он продолжил, — я чувствовал вину за то, что сделал неправильный выбор. Я скучаю по тебе, Кави, я не могу без тебя. Прикосновение к плечу обжигало не хуже расплавленного металла, протыкало сотней игл и одновременно дарило тепло и спокойствие. Такое необходимое Кавеху за прошедший месяц. По щеке скатилась слеза. Потом вторая. Парень отвернулся, лишь бы Хайтам не видел этого, но чужая теплая рука развернула его лицо обратно, немного приподняв. — Не отворачивайся от меня, пожалуйста, ты можешь ударить меня, можешь кричать, я заслужил это, но только… дай мне шанс все исправить. Пожалуйста. Я люблю тебя, Кави. Губы предательски задрожали и изо рта вырвался тихий всхлип. Кавех зажмурился, пытаясь рукой вытереть влагу с щек, которой с каждой секундой становилось все больше. А потом небольшое давление на голову, и вот он уже прижат к теплому животу, пока его волосы нежно перебирают чужие руки. Изо рта вырвался еще один всхлип, уже более громкий, из глаз ручьем текли слезы. Голова снова заболела, но, как и в прошлый раз, когда Хайтам только его бросил, слезы не собирались останавливаться. Он плакал от всего: от боли, радости, злости, обиды. От всего, что скопилось у него на душе за весь этот месяц и которое не собиралось выходить, сколько бы бессонных ночей он не кричал в подушку и не проливал соленую влагу. Будто только сейчас все эмоции нашли выход. В объятиях этого человека. — Повтори это, — прошептал архитектор, цепляясь за Хайтама, как утопающий за соломинку, как будто еще секунда, и он проснется в слезах с осознанием, что все это был лишь сон. Он никак не мог в это поверить. — Я люблю тебя. — Еще. — Я люблю тебя. — Еще раз… — Я очень люблю тебя, Кави. Кавех плакал, не скрывая голос, пока чужая футболка промокала от слез, пока чужие руки все так же нежно перебирали золотистые локоны, нежно вытаскивая из них заколки и складывая их на столе. — Я очень скучал по тебе, — сказал Хайтам, целуя архитектора в макушку. — Я тоже скучал по тебе, Хай… — всхлипнул парень, сжимая в кольце рук тело напротив. — Ты позволишь мне все исправить? — Да… — Спасибо… И снова нежный поцелуй. Теперь все будет хорошо. Сердце Кавеха все еще разбито, но Хайтам с каждой новой секундой, пока архитектор находился в его теплых объятиях, пока они шептали позабытые, но такие желанные и сладкие слова любви, склеивал его обратно, как умел только он. Теперь все будет хорошо.