(Не) чужой

      Он его знает.       Элиас снова и снова убеждался в этом с каждым прикосновением, словом – казалось, даже голос тот же. Но в голове все не укладывалось, как такое возможно. А может, просто Немо ничего не помнит, и именно это сбивает с толку? У него амнезия, никто не знает его настоящего имени, включая его самого. Или Элиас просто-напросто сходит с ума, в попытках зацепиться за прошлое, где они в полном составе компании.       Только почему-то нежные касания до бледно-фарфоровой щеки до боли знакомые, уже въевшиеся в кожу. И сразу в голове непроизвольно на повторе звучит: у него такие же. Элиас тут же перехватывает чужую руку, сплетая пальцы со своими и сжимая ладонь до испарины. Изучает выпирающие с тыльной стороны костяшки, проводит по ним, слегка надавливая. Внезапно дрожь пробегает по спине, заставляя дернуться и отстраниться, что вызывает беспокойство со стороны рядом стоящего. Но на ряд вопросов художник лишь неловко улыбается и бормочет что-то про недоделанную картину, и что ему нужно ее закончить. И его никто не останавливает.       Запах краски бьет в нос, вырывая тем самым из бесконечного потока мыслей. Но лишь на секунду. Волна вновь захлестывает из догадок о личности внезапно ворвавшегося в жизнь спецотряда незнакомца без памяти. В его жизнь. Элиас, несмотря на щипающую тревогу в груди, позволяет стать к нему ближе. Зачем? Может дело в трепетном отношении и, как для кого-то покажется тошнотворной, нежности. Или виною тому отголоски подростковой влюбленности, проснувшиеся, почуяв свое, родное, заставляя кровь гонять по жилам быстрее в разы и прятать раскрасневшееся от смущения лицо. Особенно после лёгких поцелуев, оставляющих на губах тепло, слегка покалывающее и приливающее жаром к щекам. Элиас в такие моменты боится, что каждый из них последний, но старается подавлять страх, не позволяя тому захватить себя целиком. В конце концов нельзя так цепляться за людей.       Он любит сидеть рядом с Немо, выводя одному ему понятные узоры на холсте, но не показывая их, пока работа не будет доведена до ума. Немо даже не заглядывает, хотя и может это сделать. Но остается на месте. Не то чтобы совесть загрызет – он как-то раз осторожно подкрался и подсмотрел набросок из мазков краски. Сделал он это, исходя из исключительно личных целей. А после подвергался нападкам чувства вины. Они словно простреливали насквозь, когда Элиас брал ту самую картину, слегка наклоняя к себе и смотря невидящими глазами в упор на него. Казалось, он все знал и теперь не позволил бы увидеть и результат. Но, он лишь мягко улыбнулся и прошептал короткое «я тебе верю». И от этого стало еще паршивей на душе.       Немо дает себе обещание, что больше никогда в жизни не будет подглядывать. Правда, он не знает, как долго будет его исполнять.       А Элиас не знает, стоит ли верить человеку с отсутствием воспоминаний и, на удивление, слишком сильно похожему на него. Но он хочет верить в искренность намерений, ну, потому что он ведь не врал. И добровольно отдается в чужие (чужие ли?) руки, позволяя себя обнимать, касаться волос, убирать упрямо лезущие в глаза пряди отросшей челки, позволяя наблюдать за ним затуманенным взглядом, а после изливаться комплиментами относительно картин, таланта, ангельско-невинной красоты, пускай в последнее и не верится, но ему не хочется противоречить вслух, и он тихо благодарит, и вдобавок получает быстрый поцелуй в лоб, заранее открытый для этого.       Элиасу безумно хочется узнать внешность, ставшего столь близким, человека, попросить изучить руками – может он и слепой, но на ощупь сможет собрать полный образ. Но не делает этого.       Характер, повадки, да почти все прямо как у него. Он будто разговаривает с ним, и оттого замирает всякий раз, как только замечает особые совпадения, если это можно так назвать. И, если рассудить логически – его бы уже расстреляли. От этих несостыковок интерес только разгорается докопаться до сути, понять – бред ли, галлюцинация. Но, будь оно так, и другие бы тогда не видели. «Просто очень похожи, просто я скучаю по прошлому» - в голове звучит тысячный, если не больше, раз. То ли он так успокаивает себя, то ли не хочет дойти до точки невозврата. Скажи кому – не поверят ведь. Это выглядит будто он в теле другого человека. Но разве так бывает? Звучит даже паранормально. Элиас смеется про себя.       Они стоят вдвоем на веранде поздним вечером, пока здесь их никто не видит, и есть возможность побыть без посторонних лиц. Немо срывает травинку и зажимает ее между зубов. Элиас напряженно хмурится, улавливая каждое движение. Кажется, он делал точно так же. В голове крутится вопрос, который задать можно, и он не должен показаться странным. Еще с минуту слепой мнется, постукивая кончиками пальцев по трости, а затем на выдохе произносит.       Лие–       – Немо, - тот моментально оборачивается в сторону собеседника, внимательно слушая, - у тебя когда-нибудь бывало ощущение, что ты давно знаешь человека, хотя вы знакомы не так много?       Стоило ему закончить, как тут же начали подкрадываться сомнения, мол, не нужно было этого спрашивать, но ни одна мышца на его лице не дрогнула в этот момент.       Немо озадаченно вытаскивает травинку изо рта и выбрасывает ее на землю.       – Я не помню, - он чешет затылок, бегая глазами в попытке уловить хоть какую-то зацепку в своей голове, но она по-прежнему была пуста, - я совсем не помню людей из прошлого.       Элиас вздыхает и кладет руку тому на плечо, мол, все в порядке.       Он все выяснит.       Обязательно.