***
Каждый день на протяжении трёх осенних месяцев я смотрела в окно. Знала, что Себастьяна ещё рано ждать, но вдруг… Кормила кота, уходила на работу и возвращалась, ощущая тягучую пустоту в душе и невероятное, почти непреодолимое влечение, которое обжигало мне бёдра и живот. Последний календарный листок ноября сорвался с хрустом и тут же сгорел под Инсендио. Я нервно заломила руки, воображая предстоящую ночь. Внутри заполыхал пожар. Он прожёг меня насквозь, как только я попыталась представить Себастьяна рядом с собой. Его горячее дыхание, касающееся мочки моего уха, его шоколадные кудри, в которые я тут же занырну пальцами. Его щекочущий и пробирающий до дрожи шёпот: «Любовь моя». Мерлин, как прожить этот день?! Разбросав по закромам разума мельтешащие сумбурные мысли, я с трепетом достала из-под кровати небольшую красную коробку, перевязанную пышным алым бантом. Подарок Натти на день рождения. Я не открывала его с марта — всё боялась, что испорчу, использую в неподходящий момент… Вот он, тот самый момент. Я со вздохом опустилась на кровать и невесомо коснулась подушечками пальцев атласной ленты. Потянула краешек, и бант охотно развязался, словно только этого и ждал. Я нетерпеливо, но в то же время боязно приподняла крышку и заглянула внутрь. Оттуда до меня донёсся приторный аромат макового парфюма, и в низу живота собралось волнение, моментально расплескавшись по груди, что её сдавило, словно тисками. Пытаясь скрыть смущённую улыбку, я достала из коробки красный комплект нижнего белья. Атласный широкий лиф, невероятно мягкий на ощупь. Такой же материи короткая юбка-шорты с потайными крючками и подвязки для чулок на металлических колечках. Музейный экспонат, не иначе. По сравнению с привычным белым хлопковым бельём, это казалось просто сказкой, какой-то параллельной реальностью: более раскрепощённой и даже распутной. На удивление, меня это не на шутку взбудоражило. Даже когда я всего-навсего держала комплект в руках, то ощущала себя богиней, так что же будет, когда я его надену? Руки и ноги покрылись мурашками, а всё тело пробила вибрация, из-за чего я неосознанно зажмурилась и передёрнула плечами, пытаясь опуститься с небес на землю. Весь день я готовилась к возвращению Себастьяна: прибиралась, хлопотала на кухне и делала что угодно, лишь бы ускорить время, как назло тянущееся безумно долго. За полночь я вымоталась настолько, что, просидев бесплодно у окна битый час, так и уснула в новом красном белье, которое, подумалось мне в последний момент, сегодня уже не пригодится…***
Обещал вернуться к полуночи, а сам напортачил с трансгрессией и опоздал на два часа, вот идиот! Я топтался на пороге нашего дома, сокрушаясь на свою неуклюжесть и нерасторопность. Весь Фелдкрофт спал. Кроме завывающего ветра, не было слышно ни звука. Я обстучал ботинки от снега и тихо отворил скрипучую дверь. Пахло печёной картошкой и тыквенным пирогом. «Готовилась», — с сумасшедше бьющимся от счастья сердцем подумал я. За чуть приоткрытой шторой в нашу с Амелией спальню виднелся край кровати и то, что неустанно тянуло меня сюда долгие три месяца — её ноги. Забыв, как дышать, я кинулся к ней — холодными с мороза руками хотел было стиснуть её всю, но в последний момент опомнился и обдул ладони горячим дыханием, потёр их друг об друга, чтобы согреть. Амелия спала полусидя, уронив голову на сложенные на подоконнике руки — ждала. Из-под необъятного одеяла торчали её стопы, и я обхватил одну, осторожно коснулся губами щиколотки, и Амелия чуть дёрнулась. Я улыбнулся, сам уже горя от нетерпения, но сдерживал себя изо всех сил, чтобы не разбудить, не испугать. Она что-то пробормотала, затем потянулась, в своей забавной манере растопырив пальцы на ногах. Повернула ко мне голову, некоторое время всматривалась в темноту, а затем резко вскочила и завизжала. Кинулась на шею, и меня обдало её лимонными, дурманящими разум духами. Я жадно, ненасытно зарылся в её каштановые спутавшиеся волосы, вдохнул полной грудью, да так, что закружилась голова. Руки скользнули по гладкой ткани на её бёдрах. Я отстранился, внимательно рассматривая Амелию. Та, заметив мой пристальный взгляд, засмущалась, подложила ладони под себя и поджала губы, которые так и норовили растянуться в шалопайской улыбке.***
— Что это на тебе? — хрипло произнёс Себастьян, и я задохнулась от того, как звучал его голос. Всё внутри перевернулось и пустилось в хаотичный пляс. Сердце, как страстный до своего дела дирижёр, управляло этим мракобесием, пока я изо всех сил пыталась выдавить из себя хоть слово. Не смогла. Подползла к Себастьяну ближе, прильнула к его чуть холодным губам, ощутив трещинки на них. Шоколад. Почему, чёрт возьми, он на вкус, как шоколадный гном, которым нас угощали в Хогвартсе на Рождество?! — Я скучал, — еле слышно прошептал он мне в губы, когда мы разомкнули поцелуй. К этому моменту мне хотелось только одного, и это точно не поздний остывший ужин или сон. — А это что? — Заметив за плечом Себастьяна коробку, я указала на неё пальцем и стыдливо обнаружила, как сильно вспотели ладони. — Чёрт! Совсем забыл! — хлопнул себя по лбу Себастьян и вскочил с кровати. Без него стало зябко, и я потёрла плечи в попытке вернуть тепло. Он рванул к коробке, наспех раскрыл её и вытащил оттуда стеклянную бутылку. — Красное вино! — с блеском в глазах воскликнул он и гордо вскинул подбородок. — Вся коробка?! — Я выпучила глаза и инстинктивно подалась всем телом вперёд. — Ага. Шесть бутылок, и все разных сортов. — Да ты с ума сошёл! Мы же напьёмся! — захохотала я, и нос защипало от подступивших слёз счастья в предвкушении прекрасной ночи и не менее прекрасных последующих дней вместе. Когда Себастьян расстегнул пару верхних пуговиц рубашки и оттянул ворот, показывая тем, как ему жарко, я жадно сглотнула слюну и теснее сжала ноги, будто это могло унять дрожь в коленках. Он вальяжно подошёл, держа бутылку за горлышко между двумя пальцами. В другой руке я обнаружила пару бокалов, которые нам дарили Поппи и Амит на свадьбу. Себастьян поставил бокалы на столик у кровати, зубами откупорил бутылку и сделал смачный глоток прямо из неё — в этом весь он! Я неотрывно следила за каждым его движением, будто видела впервые. Не могла наглядеться, насытиться тем, что он стоит прямо передо мной — хватай и делай с ним, что хочешь. — Каберне Совиньон, — важно произнёс он и жестом предложил мне бокал. Я, не скрывая дурацкой улыбки, взяла его и осторожно понюхала содержимое: пахло терпким виноградом и какими-то специями. Отпила немного и почувствовала, как тепло стекает по горлу и падает прямо в пустой желудок. Разум тут же подёрнулся приятным туманом.***
Словно уловив скоротечность времени, я внезапно осознал, что не хочу тратить больше ни секунды — хочу воплотить в жизнь всё то, что нагло лезло мне в голову каждую ночь, проведённую в одиночестве. Я ещё раз скользнул взглядом по занятному наряду Амелии: гладкая блестящая ткань переливалась в тусклом свете и была похожа на красное вино, плескающееся у меня в бутылке. Его крепость и терпкость, отдающая то ли виноградом, то ли вишней, заставляло мой рот гореть, а может, это было лишь неуёмное желание ещё раз насладиться долгим поцелуем. Я мгновенно подлетел к задумчивой и такой привлекательной Амелии, сел перед ней на корточки и ухватил её под коленками. Она охнула и захихикала, чуть стушевавшись. Затем медленно и как-то по-особенному ласково забралась пальцами мне в волосы и нагнулась, чтобы прикоснуться своими губами к моим. Она, по всей видимости, хотела сделать это как можно романтичнее и сдержаннее, но мне хватило одного лишь этого крохотного шага, чтобы слететь с катушек. Гонимый какой-то дикой жаждой и страстью, я впился в её рот, точно в сладкий кремовый торт. Она мигом обмякла, когда я поднялся и крепко стиснул её талию, отчего моё лицо налилось жаром. Мягкие губы Амелии беспощадно горели, и я знал, что это значит. Самодовольно ухмыльнувшись, я, не разрывая поцелуя, принялся расстёгивать ремень, когда её холодная рука мягко, но настойчиво остановила меня. Я испугался — сделал что-то не так? Всё испортил? Но Амелия лишь загадочно опустила ресницы и сама занялась брюками. Это только подстегнуло моё желание, и ноги стали ватными.***
Я безумно волновалась, ведь прокручивала этот момент в голове сотни раз, засыпая и просыпаясь без Себастьяна. Сейчас же мои пальцы дрожали, пока их касались холодная металлическая бляшка и податливая кожа ремня. Я слышала шумное дыхание Себастьяна, и это так кружило мне голову, что приходилось что есть мочи держать себя в руках, чтобы не напортачить. Пара движений, и его брюки оказались на полу. Во рту скопилась слюна, и я жадно облизала губы, сразу же обхватив ими горячую упругую головку. Обвела её холодным языком и углубилась, невольно простонав. Бёдра Себастьяна дрогнули, и он с шумным выдохом завёл руки за голову. Я задвигалась быстрее и глубже. Вязкая вспененная слюна стекала с уголков рта прямо мне на руку, но я уже не обращала внимания — всё внутри горело, как и моя ладонь, крепко обхватившая член Себастьяна. Я знала каждый миллиметр этого тела. Ещё на пятом курсе, будучи новенькой в том огромном замке, сидела на лекциях и тайком осматривала Себастьяна, особенно когда он снимал мантию, и через его белую рубашку проступали мускулы, натренированные квиддичем. Когда возбуждение достигло своего пика, моя свободная рука отправилась прямо под юбку, где я с разочарованием обнаружила шорты, к крючкам которых мне было сейчас не добраться. Считав мои намерения, Себастьян мягко отступил и надавил на мои плечи, чтобы я опустилась спиной на кровать.***
В ушах стоял шум — казалось, кровь циркулирует по телу с бешеной скоростью. Перед глазами расплылось красное пятно. Выпить её до дна, иссушить полностью, напиться до беспамятства. Амелия извивалась на скомканной простыни, её каштановые волосы разметались по подушкам, а тонкая шея блестела от пота. Моя рука ушлым змеем скользнула по её ноге вверх, пальцы смяли мягкие бёдра, и стон сам собой вырвался из моей груди. Чёрт, эти бёдра когда-нибудь сведут меня с ума. — Пожалуйста, — сдавленно всхлипнула Амелия и раскинула руки в стороны. Я кое-как добрался до крючков и, еле справившись с ними, наконец задрал непослушную ткань. Амелия хотела стянуть юбку, но я её остановил. Её ноги, обтянутые кольцами красной резинки, видимо, предназначающейся для чулок, выглядели так аппетитно вкупе с юбкой, что мне не оставалось ничего, кроме как скулить от удовольствия и сладостного предвкушения. Подушечка большого пальца легла на пульсирующий жаром клитор, а два пальца другой руки погрузились внутрь. Их сдавливали влажные мягкие стенки, а ноги Амелии сами разводились в стороны всё сильнее и сильнее. Я не мог видеть её лица, но её стоны оглушали меня и не давали сделать ни вдоха. Мой язык провёл невесомую дорожку от подвязки до маленькой родинки, находившейся аккурат на сгибе бедра. Амелия вздрогнула и вся покрылась мурашками. Я продолжал наращивать темп пальцами, придвигаясь языком всё ближе к эпицентру настоящего пожара. Губы и подбородок тут же увлажнились, когда я заменил пальцы языком. Амелия издала протяжный стон и поднялась на локтях. — Ты колючий, — игриво выгнув бровь, прошептала она. Я, не отрываясь, улыбнулся. Она упала обратно на кровать и сладко потянулась. Я любил больше всего на свете, когда она вот так расслаблялась и просто получала удовольствие. Я бы продолжал целую вечность, но голова гудела от необузданного возбуждения, да и Амелия просила большего — всё металась по кровати и то и дело зарывалась пальцами мне в волосы. — Эта юбка… просто нечто, — вытерев рот плечом, сказал я и навис над Амелией. Она смотрела на меня замутнённым взглядом, вся такая сомлевшая и прекрасная. Взяла меня за щёки двумя руками и больно укусила за нижнюю губу. — Хочу сверху, — прошипела она и юркнула под мою руку, пока я в недоумении ощупывал ни в чём неповинную губу. — Как скажешь, — едва вымолвил я и подполз спиной к стене, наблюдая за Амелией во все глаза. В её зрачках плясали натуральные черти — во всех её движениях появилась разнузданность, и я напряжённо сглотнул вязкую слюну, заполонившую весь мой рот при одном только виде задранной алой юбки и подвязок, туго обтягивающих молочно-белые ноги. — Я возьму ещё вина? — бросила Амелия и нагнулась над коробкой. Мне открылись её мраморные ягодицы, на которых красными следами отпечатались заломы простыни. Я неосознанно наклонил голову, чтобы рассмотреть получше, напрочь забыв ответить на её вопрос. Да она и не ждала моего ответа — с энтузиазмом выудила ещё одну бутылку, напряжённо вчитываясь в этикетку. — Шираз, — по слогам пробубнила она и неопределённо пожала плечами. — Откроешь? — И протянула мне бутылку.***
— Оно отличается от первого, — задыхаясь, просипел Себастьян. Я сидела на его ноге и, обхватив руками шею, самозабвенно оставляла на ней поцелуи, никак не в состоянии насладиться запахом жжёного дерева — его парфюмом, который когда-то сбивал меня с ног каждый день, проведённый в школе, стоило Себастьяну появиться в гостиной Слизерина. — Намного интереснее по вкусу. — Что ты там делал в своей командировке? Только пил? — заплетающимся языком спросила я и сделала короткий глоток из бутылки. Вкус действительно был многограннее, а вот рту после этого вина оставалась небольшая горечь, как от свежесваренного кофе. — Не поверишь: думал о тебе. — Подхалим! — театрально-возмущённо выпалила я, но на самом деле от его слов у меня в животе будто выпустили снитч. Дыхание перехватило, и я рывком опустилась на твёрдый член Себастьяна, который от неожиданности откинул голову и ударился затылком о стену. — Прости! — пискнула я и поцеловала его в покрытый испариной лоб. В ответ он положил ладони на мои ягодицы и придвинул меня ближе. Я довольно хмыкнула и плавно выгнулась в пояснице. В глазах взорвались звёзды от распирающего внутренности наслаждения, такого тягучего и желанного. Маленькая комната закружилась, перевернулась и в конце концов исчезла — больше не имело значение ничего, кроме нас. Холодная капля пота стекла с шеи и побежала к груди, обтянутой алым лифом. Было хорошо. Беспредельно хорошо. Себастьян проводил взглядом каплю, которая упала в углубление груди, и облизнул потрескавшиеся губы. Стянул сначала одну лямку, затем вторую и обхватил правую грудь мокрой ладонью, в своей привычной манере укладывая её туда поудобнее. Я нагнулась к нему, сжала ладонь, давая понять, что он может быть смелее, и тогда тонкая нить возбуждения протянулась от чувствительного соска к низу живота, вызвав там приятный спазм. Сосуд удовольствия переполнился, и из моих глаз брызнули слёзы. Тело размякло, будто кости превратились в кашу, а кожа — в масло, тающее под настойчивыми пальцами Себастьяна. Он приблизился и собрал губами сначала одну слезу, как росинку, а затем вторую. Прижался своим горячим лбом к моему и шумно задышал, когда я дёрнулась бёдрами вперёд, одновременно сильнее разводя их в стороны. Жар. Пылающие щёки. Жгло глаза от этого марева. Теснота, липкость лоснящейся кожи, шершавость пальцев и сладко-солёный пот на губах. — Иди сюда. — Он слабо надавил на мои лопатки, совершенно убрав между нами расстояние. Вобрал губами затвердевший сосок и обвёл его холодным языком. Я закатила глаза от удовольствия, еле держа равновесие. Рука Себастьяна всё ещё сминала мою грудь, и та постепенно становилась всё краснее и горячее. Вдруг он подхватил меня под бёдрами и одним движением оказался у окна. Посадил меня на узкий подоконник. Голые лопатки коснулись холодного стекла, и этот контраст с нашими пылающими телами заставил меня усомниться в том, что я не во сне. — А вдруг увидят? — сквозь густой влажный воздух обеспокоенно прошептала я, оглядываясь через плечо. — Все спят, а у нас свет не горит, — пробормотал мне прямо в губы Себастьян, впился в мою коленку пальцами и уткнулся носом в выемку ключицы.***
Пришлось резко отступить, чтобы сбавить градус возбуждения, иначе бы всё закончилось быстрее, чем нам бы хотелось. Я вытащил из коробки очередную бутылку — Ламбруско. Моё любимое. — Идеально к мясу, — сказал я, качнув бутылкой. — А я бы сейчас перекусил. Не заморачиваясь, отпил из горла и хотел подать Амелии бокал, но она протестующе протянула руку к бутылке. Я отдал её с хохотком и никак не мог отвести взгляда от мокрых губ напротив, на которых остались капли красного вина. — Голодный? — заботливо спросила Амелия и округлила глаза, готовая спрыгнуть с подоконника. — Очень. До тебя. Её шея изогнулась под моим поцелуем, и тогда показался розовый шрам от Круцио, оставленный мной далёких десять лет назад. Я вмиг вспомнил Скрипторий, Оминиса, который отговаривал нас от безумной затеи, и Амелию, согнувшуюся пополам от боли и лежащую передо мной на коленях. Стыдно признаться, но в тот момент это зрелище возбудило меня, вызвало потаённые глубоко внутри желания, и сейчас, заметив шрам, я захотел надломить эту хрупкую шею, услышать хруст косточек, насладиться криком боли и отчаяния. — …Себастьян? Что с тобой? — Из помутнения меня выдернул озадаченный голос Амелии, и я тряхнул головой, испугавшись до смерти навязчивых мыслей, не посещавших меня очень давно. — Всё хорошо, любовь моя, — поперхнувшись нервным хрипом, ответил я. Взгляд снова упал на розово-красное пятно, и мощная волна наваждения заставила меня сцепить тряпичные руки Амелии в замок и поднять их над головой, а бёдра развести в стороны, придавив колени к стенам, и тем самым её обездвижить. Она даже не пискнула, только смотрела во все глаза и часто дышала. Я заскользил пальцами по её ноге, отчего она задрожала и на секунду сжалась, чтобы в следующее мгновение расслабиться и ждать. Взяв в свободную руку член, я провёл пульсирующей головкой по влажной плоти, старательно обводя каждый миллиметр нежной кожи, пока не забрал часть её смазки себе. Слегка надавив большим пальцем на сгиб бедра, плавно вошёл, наслаждаясь её обжигающим ухо стоном. Начал медленно, держа себя в руках, чтобы не навредить, но Амелия вырвалась из моего хвата и вцепилась ногтями в спину, звонко пискнув. Тогда я толкнулся сильнее, опираясь ладонью о замёрзшее стекло. Амелия откинулась спиной о него, и её грудь подпрыгнула, едва придерживаемая красным лифом. Я сжал одну в ладони и сделал ещё толчок, выбив из её лёгких воздух. Амелия совсем размякла, её волосы вспотели у лба и висков, сбились на затылке и теперь смешно торчали в разные стороны. Я смотрел на неё и хотел ещё больше, чем прежде. С каждым разом больше. Сильнее. Глубже. Дольше.***
— Куда ты смотришь? — запыхавшись, спросил Себастьян, проследив за моим отрешённым взглядом. — Как красиво… — насилу выдавила я, заворожённо наблюдая в зеркало напротив перекатывающиеся мускулы на спине Себастьяна. В свете одиноко стоящей на прикроватном столике свечи его кожа цветом напоминала тыквенный сок, который мы всегда особенно ждали на ужин после тренировок по квиддичу. Имельда приказывала всем пить его, дабы набираться сил и витаминов, и только мы с Себастьяном выполняли её просьбу с удовольствием, а не сморщив нос от отвращения. Я улыбнулась, вспомнив наши школьные будни. Как я каждый вечер, читая у камина в гостиной книгу, провожала тоскливым взглядом его сгорбившуюся под гнётом мыслей и переживаний спину. Не знала, чем помочь, как избавить от скверны, поселившейся у него в душе. А теперь я смотрю на ту же спину, только испытываю уже не горечь и печаль, а необъятное, невыразимое ни на каком языке счастье и удовольствие. Влекомая этим порывом, я прильнула губами к плечу Себастьяна и принялась покрывать поцелуями его гладкую кожу, вдыхая его запах, который дурманит голову, опьяняет не хуже вина и имеет надо мной ту же власть, что и Империо. — Люблю тебя, люблю, люблю, — причитала я, пока прижималась к нему покрытой мурашками грудью, пока толкалась навстречу, царапала спину и наблюдала за всем этим в зеркало. — Курить хочу. — Тогда тебе надо выпить Мерло, — взяв меня за плечи, тихо произнёс Себастьян и загадочно подмигнул. — Такими темпами мы точно напьёмся, — пробурчала я, поглядывая на коробку. — Ну давай. — Махнула рукой, уже представляя, как мы проспим весь день, встанем только к вечеру, совершенно разбитые, и будем сожалеть обо всём выпитом этой ночью. За окном завыл ветер, потоками подгоняя воздушный снег, который осыпался на стёкла, деревья и крыши. Вмиг мне стало так уютно и тепло, что счастье принялось разрывать изнутри, и я испугалась. Страшно, что это не навсегда. Страшно, что это всего лишь мгновения. Однако какие же они сладкие, эти мгновения.***
— Ваше Мерло, Madame. — Я протянул Амелии бокал, и она, манерно закинув ногу на ногу, с которых уже давным-давно спала юбка, приняла его и сделала осторожный глоток. — Мягкое. — Одобрительно опустила уголки губ, кивнула, разглядывая бокал со всех сторон. — Это нравится мне больше остальных. Когда Амелия облизывала губы после вина, я вспомнил, как было прекрасно в её рту. Каштановая макушка внизу двигалась вперёд-назад, а я, как слепец, ощупывал её щёки, которые то надувались, то впадали. Подбородок, когда член входил глубже, проникая в стенки её горячего рта и горла. — Твоя грудь… — Я прищурил один глаз, всматриваясь в полумрак комнаты. — Она похожа на спелый виноград. — Ты пьяный! — прыснула Амелия и спрыгнула с подоконника, оставив на нём пустой бокал. Упала на кровать, раскидала руки, замахала в воздухе ногами. — Пьяный, — подтвердил я, сделав ещё один смачный глоток. — И очень хочу продолжения. Подлетел, вцепился в её талию, под её весёлые взвизги перевернул на живот, прижался пахом к холодным после подоконника ягодицам. До красноты сжал их мякоть и, не удержавшись, шлёпнул, любуясь, как соблазнительно-упруго отзывается на это её тело. Амелия простонала, вытянула вперёд руки, приподнялась на коленях, открывая мне себя полностью. Я раздвинул её ноги шире, двумя пальцами провёл по мокрым горячим складкам, оказался ими внутри и наслаждался возбуждающе давящей теснотой и протяжными стонами, отключающими напрочь мой разум. В этом положении её тело выглядело по-особенному сладко. Притягательно. Сумасшедше. Я внезапно вспомнил нашу с ней первую дуэль. Когда я встретил её в гостиной, то не придал этому особого значения: все мои мысли были заняты спасением сестры. Однако на дуэли я увидел нечто, что меня поразило раз и навсегда. Взгляд Амелии мог своей остротой разрезать гобелены в классе мадам Гекат. Упорство, с каким она сражалась, не могло не удивить, ведь это была её первая дуэль. В один момент её очки разбились, задев нижнее веко на левом глазу. Амелия даже не повела бровью. Помню тонкую струйку крови, тянущуюся от глаза к губам. Она просто убрала её языком и продолжила выпускать заклинания, пока не подвесила меня на своём безупречном Левиосо. Тогда-то я и понял, что безмерно хочу её. Хочу, чтобы она побеждала меня раз за разом, как сейчас. Я подтащил её к себе за талию и вошёл резко, на всю длину, не сумев сдержать гулкого стона. Амелия изогнула спину, откинула голову, и волосы расплескались по её белой спине, покрытой родинками.***
Вино вдарило в голову сильнее от голода, и я вконец охмелела, судорожно хваталась за простынь, когда Себастьян чередовал плавные толчки с резкими, быстрыми. Он знал, что это всегда сводит меня с ума, и теперь, я уверена, наблюдал за моей реакцией, хотел видеть, что мне нравится. В момент, когда Себастьян взял мои волосы в хвост, шея изогнулась и я увидела крепкое тело сзади, из горла вырвался неестественный крик, мышцы сократились, огненный шар, всё это время блуждающий по животу, наконец взорвался и расплескал раскалённую лаву в каждый уголок. Я выгнулась сильнее, прижимаясь к паху Себастьяна крепче, поёрзала ягодицами и почувствовала его ладони на своей груди. Себастьян вжал меня в кровать, сгрёб в тугие объятия и продолжал вбиваться, что-то нашёптывая на ухо, как в бреду. Меня разморило, словно расплющило грудой впечатлений и ощущений. Толчки стали реже, но отрывистее, после чего внутри обдало теплом, а пальцы Себастьяна сильнее прежнего смяли мою грудь. — Я тоже тебя люблю, — на выдохе произнёс он и упал рядом, часто дыша.