От Енота с любовью

Париж. Декабрь 1897 года.

«- Зайчик? Мартышка она!.. — пробурчал всё тот же недовольный мужской голос. … — Не мартышка… — с трудом выговорил Васька. — Верочка. Зайчик… Маленький… Пушистый…» (Atenae и SOlga «Первое послание к коринфянам»)

— Все знают, что детей приносят аисты. Потому что чихать хотели эти птицы на конспирацию, да и как не продемонстрировать окружающим размах крыльев и умение держать в равновесии бело-кружевной, порой брыкающийся груз! Конечно, мимо такого зрелища никто не пройдет. Увидят, запомнят, с соседями обсудят, детям расскажут. А кому интересно вглядываться в то, что там тащат по земле кошки? Или лисы? Может быть, мышь … Или воробьи — пролетели стайкой, чирикая так, что уши закладывает, а сверток несли — значит, батон у кого-то стащили. Поэтому, про позеров-аистов знают, а про остальных нет. На последних словах в голосе Мартышки прорвалась обида. Она остановилась, придержав санки, и без всякой нужды поправила мягкое розовое одеяльце, прикрывавшее плотный сопящий кокон — размером с упомянутой батон. — Зато именно в них почти никто и не верит, — попыталась утешить ее Зайка, — кроме совсем маленьких детей. Говорят, что сказки. — Вот! — длинный коричневый палец Мартышки указал прямо в небо. Енотик посмотрел туда с надеждой, и не ошибся. Большая белая птица, плавно взмахивая крыльями, кружилась над крышами пригорода. — Вот, — повторила Мартышка, — думают, все они просчитали. И теперь могут так откровенно демонстрировать свое занятие — никто не поверит! Все будут понимающе кивать, улыбаться, и делать вид, что это обычная история, однако на самом деле, якобы сказка… — она показательно закатила глаза, — но это и есть обычная жизненная история! — А почему тогда некоторые рассказывают про капусту? — поинтересовался Енотик. У Зайки смущенно покраснел нос. — Это мы, Зайцы … Или бывает, что Кролики. Если несешь малыша летом, и пробегаешь мимо грядок с капустой, — она потупилась, опустив длинные ресницы, — порой просто невозможно … удержать себя в лапах! — Ага, — ворчливо, но беззлобно добавила Мартышка, — они могут так увлечься, что не заметят приближения людей. Тогда ушастым приходится бежать, а младенец остается на грядке. «Здравствуйте, родители, меня тут немножко не донесли, но все-таки, наша встреча состоялась! Агу!». Уже хорошо, — фыркнула она, подмигивая. — У всех свои маленькие слабости, — улыбнулась Зайка, — поэтому поодиночке никто теперь и не ходит. Чтобы мы все друг за другом присматривали. — А еще — чтобы приданое у ребенков было … разнообразнее, — добавила Мартышка. Она сердито поправила шарф — совершенно декоративный аксессуар, потому замерзнуть существа, отвечающие за пополнение человеческих семейств, не могли, — и снова ухватилась за прочную веревку, приводя санки в движение. Зайка и Енотик придерживали их по бокам. Некоторое время все двигались молча. Енотик обдумывал услышанное, пытаясь самостоятельно найти ответы на некоторые вопросы. Получалось плохо — сказывалось отсутствие опыта. Вздохнув, он посмотрел на сверток в санях. Улыбнулся было, и вдруг ахнул испуганно, прижав лапки к собственным мохнатым щекам. — Мы же забыли!!! Санки тут же малость покосились, и только уверенный захват, произведенный обезьяним хвостом, да мужественно подставленная лапка Зайки вернули им равновесие. — Пальмы зззеленые! — не сдержалась Мартышка, и под укоряющим взглядом Зайки хлопнула себя по губам, покосившись на запыхтевший тихонько сверток. — Что забыли?! — спросила она Енотика. — Так приданое, — объяснил он, — там, в одеяле — она, ну, девочка. А больше ничего нету … Мартышка даже сердиться позабыла — захихикала, зафыркала опять. Потянулась к Енотику, и синюю вязанную шапку ему чуть не на нос — брыык! — Ну он же не знает еще просто, — сказала Зайка, помогая шапку снять. А у самой тоже меховушки на мордочке дрожали от смеха. Мартышка махнула лапой, проверила девочку, разгладила складки одеяла. — Пойдем, — кивнула она Енотику, — не волнуйся, ничего мы не забыли, все при нас. Приданое — это то, что мы человеческому детенышу от себя передаем. Привычки какие-нибудь, характер. Я вот за сообразительность отвечаю, энергию и любопытство. И чтобы учиться ребенку нравилось! А еще дарю храбрость, верность и преданность! Мартышка гордо вскинула голову и так посмотрела, точно хотела сказать: «Попробуй, возрази!». Но Енотик даже не собирался. Он мифы народов мира тоже читал. — А ты, значит? — обернулся он к Зайке. — Да, — глаза ее вдруг стали огромными и синими-синими, — я отвечаю за женственность и красоту. А еще — за сострадание и чуткость. — А за что отвечаю я?! — аж подскочил на месте Енотик, опять задев санки. — Ни за что! — категорично заявила Мартышка, — ты смотришь, помогаешь и набираешься опыта. И прекрати толкаться, а то у кого-то день рождения случится раньше времени! — А что такого? — задиристо спросил обиженный такой несправедливостью Енотик. Можно подумать, ему нечем одарить маленькую синеглазую девочку! Например… Тем временем они протопали со своим грузом по улицам города. Невидимыми — в отличии от любящих эффекты аистов. Повсюду лежал снег — явления для Парижа не самое привычное. Взрослые ахали и охали, дети и молодежь играли в снежки, а кто-то из подручных материалов мастерил нечто, отдаленное напоминавшее сани. Впереди слышался хохот — очень знакомый. Именно так смеются, а еще визжат те, кто лихо несется с горок в странах холодных и снежных. Точно! Сделав еще несколько шагов, троица оказалась на улице, склон которой довольно круто уходил вниз, и потому был стихийно превращен в санный спуск. — А то! — ответила Мартышка, вытягивая лапу, и показывая на семейную пару, стоявшую совсем близко, и наблюдавшую за катанием. Мужчина в добротном темном пальто и котелке поддерживал молодую, сильно округлую в талии женщину. Ее нежное, сияющее лицо разрумянилось, глаза радостно блестели, но чувствовалось, что для полного счастья ей все-таки чего-то не хватает. Самой малости. — Видишь? — обернулась к Енотику Мартышка, — это ее родители. Праздник у людей. Рождество. Зачем мешать? Пусть спокойно развлекаются, а через пару дней мы явимся уже прямо к ним в дом. Со всеми подарками. — А почему мы тогда пришли заранее? — Потому что точь-в-точь трудно рассчитать, — ответила Мартышка, хлопая в ладоши. Не от холода, а стараясь хотя бы так поучаствовать в общем суматошном движении. У самого Енотика по той же причине приплясывали все четыре лапы. — Ничего, пусть привыкнет и к городу, и к будущим родителям. И к брату, — Мартышка кивнула на пробежавшего мимо мальчика лет пяти, у которого из-под скособочившийся шапки выбились черные кудряшки. — А вообще, как это удивительно, — протянула Зайка, — она уже есть на Земле. Но чтобы появилась окончательно — нужны мы. Ее поэтические размышления прервало то, что родители будущей девочки вдруг переглянулись с каким-то детским, озорным выражением на лицах. Мужчина сел прямо на снег, вытянул ноги, на которых, не хуже чем на санях, устроилась женщина. И они поехали вниз, смеясь, в сопровождении одобрительных и испуганных выкриков зрителей. Зайка всплеснула лапами, не то в ужасе, не то в восхищении. Мартышка громко зааплодировала. А Енотик… Ну вот так совпало! И брошенная на снег веревка саней, и отчетливое «Угу», раздавшееся из свертка, словно просьба «Я тоже хочу!». И собственная радость от того, что день такой яркий и снежный, и синеглазая девочка вот-вот явится на свет — и ему, Енотику тоже благодаря! И возмущение — почему это я ничего не могу ей подарить?! И он вцепился в сани, вскочил на запятки, оттолкнулся … Вжууух! — Урааа! — Енотик понял, что кричит вслух. — Угааа! — ответили ему из свертка. *** Тащить санки одному вверх не пришлось. Мартышка и Зайка спустились вниз, и молча взялись за веревку. Из-за их молчания Енотик струхнул куда сильнее, чем от самой страшной выволочки. — Ну все, — куда-то в пространство произнесла Мартышка, — теперь точно надо поторапливаться. — З-ачем? Она перекинула через плечо конец шарфа, наклонила голову, прислушиваясь к чему-то. — Потому что через пару часов, как только ее родители придут домой … Короче, девочка заявит, что ей пора родиться. Так что, радуйся, — Мартышка бросила на Енотика ехидный взгляд, — хороший подарок получился, да? — А что такого? — заспорил Енотик, пытаясь заглушить голос собственной совести, — сегодня же праздник! Это же здорово — родиться в Рождество! Получается, — она сама станет рождественским подарком для мамы и папы! И брата. Вот! — На этот день у людей наверняка были другие планы, — ворчливо заметила Мартышка. — Да что может быть лучше? — изумился Енотик. — Например, вкусный обед! Который теперь съесть не успеют! Да, все-таки не стоило, наверное… Енотик опустил голову. Про угощение он и не подумал, а это очень серьезный аргумент! — Ну ладно, — примирительно сказала Зайка, — обед бывает каждый день. А дочка рождается не каждый. А еще, раз ты все же приложил к ее скорому появлению лапы … — Енот-покатун, — хмыкнула Мартышка, упрямо шествуя по склону мимо череды продолжавших санные забавы маленьких, да и больших парижан. — Значит, девочка никогда и никуда не будет опаздывать! — закончила свою мысль Зайка, — и все-все успевать вовремя! — Стремительно и досрочно! — подвела итог Мартышка, уже с большим трудом сохраняя серьезность. Енотик гордо расправил плечи. Он, конечно, не аист, который наверняка одаривает детей чем-ничуть таким… Эффектным, важным, аристократическим. Зато, благодаря ему, синеглазая девочка будет не только умной, красивой, энергичной и преданной, но всегда и во всем — первой! _________________________ Автор честно признается, что символические значения Обезьяны и Зайца надергала из разных верований, выбирая позитивные, и соотносящиеся с Верочкой Штольман из РЗВ. Негатив был мною проигнорирован)))