Порох, прах и кровь

— Чтобы получить, — растолковывает с ужасным акцентом тетя Слан, — нужно сперва отдать. Так учит En on míl frichtimen. Таков порядок вещей. Я потеряла Арелвин, любимую сестру, а наш клан потерял великую doneigad, но время прошло — и мы обрели тебя, duchteram. Такую, какая ты есть. Она говорит это с гордостью, имея в виду: тебя, дочь Тир-Фради, воспитанную чужаками, одетую и обутую как они — а значит, способную найти путь к примирению, объяснить эту дорогу на их языке. Кивнув тете, Аврора поворачивает голову и шепчет: — Альфра, будьте добры, спрячьте свой пистолет. Затаившая дыхание натуралистка вздрагивает, выправляет поверх ремня зеленую полу кафтана. Сейчас темно, и все взгляды прикованы к окруженной камнями поляне, где юноша в охотничьей тунике, будущий ведун-doneigad, начинает самый важный обряд в своей жизни, — но Аврора не забывает, что на этом острове каждая травинка только и ждет предлога уколоть колониста-renaigse. «Огненные палки» для местных все равно что здешние верования для телемского ордена Света. Между ними стоит лишь большой щит с гербом Содружества, который держат Аврора и Константин. Она думает: нужно как-нибудь съездить сюда вдвоем. Оставить на хозяйстве де Курсийона и побыть на природе несколько дней. Новая Серена, как и старая, расположена на побережье, а священные каменные круги, подобные этому, жмутся к пламенеющему сердцу острова — вулкану, который спит уже двести лет. Его вершина заполняет треть горизонта, будто звездное небо лизнули черным языком. Лунный свет расползается по земле туманом, с ветвей высоких деревьев стекает к траве. В каменном кругу, у ног юноши, дымка густеет, сбитая, как сливки, многими голосами. «Men é dad! Men é dad!» — повторяют они. Тетя Слан переводит: «Прими его, как свое дитя». Впервые на ее памяти чужакам разрешили увидеть этот обряд. Велено тихо стоять у внутренней границы круга; Альфра так тянется к центру, что норовит упасть носом вперед. Весь вечер они с Авророй бродили по поляне, разглядывая огромные, сплошь покрытые символами камни. На вопросы натуралистки о значении этих символов doneigad Слан отвечала, что они только для таких же doneigada; что связь с островом разорвется, если письмена кому-то перевести. А потом полушепотом сказала Авроре: «Честно, я сама половины не понимаю. Арелвин знала гораздо больше меня». Чем они не аристократия, эти местные мудрецы? Поголовно владеют грамотой, пусть и не одинаково ловко, пользуются особой властью и авторитетом. Вместо «огненных палок» у них есть магия. Аврора поправляет кольцо и одергивает плащ, скрывающий пистолет. Она делает вид, что пришла сюда вместе с Альфрой, но в действительности ей самой интересно взглянуть. Это обычаи, традиции ее родины, а Аврора о них ничего не знает. Хотя теперь знает чуть больше, чем ничего. Получаешь — отдавай. Островитяне верят, что тысячеликий бог, En on míl frichtimen, милостиво дарует всему сущему жизнь. Чтобы обрести и другие дары — силу, знания, — люди посвящают себя Тир-Фради, устанавливают связь с землей, окропляя ее своей горячей кровью. Юноша из деревни Вигьигидо, порезавший ладонь каменным лезвием, теперь примял ею траву и терпеливо ждет. Голоса соплеменников помогают ему, повторяют слова мольбы к острову, и остров отвечает тяжелым гулом шагов. На запах крови идет nadaíg, великан из дерева и плоти, один из чудовищных стражей Тир-Фради. Поначалу Авроре казалось, к их виду невозможно привыкнуть. Сейчас она улыбается, разглядев в темноте две пары загнутых рогов. Они совершенно разные, эти хранители: те, что живут в лесах или на болотах, отличаются от равнинных или прибрежных. Колонисты убили многих, загнали, как зверей, но все чудовища были когда-то людьми. Они лишь пережили глубокую трансформацию, суть которой так живо интересует Альфру: она говорит, если дать Альянсу научно обоснованные ответы, островитян перестанут воровать из деревень. Все дело в том, что местные не болеют малихором: их кровь может позеленеть, но не становится черной. Если верить ученым Альянса, островитяне каким-то образом выработали сопротивляемость. Если спросить телемского священника, он скажет, что те просто поклоняются демону. Рогатая голова опускается над обрядовым камнем. Корневища, образовавшие горб, шевелятся, бугрятся мышцы под толстой задубевшей кожей. Деревенский юноша выпрямляется в полный рост, привлекая внимание великана, но Авроре кажется, nadaíg устремляет разумный, вопросительный взгляд на нее. Она мысленно отвечает, что давно хочет встретиться с его создателем — узнать, демон это или все же бог. Впрочем, кто бы ни сотворил такое из человека, малихор наверняка ему нипочем. Если хранитель и слышит эти ее мысли, то вида не подает. Нечеловечески сильные руки обнимают камень; длинные когти оставляют на нем пару борозд. Юноша из Вигьигидо не двигается с места, даже когда содрогается от удара земля. Установив камень в кругу, как кость домино, nadaíg закрепляет связь. Юноша с гордостью оборачивается к соплеменникам. Так человек становится on ol menawí. Благоговейную тишину разрывает лишь звук шагов. Хранитель покидает круг — исчезает в тумане, как горная вершина в облаках. — Я думаю, — вполголоса произносит Альфра, — они чем-то заражаются в ходе этого ритуала. Видели каменный нож? И резаная рана, прижатая прямо к земле… — Тсс! — шипит одна из старейшин, свидетельниц обряда. — Esin! Костлявый палец тычет в холм за пределами круга. Миг, узнаваемый отрывистый приказ — и вот в глазах мерцают звезды аркебузных выстрелов. Островитяне пригибаются к траве, хватают ножи и копья. Оттолкнув тетю Слан за ближайший камень, Аврора поднимает с земли потухший светильник и зажигает его крошечной искрой магии. — Я эмиссар Торгового Содружества! Не стреляйте! — Она расправляет голубой плащ, как крыло, и показывает вышитый золотом герб. — Эмиссар! Альфра шагает следом, затем — рядом. Смелая женщина. Кто-то с холма все же снова стреляет по ним, но Аврора готова приписать вину пальцу, неудачно сорвавшемуся со спускового крючка. Эти люди в беретах и кафтанах просто не ожидали ее здесь увидеть. А она, к сожалению, не удивлена. Такая у эмиссара доля: подчеркивая в каждом человеке лучшее, одновременно подозревать всех в худшем. Стволы опускаются в землю, а держащие их люди тревожно переглядываются. Остановившись, Аврора делает глубокий вдох. — Если вы пришли за тем, чтобы поймать nadaíg на опыты, я вас разочарую: он отправился спать. Если хотели добыть сведения об обряде, я подбодрю вас: похоже, моя спутница скоро совершит великое научное открытие. А если прямо сейчас не уберетесь восвояси, об этом узнает наместник Бурхан. Он будет неприятно удивлен тому, что Альянс напал на советницу своего союзника, Уллана. Вам отсюда не слышно, но она там, за камнем, недовольно кряхтит. Layona, как их называют островитяне, опять переглядываются: пришли они, скорее всего, буднично схватить парочку местных с разрешения и даже по приказу из Хикмета. Но одной войны, с Телемой, им вполне достаточно, и они не захотят развязывать вторую. То есть Аврора так думает, пока один из «львов» не произносит с вызовом: — А мы подчиняемся не Бурхану. Надо же, думает она тогда, этому он будет действительно удивлен. Альфра делает полшага назад, слегка изменившись в лице. Неужели сегодня им с миром не по пути? — Ладно, — говорит Аврора, и ее вздох раздувает огонек светильника. Кольцо быстро нагревается. Левую руку по локоть оплетают алые всполохи. — В таком случае ответьте себе на один вопрос: этот Не-Бурхан стоит того, чтобы за него умереть? Строго говоря, мало кто этого стоит. Жизнь — она, конечно, дар, но Аврора как дипломат в бесплатные дары не верит. Все приходится отрабатывать так или иначе. Умно ли столь слепо жертвовать результатами своих трудов? Островитяне всегда готовы побороться на жизнь. Аврора не видит их лиц, покрытых разноцветными красками, не видит встопорщенных перьев и мехов на одеждах, но слышит позади тишайшие шаги. Она тоже on ol menawí — если начнется бой, эти люди будут драться на ее стороне. — Мракобесы, — бросает, уходя, злой человек в берете. Вот зануда. Придумал бы что-то новенькое. Мы уже проходили это в конфликте с инквизиторами: кто пробует обвинить Аврору в колдовстве, тем епископ Петрус тут же убедительно доказывает, что у нее — наисветлейшая из магий. Солнце робко подмигивает из-за горизонта. Альфра дрогнувшим голосом говорит: — Это люди Асили. — Кого? — Моего бывшего профессора. Я упоминала о нем… вскользь… Хотя предпочитаю вообще этого не делать. — А, ясно. — Аврора гасит светильник. — Это тот, у которого от малихора умерли жена и дети? — Да. Боюсь, Асили готов на все, чтобы найти лекарство. Меня беспокоит, что его подручные так осмелели. — Не беспокойтесь. Я напишу Бурхану, вместе разберемся. С чего начать письмо? «Глубокоуважаемый господин наместник! Надеюсь, вы, ваш сын и все ваши советники здоровы. Кстати, а как вам нравятся незаконные медицинские эксперименты над людьми?..» Людям, над которыми эти эксперименты проводят, они никак не могут нравиться. — Adlorhedar вам обеим, — торжественно произносит тетя Слан. — За то, что помогли избежать кровопролития. Черно-белый узор на ее морщинистой щеке превратился в серое пятно. — Расскажите, пожалуйста, — вежливо просит Альфра, — что именно изменится после обряда? Тетя Слан бросает на людей из Вигьигидо взгляд через плечо. — En on míl frichtimen подарит своему doneigad крепкое здоровье, долгую жизнь, а в самом ее конце doneigad уйдет из племени, чтобы стать хранителем, nadaíg. Скоро у юноши появится особая отметина. Как у тебя, duchteram. Как у всех sin ol menauí. Аврора задумчиво потирает левую щеку. — Кстати говоря, а у меня она откуда? Надо мной же не проводили никаких обрядов. — Но проводила Арелвин. Проводил ее minundhanem, твой отец. Все мы — ветви одного дерева. Связи родителей влияют на детей. Как и наоборот. — Спасибо, я это запомню. А что насчет другого моего вопроса? Юноша из Вигьигидо машет рукой на прощание. Старейшины и вождь ограничиваются кивком. Тетя Слан улыбается, но тяжело вздыхает. — Я поговорила с ними… Похоже, никто из doneigada не знает, куда ушел наш верховный король. Только он может впустить тебя в главное святилище, чтобы ты обратилась к En on míl frichtimen. Честно, думаю я, эта ваша болезнь не его проклятие, но если хочешь убедиться… Придется тебе самой отыскать Винбарра. Ступай в деревню Веншаварр, спроси там Керу. Она — minundhanem нашего короля. — Кто такие minundhanem? — интересуется Альфра. — «Одна душа на двоих». Вы, renaigse, наверное, скажете, что Кера — его жена. Тир-фрадийская королева-консорт, значит? Боги, святые, демоны, дайте сил! Перед очередными переговорами надо хоть ненадолго заехать домой. Поправив шляпу, Аврора тычет большим пальцем на юг. — Хочешь посмотреть, как я жила все это время? Заодно познакомишься с Константином. — А-а, — многозначительно произносит тетя Слан, — с Константином. Хорошо, хорошо. Я закончу тут кое-какие дела и притопаю в вашу большую деревню. — Тогда… «kwa awelam seg»? — Уже лучше, — с прищуром хвалит она. — Увидимся, duchteram. Скорее бы. Хочется разделить с Константином радость открытия: вот же какой, оказывается, бывает родня. На обратном пути натуралистка Альфра между прочим замечает: — Капитан Васко говорит, вы можете сделать себе татуировку, как у навтов. По праву рождения на борту корабля. — О нет, спасибо, — усмехается Аврора, — мне хватит одной отметины. На континенте и с ней-то приходилось несладко. Если же в буквальном смысле написать на лице, что я родилась не по адресу, указанному в документах… — И правда. — Натуралистка исследует гриву своей лошади. — А я много путешествовала по морю, но мне все равно не положено ни единой черточки. — А вы шепните Васко, что хотите татуировку не на лице. На темной коже Альфры этого не видно, но она краснеет до кончиков ушей. Аврора улыбается. У нее в самом разгаре медовый месяц, и ей хочется счастья для всех вокруг. Из кустов и чащоб за renaigse следят с опаской местные звери — они свободно вздохнут, когда чужаки проедут мимо. Потом лошади безучастно покрошат копытами известь, ковром расстеленную в природном каменном коридоре, а путники примутся цокать, чтобы скорее выбраться на открытую местность. Она протянется недолго: ни одно поле на Тир-Фради даже с натяжкой не назовешь бескрайним. Остров отдан во власть камня и дерева. Камень знакóм Авроре слишком хорошо, так что ей нравится путешествовать по лесным тропам. Но в городе она чувствует себя на своем месте. Новая Серена — тоже сплошной лес, строительный. И в нем легко сгинуть, не зная особых премудростей. Женщина в шлеме и кирасе Монетной Стражи, провожающая взглядом исподлобья строй старательных молодцев, кажется заблудившейся странницей — такое озадаченное у нее лицо. — Майор Зиглинда! — приветствует Аврора, спешившись у ворот. — Какими судьбами? Старая наемница отдает честь и бубнит: — Торстен послал на плац. Будто мои ребята маршировать не умеют. — Ох уж эти начальники, да? — Мужики-то? Не знаю, кто из них получается хуже: начальники или подчиненные. — Зиглинда шмыгает неоднократно сломанным носом. — Курту привет. Аврора передаст, разумеется. Можно только позавидовать этим двоим: Курт искренне уважает наставницу, а она относится к нему с неудушливой нежностью, которой не каждый сын дожидается от матери. Он торопливо заканчивает инструктаж и отпускает двух караульных, увидев Аврору на ступенях дворца. Наверное, благодаря влиянию майора от Курта не несет больше алкоголем и тухлым мясом, как в последние пару недель. — Тебе привет от Зиглинды. Как тут дела? — Все на своих местах, — спокойно говорит капитан. — Почти все. Броня на нем блестит, как новая. — Рада слышать. И видеть, что тебе лучше. Он хочет что-то ответить, но в итоге просто кивает. От шлема отскакивает закатный луч. Потом Аврора мысленно сожалеет о своих словах: не стоило говорить так, словно она за Курта решила, что ему уже лучше. После ее свадьбы они с капитаном общаются как послы враждующих государств: давным-давно знакомые, вхожие в дома друг друга, стремящиеся к миру, но ни за что не согласные на поражение в войне. Впрочем, на сожаления у Авроры мало времени. Сейчас перед ней откроются двери приемной наместника, и предстоит улыбаться настоящим послам — Телемы и Мостового Альянса. Они по обыкновению обретаются в противоположных углах просторной залы, но выглядят одинаково — вполне довольными. Аврора очень приятно удивлена. Когда она уходила, посланники собирались вцепиться друг другу в глотки из-за какой-то крупной поставки с континента, но Константин обещал всех помирить — и, очевидно, сдержал слово. Надо поцеловать за это господина наместника. Прочие дела подождут. — Госпожа де Сарде, — любезно приветствуют послы. Еще не знают, что это больше не ее имя. И никогда им не было. Как же теперь плевать! Аврора прорезает приемную наискосок, распахивает двери, еще и еще, в следующих створках уже видит сияние вышивки на воротнике и рукавах Константина, сидящего за рабочим столом. Когда она заходит в кабинет, писарь едва успевает поймать бумаги, встревоженные потоком воздуха, и откланивается. Константин, улыбнувшись, отодвигает стул, но так и не встает с него — Аврора снимает шляпу, и длинные волосы свободно падают на спину. — Восхитительно, — выдыхает господин наместник. И тут же получает свой поцелуй. Разгоряченная Аврора не знает, за чьи пуговицы хвататься — хочется срезать все перочинным ножом. Прикусив губу, она бормочет: — Проклятье… Так нельзя. Надо сперва помыться. — Блуждающий взгляд падает на приоткрытую дверь в смежную с кабинетом уборную. Аврора сидит высоко, у его светлости на коленях, вытягивается еще немного… Да, точно! — У тебя там как раз наполненная ванна. — Она уже остыла, — смеется Константин, — просто убрать не успели. — А я опять нагрею с помощью таинственной магии… — Нет уж! — Он запрокидывает голову и дергает двумя пальцами шнурок звонка, висящего за рабочим местом. — Пусть обновят и принесут еще одну бадью — с теплой водой на этих местных диких травах. Ты же доверишь мне свою золотую корону? Аврора делает вид, что задумалась. Берет одну из сладостей, неизменно присутствующих у наместника на столе. — Меняюсь на твое золотое блюдо. Я голодна, как стадо андригов. Константин поручает слугам, уже никак не реагирующим на совместный досуг «кузенов», принести сюда и воды, и еды. Забравшись в ванну и съев вперемежку с конфетами несколько мясных канапе, Аврора стонет от того, как хорошо становится и внутри, и снаружи. Сняв камзол и закатав льняные рукава, Константин принимается мыть ее волосы. — Какие новости, эмиссар? — Прекрасные, — отвечает она, жуя. — Помнишь чудовище, которое вырвалось из трюма в порту Серены и чуть не раздавило нас с тобой? Я снова видела подобное существо вблизи, и мы, кажется, даже улыбнулись друг другу. — Твое очарование действует на все живое! Значит, повсюду мир? — Почти. Прихвостни одного безумного ученого из Альянса стреляли в мою тетю, но обошлось. Кстати, она придет повидаться с тобой. Ждет не дождется встречи. Видимо, я много о тебе говорю. — Надеюсь, только хорошее! Буду очень рад. — Я тоже. Вы друг другу понравитесь. — Аврора соскребает с запястья запекшуюся грязь и выжимает губку. — Теперь я чувствую, что вернулась домой. Вскоре Константин отлучается на пару минут. Возвращается с двумя чистыми полотенцами. В светлом тюрбане, как богатая аль-садская матрона, Аврора склоняется над столом и начинает письмо наместнику Бурхану. Узел большого полотенца слегка давит под мышкой. Константин прижимается к Авроре со спины, целует в шею, забирается под лен еще влажными руками. И без того набухшая грудь болит от ласки, но это можно — и даже хочется — потерпеть. Ткнувшись носом в тюрбан, Константин бормочет: — Ты еще не беременна? — Аврора оборачивается от удивления. Он, смутившись, прячет руки. — Прости, я сам не знаю, зачем спросил. — Между прочим, ты точно не на сносях, но уже дважды при мне бегал в уборную. Что с тобой? — Съел что-то не то, — отмахивается Константин и заглядывает в подставку для перьев в поисках того, что поострее. — Ты же знаешь, какой у меня слабый желудок. — Все-таки покажись врачу. — Уверяю тебя, Аврора… Пошатнувшись, он ненароком опрокидывает чернильницу. Припадает на колено, с трудом забирается на стул. Шипит, потому что порезался о перочинный нож. Вся ладонь испачкана, и кажется, будто чернила вытекают прямо из раны. Авроре это совсем не нравится. — Покажись врачу, — повторяет она. — Прямо сейчас. Константин прижимает к груди раненую руку и поднимает взгляд. Глаза блестят, но совсем не так, как раньше. Пока идет осмотр, Аврора пытается вновь сосредоточиться на письме. Ничего не выходит. То есть выходит какая-то ерунда. Врач с непроизносимой фамилией, служивший во дворце еще при Лорин де Моранж, порхает вокруг Константина, до абсурда похожий на птицу в этой своей кожаной маске. Наконец его светлость издает тяжелый вздох — как всегда, когда приходится согласиться на кровопускание. Аврора смотрит на покрытый чернилами перочинный нож, думает: попробовать оттереть? Не ответив самой себе, подходит к дивану, на котором лежит, воздев к потолку правый локоть и прикрывая им глаза, страдающий господин наместник. Услышав шорох ее халата сквозь собственный стон, Константин убирает локоть за голову, слабо улыбается, а потом смотрит туда же, куда с ужасом смотрит Аврора — на другую свою руку, обвязанную ослабленным жгутом. Черная капля стекает из проколотой вены. Врач подносит к лампе наполненную доверху прозрачную склянку. Стекло полностью поглощает свет. — Это что, — еле слышно произносит Константин, — моя кровь?.. Кончик докторского клюва совершает движение: резко вниз, плавно вверх. Аврора не может вспомнить, как это называется. Хоть на каком-нибудь языке. Проклятье. «Кивок»? — Хватит, — просит она, показывая на жгут. — Прекратите. — Значит, я умру?.. Врач опускает голову. — Вон отсюда! — велит Аврора прежде, чем клюв успевает подняться. — Сейчас же. — Я умру, — уже сидя, продолжает бормотать Константин. Едва они остаются наедине, вскакивает; протянув к нему руки, Аврора успевает поймать лишь горячий воздух. — Уже умираю. Но я не хочу умирать! — Развернувшись, Константин сам кладет ладони ей на плечи, и непонятно, кто из них сильнее дрожит. — Это так… слишком рано! Я только научился жить по-настоящему. Аврора хочет обнять его, сказать нужные, правильные слова, а он вдруг впивается ей в губы поцелуем — таким страстным, будто это происходит в последний раз. И столь же неожиданно отстраняется, мотает головой, испугавшись самого себя. — Я с тобой, Константин. Я здесь. — Наверное, нам не стоит… — Стоит, если ты этого хочешь. Этого хочет Аврора: доказать, что она правда здесь, с ним, душой и телом — и удостовериться, что сама еще жива. — Посмотри мне в глаза, — просит он, — и скажи, что не боишься малихора. Аврора встречает взгляд Константина. Ледяными пальцами касается пылающих висков. — Я люблю тебя, — отвечает она, — и очень боюсь потерять. Он прижимает ее к себе, целует снова и снова. Ловит губами слезы, которые срываются с опустившихся ресниц. Одного долгого объятия недостаточно. Одежда мешает. Хочется на кровать. По пути в спальню Аврора избавляется от халата и тюрбана, а потом вспоминает, что накрутила его не просто так — волосы еще мокрые, липнут к шее и спине. — Тебе будет холодно, — волнуется Константин. — Не ложись. Давай сделаем… иначе. Сзади, как хотел де Моранж. Раньше они, не сговариваясь, избегали этой позы. Сейчас кажется необходимым попробовать все, начиная с того, что может причинить боль. Аврора упирается локтями в подушку, охает от проникновения и, ненадолго забывшись, получает шлепок по заднице. — Серьезно? Ты помнил все это время? — Вижу, и ты не забыла, — бормочет княжич д’Орсей, замедляясь, чтобы прильнуть ближе. — Не забывай меня, Аврора. От его размеренных движений рвется из груди стон, но обреченность в шепоте Константина вдруг приводит Аврору в бешенство. Она приказывает остановиться. Отбрасывает волосы назад. Берет недоумевающего Константина за руку, разворачивает спиной к кровати, толкает в грудь и садится сверху, изо всех сил удерживаясь от пощечины. Теперь, снова глядя ему в лицо, Аврора говорит: — Мы дали клятву идти вместе до конца. Я не сдаюсь — значит, и ты не смеешь сдаваться. Он кивает и запускает пальцы ей в волосы, будто проверяя, быстро ли они сохнут. Авроре не холодно. Ее согревает самая сильная из магий. Время ужина застает их еще раздетыми; служанка, сквозь щель в дверях сообщив о накрытом столе, убегает прочь. С трудом, как после безумной попойки, натянув одну штанину, Константин утирает пот со лба и опускает руки. — Ох. Кажется, я потратил последние силы. Аврора садится перед ним на колени и заученными движениями помогает надеть вторую. — Не просто потратил, а отдал мне. Свою рубашку, кстати говоря, тоже отдашь. Константин осторожно выправляет волосы Авроры из-под расшитого воротника. Пропускает влажный локон между пальцами, как швея — дорогую ткань, и подносит к губам. Аврора выпивает замершую на них каплю. Настырная служанка стучится снова, но в этот раз не дожидается ответа. Холод влетает в спальню через распахнувшуся дверь. Рывком натянув рубашку до середины бедер, Аврора вскакивает, кричит: — Ты!.. Константин издает неопределенный звук, и она с крайним удивлением понимает, что обращается к стоящему на пороге Курту. — Я, — дрогнувшим голосом отвечает капитан. — Совсем страх потерял?! — Прости, зеленокровка. Я думал, если увижу вас вместе, мне будет легче. — «Легче» — что? — Выполнить приказ. Убить обоих. Аврора успевает лишь краем глаза уловить движение, услышать лязг — и голый по пояс Константин оттесняет ее назад, выставив перед собой рапиру. Курт усмехается. — Ну ты балбес. — Он направляет на них пистолет и спокойно взводит курок. — Разве я ничему тебя не научил? Клинок бесполезен против пули. — Я рискну. — Константин, продолжая изображать невежду, стоит не боком к противнику, как положено, а почти прямо — загораживает собой Аврору. — Кроме того, ты учил меня сражаться честно. Он учил этому их обоих. Но сейчас наплевать на честь. Кольцо греется. Не боясь обжечь Константина, Аврора приобнимает его левой рукой; под пальцами дрожит невидимый магический щит и бешено колотится любящее сердце. — Курт, послушай меня… — Не могу, — перебивает он. — Мне приказали, потому что только я смог бы… Но я не могу этого сделать. — Дуло пистолета резко опускается. — Торстен берет Тир-Фради под свой контроль. Создает островное государство. Монетная Стража вырежет всех наместников, если уже не вырезала. Бегите, — велит Курт привычным тоном строгого, но справедливого наставника, — пока люди генерала не блокировали порты. Он снова поднимает пистолет, но дуло смотрит не вперед, а капитану в подбородок. — Стой! — кричит Константин. Курт никуда и не движется. В каком-то смысле навсегда остается в этой комнате. Он что-то еще говорит, прежде чем раздается выстрел, но Аврора не слышит слов — слишком занята тем, чтобы удержать на месте Константина. Она видела однажды тело человека, получившего пулю в голову. Курт на него не похож. Он в шлеме, поэтому ничего не разлетелось, не брызнуло — просто перемешалось, как мясное рагу в походном котелке. К горлу подступает рвота. Не сейчас. Нельзя. Не при Константине. Дрожащими руками Аврора утирает лицо, будто что-то могло на него попасть, заправляет за уши волосы и начинает медленно заплетать их в косу. Три пряди, два зеркальных движения, вдох-выдох. Главное — глубоко дышать. Константин склоняется над Куртом, снимает с его пояса второй пистолет, взвешивает в руке и оборачивается. — Не пугайся. — Аврора все равно вздрагивает, когда пуля пробивает изголовье кровати. — Теперь мы оба мертвы. На какое-то время. — Перезаряжая оружие, Константин бубнит: — Вечно эти наемники цепляются ко мне. Да, думает Аврора, пора преподать им урок. Она перевязывает кончик косы ниткой от печати с какого-то вскрытого письма. Одевается как можно проще, не сводя глаз с щели под наскоро забаррикадированной дверью. Вот на это ушли последние силы Константина — он сидит на кровати и делает передышку после каждой застегнутой пуговицы. Аврора протягивает ему руку и вдруг ощущает в ней тяжесть одного из пистолетов. А второй заправляет за свой ремень Константин. — Ты что задумал? — То же, что и ты. — Аврора мотает головой, но он, как уговорено, не сдается: — Я пойду с тобой. На ногах ведь еще стою. — Едва. — Но как иначе я могу помочь? — Просто положиться на меня. — Аврора подавляет бездумный порыв отобрать у Константина пистолет. — Не геройствуй больше. Оставайся в убежище, береги себя. А я с этим разберусь. — Что ж… Кажется, выбора нет. У тебя тоже только… — Константин осекается, морщась от боли, и продолжает сквозь стиснутые зубы: — …одна дорога: назад ко мне, целой и невредимой. Приказ наместника. — Хорошо. Нам пора вниз, ваша светлость. — Да, разумеется… Идем… И еще, — добавляет он после щелчка потайной двери, — с этой минуты у тебя неограниченные полномочия. Ставь мою подпись на чем угодно. Лишь бы изменники поплатились за все. Им обоим понятно, что в подобной ситуации Аврора так и поступит, даже не получив прямого разрешения, но Константин, как всегда, заботится о ее удобстве. На узких темных лестницах удобно не бывает. Аврора спускается первой, освещая путь магическим огнем, готовым в любой момент стрелой сорваться с кончиков пальцев. Константин очень старается не отставать, но, пропустив две последних ступени очередного пролета, повисает на перилах, а потом сползает на пол, собрав рукавом паутину между перекладин. — Дай мне немного времени… — У нас нет этого времени, — с горечью отвечает Аврора. — Обопрись на меня. Теперь, с не самым легким грузом на плечах, конечно, самое время встретить вооруженных наемников. Их трое, но у Авроры тоже есть преимущества: более высокая позиция и питающий магию гнев. Световая волна сбивает наемничьи прицелы. Разглядев знаки различия, Аврора поджигает брови, ресницы и усы старшего по званию. Двое других, едва вернув равновесие, тоже находят смерть — от удара шпаги в подмышку и затянувшегося на шее металлического горжета. Учитель и священник — господин де Курсийон и епископ Петрус. Даже на свадьбе Аврора не радовалась им так искренне. — Что с вами, княжич? — Ты в порядке, дитя мое? — Сложные вопросы, — выдыхает она, обращаясь к учителю. — Отведите Константина вниз, пожалуйста. Там, за погребами… — Конечно, милая. Ступайте. У вас очень много дел. — Только по новому проходу, господин де Курсийон. По тому, о котором не знает Лорин де Моранж. Тот понимающе кивает. Константину, похоже, уже все равно, куда его ведут — в убежище или на убой. В каждой тени Аврора видит силуэт бывшей наместницы с «профилактическим средством» в руках. Нужно ее навестить — полюбопытствовать, как так вышло, что княжич, совершенно здоровым взошедший на борт корабля в старой Серене и прекрасно себя чувствовавший в течение всего плавания, спустя непродолжительное время жизни на острове вдруг серьезно заболел. Аврора снимает треуголку с головы заколотого наемника и тщательно отряхивает, прежде чем надеть на себя. — Мы отбили у одного из этих молодчиков служанку, — говорит епископ Петрус, покачивая светильником, — и она в числе прочего рассказала о докторе, который ушел отсюда со склянкой черной крови в руках. Теперь мне кажется, что это была кровь Константина. Поправляя кольцо, Аврора коротко кивает. — Помолитесь за него, святой отец. И найдите этого доктора. В масках они все одинаковые, но я чувствую — это тот же, что тыкал в нас клювом на пристани. Надо выяснить, где он прячется. Почти наверняка у Лорин де Моранж. — Я отправлюсь немедленно и буду молиться. А тебе следует предупредить союзников о мятеже и попросить их помощи. — Да, так и поступим. — Пока они не узнали, что мы бережем трон наместника для умирающего человека. — Он не умрет. Привычный коварный прищур священника разглаживается под выражением сочувствия. — Это малихор, дитя мое. — Я знаю. Но Константин не умрет. Потому что с Авроры хватит. Она не уступит этой болезни в третий раз. — Де Сарде! — восклицает на всю переднюю капитан Васко, стряхивающий кровь с клинка. Из облака дыма выходит Альфра. — Госпожа эмиссар! Госпожа эмиссар, говорят они. Дипломат, миротворица. Раз мир без Авроры не может, значит, она вправе выставить ему условие. — Больше не называйте меня «де Сарде», Васко. Или я буду мстить вам «господином д’Арси». — Справедливо, — соглашается капитан. — Помните, кстати, контрабанду, за которую мне досталось? Вот и поделом досталось. Монетная Стража провезла на остров кучу оружия, а я ничего не знал. — Теперь все знают, — добавляет Альфра, перешагивая через наемника с оплавленным кислотой лицом. — И все это становится в разы интереснее, если помнить о присутствии на Тир-Фради лучших людей де Веспе. Я навела справки о давней истории их отношений с семьей д’Орсей. Думала, вы там, в Содружестве, более дружны. — Идите со мной, — говорит Аврора; скорее велит, чем просит. — Понаблюдаете в движении и вблизи. Натуралистка хмыкает. — Только, пожалуй, не буду прятать свой пистолет. — Вообще-то нам, — естественно, Васко подразумевает навтов, — глубоко плевать, кто и где при власти на суше. Но этих подлецов из Монетной Стражи я скормлю чайкам с превеликим удовольствием. Он прав. Без Курта договориться с мятежниками почти невозможно. Поэтому они все умрут. Пробившись к главной площади, Аврора поручает капитану Васко привести телемского посла: тот ежедневно погружается в пучину разврата в портовой таверне, пользуясь тем, что в Новой Серене братья по вере не стоят над душой. За человеком из Хикмета, трусоватым звездочетом, надо идти вместе с Альфрой, поскольку он, скорее всего, забрался в шкаф, едва заслышав с улицы топот обитых железом сапог. Пусть ученая уговаривает ученого взять себя в руки и предупредить Бурхана о перевороте. Аврора постоит рядом, молча стирая с треуголки чужую кровь. Натуралистка справляется даже слишком хорошо: посол решает отправиться в Хикмет лично. Удержался бы только в седле — выходит из дома на трясущихся ногах. Немного заплетаются ноги шагающего им навстречу представителя Телемы. Тот, хлопнув по плечу капитана Васко, приподнимает в приветственном жесте идеально круглую шляпу. — Читали последние новости, госпожа эмиссар? — А именно? — Вы вовсе никакая не де Сарде. Не так Аврора представляла себе поздравления со свадьбой. Да и откуда посланнику о ней знать? — Прошу прощения? — А ваш кузен — не д’Орсей, — рыгнув, продолжает он, достает из-за пазухи пахнущую клеем листовку и потрясает ею в воздухе. — Два узурпатора, вот вы кто. Есть мнение, что в Новой Серене лучше жилось при госпоже де Моранж. — Посланник надрывает бумагу посередине и протягивает Авроре. — Просто чтобы вы знали: я не разделяю это мнение. Не то что клей — чернила еще не высохли. — Спасибо. Очень мило с вашей стороны. Этим обвешан весь город, сообщает Васко. Ладно, Аврора — приблуда, но Константин?.. Что-то новенькое. Вполне в духе де Веспе, впрочем, разбавить ядом лжи и без того горькую правду. «Их дворянские титулы получены обманом, на их руках кровь невинных». Да что вы говорите, благородные господа! Она хоть отмывается получше клея и чернил. Лотти Лаш научила бы вас правильно обращаться с рекламными листовками. В магическом огне бумага вмиг становится пеплом. Капитан Васко — мужчина, который подошел бы Лотти — берет алхимический порох из рук натуралистки и говорит: — У ворот целый отряд во главе с лейтенантом Торстена. Придется прорываться с боем. Посланник Бурхана тычет пальцем в похмельного телемца. — Я не буду драться бок о бок с этим человеком! — Вы оба не будете ни с кем драться, — растирая пепел кончиками пальцев, отвечает Аврора. — У вас другая задача — первыми добраться до своих наместников. Генерал Торстен предал всех нас. Он силен, заручился поддержкой с континента, но мы победим, если на время забудем о разногласиях. Самую грязную работу госпожа посланница возьмет на себя. Ей не страшно. Ее руки уже испачканы. Как обещано, у ворот — вооруженный отряд во главе с человеком Торстена. Численный перевес опять три к одному. Васко и Альфра бросают дымовые гранаты, занимают в ближайших лесах позиции для стрельбы. Мятежники не теряются, строем выбегают из завесы, действуют слаженно. Их лейтенант, прокашляв недвусмысленный приказ, вскидывает ладонь. Аврора делает то же самое. Наемник подлетает, как от взрывной волны. Но не падает. Аврора еще не закончила. Она прикрывает глаза, чувствуя себя пламенем, в котором были выкованы лейтенантские доспехи. Их форма изменяется по мановению пальца. Раздувая огонь призванным ветром острова, Аврора все сильнее накаляет металл. Заодно подметает улицу — поднимает вихрь песчинок и мелких камней, которые попадают в разверстый рот наемника, в его грязные уши, в выпученные глаза, а потом разлетаются в стороны, когда рука с кольцом сжимается в кулак. Кому-то вновь придется подметать эту улицу. Только теперь здесь вместо строительной пыли повсюду измельченные человеческие останки. Выжившие мятежники — еще двое получают по пуле в лоб — решают бросить оружие. Исход удачный, с какой стороны ни посмотри: после такого всплеска Авроре нужно время восстановиться. Она делает знак посланникам — прочь из города, бегом. Те мчатся к открывшимся воротам, едва не держась за руки. Аврора же, обернувшись, хватается за пистолет. Наемников очень много, слишком большой перевес. Но она вдруг узнает строгий взгляд их майора — и чувствует, что готова броситься ей на шею. Зиглинда спрашивает: — Что тут, дьявол вас подери, происходит? Вот почему эти люди бросили оружие. Тоже весомый аргумент. — Переворот, — говорит Васко, на ходу поправляя стоячий воротник бушлата. Смахнув с плеча капитана сажу, Альфра уточняет: — Попытка переворота. — Хм, — произносит Зиглинда. — А что по этому поводу думает Курт? — Он мертв, — с дрожью в голосе отвечает Аврора. — Предупредил нас и… погиб. Благодаря ему я здесь. И поэтому тут так кроваво. Она только теперь в полной мере осознает, что Курта больше нет. Никогда вновь не встанет за ее плечом человек, чье присутствие воспринималось как должное. Он слишком глубоко любил свое дело и свою ученицу. Эта любовь разорвала его изнутри. — Бедняга, — тяжело вздыхает Зиглинда. — А я всегда говорила, что Торстен урод. Конечно, она давно знает своего генерала. И поэтому знает, где его искать. После зачистки порта и казарм у Авроры и ее спутников кончаются боеприпасы; Альфра вызывается достать еще, не желая сидеть в подвале и наблюдать за допросом. Тюрьма Монетной Стражи — самая надежная в городе и самая вонючая. Наверное, между этими фактами есть определенная связь. Люди майора Зиглинды привычны к запахам и допросам, но даже им не по себе от того, что посреди комнаты сидит закованный в цепи генерал. Свет хрупкой лучины тонет в желтеющей под стулом луже давно высохшей мочи. Из темного угла несет старым сеном, человеческим потом и слежавшейся мокрой шерстью. Пахнет последней надеждой. — Вы ничего не знаете! — выплевывает Торстен вместе с передним зубом. Аврора жестом велит подручному Зиглинды отойти. Заглядывает генералу в заплывшие глаза. — Я знаю, что вы собираетесь обмануть своих союзников, — намеренно говорит она в настоящем времени, будто у Торстена до сих пор есть какой-то шанс. — И этих людей я тоже знаю хорошо. Они сами обманут вас, как только добьются цели, а их цель никогда не совпадает с чужой. — Наемник не отводит взгляд, но смотрит теперь словно внутрь себя. Вспоминает, как его соблазняли легкой победой, властью и рассказами про «общую цель». Аврора поправляет холодное кольцо. — Давайте я угадаю, кто помогает вам здесь, на острове. Александр де Веспе лично? Едва ли. Он всегда приходит только на десерт. Может, его сын?.. — Дочь, — неожиданно сипит генерал. — Вы ничего не знаете. Она спрятала на острове целую шкатулку с запасными планами. — Княжна Аурелия? Как интересно. Где же ее шкатулка? Если бы не кандалы, он, набивая себе цену, непременно скрестил бы руки на груди. — Мне-то откуда знать? — А что скажете, если взамен я облегчу вашу участь? — деловым тоном предлагает Аврора. — Вы ведь в курсе, какое наказание положено за измену. Лошади разорвут вас на части. Представьте, — говорит она, склонившись к уху Торстена и понизив голос, — вид собственной крови. Вонь содержимого внутренностей. Хруст вывернутых из суставов костей… На континенте Аврора несколько раз наблюдала такие казни. Константин всегда отворачивался; отец и брат за это называли его слабаком, а он все равно их любил. Торстен тоже наверняка повидал на своем веку казней. Вонь содержимого внутренностей перебивает запах последней надежды. — Мельница, подпол, в северном углу. По крайней мере часть документов там. — Спасибо. — Аврора на прощание касается треуголки. — Тогда обойдемся без лошадей. Они не понадобятся мне, чтобы вас четвертовать. Генерал орет что-то вслед, но некогда его слушать. Аврора пытается вспомнить последние слова Курта. Что-то очень в его духе, такое, что приятно услышать в любых других обстоятельствах… — Мои ребята забрали тело, — говорит майор Зиглинда. — Когда все это кончится, устроим ему достойные похороны. — Обязательно, — немного рассеянно отвечает Аврора, — как только все это кончится. — Она посильнее натягивает перчатку — магия до сих пор молчит. — Сейчас я займусь лидерами заговора. А еще надо арестовать оставшихся лейтенантов Торстена и восстановить полный контроль над городом. — Можете на меня положиться. — Рада слышать, генерал. Пожимая протянутую руку, Зиглинда хмурится. — Вы назвали меня генералом. — Назвала, — подтверждает Аврора. Вообще-то наемники решают такие вопросы строго между собой, но в ближайшее время она очистит их ряды от всех, кто не согласен с ее мнением. Повторил бы теперь Курт свои последние слова? Сказал бы снова, что очень ею гордится? — Что там, в шкатулке с запасными планами? — вслух размышляет Васко, не без удовлетворения наблюдавший за допросом. — Я думаю, компромат. На вас, на господина наместника и на всех ваших друзей. Кивком поблагодарив Альфру, которая добыла боеприпасов на целый полк, Аврора забивает заряд. — И шантажировать нас приехала любимая дочь де Веспе, молодая красивая вдова? Ставлю тысячу золотых на то, что в этих бумагах найдется брачный контракт. Поддельный, естественно. Скромная свадьба, скоропостижная кончина. Мы проходили это уже много раз. Там, на континенте, между балами и четвертованиями. Иногда молодые красивые вдовы искренне плачут над могилами мужей. Все чудовища были когда-то людьми. Наверное, даже старые аристократы. Капитан Васко, все-таки не годящийся в интриганы, принимает ставку, а Альфра поддерживает теорию про контракт. По дороге они беззлобно спорят вместо того, чтобы обсуждать предстоящее дело или хранить тяжелое молчание, и Аврора им за это благодарна. Ни о чем не думая, она шагает по ухоженной улице Серебряного района. Солнце садится. Окна пустых домов заколочены, жилых — плотно закрыты ставнями. Здесь, среди людей, привыкших закрывать глаза на объективную реальность, обитает и бывшая наместница, Лорин де Моранж. — Она у себя, — сообщает епископ Петрус, вышедший из тени цветущего уличного сада, — а доктор — в доме напротив, с молодой женщиной и двумя мужчинами в ризах. Когда в окне госпожи де Моранж зажглась свеча, они точно так же ответили. Прислуга по первому стуку, хотя и не без удивления, впускает нежданных гостей. — Госпожа эмиссар! — восклицает Лорин де Моранж, одетая в свое любимое красное платье. — Что такое? Вы не ранены? Мне показалось, я слышала снаружи выстрелы. Аврора потчует ее страшной историей о наполовину удавшемся мятеже, отмечая, как загораются темные глаза на словах о том, что она — якобы — не смогла уберечь Константина. — За вами тоже явятся, госпожа Лорин. Позвольте проводить вас в безопасное место. — Ах, дорогая, мои вам глубочайшие соболезнования! Идите же, карайте изменников, не думайте обо мне. У меня есть друзья в городе. Все это время Аврора притворяется запыхавшейся, как будто хочет пораньше завершить тренировку, но очередной тяжелый выдох вдруг превращается в смешок. Лорин де Моранж поднимает бровь. Аврора заходится хохотом, чувствуя подступающие к глазам слезы, однако быстро берет себя в руки и говорит: — Знаю я этих друзей. И знаю, где они прячутся. Сейчас вы пойдете с нами в тот дом напротив. Скажете, привели дополнительную охрану. Что такое? Вы теперь как будто не вполне наслаждаетесь вечером. — Так его светлость жив, — вернув самообладание, спокойно произносит бывшая наместница. — К счастью для вас. Но проживет он недолго. К счастью для всей Новой Серены. Аврора думает: как же они не понимают? Без Константина не будет никакой Серены — ни Новой, ни старой. Пусть хоть весь мир сгорит. Епископ Петрус, оглядев безупречную обстановку гостиной, замечает: — Указать собственное имя на антиправительственных листовках — идея, недостойная вашего уровня. — На каких листовках? Теперь смеется Васко. — Ну и союзнички. Так старательно подставляли друг друга, что забыли свалить общего врага. Лорин де Моранж поджимает губы. Аврора надвигает треуголку на глаза. Дом напротив кажется нежилым лишь снаружи: передняя отделана и украшена примерно так, как встречал бы заклятых друзей отец Константина. Кроваво-красные стены, батальные полотна в позолоченных рамах. Фон, на котором достаточно легко убивать. Но Аврора бережет силы, а Альфра не умеет драться бесшумно, поэтому сомнительная честь предоставляется мужчинам. Ковровую дорожку на лестнице можно выжимать. Лорин де Моранж гордо вышагивает первой, сминая в руке подол нарядного платья и сорванную с соседнего дома листовку. Распахнув двери кабинета, спрашивает: — Что это такое? Аврора жестом просит спутников остаться за порогом. Двери закрываются. Двое мужчин в ризах, постарше и помоложе, смуглокожий врач и рыжеволосая девушка с кружевами в самых неожиданных местах смотрят на листовку одинаково большими глазами. Искренне удивлен только доктор. Вчитавшись, он по-научному интересуется: — Зачем это вообще нужно? Наместник все равно обречен. Даже не знаю, что надежнее: пуля или малихор. — Чтобы дискредитировать его после смерти, — высокомерно поясняет старый священник, вне всякого сомнения — духовник князя Александра де Веспе. — Или выживания, — усмехнувшись, добавляет девушка. — Поверьте, госпожа Лорин, это не имеет отношения к вам. Д’Орсеи — как тараканы. Нужно несколько обходных путей на случай, если сегодня Константин опять выкрутится. Еще эта сука де Сарде… — Княжна, выражения! — Кто это с вами? — дрогнувшим голосом спрашивает молодой человек — вне всякого сомнения, никакой не священник. Аврора взводит курок и говорит: — Эта сука тоже д’Орсей. Убийца старшего княжича не успевает выстрелить. Никто не успевает, кроме Авроры. Двери вновь открываются: епископ Петрус одним магическим ударом расправляется с духовником де Веспе, капитан Васко берет на прицел княжну Аурелию, а Альфра — удивленного врача. — Доктор Асили, — произносит она сквозь зубы. — Какая неприятная встреча. Тот причмокивает губами в специфически преподавательской манере. — Я тоже не рад тебя видеть, Альфра. Лорин де Моранж, приподняв подол, с презрением на лице отходит от лужи, расползающейся из-под окровавленных риз. — Профессор, — говорит Аврора, перезаряжая пистолет, — я могу понять, чем вы руководствовались, проводя эксперименты над островитянами. Но травить нас с Константином?.. Доктор Асили пожимает плечами. — Ничего личного. Вы двое — идеальная контрольная группа. Аврора хмыкает. Аурелия прочищает горло. — Я могу предложить… — Ты можешь заткнуться. А к вам у меня тоже есть вопрос, госпожа де Моранж. Зачем, ради всего святого? Так хотелось вернуть насиженное место? — И отомстить за убитого брата, — глядя в окно, спокойно отвечает она. — Что ж. Получается, мы квиты. Благородный профиль этой женщины ярко отпечатывается в памяти, освещенный со всех сторон: настольной лампой, закатными лучами и огнем пистолетного выстрела. Лорин де Моранж падает замертво с развороченным виском. — Что вы наделали?! — взвизгивает Аурелия де Веспе. — Что она наделала? — лениво передразнивает Аврора. — Госпожа де Моранж покончила с собой, узнав о провале заговора. Верно, епископ Петрус? — Именно это я и видел. — Альфра? — Кивок. — Васко? — Я еще и матроса какого-нибудь в свидетели приведу, — грозится капитан, любовно поглаживая спусковой крючок направленного на княжну ружья. — Из тех, кого вы шпыняли по пути сюда. — Мы сделаем так, что на ее руках найдут следы пороха, — обещает Аврора. — Я знаю, что старшего княжича убили вы. Аурелия задирает и без того вздернутый нос. — Но вы не знаете, кто нас об этом попросил. — Неужели? Давно же мы не виделись, княжна, раз вы забыли, что у меня голова на месте. — У нас есть доказательства!.. — Еще бы. Наверняка замечательные подделки. Как только достану из-под мельницы вашу шкатулку, в первую очередь избавлюсь от них. Рыжие брови княжны почти соприкасаются друг с другом. Она часто хмурится. Ей бы маслица от морщин. — В шкатулке далеко не все. — Иначе я бы удивилась. Но мы с вами скоро подружимся, и вы обязательно расскажете, где остальное. Под конвоем покидая кабинет вслед за княжной, доктор Асили бросает последний взгляд на тело бывшей наместницы и спрашивает: — Почему ее, а не меня? Это был мой эксперимент. Госпожа де Моранж просто согласилась помочь. Хороший вопрос, почему. Наверное, из-за его жены и детей, которые умерли от малихора. Из-за того, что сейчас Аврора отчасти понимает доктора Асили, и у нее не поднимется рука. — Потому что Лорин де Моранж — гражданка Содружества и никогда мне не нравилась. Кстати говоря, вы нашли лекарство? — Нет, — отвечает Асили, — я не нашел. А это значит, что его не существует. — Жаль. Тогда вас будут судить и, вероятно, казнят мои друзья из Мостового Альянса. Если кто-то хоть пальцем тронул старину Бурхана, ров перед хикметским дворцом придется осушать и заполнять заново чистой, не смешанной с кровью водой. Чересчур живо представив себе эту картину, Аврора с трудом дожидается, пока все покинут кабинет. Только епископ Петрус, почуяв неладное, остается, и Аврору выворачивает при нем — прямо на платье Лорин де Моранж, которое та надела, чтобы красиво вернуться в принадлежавший ей дворец. Мертвая наместница ничем не выказывает обиды. Отплевавшись, Аврора бормочет: — Да простит меня господин де Курсийон. — Ты сказала ему? — протянув ей платок, спрашивает епископ Петрус. — Константину. — Нет. И вы без моего разрешения не скажете. — Это ободрило бы его. Придало бы сил. — Да, и он стал бы беспрерывно надо мной трястись. — Аврора утирается и, подумав, прячет платок в рукав. — Я не найду лекарство, сидя в четырех стенах. А это дело больше не терпит отлагательств. Епископ Петрус вздыхает. — Вижу, ты крепко подумала, дитя мое. — Крепко, святой отец. Сколько детей я могу родить? Дюжину? А он у меня один. Город приходит в себя, и она возвращается к Константину, как он просил, целой и невредимой. А ему с каждым часом становится только хуже. Постель пахнет кислым пóтом. С трудом разогнув бледные пальцы, Константин слепо шарит по ней ладонью. Его прикосновение — поцелуй адского пламени. — Это сон? — Нет, любовь моя. Это я, Аврора. — Аврора! — Константин улыбается через боль — на губах уже зреют первые темные язвы. — Представляешь, мне снилось, что я заболел этим… ну, тем… Ах, твоя бедная матушка… Прижав его руку ко лбу и лишь теперь ощущая, как возвращается магия, Аврора плачет — горько, мучительно и беззвучно. Несколько минут она может на это выделить. А потом вновь пойдет убивать людей. Ей нужно в Веншаварр, поговорить с женой верховного короля, но Аврора не покинет Новую Серену, пока не убедится, что здесь безопасно. Поэтому она просит спутников привезти из соседних городов лучших лекарей: монаха-чудотворца, известную ученую — тех, кто хоть и не вылечит Константина, но милостью Озаренного поможет продержаться дольше. Альфра уезжает в Хикмет вместе с Васко. Епископ Петрус, направляясь в другую сторону, тревожно оборачивается несколько раз. Казнь генерала Торстена открывает парад правосудия. Теперь Аврора знает, как разорвать человека на части, не исчерпав магический ресурс целиком. Нужно позволить ветру подхватить поток энергии, и остров поделится силой с плотью своей земли. Некоторые теологи утверждают, что Тир-Фради и есть описанный Пророком рай. Может ли Озаренный быть одним из ликов En on míl frichtimen? Тогда мысли и чувства Авроры никакая не ересь. Сейчас жизненно важно быть убежденной в своей правоте, если не сказать праведности. Кроме веры, ничто в этом не помогает, даже смягчение приговоров офицерам Торстена — ведь четвертование повешением Аврора заменяет от имени наместника, а не от своего. Константин не жесток. Будь он в сознании, так бы и поступил. Генерал Зиглинда присутствует на всех казнях. Чаще всего Аврора стоит рядом с ней. Не в этот раз — сегодня тошнота сильнее обычного, и хочется иметь возможность, если что, сбежать. Толпа горожан перед виселицей странно шевелится — как трава, по которой крадется хищник. Аврора извиняется перед Зиглиндой, идет взглянуть, и недомогание вдруг проходит само собой. — О, вот и ты, on ol menawí! — Островитянин, держащий в Новой Серене лавку, вскидывает руку в приветственном жесте. — Погляди, кого я тебе привел! Осужденные уже поднимаются по скрипучей лестнице, но многие зеваки косятся на тетю Слан. Та не обращает на них внимания, обнимает Аврору и говорит: — Ох и большой бардак в вашей большой деревне. Я прошла тысячи шагов, чтобы в конце заблудиться в трех каменных тропинках. Спасибо дорогому carants, проводил. — Не переставая кивать и улыбаться, торговец отправляется восвояси. Тетя Слан придирчиво осматривает виселицу. — А это? Это вот что такое? Принцип объяснять не надо — палач прямо сейчас наглядно его демонстрирует. Два человека виснут под открытыми люками неподвижно, а тот, что посередине, начинает греметь цепями на потеху публике. Шея не сломалась. Бедняга будет мучиться несколько минут, а палач — ковыряться в носу через дырку в маске. Цокнув, Аврора поднимает руку, хватая островной ветер за хвост. Магия Тир-Фради, спящая под брусчаткой, откликается на зов, и между камнями пробивается крепкий корень. Толпа ропщет, наблюдая, как он медленно ползет вверх по ногам осужденного. Аврора сжимает кулак и рывком опускает его. Хруст позвонков и ее рык теряются в многоголосом вздохе. Теплая рука ложится Авроре на плечо. — Осторожнее, duchteram. Тебе нельзя волноваться. — Я не волнуюсь, тетя Слан, — произносит она вполголоса. — Я в ярости. Потому что вместо того, чтобы искать короля и бога, приходится заниматься… этим. Doneigada мудры. Тетя Слан видит свою племянницу насквозь. — Что случилось? Помимо… этого. Трупы вынимают из петель. Толпа редеет. Аврора сглатывает подступивший к горлу ком. — Константин, — отвечает она. — Малихор. Лихорадка усиливается, вены чернеют. И ничто — ни религия, ни наука — здесь не может ничем помочь. Чудотворец и ученая с разведенными руками уже отправились по домам. — Есть один doneigad, — говорит тетя Слан, подумав. — Его зовут Катасах. Нет боли, которую он не способен облегчить. Если хочешь… — Хочу. Конечно! Прошу тебя. Ох, пожалуйста! — Аврора мельком оглядывается на опустевшую виселицу. — Только не говори ему об… этом. Боюсь, он тогда не придет. — Что ты. Я опишу этот город как цветущую поляну. А когда приведу Катасаха, удивлюсь и скажу: это все потому, что их юный вождь захворал. Строго говоря, так и есть. Аврора с трудом дожидается возвращения тети Слан: у постели больного время тянется, как слизь. Новая охрана, выставленная Зиглиндой, без личного распоряжения эмиссара отказывается пускать «подозрительных личностей» во дворец. На бегу натянув камзол, Аврора кратко приветствует doneigada и предлагает пройти за ней. Ничего удивительного в том, что Катасаха остановили: одетый в традиционный наряд островитян, лекарь носит на голове череп огромного зверя, как шлем с плюмажем и поднятым забралом-клювом. «Подозрительность» тети Слан заключается в каменном ноже и взгляде, которым она осматривает стражников снизу вверх. Войдя в спальню наместника, Катасах первым делом спрашивает, где можно вымыть руки, и на душе Авроры вдруг становится спокойно. Бледный Константин рвано дышит, медленно разлепляет веки, темные, будто его жестоко избивали, зовет ее голосом надтреснутым, как хрусталь, но теперь она уверена: все пройдет. Мудрый doneigad касается мокрого лба, что-то бубнит себе под нос на родном языке. — Кто… Кто вы? — шепчет Константин. — Какая ледяная у вас ладонь… Аврора садится на колени у его постели, заглядывает в блестящие глаза и, представив Катасаха, почти клятвенно обещает, что он поможет. Константину трудно кивать, поэтому он моргает. — Я здесь из-за тебя, renaigse, — говорит островитянин с таким акцентом, что это звучит как угроза. — И никуда не уйду, пока не станет лучше. Константин широко открывает глаза. Аврора успокаивает его улыбкой — кажется, первой за целую тысячу лет. — Теперь идем, — вполне разборчиво предлагает тетя Слан. — Не будем их отвлекать. Взяв ее под локоть, Аврора как можно тише прикрывает дверь и вздыхает. — Знаешь, ты — самое лучшее, что случилось со мной на этом острове. Тетя Слан улыбается, и от этого идут трещинами узоры на ее лице. — Мы говорим: «благословенны ветра, что привели тебя ко мне». Ты умеешь любить. Очень напоминаешь Арелвин. — Она с любопытством осматривается в коридоре, стены которого увешаны гербовыми щитами Содружества. — Так вот как ты жила все это время? Под постоянным присмотром желтых глаз? — Это монеты, — уже привычно объясняет Аврора. — Давай я для начала покажу тебе нашу столовую. В конце концов, она тоже очень голодна. Произведя осмотр, Катасах требует столько разных ингредиентов, будто хочет открыть во дворце настоящую лавку зелий. Аврора достает все, начиная с диких островных трав, заканчивая свежими потрохами животных. Альфра говорит, пока они с Васко собирали моллюсков на побережье, он безостановочно читал ей стихи. — Свои или чужие? — спрашивает Аврора, закатывая рукава рубашки Константина и принимаясь вскрывать раковины ножом. — Какая уже разница, — вздыхает натуралистка. Они сидят над двумя полными тазами морских гадов и хохочут, как молодые рыбачки. В некоторых кланах Тир-Фради принято смехом прогонять смерть. Пальцы измазаны слизью, зато время уже не напоминает улитку: разбегается, зовет новые рассветы, и они становятся теплее день ото дня. Наконец Аврора заходит в спальню наместника и видит его стоящим у открытого окна — полностью одетым, задумчиво заложившим за спину руки в перчатках. Он оборачивается с печальной улыбкой: кожа на лице все еще истерта болезнью, зато почти прошли язвы на губах. — Константин! — восклицает Аврора, не в силах поверить своим глазам. — Как ты себя чувствуешь? — Гораздо лучше, чем выгляжу! — заверяет он. — Катасах — настоящий мастер. Ты не знаешь, как правильно его поблагодарить? Я имею в виду, на местном языке. — Aldo… Нет, погоди. Adlorhedar. Вот так. — Adlorhedar, — вполголоса повторяет Константин. — Спасибо. А как ты? Аврора вовсе не хочет пожимать плечами, но это получается само собой. — В порядке. Он знает, что это не так. Читал приказы, под которыми она ставила его подпись, и слышал, как Аврора участвовала в их исполнении. Константин осторожно кладет ей на плечи ладони. — Мне ужасно неловко, что я бросил тебя в этом хаосе… Так не вовремя… — Своевременных болезней не бывает. — Она берет его руку в свою. — Я рада, что тебе полегчало. Готов идти? Он касается губами магического кольца Авроры. — Как никогда. Сначала к мастерице, которая слегка загримирует Константина. А потом — в тронный зал. Его светлости пора показаться на людях, чтобы положить конец слухам о собственной смерти. Пуля или малихор, горячо спорят они. Но все единодушны в том, что власть захватила Аврора. Убила генерала Торстена, всех его офицеров, Аурелию де Веспе — тоже она. Хотя последнее — ложь. Княжна жива и физически точно здорова. Пусть убедятся и в этом заодно. Главы городских гильдий, посланники Телемы и Альянса, представители знатных семей Содружества — все читали расклеенные во время мятежа листовки. Всем любопытно, что скажет теперь наместник — раз уж он в самом деле жив и может говорить. Люди Зиглинды дежурят по периметру зала. Аврора становится чуть в стороне от трона и протягивает шкатулку. Положив ее себе на колени и подняв резную крышку, Константин говорит: — Введите заключенную. Аурелия де Веспе одета как на бал, но ее ровные белые зубы стиснуты. Кажется, до сих пор слышно, как на них скрипит пепел. Аврора обещала избавиться от всех доказательств, подлинных и поддельных, участия княгини д’Орсей в убийстве пасынка, прежде чем их увидит и без того настрадавшийся Константин, и сдержала слово, а сожженными бумагами угостила саму Аурелию. Говорила же, что они обязательно подружатся. Кашлянув, господин де Курсийон громко зачитывает обвинения. Судить Аурелию по-настоящему будет совет на континенте, но ей выпала бесценная возможность отрепетировать. Княжна этой возможностью пользуется, как только де Курсийон предоставляет обвиняемой слово. — Мой ответ, — произносит она дерзко, — в ваших руках. Вы намерены разоблачить меня, но добьетесь только того, что докажете мою правоту. — Посмотрим. — Константин разворачивает первый документ, текст которого почти полностью повторяет надписи на листовках. — Тут сказано, что я незаконнорожденный. Многое объяснило бы, но, к сожалению или к счастью, я каждый день вижу в зеркале молодую копию своего отца. Посол Телемы, стоящий под намеренно вывешенным здесь портретом князя, поднимает голову и усмехается. — Действительно! По рядам собравшихся пробегает задорно-одобрительный ропот. Аурелия пытается задушить его строгим взглядом через плечо, но магия де Веспе плохо работает на Тир-Фради. — Так-так, что тут у нас? — продолжает вошедший во вкус Константин. — Брачный контракт! Ужасно важный документ. Прочтем внимательно. Значит, Константин д’Орсей… поразительно, здесь я уже вне всякого сомнения д’Орсей! — В углу зала кто-то хихикает. — И Аурелия… де Веспе? — Константин досадливо цокает. — Многовато ошибок они сделали в твоем имени, дорогая. Более того, да будет вам известно, мы с Авророй уже женаты, и нам не нужен дополнительный контракт. Все так театрально охают, изображая удивление, что даже обидно. Слуги, приносящие в спальню наместника завтрак на двоих, первое время поражались довольно искренне. — Читайте дальше, — требует Аурелия, — и скоро доберетесь до родословных бумаг, доказывающих, что эта женщина не дочь генерала и княжны, а обыкновенная островная ведьма. Звучит значительно лучше «диковинки» и «ресурса». По крайней мере, нечто одушевленное. Константин хочет ответить, но вдруг замирает, впившись в подлокотник трона. Еще больно. Малихор отступил, но не ушел. Затянувшуюся паузу нужно заполнить, поэтому Аврора говорит: — Это правда. Получаешь — отдавай. Имя в обмен на имя. Все разевают рты, кроме посланника Альянса, олицетворяющего фразу «я же говорил». Поражена даже княжна Аурелия. — Публично признаете, что вы никакая не де Сарде? Аврора закатывает глаза. — Вам действительно нужно повторить трижды? — спрашивает она, спускаясь с тронного пьедестала, чтобы заглянуть княжне в лицо. — Смотрите. Запоминайте. Меня зовут Аврора д’Орсей, и я островная ведьма. Собравшиеся окончательно перевозбуждаются. Представитель Телемы хитро щурится и качает головой. — Стоит заметить, княжна, — четко, но пугающе тихо произносит Константин, — данное обстоятельство не принесло Содружеству ничего, кроме выгоды. Де Веспе заигрались в королей и позабыли, что мы — нация торговцев. Это значит, мы ценим выгоду. — Она убила Лорин де Моранж! — заявляет Аурелия, раздув маленькие ноздри, но в поднявшемся гомоне ее больше не слышно. — Приберегите это для совета, — по-дружески советует Аврора. — Вдруг там вам поверит хоть кто-нибудь. Впрочем, особенно на это не рассчитывайте. Передавайте князю Александру привет. Наемники стучат прикладами, призывая к порядку, де Курсийон просто машет руками. Все, что здесь произошло, долго и в подробностях будут обсуждать на континенте. Но теперь ей совершенно плевать на континент. — Что будем делать дальше? — снова скрывшись от посторонних глаз, устало спрашивает Константин. — То, зачем приехали. Ты будешь управлять колонией, а я — искать лекарство от малихора. Которое безуспешно ищут уже десятки лет. У Авроры же остается совсем немного времени: до тех пор, пока Константину снова не стало хуже и пока ребенок не начал шевелиться. Она не успеет — и не обманывает себя. Поэтому, оставив Константина пообщаться с тетей Слан, отправляется к Катасаху. Тот сидит у очага, где готовится очередной отвар, и потирает залысину, которую обычно прячет под костяным шлемом. Поздоровавшись и протянув руки к огню, Аврора спрашивает: — Что еще можно для него сделать? Doneigad хмурится, будто не вполне понимает вопрос. — Что сделать, чтобы облегчить страдания? — Чтобы полностью исцелить. — Аврора садится напротив островитянина и глубоко вдыхает запах диких трав. — Константин — мой minundhanem. Если он умрет, не видать континенту лекарства, а значит, и покоя вашему острову, так что… Извините. — Она хватает пустую глиняную миску и срыгивает туда весь завтрак. Потом достает из рукава подготовленный на такой случай платок. — Так что скажете? Есть мысли? Катасах медленно кивает, тычет в Аврору пальцем и говорит: — Одна.