Падший Ангел

      «Я хотел распотрошить её живот, вытянув каждый Божий орган из этого хрупкого тела, они потом могли бы красоваться у меня на полках в спальне, но, к сожалению, у меня другие планы на неё.       Я сделаю абсолютно всё, лишь бы суметь задеть его гордую и, на первый взгляд, каменную душу. Только мне известно о том, что любое касание, сделанное в сторону его потайного мира, может разрушить абсолютно всё в нем. И эта мысль меня будоражит каждый чёртов вечер.       Я ежедневно размышляю о том, что имею в своих руках буквально всё, что только можно связать с ним. По щелчку моих пальцев он начнёт безмерно страдать, буквально моля меня о том, чтобы я прекратил эти ужасы. Но я не перестану этого делать в своей жизни никогда. Я буду наслаждаться каждой секундой того, как он будет буквально погибать у меня перед глазами. Я заставлю прочувствовать его абсолютно всё, чего он, может, даже и не заслуживает. Но когда меня это волновало вообще? Любая душа по-своему грязна до глубин ебучего ада, и если так подумать, то каждому человеку есть за что утопать в своих же слезах, пытаясь откупиться от серой морали этой грёбанной жизни.       Мне и так известно, что я веду себя хуже самого дьявола, однако я не стану жалеть ни о чём. Никакой шаг, проделанный к достижению своей цели, не сравнится с самим результатом.       Я достигну глубин его души с помощью неё.       Специально для него я долгое время наблюдал за своей миловидной жертвой, которая по истечению времени станет рыдать в жуткой агонии, пытаясь выжить каждую Божью секунду, поданную именно мной.       Она идеальна. Каждый сантиметр её тела можно было бы описать красивыми портретами, которые, может, через лет сто будут висеть в самых популярных арт-галереях. Её милая улыбка, которая способна озарить каждого проходящего мимо неё человека, действительно нечто. Эта неуклюже сделанная причёска красит её кукольное личико, которое так и хочется поцеловать, оставив на фарфоровой коже лёгкие покраснения, которые долгое время не пропадут с её щёк. Красивые платья, которые та умудряется носить даже в самые жаркие дни, лишь лучше подчеркивают её утончённую фигуру, вырисовывая перед моими глазами абсолютную красоту женщин. Ах, а что за смех! Просто услада для ушей. Его звонкость и блаженная искренность заставит человека расплыться в своей собственной улыбке, а позже — вспоминать это как самый лучший момент в его жизни.       И я абсолютно уверен в том, что она поможет мне сделать это.       Она — моя идеальная жертва, о которой остальным остаётся лишь мечтать в своих мокрых снах.       Но даже таким падшим ангелам суждено страдать. Такова жизнь, что поделать?       Долгое время она не знала о том, что уже на моём прицеле. Эта беззаботность не покидала её до тех пор, пока я не появился в её жизни.       Можно подумать, наверняка я это сделал резко и без предупреждений, однако, как я смогу достичь того пика тревожности, если не заставлю её до этого изрядно измотать себя собственными же страхами, которые, по её мнению, окружали со всех сторон, облепляя её душу своими уродливыми телами, дыша прямо за спиной? Я поступил жестоко со своей жертвой. Я заставил жить в вечном страхе, ожидая увидеть за любым углом собственную смерть, которая вот-вот постигнет её. Она превратилась в раненого зверя, который от отчаянья спрятался в своей тёмной норке, боясь худшего.       Я не один раз стоял у неё под окнами, видя из-под теней прозрачных штор, мило украшенных цветочными узорами, как та неистово дрожит, пытаясь держать в себе последние силы веры во что-то лучшее.       Да, это именно то, что я желал увидеть в своей жертве, прежде чем она познает то, чего остерегалась весь этот час.       Немой ужас, который пробирал любого до глубин души, заставляя по ночам просыпаться в холодном поту и со спешкой задыхаться, пытаясь угомонить своё сердце, которое чуть ли не вырывается из груди.       Я настиг её в этот тёплый вечер, переворачивая жизнь своей жертвы вниз головой раз и навсегда».       Сегодня 26 июля, на часах 23:17, а я до сих пор торчу в этой дыре. И это действительно отвратительно.       Я не планировал разбирать последние документы до поздней ночи, однако работа требует от меня усердной работы, без которой я не смогу достичь высот, к которым стремлюсь, обходя любые препятствия. Лень — не в моих приоритетах проявления. Мне уже давно известно, что это убийственная штука, которую я познал на своём же бухающем отце, который «трагичным» образом сдох от передоза. К счастью, я не планирую идти по его стопам. Сколько бы раз меня ни пытались засмеять за долю ебанутого бати, я продолжал усердно идти по головам других людей, направляясь к тому, к чему сейчас пришёл, ни на миг не останавливаясь. Не сказать что я достиг максимальных высот в своей карьере, однако, я смог дойти до больших званий, что уже неплохо.       На данный период своей жизни — я глубоко уважаемая персона среди своего отдела. Я действительно занимаюсь своим делом с великолепным профессионализмом, который не суждено поиметь каждому идиоту, рождённому на этой чёртовой земле. Я знаю, что своими знаниями могу переступить практически через каждого в этом офисе и даже дальше, однако, я не спешу это совершать, ведь тех, кто пытается быстро достичь высот, так же быстро опускают в сраное болото, в котором те могут обитать до конца своих никчёмных жизней.       Мои глаза быстро перебирают последние замысловатые тексты, практически не вникая в их смысл. Что там можно нового познать? Узнать об очередной пьянке, устроенной на днях возле средней школы Тсукуда? Или о чём ещё? Я до сих пор не могу понять того, почему именно мне отправляют подобные заявки. Это же чертовски глупо! Я не собираюсь заниматься таким дерьмом, потому что это банально не по моей части.       Мои руки нервно сжимают бумажку с информацией о случившейся пьянке, заставляя мышцы немного напрячься, от чего вены резко набухают, делая яркий акцент на татуировках, сделанных по всему телу. Меня не раз ругали пожилые люди за столь «вульгарный» видок, который создавался благодаря вырисованным на лице узорам и массивным «браслетам» на руках (и, слава Богу, они ещё не видели остальную часть моих татуировок, которые скрывались под формой), которые, по-моему, лишь делали меня только сексуальные. Завидовали ли мне те самые старухи, которые об этом говорили? Я не могу знать наверняка. Однако и без их язвительных слов, я знаю как мне будет лучше. В дополнение могу удостовериться в правдивости своих мыслей, буквально приведя пример взглядов окружающей молодёжи, которые на постоянной основе задерживают на моих деталях долгий взор, после чего, наверняка, длительный промежуток времени вспоминают обо мне, а некоторые из них — даже задумываются о том, чтобы сделать что-то подобное на своём теле, считая, что таким образом они тоже станут красивыми, как и я сам.       Я обречённо вздыхаю, пытаясь перевести дух. Нельзя концентрироваться на сплошном негативе, связанном с работой, потому что это реальный долбоебизм. Если я буду продолжать нагнетать всё в том же духе, то скоро окажусь на крыше какой-нибудь вышки, где совершу последнее движение своим телом, покончив с этими мучениями. Но возьму во внимание тот факт, что жить я ещё планирую как минимум лет сорок, если, конечно, не решу ёбу дать от залитого дерьмом мира раньше указанного времени. И почему это ещё я умудряюсь жаловаться на свою работу? Хочется получить ебучее задание, от которого я потом неделю отходить не буду? Ну уж нет, пожалуй, мне и этой хуйни, как задачек для пятого класса, вполне себе хватит.       И как же всё-таки трудно держать планку и вид серьёзного детектива, особенно тогда, когда таким тебя никто не хочет видеть. Иногда народу действительно трудно принять факт того, что кто-то на самом деле умнее их самих. Подобным им идиотам всегда хочется знать о том, что никто не может быть выше их в чём-то. Но, ох, как «печально» понимать тот факт, что эта поебень так не работает.       Вот у кого ещё есть мозги при себе, так это у Ураумэ. Она знает себе цену и так же само понимает ценности этого мира. Она не пытается объяснить всю нелогичность и тупость мира, ведь Ураумэ просто принимает это как сраный факт. По-моему, лишь одна она отлично понимает мораль увечий, которые могут продолжаться десятилетиями, если ты, конечно, не захочешь покинуть это дело быстрее, чем нужно. К тому же, она является единственным человеком, который поистине уважает меня и видит во мне то, что я на постоянной основе презентую. Она действительно приятный мне человек, ведь Ураумэ не недооценивает меня, как это любят делать другие. В её взоре, с которым мне часто доводится встречаться, я чуть ли не нащупываю огромную массу уважения, которую она с гордостью показывает мне каждый Божий день. И этим она мне нравится. Тем, что уважает меня, понимает моё мировоззрение и правила этой жестокой игры. Она хренов реалист.       С таким раскладом можно было бы подумать, что я чувствую что-то к ней, но я не вижу в наших отношениях ничего, кроме дружественно-рабочих взаимоотношений. Какой бы она ни была симпатичной, и даже в какой-то степени сексуальной, я не позволяю себе ничего более, чем обсуждение с Ураумэ рабочих и бытовых штучек, которыми мы ограничиваемся при контакте практически каждый день. Я действительно доволен тем, что именно она является моей ассистенткой, которая ровно так же, как и я, относится к своей работе — как к задаче, которую нужно выполнять только в идеальном формате.       Именно с Ураумэ я прямо сейчас перебираю последние записи, которые закончат нашу общую дилемму. Она сидит прямо напротив меня, увлечённо вычитывая досье одного подозреваемого, который недавно позволил себе застрелить своего же лучшего друга после того, как тот переспал с девушкой убийцы. Свободная рука моей ассистентки, а точнее — правая, быстро выписывает себе нужные детали для расследования, которое позже заберёт другой отдел для начала изучения ситуации. Я увлечённо наблюдаю за её скоростью движений, которой готов поражаться каждый раз, когда мне доводится такое видеть у себя перед глазами. Её почерк был до ужаса аккуратным, а его мелочность добавляла свой собственный шарм, заставляя буквально утопать в бессконченых текстах, написаных рукой Ураумэ. Я даже и не замечаю, как бумага с информацией медленно опускается на рабочее место, а мой взгляд продолжает активно изучать создавшуюся передо мной картину.       — Тебе, по всей видимости, нечем заняться, Сукуна, раз позволяешь себе разглядывать то, как я, в отличие от тебя, усердно работаю, — отвлекаюсь от своеобразного развлечения, смотря прямиком на Урамуэ. Я цепко сжимаю свои зубы, недовольно отводя взгляд.       — Знаешь ли, моя дорогая ассистентка, я уже конкретно заебался заниматься подобной хуйнёй. Почему другой отдел никак не может взяться за эту срань самостоятельно, нежели передавать её мне? — резко и с некой агрессией я обращаюсь к своей помощнице, смотря на неё взглядом, который был полон откровенного недовольства. Она смотрит на меня уставшим взором, по всей видимости, стараясь в своей голове создать самый лучший и наиболее мягкий ответ, который не вызовет во мне желание продолжить этот глупый диалог.       — Мудозвонам, как им, — даже такая работа не по зубам. Гордись тем, что ты выше них, — я ехидно ухмыляюсь, будучи явно довольным столь сладким комплиментом для моих ушей.       Ураумэ мастер в этом деле. Я бы пропал с другой коллегой, клянусь ёбаным Богом. Я не знаю, что бы я сделал с другим ассистентом, если бы нам пришлось ровно так же утомительно работать с документами. А я просто уверен в том, что у того всегда имелись бы дурковатые вопросы, благодаря которым я рано или поздно влепил бы тому идиоту. В добавок он бы просто не сумел выдержать мой гнев, который я излучал по отношению к нашей работе, и, скорее всего, съязвил бы что-то такое, что заставит меня задуматься о том, чтобы выгнать этого мудака нахуй с нашего офиса. К счастью, с Ураумэй мне не приходиться так «беседовать». Она прекрасно знает своё дело, как и время, когда меня стоит подколоть, чтобы я перестал трепать своему окружению и так подранные нервы. И меня это определённо удовлетворяет. Как-никак, а работать с людьми моего уровня — это прекрасная возможность ощутить себя выше других людишек, которые и близко не смогут сравниться со мной.       Я тихо цыкаю с хитрой улыбкой по самые уши, продолжая медленно покачивать головой во время разбора документов. В конце концов, остаётся последний лист, который даст мне возможность наконец-то поехать домой и насладиться теплотой своей постели. Представление о тёплом помещении, где я смогу насладиться перед сном просмотром какого-нибудь боевика в дополнение с кружкой тёплого чая, заставляет меня расслабиться ещё больше, увеличивая шанс того, что я закончу работу только к часу ночи.       Я смотрю на ручные часы, где время уже близилось к 23:42. Чёрт, ну и затянул же я. И какой долбоёб столько работы даёт именно под конец смены? Наверное, тот, кому очень хочется насолить мне за мои, может, резкие, но до ужаса правдивые слова. Почему некоторые люди с этого долбаного офиса не в состоянии осознать некоторые вещи? Почему только я обязан объяснять им эти моменты, а не их тупорылые мамаши? И за это Великое одолжение я ещё получаю своеродные наказания? Бред какой-то. Я сжимаю переносицу, крепко зажмуривая глаза, в попытках собраться с последними силами, чтобы закончить свою работу. Я уже начинаю жалеть о том, что не взял с собой кофе до закрытия кафетерия, потому что именно в тот момент, когда остаётся последний рывок перед окончанием смены, я уже не в силах выполнять какую-либо работу. Накопившаяся усталость за сегодняшний день буквально пожирала меня здесь и сейчас, и даже закончить столь простую работу у меня не было ни малейшего желания, что уж там говорить о силах. В один момент из моих рук исчезает документ, которым я занимался секундой ранее, и, прежде чем успел открыть глаза, я услышал, как ручка начала чиркать по тонкой бумаге, куда записывалась вся информация.       — Ураумэ… — тихо вздыхаю я, раскрывая глаза. — Каким бы заёбаным я ни был, ты не обязана забирать у меня работу, если с твоей частью уже всё покончено.       — Сукуна, мне ровно так же, как и тебе, уже тошно заниматься этой сранью, но, знаешь, если у меня есть силы и желание заняться этими остатками, ты лучше молча поблагодари меня и не пытайся обратно забрать эти документы, потому что во второй раз я их отбирать у тебя не стану и до часу ночи здесь будешь сидеть только ты один, — с ноткой раздражения отвечает мне Ураумэ, даже не поднимая свои глаза в мою сторону. Я тихо хмыкаю себе под нос, не замечая того, как на моих устах образовалась лёгкая ухмылка. Продолжаю мысленно удивляться тому, как она не устала от моей дотошности. Как Ураумэ и приказала мне, я остался молча сидеть перед ней, тем самым легко и просто благодаря её за столь скромное одолжение. Сложив руки на груди, прикрыл глаза, продолжая держать на лице эту дурную улыбку, от который никак не мог избавиться. Голова наконец-то освободилась от ебучей мигрени, давая мне возможность ясно размышлять даже в такое время суток. Первым, о чём задумался, так это о том, что завтра утром буду обязан Ураумэ чашечкой кофе перед началом работы. Зная свою коллегу, которая обожает этот напиток, я понимаю, что это будет самый лучший вариант для проявления своей немой благодарности.       Прислушиваясь к окружению, даже не открывая глаз, понимаю, что Ураумэ закончила с обрабатыванием документов, потому что в один момент та начала лихорадочно собирать свои вещи в маленькую сумочку, которая служила ей верным помощником для хранения всякой херни. Я поднимаю руки вверх, медленно разминая затёкшие от таких долгих посиделок мышцы, которые так и хныкали от усталости. Приоткрыв глаза всего лишь на миг, я вижу, как моя ассистентка молча покидает кабинет, даже не попрощавшись со мной. Эх, ну а что взять с неё? Она и так сделала больше, чем должна была, поэтому я не стал придумывать детские обиды, которыми потом смог бы подразнить Ураумэ.       Громко вздыхая, я полностью раскрываю глаза, давая возможность взглянуть на свой кабинет с «нового ракурса». Он выглядит достаточно чистым, по сравнению с другими кабинетами, которые являются мне соседями. В моих приоритетах всегда находилось особое местечко для порядка моей души и пространства, которое меня окружает. Нет, я не назову себя конченным перфекционистом, однако, расставлять папки по буквам, цветам и размерам — я люблю. Эти детали скрашивают мой кабинет, что не может не заставить гордиться самим собой. Каждый раз, когда ко мне приходят новые люди в офис по вопросам связанным с расследованием или ещё чего, первое, о чём мне сообщат, — это про аккуратность и минимализм, который существует на моём рабочем месте. Я не любитель посещать те места, где народ пытается забить каждый Божий угол, который только существует в их помещении. Оно выглядит очень убого, и в добавок вызывает у меня дискомфорт, который приносит за собой желание как можно быстрее съебаться оттуда на хуй. Подобные мысли никогда не возникали в моём личном пространстве. Если взглянуть на тот же кабинет, то вещей здесь действительно мало. Тут находится всё то, что я использую каждый день. Чепухе, которую я могу не трогать десятилетиями, но рассказывать, что ей тут место, — никогда не суждено появиться в моём кабинете, даже если лопатой ебануть прямо по лицу. Это не в моём вкусе. И именно по этим причинам моё помещение выглядит до чёртиков неживым и очень пустым. Ну а что мне поделать? Такова моя суть существования. Я решил обойтись деревянным столом, сделанным из ели, чёрным кожаным креслом, тумбочкой с принтером и действующими документами, а так же небольшой полкой с парочкой папок, конечно же, разложенных по порядку, стул, за которым только что работала моя ассистентка, простой чёрный коврик и одна-одинёшенька стоячая вешалка, на которой висело моё пальто. Если быть чуть короче, то кабинет у меня действительно пустой, однако его расцветка, сделанная в тёмных оттенках, действительно заполняет пространство чем-то своим.       Я, никуда не спеша, собираю все документы в одну громоздкую стопку, оставив её в углу стола. Домой теперь не хотелось, ведь все дела были, по сути, окончены на сегодня, и мне оставалось лишь наслаждаться моментом свободы и коротеньким промежутком времени на небольшую уборку. Я действительно наслаждаюсь уборкой, и меня это, чёрт возьми, расслабляет. Мне трудно понять тех людей, которым даётся с огромным трудом держать чистоту в своём доме, это же идиотизм. Все ручки я сложил в обратно стаканчик, а записи незамедлительно оставил другому отделу, где отрабатывал один чувак свои лишние часы, как и я сам, за которые нам всё равно заплатят сверхурочные. Наконец-то я возвращаюсь к своему кабинету, на двери которого красуется золотая табличка с моим наименованием: «Детектив Сукуна Рёмен». Отличный повод для очередной улыбки, которая моментально появилась у меня на лице. Ну а как таким не гордиться? Моё личное пространство встречает приятным холодком, который исходит из кондиционера, закреплённого прямо у моего кресла для более комфортного нахождения здесь во время выполнения письменных работ. Мне определённо полегчало, ибо до этого казалось, что я буквально задыхаюсь, вот настолько здесь было, по моим ощущениям, душно. Выключая везде свет, я подхожу к стоячей вешалке, цепляя одним пальцем своё недавно купленное пальтишко, которое, по-моему, было восхитительным. Когда на улице стоит абсолютная жара, а под вечер начинает холодать, то такой лёгкий вариант верха нравится мне больше всего, ведь он не только укрывает, не стараясь прижать к земле своим весом, а и отлично сочетается с моим стилем одежды, который я создал ещё в подростковом возрасте. Мне действительно нравится одеваться во что-то официальное и строгое, ведь это только подчёркивает суровость моего характера, с которым, правда, очень трудно уживаться и мне самому. Ну-с, какой уж уродился. Надевая свой верх, я моментально скрываю из виду рубашку в дополнении с мягкой жилеткой чёрного цвета и смарт-часами, а так же некую часть чёрных брюк, которые я отлично скомбинировал с кожаными туфлями. На долю секунды мне становится жарко, но я не обращаю на это внимания, завершая последние движения в виде застёгивания пуговиц на своём новомодном пальтишке.       Наконец-то с этой дилеммой покончено, и я могу уйти. Вынимаю из кармана брюк ключи от кабинета, подхожу к выходу и, переступив порог, закрываю дверь. Мои пальцы приближают к дверному разъёму ключи, и моих ушей достигает слабый звон, который доносился из рабочего телефона, находящегося в самом конце кабинета. Мне показалось, будто я с ног до головы облился бензином, который в миг решил всполохнуть жарким огнём, пожирая мою сущность за считанные секунды. Почему эта хренова жизнь так любит издеваться надо мной? В теории, я мог здесь и сейчас проигнорировать эти чёртовы звуки и уйти себе спокойно домой, однако, это не состыковалось бы с моими внутренними принципами, которые не позволяют так поступать с другими. Я не настолько жесток по отношению к своему окружению, однако и своё время предпочитаю ценить, стараясь попасть в самую выгодную только для меня ситуацию. И именно сейчас ситуация не казалась мне выгодной. Абсолютно не такой. Я почувствовал, как каждая мышца, которая создавала образ моему телу, конкретно напряглась, воплощая не только внутреннее раздражение, обитающее во мне, а и поверхностное, которое мог бы заметить абсолютно каждый, если бы я не был в этом офисе совсем один. Только сейчас я всерьёз задумался о том, чтобы наконец сломить все свои принципы и начать жить в своё личное удовольствие, однако я понимал, что слишком слаб для этого. Нет, наверное, я неправильно выразился. Глубоко в своём подсознании я понимаю то, что моя идеология не ужасна, и только сейчас та создала мне небольшое неудобство. Так зачем из-за столь маленькой царапины я должен рушить целое королевство, которое усердно выстраивал всю свою осознанную жизнь? Это не раз истребляло меня в подростковом периоде, поэтому переживать такую хуйню хотя бы ещё один сучий раз — я никогда не стану, даже если дуло пистолета будет направлено прямо в мой висок.       Обречённо вздыхая, я утомлённо прикрываю глаза, стараясь утихомирить свой гнев, который чуть ли не разрывал меня на части. Оставалось лишь надеяться на то, что этот звонок не заставит меня задержаться надолго. Возвращая свет и жизнь в данное помещение, от которого уже чуть ли не тошнило, я подхожу к надоедливо звучащему телефону, который никак не мог умолкнуть. Поднимая трубку, я шумно вдыхаю воздух, тихо интересуясь:       — Детектив Рёмен Сукуна слушает, чем могу помочь?       Молчание. Я продолжительное время держу трубку у своего уха, надеясь расслышать хотя бы что-то, однако слышу просто ни хуя. Гнев медленно подбирался к моему горлу, желая вот-вот удушить, оставив валяться в мёртвой ярости прямо на полу своего рабочего места, но я, как истинный драконоборец, отчаянно держу своего дикого питомца в узде, не позволяя ему ступить и шагу без моего разрешения. Я неутешительно поджимаю губы, отнимая эту молчаливую трубку от своего уха, приближая её обратно к своему месту, дабы закончить столь странную беседу.       — Кх-х!       Я удивлённо смотрю на рабочий телефон, который в последний миг умудрился выдать из себя бодай малейший звук, который зародил во мне совсем малую надежду на то, что я услышу просьбу своего собеседника, которая так трудно вырывалась из его уст. Я сиюминутно возвращаю трубку к уху, более напористо спрашивая:       — Алло? Можете повторить, что Вы только что сказали?       Кажись, я всерьёз начал переживать. Не сказать, что я слабонервный или что-то типа того, однако такие штучки заставляют меня напрячься. Не от раздражительности или ещё чего, а от своеродного страха, который, по-моему, начал неистово преследовать меня с момента начала этого разговора. Я определённо не являюсь фанатом то ли подобных розыгрышей, то ли реальных ситуаций, где исход является абсолютно одинаковым — тебя мучает ебучая тишина, которую ты нервно слушаешь со стороны своего собеседника, желая бодай что-нибудь услышать, чтобы тяжесть мигом исчезла с твоей души.       — М-меня… К-х! Уби…       Таинственный собеседник в очередной раз заливается жутким кашлем, который не мог не заставить меня отстраниться от трубки, думая, что слюни вот-вот прилетят в моё лицо. Я на миг зажмуриваю глаза, ожидая конца подобных агоний, которые приходится выслушивать прямо сейчас. Я не из тех людей, которые действительно любят болеть, и мне это было суждено понять ещё давно в детстве, когда, по идее, я должен был просто молиться о том, чтобы заболеть и не пойти в школу. Поэтому, слыша этот душераздирающий кашель, из-за которого голос звонящего чуть не срывался на хрип, мне стало действительно жаль его. Я не знал как точно могу помочь ему, и эта безысходность немного сжала меня внутри. Только сейчас, когда я продолжал слышать доносящиеся из трубки отвратительные звуки, смог переосмыслить и вспомнить всю суть слов, которые человек сумел произнести с огромным усилием.       — Что-что? Вы только что сказали, что Вас попытались убить?       На секунду мои глаза расширились от осознания всей опасности данной ситуации. Меня захватила мимолётная паника, но в ту же секунду, отряхнувшись от неё, я стал ещё внимательнее прислушиваться к собеседнику, чуть ли не до трещин сжимая трубку, звонок от которой стоил чуть ли не самой жизни. Когда вопрос стоит перед подобным аспектом, мне действительно становится не до шуток. Сколько бы лет я ни работал, будучи детективом, мне не доводилось сталкиваться с подобными ситуациями. Зачастую я встречался на расследовании уже с мёртвыми людьми, которые никогда не сумели бы рассказать мне всю ту агонию, которую они пережили во время встречи со своей собственной Смертью, в то время как здесь человек стоит чуть ли не на той линии, когда Жизнь может обратиться самой Смертью, заставив оборвать столь тонкую и не познанную учёными грань. Я не был до конца уверен, как и что я должен был делать, но ясно было лишь одно — как можно скорее выехать к пострадавшему, не дав ему встретить свою ужасную судьбу.       Осознавая, насколько глупый вопрос я только что задал, тихо ругаю себя, после чего громко обращаюсь к собеседнику:       — Так! Огромная просьба оставаться со мной на линии, чтобы я сумел отследить Вашу геолокацию. Дышите в спокойном ритме и не паникуйте, я прибуду как можно быстрее… Обещаю.       В моём обычно твёрдом, резком и уверенном голосе прямо сейчас чувствовалась лёгкая дрожь, которая не доносилась до моего собеседника. Мой страх не должен был позволить начать действовать по глупости. Сейчас именно тот час, когда нужно быть собранным и держать здравое оценивание ситуации у себя под рукой, не поддавшись тупой панике. Я моментально подскакиваю к своему компьютеру, чуть ли не вламываясь в сеть Интернета. Пальцы судорожно вбивают нужную мне программу, которая открылась практически в ту же секунду. Боковым зрением, дабы не делать лишних и никому не нужных движений, которые только замедлят процесс обработки поданной информации, я выписываю в строчку номер позвонившего, моментально отправляя на проверку. Свободная рука лихорадочно постукивает по поверхности моего рабочего стола, выстукивая непонятный для меня самого ритм. Внимательно смотрю в экран своего монитора, чуть ли не моля о том, чтобы тот как можно быстрее выдал мне информацию. Телефон молчит. Мне становится действительно страшно. Я, чёрт его побери, понятия не имею, что произошло с человеком, и спрашивать, наверное, бесполезно. Вспоминая о том, как тот усердно проговаривал каждое Божье слово через судорожный кашель, я даже и мысли не поимел о том, чтобы попытаться узнать хоть какую-то малость информации о позвонившем. Скорее всего, это был мужчина, ведь голос был настолько пустым и не звонким для моих ушей, что он и близко не смахивал на женский. Но откуда я мог знать наверняка? Вдруг связки были повреждены или ещё чего…       Информация о геолокации нашей жертвы наконец-то поступила на мою почту. Я быстро раскрываю вкладку с информацией о местоположении собеседника и, моментально вычитав нужный мне адрес, выбегаю из своего кабинета, механично забирая телефон с собой, не удосужившись выключить свет в своём рабочем помещении, что уж там говорить про компьютер. Чуть ли не спотыкаясь, я лечу по лестнице, шумно спускаясь прямиком к подземной парковке, где в самой гуще темноты красовалась моя машина — Maserati Granturismo. Эх, было бы у меня сейчас время красоваться такими вещами. Я лихорадочно вынимаю ключи из кармана своего пальто, моментально снимая замок со своей машины. Чуть ли не влетая на водительское место, ненароком ударяюсь о соседнее сиденье, что вызывает неприятный зуд в плече, от которого я сквозь зубы тихо матерюсь. Завожу машину, она громко рычит мне в ответ, от чего моё сиденье, да и всю тачку, пробивает приятной дрожью, буквально крича о всей мощности моей красоты. Переключаясь на первую передачу, я постепенно, но с определённой спешкой, выезжаю со своего парковочного места, выруливая на улицу. Мои руки непроизвольно вспотели, из-за чего хватка стала гораздо крепче. Свободной рукой я выставляю маршрут на нужное место, а когда дело доходит до выезда на улицу, без лишних колебаний переключаюсь на четвёртую передачу, позволяя себе как можно быстрее разогнаться и прибыть по указанному адресу. От быстрого набора скорости я чувствую, как всем телом прижимаюсь к сиденью, из-за чего напрягаюсь лишь сильнее. В ушах стоит гул, который сбивает меня с толку. Мои глаза смотрят прямо на ночную улицу, которая превратилась в моих мыслях в гоночную трассу, по которой я рассекал в немых мольбах о том, чтобы жертва была жива.       Телефон, который всё это время лежал у меня на колене, не соизволил хоть один сучий раз выдавить из себя одно-единственное слово, которое сообщило бы мне о том, что собеседник со мной. Крепко сжимаю руль, сцепляя зубы настолько крепко, что в один момент начинаю чувствовать привкус железа, сообщающий о том, что я прокусил щёку. Боли не было от слова совсем, да и если бы была, я бы не стал обращать внимания. Страх настолько крепко удерживал, что я стал лишь сильнее сжимать щёку, буквально сочась едкой моему языку кровью, чувствуя всем телом, как адреналин буквально обитал во мне. Педаль газа нажимается ещё сильнее под давлением моей собственной ноги, от чего скорость машины начинает превышать отметку в 100 км/час. Дорога, к счастью, была опустошена, и такая непозволительная скорость была легальна. От напористого ветра, который вырывался из-под специально открытой щели в окне машины, моё вспотевшее от страха лицо обдувалось мощным потоком воздуха, в то время как глаза так и просились прищуриться, стараясь избежать столь яростного порыва ветра, но он лишь помогал мне, возвращая в чувство стабильности и здравого мышления, не позволяя поехать ёбанной крышей.       — Алло? Вы в порядке? Я выехал уже. Осталось пару минут, прошу, оставайтесь на связи!       В моём голосе буквально слышалась мольба, но я и не пытался сдерживать её в себе. Молчание. Сука! Я зажимаю педаль ещё больше, из-за чего машина достигает скорости 120 км/час. Ох, блять, меня так оштрафуют. Но мне стало на это посрать ровно тогда, когда я сел за эту ёбанную машину. Моё дыхание, кажись, стало прерывистым и задыхающимся, потому что в один момент я стал дышать через рот в паническом темпе, параллельно чувствуя, как сердце стучит у груди. Я буквально живу сучим адреналином сейчас, от чего перестаю бояться последствий. Мне важно лишь одно — сука, спасти его, чего бы это мне не стоило.       Божий навигатор говорит мне о том, что до места проживания моего собеседника остаётся 1,2 километра, от чего мне становится существенно легче. Я переключаю передачу, стараясь стабилизировать скорость Мазерати, чтобы не влететь прямо сейчас в стоящий перед моими глазами столб. Резким движением поворачиваю руль налево, от чего слышу, как шина на колёсах начинает визжать, а я сам — терять контроль над машиной. Моя голова сворачивает в ту же сторону, куда я и поворачивал, а руки крепко держат руль, стараясь удержаться на такой скорости. Только в этот момент понимаю, что сейчас, сука, разобьюсь, от чего страх выбивает из меня последний кислород, и я чувствую, как начинаю паниковать, но через долю секунды возвращаю контроль над машиной, как только мой манёвр проворачивает, как надо, и я оказываюсь в нужной мне улочке без каких-либо травм. Шумно вздыхаю, ведь всё это время я не мог даже и близко взять воздух в лёгкие от такого давления, чувствуя огромное облегчение где-то внутри себя.       Моментально высаживаюсь из машины, забывая о моменте, когда мог самолично встретить Смерть, будто не я сейчас рисковал разбиться здесь и сейчас, попутно закидывая её на замок, быстрым шагом направляясь в сторону нужного мне дома. Я до сих пор чувствую, как моё ебаное сердце разрывается внутри меня, и просто удивляюсь тому, как банально не умер из-за огромного количества адреналина в крови, которое бастовало огромными волнами. Я буквально задыхался, но понимал, что и близко не смогу представить, что сейчас чувствует сам пострадавший, и чего стоят его усилия выжить сейчас. Я чуть ли не бежал в сторону той квартиры, где ожидал увидеть, наверное, худшее, что сумею познать в своей жизни. Многоэтажка была действительно высокой, красуясь своими панорамными окнами, вид из которых открывался прямиком на центральную улицу. Наверное, оттуда вид прекрасен. Нужная мне квартира находилась на втором этаже. Я пытался понять, где именно находилась нужная квартира, но казалось, что я буквально терялся в таком огромном количестве окон. Паника снова возвращалась, подслащивая моё обнаженное от страха подсознание тем, что я не смогу найти не то чтобы квартиру, а и сам вход в многоэтажку! Я нервозно метаю свой взор туда-сюда, выискивая хотя бы малейший намёк на то, что где-то здесь существует вход. Вот! Я бегу в сторону входа, который освещался висячими лампами. Резко распахиваю перед собой двери, моментально цепляясь за лестницу, по которой стал чуть ли не прыгать, перепрыгивая как минимум три ступеньки своим широким ходом. Я чувствовал что вот-вот иссякну и превращусь в серую массу, которая даже дверь не сумеет выбить, но я мысленно сражался со своими физическими способностями, пытаясь выжать последние силы из своего «хранилища».       Квартира 13, квартира 13, квартира 13. Уже будучи на втором этаже, опираюсь о поручень лестницы, придерживая одной рукой телефон с продолжающимся звонком, сгибаясь в букву «Г», пытаясь взять короткую передышку. Справа от себя вижу заветную цифру, к которой бегу с очень малой скоростью, ведь на большее я больше не способен. Прислоняю палец к звонку и долго звоню в домофон, надеясь, что сумею обойтись без взламывания двери. Молчание. Чёрт. Походу, именно сейчас мне придётся вспомнить те самые уроки, которые давным-давно преподавала одна надоедливая училка ещё во времена университета. Глубоко дыша, отхожу на расстояние, чтобы с размаху влететь ногой прямиком в район замка. В один момент я резко подскакиваю к двери, поднимаю ногу вверх а руки в сторону, стараясь сокрушить ручку двери своей атакой. Я слышу глухой звук во время удара ногой, но ручка осталась на своём привычном месте, лишь немного искривившись. Начинаю активно бить в эту зону, чуть ли не крича. Гнев охватывал меня всего, придавая силы на финальные атаки. Кулаки крепко сжались, а мышцы были напряжены настолько, будто я сейчас должен был вот-вот лопнуть. В последний раз с огромным усилием бью прямиком по ручке, попутно издавая яростный рёв, который уже наверняка перепугал соседей. Но я об этом не думал. Дверная ручка отлетает со звонким звуком куда-то в сторону, но я даже не смотрю на неё. Передо мной теперь зияла дырка, где ранее была та самая ручка со своим замком, и благодаря моим собственным усилиям она успешно оторвалась. Пихаю всем своим телом дверь внутрь квартиры, моментально улавливая стоящий в квартире запах крови. Мне показалось, будто по телу пробежалось стадо мурашек, ведь только сейчас, избавившись от всех лишних эмоций, я начал осознавать, что происходит. Застываю в проходе, пытаясь всё переосмыслить. Рука с телефоном тяжело поднимается, сбрасывая трубку. Мой взгляд рассматривает миловидную квартиру в одной из комнат, в которой был он. Теперь я боялся предпринимать что-либо. До этого без размышлений рассекал по центральной улице, а секундой ранее — без всякого сожаления вырывал дверь пострадавшему, и только в этот блядский момент: я стою перед тем, к чему так рвался, не зная, как стоит поступать. Именно сейчас мне всё показалось до жути неправильным.       Но что мне оставалось делать? Нервно сглатывая, я мысленно борюсь с ужасами в голове, попутно переступая через порог квартиры, дико сожалея о том, что под рукой у меня не было хотя бы личного пистолета, что уж там говорить о рабочем.