Рисунки по клеточкам

Пятница. Вечер. Конец первой четверти. Расслабленные школьники больше не напрягаются на уроках, а серьёзные учителя не волнуются о том, как их лучше провести. Это был полдень. Паша сидел на уроке белорусского, пиная балду и размышляя о том, как бы поскорее свалить с урока, чтобы провести время с пользой в мужском туалете на втором этаже злополучной высоковской средней школы. В голове было лишь одно слово: "покурить". - Матюшевский. - А... - из мыслей парня вырвал строгий голос учителя. - Ты где-то витаешь. - О, да, Паша мысленно сейчас был явно не в классе, хорошо, если вообще в посёлке Высокое, или, хотя бы, где-нибудь в республике Беларусь. "Ты даже не представляешь себе, где, сука." - Опять без тетради? Мальчишка угукнул, избежав этим самым всяких оправданий и объяснений (лишь бы не заикаться). С досадой он выдохнул, когда увидел, как изящная рука Натальи Николаевны вырисовывает в журнале 9 класса красивого лебедя. Мразь. У неё даже почерк был идеальный. Как же Паша это ненавидел. Он презирал это каждой частичкой своего юношеского сердца. Каждую ночь мечтал о том, чтобы поскорее все эти чересчур уж идеальные принцессы, вроде Карины Щербаковой, что так старательно сейчас пыталась сделать умный вид, и радостные, ухоженные морды, вроде Юли Ковалевской, досыта накормленные своими мамашами, наконец исчезли. Вместе с их напомаженными рожами, вечно скалившимися на совместных фото, ресницами в стразах и красивыми блузками, такими, какие, обычно, напяливают на себя тогда, когда нужно угодить учителю и поднять свой балл по его предмету. Лузеры. Так их всех про себя называет Паша. Лишь Бог знает, как же он их всех ненавидит. Мерзкие отродья. В голове слово "покурить" вытеснилось словом "ненависть".

н е н а в и с т ь

Но больше всего Паша ненавидит себя. Те окурки, которые он каждый раз оставляет после себя за школой. Почерк, которым он небрежно заполняет свой дневник каждую неделю. Месяц? Всё это вызывает в нём лишь отвращение, и данный факт давно пора бы принять, но растерять всю самоуверенность, а значит потерять свой авторитет в классе - страшно. Парень перевёл свой взгляд на окно, и его внимание внезапно привлекла маленькая точка. Опознав её, губы юноши растянулись во влюблённой улыбке. - Извините, можно выйти? И вскочил, не дожидаясь ответа. Из кабинета (Паша не закрыл дверь) ещё некоторое время слышались недовольные цоки и вздохи одноклассников, но сорванцу было всё равно. Он лишь не понимал, какая им разница? Когда парень миновал вахтёршу, ловко перескочил все ступеньки школьного крыльца и увидел, наконец, родную рыжую макушку вблизи впервые за день, его губы не смогли не растянуться в блаженной улыбке. - Привет, Лёш. Чего без куртки? Мальчишка, что был пониже, худющий и лупоглазый Лёшенька Викентьев, заметив своего друга сердечного, тоже вовсю заулыбался. В итоге они оба как дурачки стояли, пялились друг на друга, и никто из них не был в силах вымолвить ни слова. Но Лёша спохватился, внезапно вспомнив, что у них не так много времени, и протянул загорелую руку с одноразкой Паше. - Будешь? - Откуда у тебя? - С дыней, - горделиво ответил Лёша. Показалось Матюшевскому или нет, но в тот момент он мог поклясться, что Викентьев, сказав это сладкое "с дыней", подмигнул ему. Хоть и случалось такое не редко, оттого каждый раз было не менее приятно. Обжигающее тепло разлилось где то в области живота. Паша ещё давно заметил, что его тело как-то не так, как надо, очень странно реагирует на друга. Например, эта безудержная улыбка на лице парня , когда он видит своего Лёшеньку. Ни на одну девчонку его тело так не реагировало, и уже сейчас он знал наверняка, что никогда и не будет реагировать. Но стоило Викентьеву всего-то оказаться в одном помещении с Пашей, как в животе Матюка сразу просыпались стаи бабочек, что так и норовили выбраться наружу, разорвав мальчика изнутри. Он выхватил из протянутой руки одноразку, позаботившись о том, чтобы руки парней при этом обязательно соприкоснулись, и, сделав затяжку, издал гортанный стон наслаждения. - Идём. И они пошли. Пошли курить за школу, попав вместо этого в свою собственную вселенную. Во вселенную, где есть только двое фриков, такие самонадеянные и грустные, ашка со вкусом дыни и целый мир в их диалогах. Мальчишки смеялись, болтали друг с дружкой и просто жили. Жили друг другом эти сорок пять минут белорусского, пятнадцать из которых, Паша, к своей досаде, просуществовал, пока торчал на уроке, то и дело замечая на себе неодобрительные взгляды Юли - самой крутой девочки в классе, Карины - той самой дочки маминой подруги, и, наконец, Натальи Николаевны. Сейчас, прокручивая в голове эти адские пятнадцать минут, пробирала грусть, ведь Паша осознавал, что мог потратить это время куда с большей пользой для своей менталки, которая в последнее время и так была знатно расшатана, и держалась лишь на Ване - единственном пашином друге из Девина. Вообще-то, как все мы знаем, у Паши было два друга. Но если вдруг у него спрашивали, он никогда не упоминал Лёшу по некоторым причинам. Лёша - лузер. Паша - тинейджер с разыгравшимися гормонами. Их сближение оставит на душе обоих глубокие раны. Матюк знал это. Дружба с Лёшей не способствует становлению авторитета. Мальчишки просидели на турниках, весело хихикая и смеясь друг на другом, обсуждая всё на свете до самого звонка, и просидели бы ещё, если бы не начальные классы, собравшиеся идти заниматься на стадион на урок ЧЗС, и если бы не обед, любимый обеими в силу того, что их не кормили дома.