Лисьи слезы

«Лисьи слезы» «Кристофферсон, ты уезжаешь, так скоро? Возьми эти тосты с медом, ты ведь такой худенький, словно колосок в поле» заботливая рука миссис Фокс, с нежной кротостью, взъерошила белые волосы лисенка с огромными голубыми глазами. Широкие поля ржи и рапса золотисто-пушистым шарфом тянулись вдоль длинной железной дороги, пролегающей между бескрайними просторами спелого хлеба. Маленький паровоз, испускающий клубы густого пара, с небольшим усилием тянул за собой несколько старых потрепанных вагонов, где в одном из купе, обитым бордового цвета бархатом, от времени, потерявший изначальный окрас, сидел высокий и худой лис с белоснежной шерстью. Внимательно присмотревшись к его одежде, мы бы заметили, что на тоненькой голубой рубашке, покрытой нитью склизкого пота, лежит выгоревшая на солнце бумажка с еле заметной надписью: «ОСТОРОЖНО! НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИЙ!» Подле потертых мужских ботинок стоял большой кожаный чемодан. В своих хрупких ладонях лис крепко сжимал помятый крафтовый пакетик, заполненный тостами с медом. Этим лисом был Кристофферсон, и он плакал. Его сердце кровоточило от тяжелых ожогов, оставленных свежим письмом, запечатанное алым почтовым штемпелем. Рука, сжимавшая послание, дрожала и содрогалась от падающих на неё холодных слез. Так что же было в этом письме, почему оно заставило лисенка судорожно собрать свои вещи и неожиданно для всех покинуть дом семейства Фоксов, даже не попрощавшись с Мистером Фоксом, спящим крепким сном после ночной рыбалки в лесных угодьях Мистера Барсука. Отец Кристофферсона скончался от двухсторонней пневмонии, похороны назначены на субботу. Он плакал, не мог перечитать это дурацкое письмо, буквы, расплылись от его слез. «Сбежал, не сказал, простите, пожалуйста, я не хочу топить вас в этом болоте, ведь сам утону и вас затяну в эту топь» мысли душили, терзали и рвали на куски неокрепший разум. Щуплая кобыла смерти, затоптав папу, принялась за него,пытаясь раздавить его мозг, своими тяжелыми железными копытами. Луч солнца ударил в его глаза, он зажмурился, цепкая рука смерти скрылась в темном углу купе, испугавшись улыбки лисенка, открывшего свои красные от слез глаза на встречу голубому небосводу и маме… Мама, почему он её вспомнил? Ведь она умерла, когда он был еще совсем маленьким. Её похороны прошли в старинном и величественном дуб, залы которого были украшены темными занавесками; на длинном, как змея, и пушистом, словно домашний кот, ковре стоял небольшой гроб с мамой Кристофферсона, одетой в красивое черное платье, так и не успевшем побывать на домашних праздниках и лесных торжествах. Лисёнку врезалась в память фраза, посвященная его Миссис Сильверфокс, его маме. Слова эти произнес Старый Роджер, почтенный ворон, живущий на соседнем дубе, вместе со своим помощником жаворонком Литке по прозвищу «Улитка» за его медлительность и нерасторопность в выполнении поручений Роджера, занимавшегося колдовством и шаманизмом, за что молва окрестила его злым волшебником, способным в одночасье испепелить целый лес, но многие все равно несли ему свои пожитки, обменивая их на услуги: чтение прошлого, наведение порчи , предсказание будущего. Иные, из любопытства, рассматривали пыльные фолианты, до дыр зачитанные старым вороном, некоторые из тех мыслей, что он вычитывал в старинных книгах, бросались им на пышных торжествах, вводя пирующих зверей в мрачные раздумья. Но этот случай был исключением, Роджер никогда еще не поражал публику на похоронных процессиях. Вот что он произнес: Она умерла свободной. Нетленной, нетронутой. Болью. Её наградило время. За это тяжкое бремя. Закончив свою жуткую речь, Ворон покинул зал, оставив свой след в разуме лисенка. Теперь он сидел в купе обветшавшего вагона, не зная, куда и от кого. Слова старого колдуна, словно клювом дробили юношеские чувства, разваливавшиеся на части от неожиданного удара судьбы. Отец его был человеком добрым и мягким, но смерть жены высушила в нем все соки, точно молодое и мягкое древо без влаги дряхлеет и теряет свою листву. Он все также был добр к своему сыну, читал ему перед сном, водил рыбачить к прозрачному озеру. Но болезнь сломала все это, папа днями лежал в постели без какой-либо возможности покинуть ненавистную спальню, чтобы повидать сына. Кристофферсону не разрешали посещать отца, боялись, что он заразится и не сможет выкарабкаться из силков злого недуга. Если бы не усилия Миссис Кэрот, старенькой многодетной крольчихи, он бы не попал в семью Мистера Фокса. А его друзья… Маленькая слезинка упала на пакетик с тостами. Лисья соль смешалась со сладким медом. «Она так его любит», произнес вслух Кристофферсон, его слова медленно пожирала пустота купе. Мороженое, покрытое медом, любимое лакомство белочки Китти, его лучшей подруги. А кролик Джоджо, самый близкий друг еще с детских времен. Он не отправил им не одного письма… Ни одного! Протяжный гудок паровоза вырвал Кристофферсона из вязкого омута воспоминаний. Станция, куда прибыл поезд, была тем самым местом, откуда Миссис Кэрот отправила Лисенка на временное пристанище к семейству Фоксов, перед этим снабдив подробными инструкциями и маленькой предупредительной бумажкой, на обратной стороне которой была карта, указывающая путь к дому Мистера Фокса. Взяв в руки тяжелый кожаный чемодан, Кристофферсон отправился к выходу. Пытаясь протолкнуться сквозь гущу зверей, сходящих с проезда на этой станции, он заметил здоровенного барсука, одетого в деловой костюм. Оказалось, этот барсук, пролил чашку горячего кофе на рядом стоящего лиса в зеленом жакете. На мгновенье, лисенку показалось, что это Мистер Фокс бранится с Мистером Барсуком. Кристофферсон испугался, ведь они могли его заметить и забрать обратно. Но ему повезло, в отличие от лиса, жакет которого украшало огромное коричневое пятно с душистым ароматом кофе. Прошмыгнув мимо грозного контролера, лисенок оказался на широкой платформе, заполненной провожающими и встречающими. Со всех сторон зверей окутал густой пар, испускаемый уставшим паровозом. Глаза Кристофферсона отчаянно вглядывались в толпы уставших зверей, надеясь увидеть, хоть одно знакомое лицо, но натыкался лишь радость других, воссоединившихся со своими близкими. Пройдя немного дольше от станции, лисенок поставил на землю свой чемодан, чтобы чуть-чуть отдохнуть. Пот лил с него рекой, летняя жара не оставляла надежды на легкий путь, да и куда ему идти? Оглянувшись, Кристофферсон заметил большой оранжевый дом. Его стены были измалеваны краской; наверное, местные ребятишки раздобыли где-то баночки ягодной краски и решили немного позабавится. Приглядевшись к детской живописи, лисенок заметил множество коричневых точек. «Как же они похожи на её пятнышки» тихо промолвил Кристофферсон и расплакался. Он оставил её, когда она больна и может умереть! Эта мысль заставила рыдать лисенка пуще прежнего, глаза стали на столько красными, что их ярко-голубой цвет, казался васильком посреди целого поля алых, как кровь, маков. В постель её свела ангина, настигнувшая её в середине лета. Для Кристофферсона это был тяжелый удар, он и вправду боялся потерять это хрупкое и невинное создание; казалось, даже небольшая температура низвергнет его в пропасть отчаяния. Они не могли увидеть друг друга целых уже недели, мама Агнессы запретила всем посещать их дом, боясь что кто-нибудь заболеет; поэтому Кристофферсон отправлял ей письма, стараясь делать это как можно чаще; вот и вчера он написал новую весточку, наклеил марку с изображением радуги и положил на стол, собираясь отнести на почту, но так этого и не сделал… В голове прозвучал выстрел. «Точно» вскричал Кристофферсон, немедля вскочил с чемодана, на который незаметно для себя успел сесть, и принялся срывать ремни, путами, обвившие чемодан. Вывалив наземь груду вещей, лисенок стал что-то лихорадочно искать среди в спешке собранных рубашек, остро заточенных карандашей и новеньких книжек, недавно купленных на книжной ярмарке, любимом вместе препровождения Агнесс, куда она отправлялась каждое воскресенье. «Вот оно!» радостно воскликнул Кристофферсон. В руках он бережно сжимал вчерашнее письмо, предназначенное Агнесс. Ласково погладив конверт, лисенок спрятал письмо в верхний карман рубашки, ближе к сердцу, чтобы точно не потерять. Неподалеку от того места, где Кристофферсон поставил свой чемодан, стояла ветвистая ива, шумом своей листвы, напоминавшая лисенку осенний вечер, когда они, взявшись за руки, сидели на лавочке в ореховой роще, пили горячий шоколад и согревали друг друга своим теплом. Пытаясь собрать свои пожитки, Кристофферсон наклонился и заметил чью-то руку на вельветовых джинсах. Он не мог поверить своим глазам! «Джоджо!» «Кристофферсон!» Два друга немедля вцепились в объятья и вряд ли на этой земле найдётся такая сила, способная разорвать узы этой крепкой дружбы. Два ребенка стояли посреди улицы и обнимались. Обнимались и плакали, смеялись, и слезы радости стекали с их глаз. Я не знаю, может в том и счастье, что мы можем плакать, радоваться и грустить, оплакивать умерших и рыдать над новорожденным, стонать от боли и слезится от трогательного объятия. Я не знаю, от того и сам плачу. Собравшись с силами, друзья отправились к матушке Джоджо, где, как обещал кролик, их ожидала Китти, еще не узнавшая о прибытии Кристофферсона. Приближаясь дому Кэротов, небольшой, но очень уютной норке, лисенок заметил некий силуэт, стоящий подле обросшей плюющем изгороди. Этим таинственным силуэтом была Миссис Кэрот, узнавшая своим материнским чутьём неожиданного гостя, ставшего ей сыном за время болезни Мистера Сильверфокса, когда Кристофферсон по многу дней и ночей жил в их норе, помогая в домашних делах, деля с ними хлеб, работая в поле. Увидев приближающегося лисенка, Миссис Кэрот заметила еще не высохшие от слез глаза, ей вспомнился день жатвы. В тот день лисенку пришлось очень тяжело; Джоджо случайно задел его острым серпом. Золотая рожь побурела от лисьей крови. Зайчата с ужасом взирали на это жуткое зрелище, а Кристофферсон улыбался и рассказывал им веселый сказки, еле сдерживая слезы от чудовищной боли. Сжав в объятиях друзей, Миссис Кэрот не смогла удержать себя в руках и расплакалась от радости и горя. Все смешалось в тот день. На пороге кроличьей норы, новоприбывшего гостя ждала Китти, одетая в красивое розовое платье. Две детские души вглядывались в друг друга. Голубая трава тонула в соцветиях ветвей сирени. Китти попала в семью кроликов еще в далеком детстве, когда её дом, высокая и пушистая ель, сгорела до тла. Никто из семьи белок не уцелел от пожара, кроме маленькой белочки Китти, которую удочерила Миссис Кэрот, часто навещавшая её родителей. Но в этот радостный вечер никто не вспоминал о былых несчастьях, всеобщая ласка и нежность царили за праздничным ужином, данным в честь прибытия Кристофферсона. Отужинав печеным картофелем и вкуснейшим морковным тортом, друзья отправились на старую пашню, где еще деды и прадеды Джоджо, пахали землю. По среди поля стоял высоченный столб, высеченный из драгоценных пород дерева. Старинная резьба, украшавшая этот монумент, напоминала очертания кроличьей лапки. Столб этот поставил дальний предок Джоджо, звали его Ушастый Джо, несмотря на это смешное прозвище, он был грозным кроликом, изгнавшим медвежье племя в дальние леса. В знак завоевания этих земель Ушастый Джо, действительно обладавший длинными ушами, установил столб, самолично вырезав кроличью лапку, чтобы каждый знал о земле, принадлежащей кроличьему роду. Кристофферсон внимательно рассматривал послание из прошлого, испытывая некий трепет пред этим древним изваянием. В своих ладонях лисенок сжимал крафтовый пакет, который не выпускал из рук с тех самых пор, как сошел на станции. Джоджо заговорщически подмигнул другу, еле заметным движением руки указав на пакетик с тостами. Улыбающаяся Китти достала из своей плетенной сумочки большой клетчатый плед. Не без помощи кролика она расположила плед на колосьях хлеба и достала большой глиняный кувшин, наполненный прохладным яблочным соком. Кристофферсон раздал каждому по тосту с медом. Все дружно принялись уплетать принесенный с собой лакомства. Джоджо остался недовольным, капельки слез добавили немного соли к меду, что пришлось не по нраву придирчивому кролику. Китти, наоборот, оценила необычный вкус и принялась расхваливать кулинарные способности Миссис Фокс. Вдруг, на горизонте появилось огромное облако песка и пыли, с грохотом приближавшиеся к пикнику. Китти прикрыла глаза, маленькие песчинки жгли её очи. Джоджо, навострив милые ушки, с недоверием всматривался в толщи пыли и грязи. Кристофферсон встал с пледа, попытавшись заслонить друзей от пыли и щепок, летящих со всех сторон. Лисенок в грязной рубашке стоял напротив песчаного облака откуда, с неимоверной скоростью, выплыл гигантский автомобиль, цвета темной ваксы. Дверь кабины распахнулась, на выжженную от солнечных лучей землю, ступила мужская лакированная туфля. За обувью показалось туловище, одетое в строгий деловой костюм дорого покроя, а хозяином всего этого был Мистер Барсук! За его огромным, исполинских размеров, телом пряталось рыжее пятно, оказавшееся Мистером Фоксом в своём привычном выходном костюме. Кристофферсон не знал, радоваться ему или грустить, но, очутившись в объятиях Мистера Фокса, наполнился особенным лисьим теплом. Оказывается, сегодняшним утром, после, неожиданного для всех, отъезда Кристофферсона, Мистеру Фоксу поступил звонок из адвокатской конторы Мистера Барсука, чьим клиентом был отец Кристофферсона. Спешно собрав свои вещи, Мистер Фокс направился в контору, откуда, на служебной машине, начал преследование поезда Кристофферсона, но лопнувшее назло колесо, прекратило погоню за поездом. Кое-как сумев залатать поломку, Мистер Барсук свернул на дорогу, ведущую к единственному месту, куда мог отправится сбежавший лисенок, норе семейства Кэрот. «Так мы тебя и нашли» закончил свой рассказ Мистер Барсук. Китти предложила оставшиеся тосты с медом Мистеру Барсуку, но тот отказался, а Мистер Фокс, с завидной ловкостью, опустошил предложенную тарелку, сказав, что сегодняшним утром пробовал нечто похожее. «Мистер Фокс, я прекрасно понимаю, что повел себя отвратительно, покинув вас, даже не попрощавшись, за что мне ужасно стыдно, но мне хотелось вам сказать. Я хочу остаться жить у Миссис Кэрот, с Джоджо и Китти!» неожиданно выпалил Кристофферсон, сразу же покраснев. Мистер Фокс и бровью не повел на такое заявление, лишь подойдя ближе к лисенку, он сообщил, что совсем не против оставить Кристофферсона жить у Кэротов, тем более, ему достанется огромное наследство от папы, а соответствующие бумаги оформит Мистер Барсук. На полученные деньги он сможет отстроить новый дом, или какое-то время оставаться в старом отцовском домике, да и Эшу будет куда приезжать, надо ведь иногда выбираться из уютной норки. Облизав запачканные медом пальцы, Мистер Фокс достал из внутреннего кармана пиджака конверт бордового цвета и протянул Кристофферсону. «Распечатай, когда вернешься домой» с улыбкой произнес рыжий лис и направился помогать Мистеру Барсуку чинить двигатель, надорвавшийся за время длительной погони. С нежным трепетом, Кристофферсон положил письмо в кармашек, где лежало его послание. Теперь сердцу стало вдвойне теплее. Лучащимися от солнца глазами, Кристофферсон посмотрел на закатное солнце укутанное облачно-пурпурным шарфом. В этот миг, вряд ли кто был счастливее этого худого лисенка в грязной рубашке, впереди у него была целая ночь с лучшими друзьями, а сердце в груди, билось, как никогда раньше.