Так, как тебя зовут?

Воздух наполнен ароматами цветущих деревьев и трав. Тень от листвы создаёт целый театр этих же теней, а всё вокруг словно взаправду наполнено радостью, жизнью и красками. Скара как обычно дышал свежим воздухом, сидя на своём привычном месте во дворе у лечебницы. Ему нравилось наблюдать за людьми вокруг: кто-то спешил, кто-то ругался по телефону, кто-то был обычной серой мышью... В этом всём был свой шарм. До его ушей донёсся негромкий женский голос. — Ох, милая, я люблю тебя не за оценки, а просто за то, что ты есть. Учись как можешь, — женщина ласково погладила девочку по макушке. — Я горжусь тобой, — с этими словами она удалилась с дочкой настолько, что их уже не было слышно. Лишь виднелись счастливые улыбки на их лицах. Скарамучча устало хмыкнул, поднимая голову, чтобы взглянуть на небо. — А ведь я только мечтать мог о таких словах от мамы, — прикрыв глаза, шёпотом сказал парень. Апрельский ветер слегка колыхал ветки деревьев, а по всей округе витали их цветущие лепестки. — Надо же, какое совпадение, — послышался позади, уже знакомый приятный голос. Скарамучча приоткрыл глаза, встречаясь взглядом с чужими алыми. Парень позади навис над ним, с интересом разглядывая чем занимался его знакомый. Он сел рядом со Скаром на скамье, тяжело дыша. — И давно ты тут? — переведя томный взгляд на юношу и склонив голову набок, спросил Скара. — Минут пять, — слабо дёрнул плечами тот. — Что, я тебе так понравился, что ты решил всегда разыскивать меня тут? — усмехнулся Скарамучча. Скара не знал ни имени, ни фамилии своего собеседника. Они познакомились весьма спонтанно. В тот день в соседней палате появился новый пациент, так ещё и на вид ему было лет двадцать, как и Скару. Он был заинтересован в нём, ведь впервые за всё его пребывание в этой больнице появился кто-то его возраста, а не недовольные взрослые и дряхлые старики. Да и к тому же, внешность у того была незаурядной, исключительной, приятной. Сколько раз себе не повторял Скарамучча, что не стоит оценивать людей по внешнему виду, ведь внешность — вещь обманчивая. Но парень не мог не отметить, хотя бы у себя в мыслях, что загадочный беловолосый юноша весьма привлекателен. А через какое-то время, сидя на своём излюбленном месте во дворе больницы, ему кто-то загородил солнце. И этим кем-то оказался тот самый парень. Скарамучча не был настроен тогда на диалог с кем-либо, но знакомство и разговор с беловолосым было подобно весеннему ручейку. Он не стал представляться, как и сам Скарамучча, и это ни капли не беспокоило их. Так Скарамучча и узнал, что всё же существует на белом свете такой человек с которым он когда-нибудь сможет говорить спокойно по душам, не переживая, что его как-то не примут или оттолкнут. И узнал, что у такого, первого в его жизни человека, была хроническая обструктивная болезнь легких четвёртой степени. Обычно, таким прогнозируют не больше года жизни. Скарамучче нельзя было привязываться и привыкать к нему. Но неизбежное уже случилось. От этого не убежать. — Больные одной болезнью симпатизируют друг другу, — мягко улыбнулся ему юноша. — Но мы ведь не больны одним и тем же, — подняв брови, искренне удивился Скара. Этот паренёк частенько выдавал подобные фразы, которые не всегда были ему ясны. — Но ведь это все равно нам не мешает? — отвернувшись от него, ответил беловолосый, пока Скарамучча в открытую рассматривал профиль его лица. — Ты прав, — немного подумав, чуть мягче ответил Скара. В привычной тишине они не смели и слова вставить, лишь бы не нарушить пение птиц, шелест листьев и тихие разговоры пациентов вдалеке. Всё казалось таким родным. Скарамучча и думать не хочет, что это всё рано или поздно закончится. Хоть и было бы это замечательно. Только подумать: он смог вылечиться и вот-вот покинет стены этого здания, вернётся домой... В одиночество. Без этого парня. — Проблемы с мамой? — осторожно спросил беловолосый, всё таки нарушив тихую идиллию. — Я ушёл от неё в пятнадцать, отца я ни разу не видел, — начал Скарамучча, вглядываясь в перистые облака в голубом небе. — Возможно, она никогда меня и не любила, зато с моей сестры младшей пылинки сдувала, ха-ха, — мимолётный смешок слетел с его губ. — А у тебя что? — Я рос со строгим отцом, которому были важны мои умения и знания, а не я сам, — горько улыбнулся, всё ещё тяжело вздыхая. — А мама хоть и была в моей жизни, но явно не так часто, как мне бы хотелось... Они который раз обменялись понимающими взглядами, словно мысленно пожимая руки и утешая друг друга. Они были слишком похожи. Это больно. — В последнее время что-то совсем голова разболелась, я пойду, — поднимаясь со скамьи, вслед бросил юноша, покидая Скарамуччу. Медленным шагом беловолосый плёлся в сторону входа в больницу. Из кармана его кофты выпал небольшой, сложенный в четыре, лист бумаги. Озорной ветер пытался подхватить лёгкую вещь, но не смог: Скара успел схватить лист. Он не мог так просто взять и глянуть, что там, но ведь и вправду было интересно... Развернув лист, Скарамучча увидел строки текста, выведенные каллиграфическим почерком: «Флейты бамбуковой голос Слышу из дальнего леса, Ветер влюбился, должно быть…» В сердце что-то кольнуло. Это слишком больно. Скарамучча не сможет отпустить его. Это выше его сил. Оглянувшись по сторонам, он понял, что беловолосый уже ушёл и вернуть этот лист парень не сможет, ведь заходить к другим пациентам в палату запрещалось. Безвыходная ситуация. В следующий раз они встретились уже в конце апреля. — Давно не виделись, — махнув рукой, поприветствовал юношу Скара. На этот раз ждал уже не он, но Скарамучча не стал заострять на этом внимания. Взглянув на знакомого, он заметил, что тот стал ещё хуже выглядеть, а прошёл только месяц. Но его красота оставалась непоколебимой. — Привет, — всё также мягко улыбаясь ему, кивнул юноша. Вдруг Скарамучча вспомнил, что забыл взять с собой тот самый лист, что тогда выронил больной. — Ты в тот день уронил кое-что, но я забыл взять тот лист с собой... — Ничего, — устало вздохнул он, вглядываясь в синеву чужих глаз. — Оставь себе, — прикрыл глаза он. — На память. На память. Каждый день его добивала мысль, что единственное, что останется от него так это тот проклятый лист с идеальным почерком и воспоминания в его голове! «Боюсь, Вам осталось не больше месяца. Мы делаем всё, что можем»— с сожалением, недавно говорил один из врачей в коридоре с беловолосым. В тот вечер Скарамучча просто сполз по стене вниз так и просидев всю ночь с опущенной головой на своих коленях. А затем, от усталости и боли во всём теле, чувствовал полнейшую апатию и отсутствие голода. И сейчас ему напрямую сказали, что это одна из вещей, что останется в качестве памяти. Хреново. — Спасибо, — всё же робко поблагодарил Скара. Всё также, словно какой-то ритуал, промолчав некоторое время вместе, один из них нарушил тишину. — Знаешь, — начал беловолосый. — Ты поистине замечательный человек и я рад, что встретил тебя. Жаль, что в такой период и что мы не сможем стать ближе, чем сейчас. — Я... — резко хотел было сказать Скарамучча, но моментально умолк, когда его обвила пара слабых рук. Он не сразу это осознал, но обнял того в ответ, со всей осторожностью касаясь его тела и вдыхая аромат одежды. От него пахло больницей и чем-то сладким. Смесь из этих двух запахов стало чем-то таким родным, что хотелось просто разрыдаться в это же плечо. Через некоторое время, отстранившись друг от друга, больной несколько мешкался, то и дело поглядывая вниз, опустив голову. В ладони он сжимал какой-то небольшой предмет. Юноша, набравшись смелости, с особой нежностью взял чужую руку и всунул в чужую ладонь тот самый маленький предмет. — Я не хочу делать тебе больно, но... — поджав губы, он всхлипнул. — Не забывай меня, пожалуйста! Скарамучча свёл брови к переносице и разжал пальцы ладони, оглядывая, что ему дали. Кольцо. Оно было формой переплетённых ветвей клёна, по бокам были рыжие листочки, а в самом центре был невероятной красоты красный камень. Как его глаза. — Не забуду... — шёпотом ответил тому Скара, вновь сжимая в руке украшение. Не забудет. Не посмеет. В тот же день вечером Скарамучча проклинал всё, что только можно. — Проклятая медицина! — ударив со всей силы в подушку так, что из неё вылетела еле заметная пыль, сквозь зубы выговорил он. — Ебаные болезни! — ругнулся, пнув ногой угол первой попавшейся мебели. На миг он успокоился, глянув в окно. Но увидев за окном беззаботные и счастливые лица людей, он вдребезги разбил стакан, что стоял у его кровати. Зависть. Чёртова зависть! Из его руки моментально хлынула кровь, а на шум прибежала одна из медсестёр. В следующий раз они увиделись всего-то через какие-то пару дней. Только в эту встречу они практически не замолкали, словно куда-то торопились. А потом... Потом неожиданно беловолосый сказал нечто страшное. — Мне кажется, этот май я не переживу, — поджав губы, поделился мыслями тот. — Что... Нет-нет, всё будет... — глянув на своё отражение в вишнёвых глазах, он сглотнул. — ...Нормально. Юноша усмехнулся, а из глаз хлынули слёзы. — Я не хочу умирать... — всхлипывая повторял парень, уткнувшись лицом в свои ладони. — Мне казалось, что я уже смирился с этим фактом, но... но... Я не могу! Я... Я столько всего не сделал! Я не хочу уходить! Пожалуйста... Скарамучча с трудом сам сдерживал слёзы, обняв того за плечи. Так они просидели целую вечность. Жаль, что эта вечность длилась до тех пор, пока их не разогнали по палатам. Но перед уходом, Скар, наконец, спросил у того кое-что важное: — Так, как тебя зовут? — Кадзуха. — Кадзуха... — повторил Скарамучча, словно пробуя имя на вкус. Оно ему так подходило. — Спокойной ночи, Кадзуха. И Кадзуха был прав. Совершенно прав, как и всегда. Он не пережил этот май. На следующее утро его обнаружили в ужаснейшем состоянии, а всего через несколько часов он скончался. Скарамучча покинул стены этой лечебницы, как казалось, с ещё большей травмой, чем была в начале. И дома, в полном одиночестве, в гробовой тишине, в кромешной тьме, сидя на полу в своей комнате, он, тихо всхлипывая, прижимал как можно ближе к своему сердцу подаренное кольцо. В тот день начался сезон дождей.