Шлепки

      Как и во многих подобных ситуациях, всё начинается резко и неожиданно — со спонтанного порыва шлёпнуть Рацио по заднице. Ну как бы хэй! Вы вообще видели, как сексуально её обтягивают эти брюки? Нет, правда, неужели он не понимает, что на перерывах в туалетах все только и делают, что передёргивают на его задницу? О боги, Авантюрина от нервного срыва спасают только две вещи: он не студент и может с чистой совестью и душой подрочить на Рацио и его задницу в преподавательском туалете или прямо на кафедре, когда все съебутся работать; и то, что Рацио — этот прекрасный сексуальный кусок нудного говна с шикарным лицом и телом, — его парень. Последнее, к слову, снова наталкивало на мысли, что шлёпнуть Рацио по заднице он так-то вполне может — имеет право.       Возможно, именно поэтому, когда они в очередной раз остаются одни, а в воцарившейся атмосфере искрами сверкает их возбуждение, неприятно упирающееся в замки брюк, Авантюрин, сжимая в ладонях две округлые половинки, не сдерживается — шлёпает. Да так, что звук получается настолько чистым, что неожиданный стон со стороны Рацио едва ли смог его перекрыть.       Авантюрин шумно сглатывает.       — Ты что себе позволяешь, ублюдок? — тут же подает голос Рацио. Он звучит так… надорванно, что Авантюрин едва находит в себе силы не кончить от одного только звука.       Очевидно, Рацио понравился шлепок.       А если его обозвать? Наговорить гадостей? Он кончит без стимуляции? От одного только доминирования Авантюрина? Ах — Авантюрин уже так и видит: Рацио лежит у него на коленях и всхлипывает от каждого шлепка; его ягодицы раскраснелись, а где-то уже даже отчётливо видно отпечаток его руки; а Авантюрин, гадко улыбаясь, рассказывал бы ему какая он шлюха, какой он плохой мальчик и как он трахнет его в скором времени. И самое томяще сладкое — в его фантазии Рацио действительно спускает под себя от его, Авантюрина, шлепков и голоса, а потом, когда дело дойдёт до полноценного секса, кончает еще пару раз от одних только эмоций.       — Брось, — хищно мурлычет Авантюрин ему на ухо, — тебе понравилось.       И повторяет шлепок. С большей силой.       Рацио, зажатый между ним и стеной, прогибается в спине и что-то неразборчиво мычит, кажется, закусив губу. Авантюрин буквально ощущает, как у него от этой картины сжимаются яйца; добивает то, что, прогнувшись в спине, Рацио многозначно прижался задницей к его члену.       — Ты такая шлюха, — смеётся Авантюрин, оставив на шее засос, — как-то не замечал за тобой раньше.       Рацио возмущённо что-то говорит о его тупости, но Авантюрин не слушает. Он отходит к своему рабочему месту, вальяжно усаживаясь на стул и похлопывая себя по бедру.       — Ты охуел? — спрашивает Рацио, стараясь отдышаться. Авантюрин находит это забавным: они толком не обжимались — пара поцелуев, немного трения и шлепки, — а тот уже, кажется, на пределе.       — Какой же у тебя грязный рот, — Авантюрин качает головой, повторяя шлепок по бедру. — Ты очень плохой мальчик, тебя нужно наказать.       Рацио закатывает глаза, продолжая говорить в его сторону кучу разносортных оскорблений. Говоря откровенно, Авантюрину нравится, когда Рацио его оскорбляет, есть в этом что-то романтичное — нечто максимально иррациональное, но при этом безумно горячее, — поэтому он лишь с мягкой улыбкой ждёт, когда Рацио всё-таки к нему подойдёт.       А он подойдёт.       Хотя бы потому, что Авантюрин уже сорвал его план на быстрый обеденный секс, а стояк и неудовлетворение сами по себе не исчезнут. А еще у них ограниченное время, и в любой момент в дверь кафедры может постучать пришедшая с обеда Жуань Мэй. М-м, какие шансы, что её заинтересует их секс? Где-то процентов пятьдесят шесть?       — Что ты задумал? — уже более спокойно спрашивает Рацио, забираясь к нему на колени. Авантюрин усмехается — «хороший мальчик», — нарочито медленно проводя рукой по его спине, словно действительно приглаживая пса.       — Ну-у-у, — он снова возвращает руки на задницу Рацио, — сначала я тебя отшлёпаю, — он сжимает в ладонях ягодицы, — потом трахну пальцами, — он целует Рацио в шею, — а затем уже всё по классике: мой член внутри тебя.       Рацио молчит непозволительно долго. Он не ругается, не пытается встать и всё же предпринять попытку уйти, только смотрит, будто бы что-то рассчитывая.       — Не смей кончать в меня и пачкать мою одежду.       Авантюрин смеётся:       — Сегодня я диктую правила.       Мгновение, и Рацио уже разложен на столе; какие-то бумаги полетели на пол, но кого это сейчас волнует? Никого. Даже Рацио — о, правильный до задницы дьявола доктор Рацио, — не обратил на это совершенно никакого внимания. Авантюрин любовно огладил очертания ягодиц, прежде чем одним резким движением стянуть с Рацио штаны вместе с бельём — благо, что он уже растегнул все ремни, пока они обжимались.       — Это, — он делает первый шлепок, — за твои блядские брюки.       — Это, — он делает второй шлепок, — за то, что ты такая грязная шлюха.       — Это, — он делает третий шлепок, — за то, что ты пиздец какой плохой мальчик.       Рацио бьёт дрожь — это видно невооружённым глазом: то, как он возбуждён; то, как он пытается подавить стоны и всхлипы от каждого нового удара; то, как он всеми силами старается не кончить.       Авантюрин этим наслаждается. Разумеется, в рамках разумного: он тоже живой, и собственная эрекция, трущаяся об замок брюк, уже была не просто дискомфортной, а болезненной. Поэтому, когда задница Рацио была хотя бы немного такая же красная, как в его мечтах, он снова любовно её оглаживает, целует и на прощание кусает. Так, чтобы остался след.       — Дальше пальцы.       В одном из ящиков его рабочей зоны всегда есть смазка. Это непоколебимое правило, которое появилось само по себе. Еще до того, как впервые заговорил с Рацио. Просто — хэй! — он никогда не знает, когда захочет трахнуть кого-нибудь прямо на этом столе. Небольшой бутылёк, достаточно тёплый и без яркого запаха — то, что нужно.       Авантюрин вводит пальцы медленно, по одному. Сначала он всё же растягивает Рацио неспешными круговыми движениями, избегая простаты, но затем сгибает их и задаёт вполне очевидный темп. Каждое попадание по простате сопровождалось протяжным стоном. Авантюрин просто не мог не продолжить шлёпать Рацио по заднице.       — Тебе нравятся мои пальцы, да? — он вынимает их под расстроенный вздох Рацио, который, кажется, совсем уже позабыл о сегодняшних правилах и мечтал лишь о скорой разрядке и о том, как валит студентов на предстоящем зачёте. Авантюрин снова сильно бьёт его по ягодицам. — Шлюха.       Рацио в ответ шипит, что он тупорылый ублюдок.       Иметь при себе презервативы — тоже привычка. Авантюрин смотрит на них непозволительно долго. Рацио просил не кончать в него, да? Все его внутренние бесы собрались в одном углу и нашёптывали ему о том, что сейчас Рацио едва ли заметит, есть на его члене резинка или нет.       Но быть не совсем уж ублюдочным партнёром всё-таки важно.       Авантюрин входит в него за одно движение; Рацио едва вскрикивает и силится прижаться к нему ближе. Это даже мило. Особенно, если учитывать, что Авантюрин продолжает комментировать каждое свое движение, каждую свою эмоцию и неоднократно подчёркивать то, насколько Рацио распущен.       Кончают они почти синхронно. Авантюрин искренне не расстроен выдержкой Рацио, но ничего не говорит — целует его лопатки и с протяжным вздохом кончает сам.       Зато говорит Рацио.       — Ты ебанутый, — он пытается привести себя в нормальный вид. — Нет. Ты ёбнутый.       Авантюрин наблюдает за ним с нескрываемым весельем.       — Я тоже тебя люблю. Сходим после работы в секс-шоп?       И Рацио, не найдя подходящих слов, кидает в него какой-то журнал.       Авантюрин считает, что это «да», а еще он просто пиздец уверен, что нужно повторить.