Ты - моя теплая Зима

«Будешь булочку?» Чимин в который раз за эти дни переводит взгляд на вывеску пекарни-кондитерской с аппетитно-завлекающим названием. Сейчас, в холодных декабрьских сумерках, она сияет особенно приветливым, мягким желтоватым светом. Пестрые огоньки бегут, переливаясь, по кромке удивительной, из прочного белого стекла сделанной вывески. И толстенький солнечный пуноппан, и фисташково-сиреневая югва, что изображены на ней, тоже стеклянные, но такие настоящие, теплые, живые. «Будешь булочку?» Чимин вздыхает: «Буду… Был бы… Булочку… И не одну бы съел, и запил всю эту сладость-сладкую сладким же Флэт Уайт с каштановым сиропом на дне стакана и щепоткой соли в густой пенке сверху». Омега улыбается мечтательно, вдыхает лакомый теплый аромат, что выпускает в холодный воздух очередной, спешащий в кондитерскую, посетитель. Но тут же Чимин возвращается в реальность. Хмурится, зябко ежится на холодном ветру, тянется к рюкзаку. Старенький термос плохо удерживает тепло, и как бы зеленый чай – пять скрученных мелких листиков на два стакана кипятка – остывает очень быстро. Часу не прошло – напиток, что заварил омега, дабы согреться хоть немного, сам нуждается в том, чтобы его согрели. С булочками и кофе дела теперь обстоят совсем неважно: Чимин может позволить себе такую роскошь раз в пару недель, наверное. Он и позволяет. Непременно! Но налегает сейчас, главным образом, на рамен. Хотя смотреть на него уже не может. Смеясь сквозь набежавшие на промозглом ветру на глаза слезинки, говорит, что сам скоро станет похож на раменину-макаронину, такую же худую и бледно-желтую. Ничего. Еще полгода потерпеть – и будет, наконец, нормальная работа: завкафедрой уголовного права обещал взять к себе Чимина в качестве лаборанта, едва тот на третий курс перейдет. И место в общаге, скорее всего, наконец, появится. А если даже нет, то хватит денег, чтобы найти жилье поприличнее. И потеплее. Главное – потеплее. – Эй, парень, покажи-ка вон ту, большую, что в углу стоит. Давай, тащи ее на свет. Чимин вздрагивает, выныривая из своих мыслей, улыбается приветливо потенциальному покупателю и волочет по снегу что есть сил тяжелую кадку с красивой, очень густой, глубокого изумрудного цвета елью. Честно говоря, Пак не видит никакой разницы между десятками новогодних деревьев, которые по воле немилосердного случая продает несколько дней вместо того, чтобы готовиться к сессии. Все елочки настолько хороши, так схожи высотой и формой, точно по чудесному шаблону, скроенному неведомым мастером, выращены. Но очередному посетителю елочного базарчика та, что тащит в свет яркого фонаря омега, кажется и выше, и гуще, и краше. У Чимина сегодня потенциальных покупателей немного, а уж реальных за два часа, что он работает-мерзнет, всего четверо было. Молодой полный альфа осматривает пристрастно елку, пока омега беззвучно молится, чтобы деревце прошло отбор и уехало с базарчика. Тогда Пак получит свой крошечный процент с продажи и точно сможет купить какое-нибудь лакомство из кондитерской напротив, чтобы с наслаждением слопать его дома вместе с горячим чаем. – Возьму, – бросает альфа обрадованному Чимину, которому изголодавшееся воображение – даже оно не прочь перекусить вместе с хозяином – немедленно рисует огромную сахарную булочку с корицей и лимоном в окружении маленьких медовых пончиков ккульппан. – До машины только помоги донести. – До машины? – тихонько вздыхает Чимин. – А она далеко? – А вон, триста метров буквально. Живот угрожающе бурчит, а ароматное сладкое облачко, что выпустил в холодный воздух очередной посетитель кондитерской, настойчиво приглашает омегу кивнуть. – Помогу, конечно. – Ну, давай, вперед. Чимин вытаскивает кадку за невысокий, из металлической сетки заборчик, которым окружен крохотный елочный базар, закрывает на висячий хлипкий, доисторических времен, замок такую же хлипкую дверцу, и изо всех сил волочет елку к машине. Останавливается, переводя дыхание: все-таки покупка эта во всех смыслах весомая – и для кошелька альфы, и для голодного хрупкого студента, которому еще и грузчиком велели поработать. Впрочем, омега, представляя себе аппетитные лакомства, что ждут его в «Будешь булочку?», движется бодрее и, определенно, немного согревается. Его единственная, на рыбьем меху куртка с воротником дурацкого кроя, приветливо открывающим всем ветрам доступ к телу омеги, совершенно не рассчитана на снег и холод. И два свитера, и футболка, что Чимин надел под куртку, согревают так же слабо и нечестно, как «оберегает» тепло бледного зеленого чая старый, лежащий в рюкзаке термос. Чимин дотаскивает, наконец, ель до черного микроавтобуса. Альфа открывает задние дверцы. Оглядывает худого запыхавшегося омегу, головой качает отрицательно, языком щелкает, словно признает, что один мальчишка елку в машину едва ли поставит. – Ладно, давай-ка вместе. Вдвоем они берутся за кадку, водружая покупку в салон. Машина отъезжает, и Чимин бредет на свое холодное, неуютное рабочее место, глазами поедая стеклянную вывеску. «Буду, буду, скоро буду булочку», – повторяет про себя, бросая взгляд на открытую дверь в заборчике и переводя его на быстро отъезжающую легковушку с полуоткрытым багажником, из которого торчат изумрудные колючие лапки. Омега бросается за машиной или украденной мечтой о долбанной теплой булке, но, пробежав пару десятков метров, молча возвращается обратно. У него нет энергии и сил ни орать, ни сокрушаться. Он шепчет с тоской: – Горячий рамен, в конце концов, тоже не так уж и плох… Особенно, когда нет никакой альтернативы. Дверь кондитерской в который раз хлопает, очередное сладкое облачко в виде здоровенной – таким оно кажется Чимину – фиги выплывает из дверей и устремляется к носу омеги. Впрочем, из фигового облачка вытягивается рука, сжимающая в длинных, с крепкими костяшками пальцах, большой бумажный стакан. И тут же вторая протягивает крафтовый пакетик, не могущий скрыть аромат свежей выпечки с нотками корицы и лимона. Облачко, наконец, рассеивается. Темноволосый альфа голосом низким, глубоким, спрашивает, едва заметно улыбаясь: – Будете булочку, Ёлочка? И вот тут еще Флэт Уайт с каштановым сиропом. Вам, может быть, очень сладко, но я, знаете ли, люблю запивать сладкое сладким. Взял, как для себя. «Как для меня взял», – Чимин на мгновение распахнул глаза в изумлении, каждой, кажется, клеткой потянулся за угощением, но тут же себя и одернул. – Спасибо, только мне отдаривать нечем, – произнес холодно из-за декабрьского мороза, что сковал не только тело, но кажется, и голос, посмотрел на альфу замерзшими глазами. Нетайный Санта, что протягивал ему такие желанные лакомства, был среднего роста, немного выше самого омеги. Темноглазый, с очень густыми, чуть волнистыми на, кажется, умышленно-небрежный пробор разделенными волосами, и челкой, спадающей на лоб. Небольшие глаза, в отличие от глаз Чимина, смотрели тепло и доброжелательно, но и без какого-то особого интереса. Губы, пухлая нижняя и вздернутая верхняя, изогнулись в чудесной улыбке, обнажая ряд небольших ровных зубов и розовые десны: – Отдаривать не нужно. Скоро Новый год, и сейчас особенно хочется делать что-то хорошее, теплое. Даже тем, с кем не знаком. А мне показалось, как раз, что тепло – именно то, чего вам сейчас очень не хватает. – С чего вы решили? – мелко дрожа от холода и постукивая зубами, спросил омега, в котором желание принять такое нужное сейчас угощение боролось с самолюбием: неужели же Чимин выглядит настолько жалко, что совершенно незнакомый альфа решил его подкормить? Впрочем, и гордость не устояла перед аппетитными ароматами. Чимин поблагодарил молодого мужчину мерзлой, чуть перекошенной улыбкой и кивком головы, взял пакет и горячий стаканчик. Альфа нахмурил угольно-черные брови, когда его теплые мягкие пальцы коснулись на мгновение ледяных шершавых ладошек омеги: – Одевайтесь теплее в следующий раз, Ёлочка. Новый год скоро. Не самое хорошее время, чтобы слечь с простудой. А ваши перчатки? Где они? – Дома забыл, – пробормотал, отводя глаза, омега. Альфа достал из кармана светло-песочные замшевые с нежной верблюжьей шерстью внутри перчатки, протянул. – Вы, в самом деле, считаете, что я на этой работе такую вот красоту могу надеть? – хмыкнул Чимин. – Кадки таскать и грузить, елки приводить в порядок для продажи. Да ваши произведения искусства к вечеру в ошметочки превратятся. – Вас как зовут? – альфа изогнул бровь, голову чуть наклонил, глядя на омегу серьезно. – А это так важно? Ну, Чимин… – насупился омега. – Так вот, ну, Чимин, – улыбнулся альфа, – не люди для вещей. Одевайте смело, грейте ваши лапки. И если даже с перчатками что-нибудь случится, не вздумайте переживать. Я очень хорошо знаю, что такое мерзнуть, не имея возможности согреться… Кивнул, развернулся, уходя прочь, понимая, что слукавил: холода альфа никогда не боялся, но как еще было убедить принять перчатки этого, не по погоде одетого, симпатичного мальчишку с ледяными совершенно пальцами. – Вы?.. Мерзнуть? – прошептал недоверчиво Чимин, глядя вслед альфе, что был одет в светло-коричневые джинсовые бойфренды, теплую, песочного цвета недлинную дубленку, такого же оттенка замшевые, с молочного цвета оторочкой из верблюжьей шерсти ботинки. Теплый бледно-бежевый свитер с высокой стойкой скрывал горло, небрежно повязанный вокруг шеи белый шарф завершал образ. Омега вздохнул, прошептал, улыбаясь искренне, без зависти, с ноткой восхищения: – Стиляга. И с удовольствием принялся за теплое, вкусное, совершенно неожиданное угощение. Скоро явится Хонг Монкуг – владелец елочного базара и персональное проклятье омеги. И Чимину придется рассказать ему об украденной елке. И ничего, что Пак, два дня назад приступая к работе продавца и увидев впервые допотопный замок на хлипкой двери, поинтересовался у работодателя, или, правильнее, рабовладельца, как ему в тот же туалет отлучиться в случае острой надобности? На ночь-то все елки увозили в питомник, а днем разве можно было оставлять их «под присмотром» старого, плохо работающего замка? Пронырливый омега Хонг отрезал тогда, что пить, во избежание острых надобностей, просто надо меньше. А если уж очень приспичит отойти, то замок не так бесполезен, как кажется. Да и какой идиот, если что, будет елку в кадке воровать? Тем не менее, идиотом остался омега Пак, оплативший новогоднее деревце неизвестному воришке. И доказать господину Хонг Чимин ничего не сможет. А если попробует – через пару минут лишится и того неприветливого жилища, в котором обретается почти три месяца. И небольшая, заработанная за предыдущие два дня сумма, и то, что омега смог наторговать сегодня и планировал выручить в следующие дни, теперь превратилось в пшик. Монкуг-монстр все заберет себе в счет украденной елки особого мегасорта и заоблачной стоимости. И покупку теплой симпатичной черной куртки, что Чимин присмотрел себе в любимом секонде, придется отменить. Знакомый продавец, такой же, как Пак, иногородний студент с финансовыми проблемами, пообещал придержать куртку до тридцатого декабря. Но теперь, ясное дело, выкупить ее у Чимина нет никакой возможности. Омега вздыхает тяжело, отправляя в рот последний кусочек чудесной лимонно-коричной булочки, ежится, подпрыгивает, чтобы хоть немного согреться. Крышка, что неплотно обхватывает стаканчик, а заодно и половина вкуснейшего горячего содержимого подпрыгивают вместе с омегой и приземляются на снег. Чимину плакать хочется и предательские слезы уже выступают на глазах. –Эй, парнишка, елку покажи, вон ту, что у самого забора стоит. Очередные покупатели не дают омеге заняться саможалостью. Чимин натягивает улыбку на лицо. Голыми, сохранившими остатки тепла, что щедро дарил стаканчик горячего Флэт Уайт, руками, тащит очередную елочку на показ к молодой паре. А потом – к стоящему совсем неподалеку автомобилю четы. Постоянно оглядывается на дверь забора, но желающих стибрить елку за этот короткий период времени, к счастью, больше не находится. За помощь с доставкой омега получает – вот здорово! – немного сверх стоимости покупки. И хотя бы на душе сразу делается теплее. Горячее даже, когда Чимин понимает, что у него ужин будет состоять не только из основного блюда, но и десерта, ибо омега сможет купить себе еще одну булочку. Он потирает совсем замерзшие, скованные морозом пальцы, хлопает себя по лбу: – Подарок того альфы-стиляги! Совсем забыл. Из кармана своей непрезентабельной куртки достает чудесной выделки теплого песочного цвета перчатки. Подносит их к носу, вдыхая приятный аромат новой замши. Отделкой из мягкой верблюжьей шерсти проводит по холодному кончику носа и розовым щекам. На руки осторожно надевает перчатки, снова глубоко вдыхает, жмурится от удовольствия, тихонько урчит. Мягкая нежная теплая шерсть согревает и будто ласкает, оглаживает замерзшие, исколотые, в мелких ранках пальцы. Вообще, перчатки Чимину велики, особенно «домик» для мизинчика, но шерсть внутри настолько густая, что плотно обхватывает каждый палец, согревает, нежит. И омега думает вдруг, как хорошо было бы найти кого-то, кто согреет его живым теплом – рук, тела, объятий. Поцелуев. – Да, принц бы сейчас, определенно, не помешал. И конь не нужен, и замок. А просто ласка, нежность, тепло души и тела. Тела непременно, иначе оба загнемся, – хмыкает омега. – Хотя и домик с горящим пламенем в камине, с потрескивающими поленьями был бы очень кстати. Да и крохотная комнатка с горячей батареей тоже, в конце концов, отлично подошла бы. Чтобы спиной и попой к ней прислониться, согреться. Тогда, может, и ладно с ним, с принцем. Да, батарея, определенно, – неплохая альтернатива. Никогда в жизни омеги не было такой холодной зимы. И, кажется, она длится вечно, хотя морозы пришли в Сеул всего две недели назад. ❄❄❄ Чимин из Пусана переехал в столицу Южной Кореи полтора года назад, когда поступил на юрфак Корейского Национального университета. Будучи сиротой, в соответствии со специальной государственной программой, сразу получил бесплатное место в общежитии и стипендию чуть выше той, что полагалась обычным студентам. Отец Чимина умер, когда тот был совсем маленьким, папа омеги пережил супруга на пару лет. Воспитывал и растил парнишку любимый дедушка, папа отца, всю жизнь проработавший библиотекарем в Центральной библиотеке Пусана. Там омега много лет и проводил большую часть времени. Читать любимого внука дедушка обучал самолично, и к пяти с половиной годам омега научился неплохо составлять буквы в слова, слова в предложения. А пока Чимин был мал, на работе у дедушки время проводил, рассматривая картинки в многочисленных книгах сказок со всего мира, богато иллюстрированных чудесными разноцветными картинками. Впрочем, и анималистические фотоальбомы, и те, что рассказывали о других городах и странах или демонстрировали картины великих живописцев и скульпторов, с любопытством листал маленький омега. И все-таки возвращался к сказкам. И слушать их любил больше всего, пока сам читать не научился, а, научившись, долгое время отдавал предпочтение именно волшебным историям. Впрочем, будущую профессию себе выбрал далекую от сказок, зато в материальном плане в перспективе вполне неплохую. Жили они с дедушкой всегда очень скромно. Зато Пак Виен на отложенные деньги смог оплатить внуку-старшекласснику самых лучших репетиторов и самые хорошие курсы. В результате Чимин сдал, и неплохо, вступительные экзамены, поступив на престижный факультет одного из лучших вузов Кореи. Первый год омега жил в старенькой студенческой общаге, где по швам трещало и расходилось, кажется, все: начиная от пола и мебели в комнатах, заканчивая плиткой и сантехникой в душевых. После их с дедушкой маленькой квартирки, где все сияло уютом и чистотой, привыкнуть к отсутствию оных, казалось, было непросто. Поэтому омега сам попытался создать уют в непрезентабельной комнатушке, что выделили ему на пару еще с одним пареньком. Вместе они переклеили в комнате обои и сами покрасили потолок, и старые окна к зиме утеплили и заклеили тщательно, не давая холоду никаких шансов проникнуть в комнатку. На барахолке купили старый толстый ковер, на распродаже – светильники и шторы. Даже новую, с небольшим эстетическим браком батарею почти бесплатно выторговали на стройрынке. Правда, едва не надорвались, дотащив ее до общаги. И это уж точно было намного тяжелее, чем выклянчить у старенького коменданта разрешение на ее установку. Сантехник и сварщик, что пришли к омегам в комнату, пальцем у виска крутили: общежитие в конце учебного года закрывалось на капремонт, но неугомонные студенты, кажется, решили перенести его начало на более ранние сроки. Впрочем, новая батарея вскоре заработала на полную мощность, давая телу Чимина столь необходимое тепло. Омега не знал, всегда ли так было, в детстве ли началось. Но, сколько помнил себя, холод переносил нелегко. Казалось, никакая одежда не спасала даже от небольших минусов. И теплая зимняя обувь согревала плохо, и толстые перчатки не особо помогали, если приходилось долго задерживаться на улице. Иногда Чимину думалось, что так рано ушедшие отец и папа просто не додали ему того особого родительского тепла, той любви, нежности и заботы, что согревают порой быстрее и лучше любой одежды. А дедушка, с которым у Чимина отношения были отличные, как ни старался, не мог заменить внуку так рано ушедших родителей. Очередной учебный год начался для довольного Чимина в абсолютно новом, светлом, чистом уютном корпусе общежития, где все – от батарей до мебели и маленькой кухонной плиты в его блоке – сияло первозданной новизной и чистотой. Уже в августе омега получил ключ от комнаты, предназначенной для троих студентов. Он разбавил довольно минималистичный интерьер жалюзи и уютными нежно-зелеными шторами – сторона была солнечной, и даже очень теплолюбивому Чимину тепла и света пока хватало с избытком. На пол купил три одинаковых лоскутных прикроватных коврика, на покрывала – пестрые небольшие подушки, на стены – пару милых картинок-пейзажей. На подоконнике появились фикусы. А в комнате в конце августа – двое омег-старшекурсников с предложением к Чимину выместись быстренько в другую комнату на другом этаже, а свое место освободить их другу. Чимин абсолютно спокойно внес иное предложение, предварительно поинтересовавшись: – А парни, что живут с вашим другом, давно заселились? – Один пару часов как приехал, а второй завтра явится. – Прекрасно. Тогда, пожалуйста, вы переселяйтесь к своему другу, а эти двое ребят пусть переезжают ко мне. Я в этой комнате уже месяц живу, привык, обустроился. – В другой тоже привыкнешь и обустроишься. Чимин стоял на своем. В самом деле, почему он должен был переезжать куда-то из светлой теплой комнатки, в которой чувствовал себя уже, как дома, да и обустроил в ней все так уютно и мило? Весь следующий месяц «чудесные» соседи омеги методично превращали его жизнь в ад, намеренно захламляя и загрязняя комнату, убивая чистоту и забивая на весь уют, что был так дорог Чимину и который он молча реанимировал все эти недели под насмешки и злые шуточки соседей. Омега тысячу раз успел пожалеть о том, что сразу не внял предложению парней и не переселился, куда было сказано. Он уже несколько раз подходил с подобной просьбой к коменданту, господину Хонг, но тот говорил, что сейчас переселяться не хочет уже сам старшекурсник. А вот Чимин… Его переезд на новое место жительства все-таки состоялся в середине октября. И случился после того, как омега, задремав днем на кровати с конспектом по теории государства и права, проснулся в облаке сизого сигаретного дыма с зажженной дымящейся сигаретой между пальцев, что прожгла уже приличных размеров дыру на простыне, да с початым блоком сигарет на прикроватной тумбочке. Над Пак с совершенно зверским выражением лица склонился, немилосердно теребя за плечо, господин Хонг, комендант общежития. За его спиной маячили соседи Чимина, в унисон ехидно улыбаясь. Хонг вырвал из пальцев омеги сигарету, затушил. Велел паковать чемодан и немедленно выселяться. Все попытки Чимина объяснить, что он не курит и не курил никогда, и любой его однокурсник может это доказать, упирались в твердолобое комендантское: «Я видел вас спящим с сигаретой в руках, и ваши соседи видели. Можете доказать обратное? Выезжайте, господин Пак! Вы нарушили этим проступком все возможные меры по технике безопасности, под угрозу поставили свою и жизни сотни студентов. За такое вас и из университета отчислят в два счета. К тому же у нас есть видео, на котором вы спите с зажженной сигаретой в руках. Так не усугубляйте свое положение! – Да ведь эти двое просто подставили меня! – взвыл Чимин. – Докажите. Вы же будущий юрист и должны понимать, что все улики против вас, – хмыкнул Хонг. – А если хотите продолжить учебу, замолчите, собирайтесь и уходите. – Мне идти некуда. Жил бы я иначе в общаге, – омега стоял совершенно потрясенный, едва сдерживаясь, чтобы не зареветь. – Вы сами виноваты, – безэмоционально промолвил комендант. – Бесплатное новое общежитие. И всего-то надо было вести себя нормально. Страшно представить, что могло случиться, не приди ваши соседи в комнату вовремя. – Да уж, – всхлипнул Чимин, – в самом деле, вовремя. Чтобы подставить. – Ты сам себя подставил, омега. Уйдешь по-хорошему – тогда никто, кроме нас троих, не узнает о том, что произошло. Или мне в твой деканат докладную отправлять? – Да поймите, мне некуда идти. Некуда, – Чимин стоял, совершенно поникший. Ясно было, как божий день, что его подставили. Неясно, участвовал ли в этом комендант? Пронырливый, хитрый омега, о котором в общежитии ходили слухи, что он за деньги и папу родного продаст, нынче, кажется, продал кому-то место Чимина. Понятно, что тот омега-старшекурсник переедет теперь в комнату омеги, к своим друзьям. А на освободившееся место стоит огромная очередь желающих. Хонг, между тем, глянул на Чимина, прищурившись. – С жильем, говоришь, проблемы? Могу помочь. ❄❄❄ Крохотная убогая квартирка в старом-престаром, никогда, кажется, не знавшем ремонта домике на окраине Сеула, стала новым жилищем омеги. Чимин представлял примерно, сколько стоило снять квартиру или комнату в столице. Цена, что запросил за свою жилищную «благотворительность» Хонг-«добрая» душа, была ниже самых низких прайсов, но все равно составляла значительно больше половины стипендии, что получал Чимин. «Стипуха» да скромная ежемесячная дедушкина помощь, да подработки раз-два в неделю курьером при счастливой возможности не платить за общежитие помогали Чимину не шиковать, конечно, но существовать вполне себе комфортно. И в любимую кофейню на территории студгородка он пару раз в неделю непременно наведывался, и далеко не одним, как сейчас, раменом мог себя порадовать, и на кино, боулинг, каток и прочие развлечения пусть и нечасто, ну, положим, раз в месяц, денег у него хватало. Теперь же все милые радости сжирала ветхая квартирка, по сравнению с которой комната в старом общежитии казалась преуютным жильем. Чимин выдраил квартирку, как мог, заклеили старые, в огромных трещинах рамы. Прогнивший где-нигде пол спрятал под теми самыми ковриками, что купил в августе, желая порадовать будущих соседей-студентов, которые так подло подставили его, лишив комфортного, уютного жилья. Вторая половина октября выдалась очень холодной, и замерзающий омега ждал, как драгоценного подарка, момента, когда в мертвой ледяной батарее зажурчит горячая вода и квартира наполнится, наконец, желанным теплом. Пока же Чимин сидел в своем убогом жилище над учебниками в обнимку с горячим чайником. Вода, наконец, побежала по трубам, и омега воспрянул духом. Впрочем, ее журчание быстро смолкло, и слесарь-сантехник, такой же старенький и ржавый, как батарея, долго пытался восстановить необходимый процесс и реанимировать умирающий металл: мудрил с вентелем и в подвале вел сантехнические работы. Журчание возобновилось, Чимин обрадовался, думая, что чайник функцию обогрева тела снаружи выполнил. Да не тут-то было. Вода, не горячая, едва теплая, почти не нагревала батареи. Зато нашла себе выход наружу – проржавевший металл заплакал. Сантехник, которого вновь вызвал Чимин, залатал злосчастную трещину. Слезы остановились, теплее батарея так и не стала. Зато очередная трещина появилась через пару дней. Сантехник крякнул, но залатал и ее. Когда батарея полила теплые рыжие слезы третий раз за неделю, следом заплакали и Чимин с сантехником. Впрочем, слезы престарелой батареи на этом прекратились, и трещин на ней больше не появлялось. Но и тепла по-прежнему почти не исходило. Чимин в ужас приходил, представляя, как будет зимовать в квартире при минусовых температурах, если при небольших плюсах уже мерз ужасно. Он обратился в районную коммунальную службу, где его выслушали любезно, посочувствовали, сказали, что о проблеме с отоплением в доме знают, но помочь ничем не могут: повышение градуса воды старые батареи не выдержат. Лопнут до того, как через год дом пойдет под снос. Чимин понимал, что если батареи загнутся от плюса, то он еще быстрее от зимнего минуса. Омега рассказал о проблеме Хонг и попросил сделать скидку на проживание, планируя купить небольшой калорифер, чтобы иногда хоть немного согревать комнату и себя. Хонг, воистину, проявил чудеса милосердия – принес Чимину большое теплое одеяло, но калорифер запретил строжайше. Ибо проводка в доме была, само собой, ровесницей батарей, и всякая допнагрузка вызывала у нее, в буквальном смысле, искры гнева. – Чимин, вот ничему тебя жизнь не учит. Ты чуть не устроил пожар в общежитии, а теперь хочешь поэкспериментировать здесь? - хмыкнул издевательски Хонг. - Не стоит! К тому же квартплата с началом отопительного сезона и так увеличится, а ты, используя калорифер, сделал бы ее еще выше. – Почему увеличится? За что я платить буду?! За холодную батарею?! – Чимин взвыл. – Можешь платить за горячую. Ищи другое жилье и вперед. – Я эту сумму чуть вытягиваю, вы же сами понимаете прекрасно! – Тогда запишись в секцию моржевания, – захихикал Хонг. Омега смотрел на него молча, с неприкрытой обидой. – Ладно, все-таки могу пойти навстречу и немного снизить оплату. – И даже почку взамен не попросите? – Не дерзи, мальчишка, – рассердился Хонг. – Вижу, что ты аккуратист и чистюля. Будешь ко мне приходить раз в две недели по выходным, квартиру убирать. А ближе к Новому году поможешь в одном деле. Справишься – еще и заработаешь немного. – Заработаю? – спросил омега недоверчиво. – А что делать-то надо? У меня сессия в середине декабре начинается, времени совсем мало. – Придет декабрь, тогда и узнаешь обо всем, – парировал Хонг, машинально обхватив теплый чайник омеги успевшими замерзнуть руками. – Вот видите. Вы здесь только четверть часа, а уже к теплу тянетесь, – с укором промолвил Чимин. – Мне-то каково? А вы калорифер не разрешаете. – Хватит, Пак, – резко ответил Хонг. – За то, что ты здесь оказался, себе скажи спасибо. И тотчас вышел из квартиры, успешно заглушая робкие укоры совести, которая напомнила ему о приятной сумме денег, полученной комендантом от трех наглых студентов за то, чтобы дерзкий омега вымелся не только из комнаты, но и общаги вообще. Все прошло отлично, а Хонг вообще вдвойне обломилось: он разово поимел приличную сумму от старшекурсников, да еще смог сдать убитую, много лет стоявшую пустой, квартирку своего прадеда попавшему в безвыходную ситуацию Чимину. 🍊🍊🍊 Альфа Мин Юнги сидел в ноуте, изучая условия очередного проекта-предложения, за одним из уютных маленьких столиков пекарни-кондитерской «Будешь булочку?», принадлежавшей его близкому другу Ким Намджуну. К оформлению кофейни Мин тоже имел некоторое отношение. И аппетитная вывеска, и витражи в окнах, изображающие разные напитки и лакомства, и разноцветного стекла и совершенно реалистичного исполнения булочки, пирожки и пирожные, что украшали интерьер кофейни, были несколько лет назад сделаны самим Юнги, который тогда только пробовал себя в новом увлечении. Он был дизайнером интерьеров, а еще мастером по стеклу, стеклодувом. Горячую бесформенную массу выдувал, смешивал, крепил, превращал в произведения искусства – хрупкие элегантные необычной красоты вазы и оригинальные бокалы, пить из которых было невозможно, а любоваться можно было бесконечно долго. Прекрасные статуэтки, диковинные, волшебные, сказочные, – а сказки Мин еще с детства любил и фантазию для многих работ черпал именно в них – цветы, растения, деревья, существа. Необычные интерьерные часы, фигурки животных и насекомых, столь натуральные, что только их размеры и указывали на то, что живым это неживое быть никак не может. А еще из разноцветного стекла он «рисовал» картины. Подобный заказ, предназначенный для экспозиции Галереи современного искусства Национального художественного музея Кореи, рассматривал и сейчас. Будучи студентом-старшекурсником Сеульского университета искусств, Мин впервые стал номинантом престижной среди художников премии Niche. Он не победил тогда, конечно, но само выдвижение для молодого художника было победой и трамплином для будущих профессиональных успехов. Десяток работ альфы уже несколько лет экспонировались по всему миру в музеях и галереях, неизменно радуя поклонников этого хрупкого искусства. Да и частные коллекционеры с удовольствием покупали его немногочисленные, а потому еще более желанные работы. Но самые любимые его творения, потому, наверное, что были первыми, находились здесь, в маленькой кофейне. Включая стоящую на барной стойке вазочку со стеклянными мандаринками, сделанными с таким мастерством, так тщательно и натурально, что от живых их отличало только отсутствие запаха. Намджун однажды предложил Юнги в качестве угощения целое блюдо мандаринов. Мин приземлился за любимым столиком у окна, с головой ушел в работу и машинально брал один за другим обожаемые зимние фрукты, очищал, не глядя, и клал в рот. Пока не дошел до какого-то слишком неподатливого. После пары безуспешных попыток подцепить шкурку цитруса, он взглянул на него непонимающе, и только через пару секунд понял, что держит в руках собственное стеклянное творение. Крупный ярко-оранжевый, в мельчайших бороздках и точечках мандарин на тонкой зеленой ветке с длинными изогнутыми листьями, стоял теперь на отдельной полке, за барной стойкой. И посетители, что впервые заходили в «Будешь булочку», особенно те, кто делал это летом, неизменно пытались купить мандарин, чтобы его, такой вызывающе-оранжевый и толсто-аппетитный, слопать немедленно. Сегодня, как и накануне, как и за день до того, Юнги в сумерках пришел в кофейню, украшенную переливающимися новогодними гирляндами. На самом видном месте в кадке стояла красивая изумрудно-зеленая ель, наряженная игрушками из толстого разноцветного стекла и нарядными хрупкими шарами из тончайшего – то и другое миновых задумок и исполнения. Юнги после свежего морозного с удовольствием вдохнул теплого, щекочущего лакомыми ароматами, воздуха кофейни и немедленно заказал себе тарелочку различных сладостей. Мин был тот еще лакомка, да и позволить себе это мог легко: сколько бы ни съедал вкуснях, весу не добавлял ни грамма. Тот самый пресловутый мегаускоренный обмен веществ, а, может, изобилие «худых» генов, позволяли ему всегда оставаться стройным, если не сказать несколько сухощавым. Юнги сел за любимый столик, глянул в окно. Омеги-Ёлочки с ледяными лапками и замерзшими глазами, которого вчера он угостил Флэт Уайт и булочками, еще не было. Другой продавец стоял в дверях забора, что очерчивал территорию базара. Два предыдущих дня парнишка приходил на работу к четырем, а сейчас – альфа глянул на часы – было без десяти четыре. Позавчера Юнги, направляясь в кофейню, обратил внимание на возникший вдруг новогодний базарчик, которого пару дней назад еще в помине не было. Он заглянул туда пока любопытства ради, решив, что по пути домой купит себе здесь ель. То, что новогодние деревца были в кадках, Мин очень устроило: у него на участке около купленного не так давно дома хватало места, чтобы не одну ель высадить в землю после Нового года, а все, что продавались на небольшом базаре. Покупателей в этот момент было несколько, Юнги только глянул на ели и повернул к выходу. Едва вышел за заборчик и сделал несколько шагов в сторону расположенной в нескольких метрах кофейни, как почувствовал в морозном воздухе приглушенный аромат малины. Летняя ягода отдавала непривычным морозцем и холодом. Альфа обернулся, увидел входящего в двери базара невысокого худенького омегу, темноглазого и темноволосого, в зеленого цвета куртке, кажется, для наступивших морозов слишком легкой. – Симпатичный, – немедленно отметил внутренний альфа, подобные комплименты омегам уже с полгода как не отпускавший. – Только одет не по сезону и пахнет мороженой малиной. Или мороженым из малины. – Симпатичный, – согласился Мин, открывая двери в кондитерскую, – и как он елку только до дома дотащит? Хотя, наверное, машина где-то недалеко запаркована. – Хм, слишком у него аромат холодный. Вышел бы из теплой машины – малина не звучала б так морозно, – аргументировало извечное миново внутреннее я. Альфа лишь хмыкнул и молча зашел в кондитерскую. Спустя полчаса Мин поднял голову от монитора ноута, посмотрел машинально в сторону базара. В дверях, притопывая, подпрыгивая и потирая предплечья руками, стоял тот самый омега в зеленой куртке. – Ждет кого-то, – решил Мин. – Точно! Потому и малина была холодной, что пешком шел до базарчика. Сейчас, наверняка, его альфа подъедет на машине, чтобы ель купить и довезти до дома. Потом украсят ее вместе, гостей позовут или сами пойдут в гости. А, может, и не пойдут, отметят Новый год дома, вдвоем… Альфа и его, – Мин хмыкнул, – Ёлочка в зеленой куртке. Юнги вновь нырнул в работу, а когда поднял глаза, увидел паренька вновь подпрыгивающим и притопывающим. И покрасневшие щеки были заметны даже сквозь стекло, а капюшон куртки максимально надвинут на лоб. «Что там за альфа, скотина такая? Мальчишка час уже его дожидается, замерз совсем, наверное... Мог бы, кстати, в кафе зайти погреться. Что ж умирать на холоде, да в такой неподходящей одежде?» Но именно в этот момент высокий представительный альфа подошел к пареньку. Тот немедленно широко и так очаровательно ему улыбнулся, что Мин тоже не смог сдержать улыбку, равно как и что-то похожее на досаду непонятного происхождения и неясных мотивов. Паренек жестом указал вглубь базарчика, очевидно, приглашая своего альфу оценить выбранную им елку, и оба зашли на уставленную деревцами небольшую территорию. В этот же момент Юнги позвонил секретарь и попросил немедленно приехать в офис: очередной клиент хотел бы, по-возможности, перенести встречу на более раннее время, а такая возможность, секретарь знал точно, у его руководителя была. Вернувшись домой вечером, Юнги заварил себе не кофе, а черный чай. И почему-то добавил в него пару ложек чудесного, нежного малинового варенья, что с месяц назад, накануне зимних холодов и возможных простуд, купил у знакомого фермера. – Понимаю, – мягко произнес внутренний альфа, не промолвив больше ни слова. 🎄🎄🎄 Вообще-то, на следующий после малинового чаепития день Юнги в кофейню к Намджуну заезжать не планировал и чего его туда понесло - сам сказать не мог. Да и елочный базар, на котором можно было купить новогоднее дерево и даже с доставкой на дом, обнаружился недалеко от коттеджного поселка, где жил альфа. Но первая половина дня была страшно напряженной, к тому же крутая кофемашина, что стояла в офисе-мастерской Мин, закапризничала, и кроме лунго, который Юнги терпеть не мог, из своего хитроумного брюха ничего выдавать не хотела. А альфе страшно хотелось эспрессо и Ёлочку, то есть, тьфу, булочку. – И Ёлочку, кажется, тоже? – немедленно уточнил внутренний альфа, не слишком разговорчивый, но очень дотошный, тут же и замолчав. Как бы ни было, в четвертом часу Мин направился в кондитерскую. Глянул безразлично в сторону базара, зашел в кафе, перекинулся парой слов с перепачканным мукой Намджуном, который вышел из кухни, где готовил новогоднее печенье, чтобы поприветствовать друга. Пока в кондитерской было немноголюдно, но в предновогодние вечера найти свободный столик в зале было невозможно, и заказы на Нами и его коллег-кондитеров сыпались как из рога изобилия, поэтому Ким нынче едва ли не сутки напролет проводил на кухне. Сейчас он вынес Юнги на пробу свежее совсем, по-новому рецепту приготовленное ароматное печенье в виде… чудесной совершенно новогодней елочки, покрытой зеленой глазурью, чуть присыпанной ванильной пудрой, изображающей снег. Юнги надкусил немного: печенье было ароматным, нежно-сладким, а кусочки вяленой клюквы добавляли елочкам приятной кислинки. – Очень вкусно! – облизнулся Юнги, качая вдобавок головой и выставив большой палец вверх. – Жесточайше одобряю и буду покупать еще. Намджун кивнул, довольно улыбнулся и исчез на кухне. Юнги направился к столику, бросил взгляд в окно, где мелькнула, кажется, знакомая зеленая курточка. Или это у альфы от глазури новогодних печенек зазеленело в глазах? – Ёлочка, – прошептал, не замечая, как губы расплылись в мягкой улыбке, а ноздри невольно задвигались, пытаясь уловить неуловимое – аромат холодной малины. – Что же ты тут делаешь, интересно? Опять за елкой пришел, что ли? Следующие полчаса наблюдений за пареньком дали понять, что он не покупатель никакой, а, скорее, продавец. Который, кажется, отчаянно мерз на морозе и, пытаясь согреться, пребывал в непрестанном движении. При этом находил силы растягивать холодные чудесно-пухлые губы в замерзшей улыбке, приветствуя каждого посетителя. Юнги смотреть на эти прыжки и притопы-прихлопы больше не мог. Паренька надо было срочно, хотя бы временно, хотя бы как-то согреть. Он заказал Ёлочке огромный стакан Флэт Уайта и корично-лимонную, с пылу-жару, булочку, и вышел… «…просто, чисто, чтобы угостить озябшего паренька чем-то теплым». «Точнее, мосты к омеге попытаться навести», – безапелляционно рубанул внутренний альфа. Худой, дрожащий от холода парень, не на зеленую в своей тощей, старой куртке елочку был похож, а на голубую ель. Точнее, губы и пальцы отливали синевой. Юнги видел, как омега разрывался между чувством собственного достоинства, что не позволяло ему принять угощение от незнакомого альфы, видимо, пожалевшего парня, имевшего жалкий совершенно вид, и желанием всю эту ароматную горячую вкусноту принять немедленно и слопать как можно быстрее, чтоб и согреться, и перекусить. Юнги ушел, хотя больше всего хотел остаться. Ушел, чтобы дать Ёлочке возможность спокойно, без лишних глаз, съесть и выпить что-то горячее. И перчатки оставил не только, чтобы согреть эти ледяные пальчики, но и иметь законную возможность подойти к омеге спустя время, для того, скажем, чтобы поинтересоваться, смогли ли перчатки согреть хотя бы руки малинового омеги. А еще, уходя с елочного базара, альфа Мин Юнги знал: даже если ледяные глыбы будут с неба падать, он вернется сюда завтра. Как бы ни было, елку к новому году, до которого осталось шесть дней, он так и не купил. А вот пригожую Ёлочку нашел. С чего взял только, что она его будет?.. 🧁🧁🧁 – Юнги, привет, – Намджун, сияя улыбкой, сопровождающейся непременным появлением чудесных ямочек на щеках, подошел к другу. – Третий день кряду ты у меня. Так скучаешь без лучшего друга? Мин, что смотрел, не отрываясь, в окно уже довольно продолжительное время, вздрогнул, перевел взгляд на Ким. – Ага, Нами, скучаю. Без твоих моти, токи, толстеньких пуноппанов и сдобных коричных булочек с лимоном. – А смотришь ты при этом уже третий день вон на тот худенький сухарик за окном, кажется? И не ради ли него сюда приходишь? Мин хмыкнул, закусил губу, перевел растерянный взгляд на лучшего друга. – Так это здорово бы было, Юнги. После того, как вы расстались с Нунгом, уже полгода прошло. Вполне можно начинать налаживать личную жизнь. Твой омега… – Экс-омега… – Экс-омега, судя по фоткам в Инсте, ее очень даже наладил. А ты что медлишь? – Он ее наладил, еще когда мы встречались, кажется, – буркнул Мин. – И не мы расстались, а он меня бросил. Называй уж вещи своими именами. – Своими? Он тебе изменил, а ты его бросил, раз уж своими. Да и все шло к тому последние пару месяцев перед расставанием. Он модель, вечно в разъездах, всегда в центре внимания. А ты, в основном, то дома, то в мастерской. – Я тоже в разъездах. – Да, но не на подиумах в окружении толпы поклонников. – Ладно, проехали. – Отлично, что проехали. Но вот здесь, может, и притормози. Это ведь ты парнишке, – Намджун кивнул в сторону окна, за которым в некотором отдалении маячила худая, в окружении елочных верхушек, фигурка во все той же тощей зеленой куртке, – вчера Флэт и булочку купил? – А ты откуда знаешь? Тебя ведь, когда я заказ делал и уходил, в зале не было. – Зато я был там, когда ты вручал омеге то, другое и… – Намджун улыбнулся тепло, – третье. – Третье? Это что же, уточни? – перебил Мин. – А перчатки с особой верблюжьей шерстью? Крутые, эксклюзивные, для тебя на заказ сшитые и дурных денег стоящие. Подарок шейха какого-то что ли, ты же мне рассказывал на днях, – Юнги кивнул без тени улыбки. – И ты так легко с ними расстался. Отдал первому встречному. – Да я вообще за вещи не держусь, – Мин пожал плечами. – Но ты бы видел парнишку! Он все время пытался согреться, когда покупателей не было, прыгал, притопывал и прихлопывал. Я сквозь стекло видел. А его малина… – Малина? – Намджун переспросил и улыбнулся так широко, что ямочки, проступившие на его щеках, кажется, улыбнулись тоже. – Да. Она еще в первую нашу встречу таким холодом отдавала… И вчера, когда я стакан ему протянул… Там не пальцы были, а сосульки. У любого сердце бы дрогнуло… – Про любого не знаю, но чье-то содрогнулось определенно. И это не может не радовать. – А ты у Чимина купил ёлочку? – Юнги кивнул в сторону украшенного деревца. – Нет, на базарчике в это время другой продавец был. А вы, я смотрю, с ним уже познакомились. – Я его имя знаю. Он мое – нет. – Так вперед, наблюдатель, чего расселся. Поднимай попу, включай обаяние на максимум... Давай-давай! – Намджун, не дожидаясь ответа, скорым шагом отправился за стойку, начал активно там копошиться и через пару минут вернулся с гигантского размера стаканом и очередным, источающим горячие и сладкие ароматы пакетиком. Протянул. – Тут елочки, рыбки и булочка. В стакане – Флэт. И крышку я зафиксировал очень плотно. Вперед. – Крышку-то зачем? – спросил слегка обалдевший от этой инициативы альфа. Намджун вопрос проигнорировал, задал свой: – Ты елку, кстати, купил? – Юнги покачал головой отрицательно. – Небо Омегаверсное! До сих пор! Вот и отличный повод продолжить знакомство. Давай, давай, поторапливайся, – бросил взгляд в сторону базарчика, откуда очередную елочку только что вытащил смеющийся альфа, а двое малышей и взрослый омега активно помогали своему, наверное, папе и мужу. – Чимин как раз свободен сейчас. Поторапливайся! – С елки рухнул, Намджун? – Юнги выстрелил возмущенно от такой настырной инициативы своими густыми, насыщенными черносмородиновыми феромонами. – А если не получится ничего? Намджун накинул на плечи друга дубленку, демонстративно смахнул с нее пылинки. – Сиди здесь больше – точно не получится, – вручил пакет, подтолкнул к двери, наклонился, прошептал на ухо лукаво-заговорщицки. – Что касается малины, то она прекрасно, знаешь ли, сочетается с черной смородиной. Джем во всяком случае, – Ким закатил глаза и сладко улыбнулся, – отменный получается. После чего двинул в сторону кухни под понесшееся в спину бурчание лучшего друга. 🌲🌲🌲 Чимин только что продал третью за третий час работы ель, которую купило милейшее совершенно семейство – отец, папа и двое близнецов-омежек. Пак вызвался помочь с доставкой деревца до машины, но супруги, приветливо улыбаясь, сказали, что справятся сами, наградив продавца щедрыми чаевыми и пожеланиями большого новогоднего счастья. А близнецы угостили Чимина шоколадной конфетой. И вот, глядя вслед хохочущему семейству, что тащило елочку в припаркованную рядом с базарчиком машину, омега подумал, что… очень хотел бы быть сейчас на месте деревца. Скоро оно, наверняка, окажется в теплой, уютной гостиной. Будет украшено нарядными игрушками и яркими огоньками, все станут восхищаться его красотой. А ель подарит праздничное настроение большим и маленьким, станет участником чудесного семейного новогоднего ужина и именно под ней довольные малыши в первый день нового года найдут и распакуют множество подарков. Деревце получит все, чего будет лишен в новогоднюю ночь омега. Он возвращается на базарчик, поправляет рукой, одетой в теплую перчатку, чрезмерно задравшуюся и перекрученную лапку одной из елей, мечтая превратиться в елку еще и потому, что эти деревца, в отличие от него, нечувствительны к холоду. Вчера Чимин так и не рассказал Хонг о краже елки. Комендант не приехал, как обычно, забирать ели. Омега всю выручку отдал пожилому, ворчливому альфе-водителю, ему же поведал о том, что произошло. Но двадцать минут назад Хонг перезвонил и сказал, что скоро будет. – Ну, так что там у тебя случилось, выкладывай? – Чимина из грустных размышлений вывел знакомый голос. Он вздрогнул, посмотрел на подошедшего к нему незаметно Монкуга, рассказал о вчерашнем происшествии. Получил, как и ожидал, незаслуженный нагоняй и гарантию того, что последующие дни, включая 31 декабря, будет работать бесплатно, дабы отбить сумму украденного дерева. – Чтобы окупить стоимость одной ели, Чимин, тебе надо продать полсотни таких. Пятнадцать за три предыдущих дня ты уже реализовал. Четыре дня впереди. Действуй! Привлекай покупателей! – Да что у вас за елки такие? Они внутри из золота, что ли? – Чимину плакать хотелось, но даже слезы, кажется, внутри замерзли. – И вообще, к сессии я когда готовиться буду? – Ну, сессия – твои проблемы. А ели? Это, в самом деле, очень дорогой сорт. Мой друг, господин Ван Минджи, владелец питомника – ты же видел его, он в твой первый рабочий день приезжал со мной вечером – абы чем не торгует, – назидательно сказал комендант. Потом помолчал, пожевал губами. Оглядел Чимина с макушки до пяток, хмыкнул: – Есть еще один вариант. Минджи-щи не прочь встретиться с тобой. И будет рад, если ты составишь ему компанию в новогоднюю ночь. Согласишься – можешь на работу больше вообще не выходить. Так что подумай. Чимин даже притопывать перестал, оцепенев на мгновение не от усилившегося холода, а от услышанного. Он вспомнил толстого, рыхлого, приземистого, на замшелый пенек похожего альфу преклонных лет и рот открыл, глядя на Хонг. Сглотнул. – То есть меня, аджосси, вы оценили в полсотни елок? Спасибо. А вообще, я не знал, что сводничество тоже лежит в сфере ваших финансовых интересов. Вам вообще не страшно такие предложения будущему юристу делать? – Слова подбирай, засранец, – раздраженно произнес омега. – А вякнешь кому лишнее – не только из квартиры вылетишь, но и из университета. Я уж позабочусь об этом. Твои курительные подвиги в постели записаны. А ты мог бы в ней удовольствие получать. И дарить. И стать для кого-то желанным подарком. Пока же – тридцать пять елок, омега. Запомни. И над предложением подумай все же. А то ведь можешь безо всякого жилья остаться. Хонг ушел. Чимин стоял, пораженный, не ощущая теперь никакого холода, тихо офигевая от человеческой подлости, имея желание, но не имея возможности разреветься и понимая одно: принять такое «заманчивое» предложение он не сможет ни при каких условиях. Уж лучше в Пусан вернуться. Альфа Мин Юнги, что, незамеченный, стоял в метре от калитки и слышал весь недолгий разговор, повернул назад. 🎄🎄🎄 Чимин отмирает, выходит за забор и, улыбаясь каждому прохожему, повторяет, как заведенный: – Купите елку… Очень красивую… Но желающих пока не находится. Он возвращается уныло на базарчик, смотрит на витрину и вывеску кондитерской, уже сияющую бегущими по кромке разноцветными огоньками. Прижимает руки в перчатках к плечам, вспоминая маленькую предновогоднюю радость – подарки вчерашнего симпатичного альфы. Теплые перчатки, в самом деле, отлично согрели бы руки, если бы не мерзло так сильно все тело. Омега сам себе напоминает сосульку и одному удивляется: как после предыдущих морозных рабочих дней он не слег с простудой. – Эх, если бы я тогда не выпендривался. Переехал бы в ту дурацкую комнату… Но, с другой стороны, почему я должен был идти навстречу этим уродам? – Здравствуйте, ну, Чимин, булочку будете? – вчерашний, незаметно появившийся альфа, протягивает ему очередной огромный стакан и пакетик. – Здравствуйте, – омега всхлипывает, машет головой отрицательно. – Купите елку. Очень красивую… – Я за ней и пришел, – альфа говорит ровно, но уголки губ чуть ползут вверх. – Правда? – Почти. Потому что мне не одна нужна… – Не одна? – глаза омеги раскрываются широко и смотрят с такой радостью, что Юнги невольно улыбается еще шире. – Три. – Три?! – Да, две себе и одну в подарок. Посоветуете, какие лучше? – Они все хороши… Правда. Их точно в каких-то особых одинаковых формах-шаблонах растили… Небольшой грузовичок тормозит около елочного базара. Водитель, высокий, крепкий бета забегает в калитку, направляясь к Юнги. – Вы продавец? Мне десять елок надо. У вас здесь сколько? Юнги улыбается, бросая лукавый взгляд на бету, получая в ответ такой же, указывает рукой на Чимина, который стоит с отвисшей челюстью и глазами, увеличившимися вдвое. – Парень, это ты продавец? Отомри! Мне десять елок надо! – Здесь, – Чимин сглатывает, – ровно десять. Только три уже куплены вот этим господином. Кивает в сторону Юнги. – Господин… – широко улыбается бета, обращаясь к альфе. – Мин. – Господин Мин, не уступите ли свои? Пожалуйста… – Чимин-щи, – альфа-стиляга спрашивает спокойно, – смогу я завтра купить у вас три ели? – Да, господин Мин. Если вам не к спеху, завтра без вопросов. – Забирайте, – Юнги кивает бете. Чимин смотрит, кажется, не вполне, осознавая происходящее. Наконец, приходит в себя: – Я, я, я… Могу помочь загрузить… – Не стоит, – бета улыбается, выходит за забор. – Бёнг, давай быстрее. Здоровяк альфа заходит вместе с бетой на базарчик. Через десять минут на нем не остается ничего, кроме снега и облезлой шаткой табуретки, на которой стоит рюкзак Чимина. А в руках у омеги – деньги за елки и невероятно, фантастически приятный довесок в виде чаевых. – Ты меня очень выручил, парень, – бета довольно улыбается, – так что это в знак благодарности. Сколько времени я разыскивал по городу именно такие ели. А найти не мог нигде. Сорт уж больно редкий. ☕☕☕ Чимин забирает свой рюкзак, закрывает дверь, бросает взгляд на альфу. – Господин Мин… – Юнги… – Юнги-хен, спасибо. – За что? – Что согласились подождать до завтра. Альфа кивает, улыбаясь: – Но я попрошу вас кое о чем взамен. Чимин напрягается, хмурится недоверчиво, закусывает свои восхитительно-пухлые губы, спрашивает холодно: – О чем? – Приглашаю вас отведать булочек в этой кофейне. И чего-нибудь горячего. На ваше усмотрение. Флэт, что я принес поначалу, уже остыл, а пироженки вы съедите дома. Им, – протянул Чимину пакет, – тоже не мешало бы погреться. «У меня дома они только остынут еще больше», – молча резюмирует Чимин, кивком головы благодаря альфу и укладывая пакет в рюкзак. Звонок старого мобильника омеги прерывает разговор. Чимин извиняется, отходит. «Маленькая озябшая Ёлочка… Или Малинка… – Юнги втягивает ноздри, чуть запрокидывая голову назад, вдыхая едва слышный ягодный аромат. – Не знаю, кто такой этот Минджи, и что это за хлыщ Хонг, который пытается навязать Чимину его общество, да еще шантажируя непонятным образом, но хрена он получит Ёлочку. Хотя, кажется, и маленький омега вовсе не заинтересован в этих отношениях. Чимин возвращается, зябко ежась, шмыгая носом, сдерживая атакующий его чих. – Вы в моих перчатках, приятно, – тепло говорит Юнги. – Лапки не мерзнут? Чимин улыбается, отрицательно качает головой. «Конечно, мерзнут. Что ему перчатки? Тут твоего «верблюда» надо на все тело да на ноги», – внутренний альфа, как всегда, немногословен и выдает лишь самое существенное. – Честно говоря, господин Мин, я бы домой пошел, – Чимин видит, как Юнги, слыша это, хмурится, опускает глаза. – Пожалуйста, я не хотел обидеть. У меня сессия, понимаете? И эти несколько часов, так чудесно освободившихся, я бы потратил на подготовку к завтрашнему зачету. Альфа кивнул, выдавил улыбку: – Да, конечно, понимаю. – Но мой хоз… – Чимин осекся, а Юнги закусил губы, дернулся, – работодатель, владелец базарчика, подъедет через полчаса за выручкой. Так что тридцать минут у меня все же есть. И я буду булочку. С удовольствием. Сколько тут стою, всегда хотел зайти в кондитерскую. Такие ароматы из нее доносятся. И вывеска! До того красивая и аппетитная, живая. К этой югве руки просто сами тянутся… – Значит, ее и закажем, – Юнги плавится от удовольствия. Омега, сам того не зная, сделал комплимент одной из самых первых стеклодувных работ альфы. Он столько мучился над ней, столько раз плавил стекло, подбирал колористику, склеивал горячее с горячим, ломал и начинал заново, делая все, чтобы вывеска смотрелась красиво, привлекательно, живо, а сладости на ней – максимально естественно и аппетитно. – Чимин, только в этой пекарне не курят. Так что… Омега бросает на него взгляд, полный недоумения и раздражения: – С чего вы взяли, что я курю?! Хотя, смешно, конечно: никогда не пробовал даже, а проблем поимел именно из-за сигарет… От меня что, пахнет ими? Юнги смутился: – Извините, извините, Чимин. Сам не знаю, что меня дернуло спросить, – у альфы в голосе слышались искренние раскаяние и досада. – От вас если и пахнет чем, так малиновым мороженым. Омега не ответил ничего, лишь кивнул. Через несколько секунд они зашли в уютную, наполненную сногсшибательными ароматами кондитерскую. Но первые, произнесенные шепотом слова Чимина, который, сделав несколько неуверенных шагов по направлению к стойке, замер ненадолго, не чудесных запахов касались: – Тепло… Как же здесь тепло… Омега поежился, передернул плечами, словно сбрасывая с них злой холод декабрьского вечера. Потер небольшие ладони с удивительными совершенно мизинцами, такими крохотными в сравнении с остальными пальцами, точно «малыши-пятнашки» остановились в росте, когда Чимин был совсем еще ребенком. В декабрьских уличных сумерках Юнги ни разу не заметил забавного диссонанса, а сейчас умилился чрезвычайно. Так хотелось взять эти замерзшие, белые, как снег, в голубых прожилках ладошки в свои. К губам поднести, согреть дыханием. Пока альфа мечтал, его спутник огляделся бегло, вдохнул глубоко-глубоко, забавно сморщил нос, чихнул: – И уютно здесь как, и запах чудесный… Юнги, шедший позади омеги, аккуратно тронул его за плечо. Паренек обернулся. – Чимин, что вам еще заказать, кроме югвы? Не стесняйтесь, ладно? Они подошли к любимому столику альфы, который как раз освобождали очередные посетители. Чимин оставил на стуле рюкзак, Мин – ноут в сумке. – Тогда синнабон, пожалуйста, и зеленый чай, и… – Чимин задержал взгляд на чем-то, потом указал на большой мандарин, стоящий на полке за продавцом, – можно вон тот мандарин? Он такой огромный и аппетитный! А я в этом году еще не успел попробовать ни одного цитруса. Продавец и Юнги переглянулись, обменялись улыбками. Омега заметил эти взгляды, нахмурился, сказал неуверенно: – Извините, не подумал. Этот, наверное, – усмехнулся невесело, – как и мои ёлки, какого-то особого сорта. Очень уж большой, и, конечно, дорогой. Тогда, – обратился к альфе и указал на стойку, где в изящной вазочке лежало много маленьких мандаринов, – можно два таких? – Молодой человек, очевидно, впервые у нас, – сказал бариста, переводя взгляд с Юнги на Чимина, а потом снял с полки мандарин, поднес к омеге: – Прикоснитесь. Чимин дотронулся – брови поползли вверх. И хотя материал, из которого сделан был цитрус, перепутать ни с каким другим было просто невозможно, легкая неуверенность не исчезла из голоса: – Стеклянный? – прикоснулся теперь уже к маленьким мандаринкам. – И эти из стекла?! Но от живых отличить просто невозможно. Какой только мастер их делал? Респект ему. Юнги засиял ярче радужных фруктов. – Тот же, что создал все стеклянные вкусняшки, которые украшают нашу кондитерскую. И вывеска – дело рук мастера, и витражи, и даже разноцветное стекло на столиках. А сам он, – бариста улыбнулся, взглянул на Юнги, – рядом с вами стоит. – Юнги-хен, в самом деле? До чего красиво, а уж как талантливо! Ну, в самом деле, не отличишь от живых, – омега смотрел на альфу с таким удивлением и восторгом, что тому неловко стало. – А игрушки на елочке тоже ваших рук дело? А елочка, кажется, на нашем базарчике куплена. Юнги кивнул дважды. – Да, на вашем. И игрушки тоже делал я, давно уже… Я вообще-то дизайнер интерьеров, но вот увлекся работой со стеклом пару лет назад. Выдумываю что-то потихоньку, иногда получается… – Да-да… Потихоньку… Получается… Работы Юнги, омега, в частных и государственных музейных коллекциях по всему миру. А то, что вы видите, проба пера, так сказать, его первые «детишки». Юнги нахмурил брови, обернулся на голос друга. Тихонько подошедший Намджун в фартуке, испачканном мукой, стоял, сияя ямочковой улыбкой, за спиной Мин. – Ким Намджун, друг этой скромности, – протянул Чимину теплую, мягкую ладонь. – Чимин, – омега улыбнулся, вложил свою небольшую, очень шершавую, едва-едва начавшую теплеть ладошку в большие сильные пальцы высокого альфы. – Я на минуточку только вышел, – Ким обратился к Юнги, – мне елочки из печи доставать через две минуты. Они капризные. Попробуй передержи – сразу станут твердыми, как скорлупа ореха. Не любят они жару. – И у меня тоже елки, господин Ким. Правда, они ни жары, ни холода не боятся. А я, – вздохнул омега тихонько, – в отличие от ваших елочек, очень люблю тепло… – Чимин, – Юнги глянул на омегу, вложив во взгляд и улыбку все тепло, которое только смог, – идите, садитесь, я сейчас все принесу. Омега кивнул и тяжело, устало двинулся к столику. – Одобряю всячески, – улыбнувшись лукаво, бросил Намджун другу, кивнув в сторону Чимина, и тотчас улетел на кухню. Юнги взял поднос и двинул к столику. Омега сидел, опустив голову на грудь, закрыв глаза, тихонько посапывая. Разморенный ароматным теплом, не высыпающийся из-за подготовки к зачетам и экзаменам которую ночь подряд, он задремал, едва только опустился в мягкое уютное кресло. Юнги поставил тихонько поднос на стол, сел. Глубоко вдохнул. Тонко-сладкий аромат малины, такой нежный и теплый, словно согретый ласковым июльским солнышком, исходил от уснувшего парнишки. Его невозможно пухлые нахмуренные губки, как и порозовевшие щеки, цветом напоминали теперь ароматную ягоду. Альфа сидел, вдыхая чудесный запах, все больше залипая и на него, и на того, кому он принадлежал. «Вот только будет ли это желание взаимным?» Мобильник, что сработал в кармане чиминовых джинсов, заставил омегу вздрогнуть. – Да, господин Хонг. Вы подъехали уже? Я иду. Чимин посмотрел на Юнги извиняюще, закусил губы: – Работодатель приехал. – Чимин, отдайте ему деньги и возвращайтесь. Выпьете чаю, перекусите – и я сразу же отвезу вас домой. Ладно? Чимин замялся на мгновение, сморщил нос, чихнул снова. Потом кивнул, застегивая свою тощую курточку. Альфа глянул на него, вскочил. Накинул на шею омеги свой мягкий нежный светлый шарф: – Так теплее будет. А вы ведь любите тепло. «И, кажется, вам его, всякого, очень не хватает, а я бы мог... А я бы так хотел…» – подумал про себя альфа. «Очень люблю, но как же мне его, всякого, не хватает. А я бы так хотел…» – подумал Чимин, поднял на Юнги заблестевшие отчего-то глаза, взял рюкзак, снова чихнул и поспешил к выходу. ❄❄❄ Юнги присел за столик, уставился в окно, увидел, как омега торопливо подошел к двери базарчика. Минуты не прошло – двое приблизились к Чимину. Яркий уличный фонарь осветил стоявшую у забора троицу. Одного из подошедших, омегу Хонг, что пару часов назад грубо разговаривал с Ёлочкой, альфа узнал сразу. Вторым оказался пожилой приземистый, рыхлый альфа. Он протянул омеге руку и на мгновение притянул парня к себе поближе. Юнги увидел, как Чимин отпрянул тотчас, вырвал после нескольких попыток ладонь из альфийской. Стал подальше, протянул старшему омеге деньги. Тот с улыбкой стал что-то говорить парнишке, потом нахмурился, начал жестикулировать, показывая на альфу. Чимин слушал, опустив голову. Хонг продолжал еще некоторое время втолковывать что-то Ёлочке, пока тот, как и альфа, стоял, не двигаясь. Потом старший омега ушел. Теперь уже альфа заговорил, обращаясь к Чимину, потом указал рукой на светящуюся вывеску и дверь кондитерской, обхватил предплечье омеги, потянул в сторону «Будешь булочку?», скалясь довольно. Омега начал вырываться, отвечая что-то «галантному» альфе с явным выражением раздражения на лице, но тот упорно тащил Чимина, упирающегося ботинками в снег, в сторону кондитерской. Юнги вскочил из-за столика, бросился на улицу, так и не увидев, как омега еще раз дернулся изо всех сил, вырвался и побежал. Толстый альфа, скорее всего, тот самый, которого в качестве покровителя предлагал Чимину Хонг, что-то крикнул вслед омеге, развернулся, пошел в противоположную сторону, к парковке. Мин, что вылетел на крыльцо кондитерской, увидел лишь спину удаляющегося замшелого кавалера. Чимина же и след простыл. Юнги громко рыкнул с досады, сжал кулаки так, что костяшки пальцев мгновенно налились «снегом». Потом кулаком вмазал в стену кофейни, выругался и вернулся в кафе за ноутом и верхней одеждой. 🧣🧣🧣 Чимин, раздраженный, сердитый, подбежал к остановке очень удачно: минуты не прошло – подъехал нужный автобус. Омега устроился на свободной задней площадке, прижался к теплой стене ногами и животом, переводя дыхание. «Вот же Хонг, скотина, – подумал зло, фыркнул недовольно, – нашел кавалера! Сам пусть с этим старым пнем встречается, раз он так прекрасен внутри и снаружи, как мне Монкуг об этом рассказывал. И ведь Юнги-хен, наверняка, видел, как этот замшелый альфа меня за руки хватал. И это он еще не слышал, как мне настоятельно было предложено не просто провести Новый год в чудесной компании этой престарелой елки, но и прийти к ней в дом сразу с вещами. Впрочем, теперь уже все равно, наверное. Зимнюю сессию сдам – придется брать академический, в Пусан возвращаться. И хостел надо искать срочно, хотя бы на те две недели, что для сдачи сессии понадобятся. А когда его искать? Дурацкие эти елки столько времени отнимают! Да если б за украденную не надо было деньги отдавать, я бы завтра уже ушел, наплевал на все. Больше двадцати елок и четыре дня до Нового года. Да разве я продам их? Все, кому надо было, уже купили их и украсили. Праздника ждут. Правда, завтра можно было еще три продать, но едва ли Юнги-хен теперь появится. И хорошо, что не появится… То есть плохо… Плохо! Плохо! Но он ведь, наверняка, обиделся. Я пообещал, что вернусь, вот только видеть сейчас мне никого не хочется. Ох, а шарф! Я же не вернул ему шарф!» Чимин почувствовал, как, наверное, от досады, жаром полыхнули и лоб, и щеки, и озноб прошел по телу. Но тут же все и прекратилось. Он взял в руки длинные хвосты сделанного из мягчайшего материала шарфа, уткнулся в них носом, почувствовал легкий терпкий аромат черной смородины – природный запах альфы, заурчал довольно. Провел нежной материей по щекам и лбу, улыбнулся, представляя, как могли прикасаться к его лицу теплые сильные пальцы альфы. Озноб – или желание? – вновь мощной волной прошел по телу. Лицо, тело, ступни и кисти запылали жаром. Автобус притормозил у нужной остановки. Чимин вышел, чихнув который раз за вечер. «Только простудиться не хватало, хотя я бы не удивился. А шарф, кстати, можно оставить в кондитерской. Завтра попрошу продавца передать его господину Мин». Пока же омега натянул перчатки Юнги, обернул вокруг шеи теплую нежную материю его же шарфа, вновь коротко довольно уркнул, наслаждаясь теплом и нежностью чудесного материала, ощущая собственный потеплевший сочный ягодный аромат, и побрел домой. 🤧🤒😷 Горло заболело под утро, едва только Чимин, всю ночь почти корпевший над вопросами к зачету, прилег, чтобы немного вздремнуть. Час спустя начало несильно, но непрерывно выкручивать кости, кожа стала сверхчувствительной, прикосновения к ней отзывались болью. Омега поднялся совсем разбитый, испытывая попеременно то жар, то озноб. Кое-как отсидел на парах, получил – вот уж предновогоднее чудо – автоматом зачет и побрел, сморкаясь и чихая, на елочную каторгу. За час на базарчик заглянуло трое посетителей, один из которых купил-таки елку. Чимин, каждую косточку которого теперь безжалостно выкручивала злобная простуда, держался, тем не менее, изо всех сил. Благодарил, приветливо улыбался, таскал и показывал елки, внутренне мечтая лишь добраться до дома и с ужасом думая о том, как он сможет работать завтра. – Чимин, как ваши дела? Будете булочку с чаем? – знакомый голос прозвучал над ухом замершего на табуретке омеги. Пак поднял на альфу слишком блестящие глаза, улыбнулся через силу, начал стягивать с шеи шарф. – Господин Ким, здравствуйте, – промолвил с изрядной хрипотцой и легким французским прононсом. – Как здорово, что вы пришли. У меня все хорошо. Вот, – протянул шарф, – передайте, пожалуйста, Юнги-хену. Я вчера забыл вернуть. Господин Мин мерзнет, наверное, без такой чудесной вещицы. – Юнги мерзнет? – Намджун рассмеялся. – Он говорил мне, что хорошо знает, каково это, мерзнуть и не иметь возможности согреться. Намджун хмыкнул удивленно, глянул на омегу пристально: – Чимин, наверное, он не о себе это говорил все-таки. Я знаю Юнги много лет, он не мерзнет вообще никогда. И сам согреет кого и что угодно, даже айсберг, потому что к холоду равнодушен абсолютно. А вот одеваться предпочитает стильно и дорого. Так что шарф для него – не средство согреться, а, скорее, одна из деталей образа. «Стиляга-красавчик, я же так и назвал его, едва увидев», – подумал омега. Ему очень хотелось узнать, придет ли Юнги сегодня, равно как очень хотелось, чтобы альфа не приходил. Зачем? Все равно через три недели Чимин вернется надолго в Пусан. Намджун словно мысли омеги прочитал. Всучил ему в руки горячий стакан невероятно ароматного чая, вздохнул, произнес: – Жаль, Юнги не сможет прийти сегодня: у него весь день расписан очень плотно, он и сам бы вам позвонил, предупредил. Только телефона вашего у моего друга нет. Альфа замолчал, ожидая, вероятно, что Чимин как-то отреагирует на это замечание, но омега не сказал ничего, продолжал делать глоток за глотком из огромного стакана. Теплый чай немного смягчал боль в горле и удерживал очередной подступивший к носу чих. – Вкусно? – спросил Намджун, который проявил завидную персональную инициативу, рассчитывая заполучить номер омеги или услышать от Чимина просьбу поделиться номером Юнги. Но не дождался ни того, ни другого. – Очень-очень вкусно. Спасибо огромное. Чай, кажется, фруктовый? – Чимин постарался незаметно вытереть принесенной Ким салфеткой льющий особые «слезы» нос. – Ягодный, Чимин, собственного изготовления, – улыбнулся Намджун. – Здесь в основе желе из малины и черной смородины. Отличное, знаете ли, сочетание. Сладкое и кисло-сладкое, нежное и терпкое, а в результате, вы сами сказали, вкусно. Прямо гармония вкусов. Один дополняет и оттеняет другой. Эксклюзивный чай, специально для вас готовил. Чимин глянул на альфу, кажется, слегка подозрительно, тихонько хмыкнул, а потом чихнул пару раз кряду и раскашлялся. – Омега, все хорошо? Вы звучите как-то уж очень простужено. Да и не мудрено, для такой работы одеваться надо теплее. Давайте-ка принесу вам свою теплую куртку. – Нет, – Чимин взглянул без тени улыбки и сказал очень твердо, резко даже, внутренне рассыпаясь на куски из-за гудящей головы, боли в горле и ломоты, теперь, кажется, в каждой клетке тела. – Я нормально себя чувствую. А после вашего чудесного чая вообще горы могу свернуть. Голос звучал теперь хрипло-извиняюще, и глаза блестели нехорошо. От слез или простуды, или высокой температуры. – А чем вы в обычной жизни занимаетесь, если не секрет, Чимин? – Учусь на юрфаке в Сеульском национальном университете. «Учился, точнее», – произнес мысленно. Намджун кивнул: – Заходите к нам, если замерзнете или чая еще захотите, – сказал и пошел в кондитерскую. Чимин сжал двумя руками гудящую голову, выпал на мгновения из жизни. – Эй, парень, заснул что ли? Вон ту елку я заберу у тебя, – очередной визитер вернул омегу в реальность. Слава Небу, бета-покупатель с просьбами помочь не приставал, и Чимин вновь уселся на табуретку, закрывая глаза, колотясь от озноба и засыпая. Небольшой грузовичок запарковался у дороги. – Молодой человек, – пожилой альфа с молодым спутником заглянули на базар, – нам посоветовал обратиться к вам мой приятель, он у вас вчера ели оптом покупал. Мне нужны такие же. Десять будет у вас? – У меня одиннадцать, – омега сжался в комок, чтобы не разреветься от радости. – Давайте одиннадцать, – махнул рукой альфа, протягивая Чимину необходимую сумму и немного сверх того. – Это не вы мне должны больше денег дать, а я вам приличную скидку сделать, добрая фея, за оптовую покупку. Только мне злая мачеха, жмотяра несусветная, строго-настрого запретила это делать, – виновато улыбнулся Чимин, протягивая альфе лишние деньги. – А если не секрет, зачем вам столько елок? – Никакого секрета. Я, как и приятель, ландшафтный дизайнер, а ели эти декоративные сейчас очень в моде. Их высаживают сразу большими партиями на территории у особняков. И только в паре питомников на весь Сеул выращивают такие деревья. Но в нескольких этих хвойных нет сейчас, а хозяин того, откуда привозят ваши, по какой-то причине дает возможность заработать владельцу вот этого елочного базара. Дополнительную денежку оставьте себе. На таком морозе сидеть, думаю, несладко. Вон кофейня напротив, погрейтесь да выпейте чего-нибудь горячего. С наступающим. Чимин кивнул, улыбаясь. – И вас. Грузовичок резво отъехал, Пак поднялся, колотясь, обернул плотнее шарф вокруг шеи, взял телефон, чтобы позвонить Хонг. Допотопный мобильник, как оказалось, вырубился, категорически отказываясь работать на морозе. Чимин стукнул по нему с досады, но это действо так и не вернуло хлипкий телефон к жизни. – Наберу Хонг из дома, если мобильник там заработает. Хотя омега, не дозвонившись, наверняка и сам ко мне приедет. Чимин, чувствуя себя совсем больным и несчастным, поплелся на автобусную остановку. Его телефон и дома не подавал никаких признаков жизни. Поэтому Монкуг, как совершенно правильно подумал Чимин, уже в восемь вечера, открыв дверь своим ключом, навис над задремавшим омегой, вопя от возмущения. Чимин, растрепанный, красный от высокой температуры, трясущийся от озноба, чуть голову оторвал от подушки. Достал деньги из рюкзака, протянул Хонг. – Какого хрена, Чимин, ты ушел, не отзвонившись?! Почему я должен сам переться к тебе в эти ебеня? – У меня телефон сломался, – голос омеги был совсем хриплым. – Я же все ваши долбанные елки продал. Это стоит, наверное, того, чтобы вы сами за деньгами приехали. Монкуг, кажется, смягчился: – Не знаю, как тебе это удается. Еще четырнадцать елей – и мы в расчете. Три дня у тебя есть – и можешь выметаться из квартиры. Я уже замену тебе нашел. Да, в субботу ко мне зайди с утра, поможешь квартиру прибрать, а потом пойдешь на базарчик... – запнулся, спросил раздраженно. – Ты зачем господина Минджи обидел вчера? Он к тебе со всей душой. Познакомиться хотел. В кофейню пригласил. Дурак ты, омега. Альфа этот состоятельный, жил бы ты с ним отлично, не нуждался ни в чем. Подумай. Время еще есть, и Минджи готов простить тебя, если ты будешь мягче и приветливее. Чимин глянул на омегу: – Господин Хонг, ничего, что он мне в дедушки годится? – В папы, Чимин-щи, точнее, в папики. Отличный будет папик, заботливый, нежный и в постели нетребовательный. Предыдущий омега не жаловался. Денежек заработал, замуж вот вышел недавно. – А что ж не за вашего протеже? Или за вашего? Просто вы господину Минджо, помимо мужа, еще и любовника решили найти? Хонг налился красным, открыл рот, собираясь что-то возразить, но Чимин опередил его: – Монкуг-щи, как вы только успеваете: и огромная общага на вас, и столько бизнесов разных. Елки вот, сводничество, сдача убогих квартир в наем. А летом вы кактусами, может, торгуете, или ядом змеиным, или целебной лыжной мазью? Совесть продав, легко потом, наверное, и всем остальным торговать. Счастливый вы человек… Омега закашлялся, передернул плечами – его знобило теперь непрерывно. – Заткнись! Или прямо сейчас на улицу выкину. Завтра жду тебя на базарчике. – Я чувствую себя неважно, – выдавил Чимин. – Может, и не смогу прийти. – Для больного ты слишком бойкий и разговорчивый. Завтра в четыре чтобы был на месте. У меня вторая половина дня относительно свободна, лично проконтролирую! У Чимина не было сил возражать. Он лег на диван, укрылся одеялом. Мягкий, теплый шарф смородинового Юнги прижал к груди. Носом в него уткнулся, представляя рядом с собой черноволосого альфу, и провалился в тяжелый, беспокойный сон. 🧁🧁🧁 – Привет, Намджун. Как дела? – Юнги позвонил лучшему другу поздно вечером после чрезмерно насыщенного деловыми событиями дня, увенчавшегося подписанием очень выгодного контракта, после чего заказчик пригласил альфу в ресторан, дабы отметить начало сотрудничества. Отказать Юнги, разумеется, не мог, хотя многое бы отдал, чтобы не в роскошном ресторане сидеть, а в маленькой уютной пекарне с чудесно пахнущим малиной пухлогубым симпатичным омегой. – Если ты про Чимина, то я его сегодня видел. И чаем угостил эксклюзивным, из малины и черной смородины. – Из чего? – переспросил Юнги удивленно. – А то ты не расслышал, – засмеялся Ким. – Я сам попробовал. Вкуснятина получилась. Терпковатая сладко-кислая смородина и нежнейшая сахарная малина. А в идеале такая гармония вкусов! Ароматов! Отношений… Ну, в перспективе… Омеге, во всяком случае, чай очень понравился. Завтра приходите вместе – обоих угощу. – Спасибо, дружище, – Юнги тепло улыбнулся, чрезвычайно довольный инициативой лучшего друга. – Постараемся. – А вот телефон Чимина, – Ким погрустнел, – я узнать так и не смог, и твой у меня он не попросил. Скорее всего, просто застеснялся. И шарф пытался вернуть, но я сказал, что ты у нас парень горячий, холода не боишься, – старший альфа довольно заурчал. – А омега, кстати, и не настаивал. Тут же завернулся в него вновь. Так что шансы у тебя, кажется, есть. И вот еще… – Намджун замялся. – Возможно, мне показалось, но, чувствовал себя Чимин не очень хорошо. Грустный был какой-то, покашливал, чихнул пару раз. Но от теплой куртки отказался решительно, я бы даже сказал, с раздражением. Гордый мальчишка. И умный. В Национальном сеульском университете учится. Будущий юрист. Хватай его, Юнги-хен, и не отпускай. Альфа поморщился, вспомнив, как накануне Чимина, в самом деле, схватил за руку и притянул к себе какой-то отвратительный старый пень. Вылетевший на подмогу омеге Юнги никого у кондитерской уже не обнаружил. Чимин, и сам, кажется, справился с противным кавалером. Вот только что почувствовал, когда тот притянул его к себе? Испугался, рассердился? Ну, судя по выражению отвращения на лице, уж точно не обрадовался. Юнги улыбнулся нежно-нежно: «Завтра увижу Чимина, предложу встречаться и буду ему перчатками, шарфом и носочками. Отогрею эти маленькие ледяные лапки. Только бы разрешил отогреть… И тогда эта зима станет самой теплой для омеги… И все следующие – тоже». 😈👿👿 – Господин Хонг, – старческий голос дребезжал в трубке, – это сосед вашего квартиросъемщика господина Пак звонит. Чимин-щи извинялся и просил передать, что на работу сегодня прийти не сможет. Он заболел совсем. До меня чуть дошел. Температура под сорок и кашляет без остановки. Я врача ему вызвал. Как-то уж очень парень плох. Хонг коротко поблагодарил, бросил трубку, выругался. – Гаденыш, дрянь такая, нашел, когда болеть! Придется вместо него теперь три дня по вечерам мерзнуть. Ладно, пусть только поправится. Я ему такой счет вкачу за украденную елку. «Да ты же сам и украл эту долбанную ель, ну, подговорил украсть, и стоимость ее в десять раз завысил, – восстал, наконец, во гневе праведном внутренний омега. – Пак уже десять раз отбил цену этого дерева! Но тебе же все равно неймется! Мало того, что ты из общежития парня выставил ни за что, работать на себя заставил, цену за убогую квартиру назначил несоразмерную, так теперь еще вздумал с Минджи денег содрать, предложив ему молодого мальчика в любовники? Ой, погубит тебя твоя жадность, ой, погубит…» 👊👊👊 В начале пятого Юнги влетел на базарчик. – Вам елку? – тот самый противный омега Хонг, что стращал Чимина, суетливо пошел навстречу респектабельному, дорого одетому альфе. – У нас очень хороший выбор, премиальный сорт. Мин вздрогнул от неожиданности, нахмурился: – Где ваш продавец? – Какой из двоих? – Тот, что работал в вечернее время. – А что случилось-то? Этот засранец не вышел сегодня на работу, вроде, приболел. Но как только поправится… Вы покупали у него елку? Вас обслуживание не устроило? – Меня не устраивает то, как вы к нему относитесь. Я его преподаватель по уголовному праву и… адвокат, – голос Юнги источал ледяной холод. – Чимин рассказал мне пока не все. Но я понял, что вы подставили его, шантажировали и незаконно выселили из общежития. Ваш вчерашний разговор с ним здесь, на елочном базаре, я слышал от начала до конца. И он, – Юнги повертел своим навороченным «Самсунгом» перед носом побелевшего от ужаса омеги, – записан и хранится у меня вот здесь. И еще на парочке носителей, господин Хонг. Кроме того, вам вполне можно вменить статью о насилии над личностью и торговле, включая сексуальную, людьми , – Юнги добавил в тон презрения и шел напролом, совершенно не уверенный в том, что подобные статьи вообще есть в Уголовном кодексе. Но о том, что таковых в нем, вполне возможно, не имеется, и его собеседник, которого уже неслабо поколачивало, тоже, очевидно, не подозревал. – Добавьте сюда, господин Хонг, принуждение к неоплачиваемому практически труду, рабскому, по сути своей. И да, стоимость елок вы завысили двадцатикратно. – Десятикратно, – не сказал, а умоляюще проблеял омега, цветом кожи почти сравнявшийся с жемчужно-фарфоровой кожей альфы. – Пусть даже десятикратно! А это мало?! – диким зверем прорычал Юнги, расстегнул свой портфель, вытащил из него подписанный накануне с клиентом контракт, помахал им перед лицом ошалевшего от ужаса омеги. – Вот тут у меня все документы, все данные, что обеспечат вам тюремный срок, – прошипел, улыбаясь ядовито. – И точную стоимость той ели, из-за которой мой клиент убивается на холоде, он отбил, продав три. А вы ему сказали, что надо пятьдесят. – Чем я могу искупить?... Сколько я должен заплатить?.. Чимин хоть завтра может вернуться в общежитие… В свою комнату…. В отдельную… Он может жить в отдельной… Только не погубите, не выдавайте. – Быстро мне видео, которым вы моего клиента шантажировали, – тоном, не допускающим никаких возражений, произнес «адвокат». Хонг трясущимися руками достал телефон, загрузил видео. Юнги увидел спящего омегу с конспектом в руках. К нему подошел высокий парень, тихонько забрал толстую тетрадь, вложил в пальцы зажженную сигарету. Видео прервалось. – Продолжение этой мерзости, ну, быстро, – рявкнул, еще более взбесившись, респектабельный господин Мин, – иначе немедленно звоню своему коллеге, начальнику криминальной полиции Сеула. На втором видео, совсем коротком, камера зафиксировала общим планом спящего Чимина с дымящейся сигаретой в руках. А потом взяла кисть с причиной всех дальнейших бед омеги крупно, захватив и прожженную сигаретой простыню. Юнги закачал на свой телефон две части видео, удалил их же с телефона Хонг. – Копии есть еще где-то? – спросил грозно. – У меня нет больше. Клянусь. – А сигнализация, кстати, почему не сработала, ведь на видео задымление, пусть и небольшое, очевидно. Отключили, уроды? Омега кивнул. – Ну, и последнее, – это был чистой воды блеф, но Юнги настолько выбесил этот хитрожопый омега, так хотелось проучить его, заставив умирать от страха за свободу и жизнь, что альфа и на такое пошел. Тем более, он не терял ничего, даже ошибаясь. – Кто и как вас надоумил украсть елку у самого себя?! Зачем – понятно. Но кто?! И в таком случае у нас тут целая преступная группировка имеется, а это уже совсем другие сроки. – Вы и это знаете?! – Хонг за голову схватился, а внутренний альфа Юнги разразился бурными аплодисментами в адрес хозяина. – То есть, нет... Нет никакой группировки. Я сам это все придумал... Знакомого одного попросил помочь... Он знал, что это мой елочный базар и согласился... Я... Я не буду больше. Клянусь, не буду. С Нового года, с этой минуты начну жить по-новому. Деньги переведу в благотворительный фонд. Стану самым законопослушным гражданином. Обещаю... Клянусь... Не губите только! – Посадить бы тебя, негодяй, за все твои мерзости! Ну, да ладно. Новый год скоро, и только поэтому я дам вам шанс исправиться! Но запомните хорошенько: с этого дня вы у меня на карандаше, – Юнги вновь заговорил ледяным уничижительны тоном, перешел на вы. – С говнюками, что подставили омегу, сами поговорите, господин Хонг. Все вы под моим контролем. Замечу еще раз в каких-то темных делишках… – Юнги сузил глаза, глянул с холодной яростью. – А теперь вы скажете мне, где я могу найти Чимина. Его телефон не отвечает, а адрес, по которому господин Пак живет, мне неизвестен. Или вам вменить еще и похищение человека? – Телефон омеги не отвечает, потому что сломался еще вчера вечером, – залепетал Хонг, – а адрес вот, пожалуйста. Альфа записал необходимую информацию. Прищурился, холодно улыбнулся: – Все поняли? Еще один проступок… Хонг мелко закивал, прижимая к груди руки. 🤒🤒🤒 Юнги запарковался перед стареньким трехэтажным домиком на окраине Сеула. Поднялся на второй этаж по чудовищно скрипевшей лестнице. Замер перед дверями, стараясь успокоить сердце, что отстукивало сейчас удар за ударом со спринтерской скоростью. Вздохнул глубоко. Дверная ручка дернулась, высокий альфа вышел из квартиры. Юнги вздрогнул, сглотнул, все опустилось внутри: у Чимина все-таки кто-то есть, и этот кто-то стоит сейчас перед ним? – Вы сюда? К господину Пак? – поинтересовался мужчина. Юнги молча кивнул. – Кто вы ему? – А вы, позвольте узнать, кто? – Мин спросил вежливо и очень спокойно, хотя внутри все колотилось от ревности и волнения. – Я врач. У альфы камень с души упал, но на смену ревности пришла тревога. – Я друг Чимина. Что с ним? – Он заболел. Простудился очень сильно. Вдобавок бронхит, скорее всего. Высокая температура, кашель, насморк. Дыхание жесткое. Ему нужен хороший уход и тепло, самое обычное тепло, которого и близко нет в этой квартире. И вот еще, – доктор недоверчиво, с осуждением, кажется, посмотрел на Юнги, – вы называете себя другом омеги, но мне он сказал, что в Сеуле живет один и позаботиться о нем сейчас некому. Я вызвал скорую. Пусть Чимин побудет немного в больнице, там уж точно теплее да и уход хороший. – Доктор, не надо в клинику, – Юнги смотрел и звучал умоляюще. – Я смогу позаботиться о Чимине. У меня свой дом, там очень-очень тепло, и уколы делать я умею. И все лекарства, скажите только какие, куплю, и прослежу, чтобы омега принимал их вовремя. Я сейчас же перевезу его к себе. Обещаю. Новый год совсем скоро. У меня Чимину точно будет уютнее, чем в больнице. Доктор глянул внимательно: – Господин… – Мин… – Господин Мин, вы точно его друг? – Я надеюсь… Я очень хочу стать его… альфой. И, кажется, все шло к тому… Мы не виделись всего один день, я очень занят был на работе, узнал час назад, что Чимин заболел, и приехал. Врач улыбнулся, голос и взгляд потеплели. Из рюкзака он достал рецепт. Юнги на руках держал перед доктором свой портфель, а врач заполнял документ. – Давайте ваш телефон, господин Мин, наберу вас вечером. И мой запишите. Звоните, если что. И скорую вызывайте, если пареньку станет хуже. Он спит сейчас, температуру мы сбили совсем немного. По пути домой загляните в аптеку. Доктор поспешил вниз по скрипучим ступеням. Юнги зашел тихонько в старую полупустую квартиру, неуютную, но очень чистую и невероятно холодную. Вздрогнул, поморщился, вспоминая, что Чимин, войдя в кофейню Намджуна, не уют ее, не интерьер, не бомбически аппетитные запахи оценил поначалу, но тепло, что здесь царило. «Согрею, согрею, только позволь…» Юнги бесшумно зашел в комнату, опустился на колени перед омегой. Чимин беспокойно спал на маленьком диване, ежась даже под толстым одеялом, покашливая и тяжело дыша. Подушка была накрыта... широким теплым шарфом Юнги. Чимин лежал на нем, булькая очень сопливым носом с покрасневшими крыльями, зажимая «хвост» шарфика маленькой ладонью. Юнги прикоснулся к горячему лбу, аккуратно провел по малинового цвета щекам. Чимин открыл блестящие от сильного жара глаза, глянул на альфу, прохрипел безразлично: – Бред… – Нет, Чимин, я вполне себе реален, – улыбнулся тепло, мягко. – Холодно, эта зима такая холодная… – сказал едва слышно Чимин, закашлялся, закрыл глаза. – Мой маленький омега, обещаю: я сделаю все, чтобы она стала самой теплой и уютной. Юнги завернул Чимина в одеяло, как в теплый, надежный кокон, обернул вокруг его шеи, источавшей аромат перегретой жарким солнцем малины, шарф, взял бережно на руки и вышел из квартиры. 🧣🧣🧣 Температура почти пришла в норму к последнему утру уходящего года. Предыдущие три дня омега много и мучительно кашлял, еще больше спал, кушать из-за сильного жара отказывался, но с удовольствием пил. Ягодный и фруктовый чай, морсы и воду с лимоном, и даже чуть горьковатый, но невероятно ароматный настой шиповника. К девяти утра «булочный» курьер альфы Ким Намджуна привозил в небольшой особняк Юнги несколько внушительных размеров термосов, каждый из которых был доверху наполнен каким-нибудь чудесным, чуть горячеватым напитком. Мин заходил в кабинет – он Чимина разместил именно там, на маленьком диване. И сам на время болезни омеги переехал туда же. Спал, свернувшись клубком, в огромном кресле, чтобы не упустить чего-нибудь важного – плохого или хорошего. – В кабинете, Юнги, почему? У тебя же есть гостевая комната? – удивился поначалу Намджун, который заехал ненадолго с первой партией термосов к другу вечером того же дня, когда Мин перевез в особняк омегу. Намджун все корил себя за то, что поддался уговорам Чимина-упрямца, не принес ему тогда теплую куртку. – Да ведь омега вчера уже себя плохо чувствовал, Нами. Ты же сам мне и говорил. Куртка не спасла бы его, дружище. Зато твои чудесные чаи помогут совершенно точно. Намджун поддакивал, но продолжал посыпать голову пеплом. – А в кабинете я устроил Чимина потому, что там… – Камин, там же камин у тебя, – догадался Ким. – Точно. Я растопил его, едва омегу туда принес. Чимин так боится холода! А его квартира, – Юнги вздрогнул, хрустнул костяшками пальцев, – просто полюс холода. Мне плохо становится и у самого мороз бежит по коже, когда я представляю, как он возвращался в нее, отстояв на улице несколько часов. В этой квартире невозможно было согреться! Скотина Хонг! Он чуть не заморозил парнишку! Ну, я ему устроил! Надеюсь, этот проныра и ходить, и действовать теперь будет с оглядкой. И Юнги рассказал лучшему другу о своем разговоре с ушлым Хонг. – Да ты король импровизации, друг мой, – причмокнул, засмеявшись, Намджун, выслушав Юнги. – Впрочем, удивляюсь, как ты не отметелил этого проходимца? – Было желание, но не было времени. Он как сказал, что омега заболел, я ни о чем другом и думать толком не мог. – Ладно, иди, – Ким сделал крохотную паузу, произнес выразительно, – к своему омеге. Кстати, а что же родственники Чимина? Надо бы сообщить кому-то из них о его болезни. – Телефон омеги я кое-как реанимировал, сейчас разбужу Ёлочку, ему за это время несколько раз звонил дедушка. Намджун ушел, Юнги вернулся в кабинет, где потрескивал в камине огонь и спал, не просыпаясь, с того момента, как оказался в этой комнате, на этом диванчике, Чимин. Спал по-прежнему беспокойно, ворочался, кашлял, но шарф альфы из рук так и не выпускал. Мин попробовал освободить мягкую ткань из влажных ладоней, но омега лишь фыркнул раздраженно, вцепился в нее еще крепче, пробормотав в полусне короткое: – Мой. Не отдам. – Твой. И шарф, и я, – вздохнул озабоченно Юнги, померил температуру несговорчивому омеге, приготовил жаропонижающее и противокашлевое. В шприц набрал антибиотик, погладил Чимина мягко по влажным, спутанным волосам: – Ёлочка, просыпайся, надо лекарства выпить и сделать укол. Омега открыл блестящие от жара глаза, глянул непонимающе на веселую игру пламени в камине, спросил хрипло, с удивлением и едва заметной тихой радостью, на которую его, обессиленного болезнью, хватало: – Камин? Настоящий? Чимин плохо помнил, как он попал сюда. Ему казалось сквозь тяжелый, беспокойный, полный невнятных образов и событий сон, что он слышит треск пламени и ощущает запах горящих поленьев, и даже сквозь сомкнутые веки видит игру бликов огня где-то невдалеке. А потом он снова уткнулся в шарф, что источал слабый, но совершенно необходимый, такой надежный и успокаивающий черносмородиновый аромат черноволосого альфы. И кто-то, кажется, пытался отобрать у него этот нежный кусочек ткани. – Настоящий, Чимина. А ты у меня дома, в моем кабинете. И давай-ка, лекарство выпей, а то ты сам такой горячий, как пламя в камине. И вот, чай тебе Намджун приготовил особенный, целебный. Чимин выпил, морщась, лекарство. Получил, смущаясь и фурча, укол. А потом Юнги устроил его удобнее на подушках, протянул телефон. – Тебе дедушка звонил уже несколько раз. Я выйду, а ты набери его. Он же волнуется наверняка. Юнги вышел, неплотно прикрыв дверь и унося с собой шарф. Остановился за дверью, прислушался: – Дедушка, не волнуйся, – парень закашлялся. – Нет, все в порядке, просто приболел немного. Старый омега, очевидно, что-то спрашивал. Чимин отвечал. А альфа, потирая и потирая шарф о свою ароматическую железу, слушал, мучимый легкими угрызениями совести. – Дедушка, – Чимин чихнул, – нет, я не один. Обо мне… мой альфа заботится. Да, у меня есть альфа. Я просто не успел сказать. Он самый лучший, добрый, преданный. И я уверен в нем, как в тебе. Юнги выразительно зафурчал, довольно улыбнулся, стер с глаза набежавшие слезинки умиления. О большем он сейчас и мечтать не мог. Впрочем, и услышанные слова казались пределом мечтаний. – Люблю тебя, дедушка, завтра созвонимся. Разговор прекратился, Юнги постучал, зашел. Омега копошился в постели, ища и не находя что-то, наверное, очень важное. Альфа протянул ему шарф, Чимин взял его, прижал к щеке, вдыхая терпкий ягодный аромат, коротко довольно уркнул. – Давай еще внутрь смородины с малиной – и спать, – Мин протянул омеге стакан ароматного напитка, теплыми пальцами касаясь чересчур горячих теперь чиминовых. Парень с удовольствием выпил ягодный микс, улегся щекой на шарф, вдыхая аромат альфы. – Чимин, а кроме дедушки у тебя есть кто-нибудь еще? – спросил Юнги. Омега посмотрел на него робко, неуверенно, не ответил – спросил-выдохнул шепотом: – Ты?.. Юнги, умирая от нежности, опустился на колени перед низким диванчиком, взял маленькую ладошку омеги в свою, поглаживая мягко, ласково: – Конечно, моя Ёлочка, конечно, – спохватился, забеспокоился. – Тебе тепло сейчас? Не мерзнешь? Чимин кивнул, всхлипнул, уцепившись за пальцы Юнги, и вскоре задремал, так и не выпустив из ставших спустя время не такими горячими ладошек ни шарф, ни руку альфы. Пламя в камине догорело. Юнги освободил аккуратно ладонь из маленьких пальчиков, целуя каждый, невольно источая усилившийся природный аромат и мягко призывно урча. Омега подергал ноздрями во сне, уркнул в ответ, малина выстрелила на мгновения сладко, нежно. Юнги дотронулся до теплого теперь лба, поцеловал невесомо, устроился в кресле и задремал. 💉💉💉 Два последующих дня Юнги упорно лечил омегу, а Чимини с не меньшим упорством лечился. Морщился и фыркал раздраженно, подставляя попу под болезненные уколы, блаженно урчал, попивая ароматные, вкусные чаи Намджуна и звоня альфе со словами благодарности по пару раз в день, отчего Нами рокотал в телефонную трубку так громко, выразительно и довольно, что Юнги чувствовал легкие уколы ревности. И каждый вечер Чимин засыпал, глядя на веселое пламя, что танцевало, гудя, в камине, заставляло потрескивать поленья и создавало этой чудесной музыкой еще более уютную, теплую атмосферу. На улице завывал ветер, стучал в окна, словно тоже хотел погреться у камина, насладиться танцем огня, чудесной обстановкой полутемной, освещаемой лишь светом пламени комнаты. Тридцатого декабря вечером Юнги притащил в кабинет ель в кадке. Чимин вздрогнул, задышал тяжело, прерывисто. Вместе с новогодним деревцем, несомненно, из числа тех, что продавал омега, кроме радости пришли воспоминания о неприятных моментах не только последней недели, но месяцев. Чимин всхлипнул, Юнги немедленно сел рядом, обнял: – Я хотел бы рассказать тебе кое-что, хен… И омега поведал альфе уже известную тому историю своего переселения из общежития в убогую квартирку. – Хонг в любой момент может начать шантажировать меня, и я вылечу из университета. – Чимин, – Юнги ободряюще улыбнулся, – у меня есть для тебя отличный, кажется, новогодний подарок. И хоть до праздника еще чуть больше суток, ты получишь его прямо сейчас. Юнги протянул Чимину свой телефон, показал часть записи, где старшекурсники сунули зажженную сигарету в руку спящему омеге, пересказал содержание своего разговора с Монкугом. – Так что, Чимина, теперь уже он у меня на крючке, а ты от его шантажа и подлостей свободен полностью. И как думаешь, – задрал свой аккуратный нос, – не отправиться ли мне за вторым образованием, юридическим? Мало ли, еще подобная тварь в жизни появится. Но я смогу тогда профессионально защитить и тебя, и себя. – Хен, – Чимин сжал его пальцы в своих, забавно приосанился, – для этого у нас есть я. То есть буду. Скоро. – Главное, у нас, мой хороший. И будешь, конечно. А сейчас, господин юрист, лекарства, уколы, целебные морсы Нами и спать. Кажется, ты уже лучше себя чувствуешь? Может, завтра елку нарядим? Вместе? Омега улыбнулся, посмотрел на альфу взглядом, полным обожания, получил в ответ такой же. Потянулся к щеке Юнги, оставляя на ней легкий поцелуй. Сжал, как обычно, пальцы старшего, щекой улегся на его шарф и глядел на огонь в камине блестящими не от сильного жара, но от радости глазами. – Чимина, тебе тепло? – подоткнув заботливо одеяло, спросил Юнги, как спрашивал и в предыдущие вечера. Омега заурчал нежно, высоко, благодарно, слыша в ответ низкое пленительное урчание, ощущая ласковые, невесомые почти, первые прикосновения теплых, суховатых губ к шее… 🥂🥂🥂 Новый год Юнги и Чимин отметили вдвоем. С утра нарядили елку золотистыми, в изящной вязи узоров шарами. Потом Юнги отправил Чимина, еще слабого – болезнь отступила, но не ушла – в кресло к камину. Укутал, как следует, в очередной раз выслушав благодарственную мурлыкающую, местами хрипловатую, местами нежную, но непередаваемо ласкавшую слух симфонию. Вручил омеге креманницу с мандаринами и свой телефон – чиминов загнулся окончательно, – чтобы младший мог позвонить дедушке. Сам же занялся приготовлением легких новогодних закусок. Верный себе Намджун прислал с курьером термос смородиново-малинового чая и большой пакет сладостей. Юнги поблагодарил молоденького омежку-курьера чаевыми и отправился на кухню, когда услышал удивленный возглас Чимина. Поспешил в кабинет. Омега сидел, пораженный, с мобильником в руке. – Чимин, что случилось? Младший протянул ему телефон. В разделе новостей на сайте Сеульского национального университета час назад была размещена информация о задержании Хонг Монгука, коменданта одного из общежитий вуза, по подозрению в финансовых махинация, связанных с незаконным распоряжением имуществом общежития и размещением в нем студентов, не имеющих на то законных оснований, за приличное денежное вознаграждение. Юнги прочитал, развел руки в стороны: – Ёлочка моя, честное слово: я к этому никакого отношения не имею. – Хен, я в этом и не сомневаюсь. А вот то, что справедливость Небес – не пустой звук, теперь верю. И вот еще спросить хотел. Ведь ты так и не успел купить елку пока я работал на базарчике. А эта, – указал на стоявше у камина наряженное деревце, – именно оттуда? Юнги, кажется, смутился, отвел глаза: – Успел, Чимина... Просто утром. У другого продавца. И убежал на кухню. 🎄🎄🎄 Новогодняя ночь выдалась ветреной и очень холодной. Но батареи в небольшом особняке работали честно. Пламя в камине горело ярко, освещая кабинет, играя отблесками на нарядных золотистых шарах, придавая им больше сияния, даря тепло и уют двоим сидящим в кресле со стаканами теплого глинтвейна – альфе и омеге на его ногах. Часы на каминной полке пробили двенадцать. – С Новым годом, Чимин. – С Новым годом, Юнги. Губы ненадолго соединились в мягком, нежном, пощипывающем поцелуе. А потом Чимин уткнулся в ароматическую железу альфы и вдыхал, долго не отрываясь, терпкий сладко-кислый аромат смородины. Юнги же мягко обнял омегу, замер, наслаждаясь его малиновым запахом – теплым и нежно-сладким. «Ненавижу малиновое мороженое, – подумал вдруг. – Летняя ягода не должна быть холодной». Через пару минут он перенес на диванчик спящего Чимина, укрыл, задумался. Лег, не раздеваясь, рядом, обнял, прижал к себе. Промурлыкал, почти засыпая: – Все еще будет, все только начинается вместе с новым годом... ❤️❤️❤️ Чимин проснулся поздним утром, огляделся. В кабинете он был один. Поднялся, пошлепал босыми ногами мимо елки, обнаружил под ней коробку с яркой этикеткой и надписью: «Моему любимому омеге». В ней лежал новый Самсунг и небольшая брошь из разноцветного стекла. На одном лепестке сидели попеременно сочные, крупные ягоды малины и черной смородины. Отличить их от настоящих можно было только потому, что уж никак не могли вырасти на одной ветке разные ягоды. – А вот мой альфа вырастил, – улыбнулся с гордостью, но тут же и загрустил Чимин. – А я что же? Ничего ведь не подарю Юнги, – прошептал с горечью, отправившись разыскивать хена, чтобы благодарить и извиняться. В доме альфы не было. Чимин в гардеробной нашел теплые носки и спортивный костюм на байке, у входа обнаружил свои кроссовки, в шкафу – тощую куртку. Шапочку позаимствовал у Юнги и вышел на улицу. Погода стояла холодная, но безветренная. Солнышко пыталось, впрочем, безуспешно прорваться сквозь серые облака. Омега обошел половину участка, замер, открыл от удивления рот. Начал считать. – Раз, два, три… двадцать. И еще одна в доме… Вдоль забора с тыльной стороны дома стояли в кадках двадцать елочек. Те самые, что покупали у Чимина бета и альфа, представившиеся ландшафтными дизайнерами. А на самом деле… Юнги покупал! Альфа подошел тихонько сзади, обнял омегу. Чимин обернулся, роняя слезы, глядя на него: – Что это, Юнги? Как это понимать? Альфа смутился, опустил голову, вздохнул: – Чимин, я ведь говорил тебе, что случайно услышал ваш разговор с Хонг, когда он сказал, что тебе надо продать еще тридцать пять елок, чтобы окупить стоимость одной, по его инициативе, как я случайно выяснил, и украденной. Я видел, как ты мерз, я слышал столько отчаяния и безнадежности в твоем голосе. И я так хотел помочь омеге, который мне очень понравился. Но помочь так, чтобы ты не узнал. Чтобы не испытывал никакой неловкости. Этот способ показался мне самым правильным. Я бы и в следующие дни купил оставшиеся елки… Лишь бы ты быстрее оказался в тепле. Ведь эта зима такая холодная. А деревца? Посмотри, сколько места у меня на участке. Когда потеплеет, мы высадим их в землю, и они всегда будут напоминать нам о том, как мы познакомились, моя прекрасная маленькая Ёлочка. Чимин прижался к альфе: – И эти деревца, и телефон, и чудесная брошка… А я ничего не могу подарить в ответ. – Не горюй, мой хороший! У нас столько времени впереди, еще подаришь. К тому же самый лучший, драгоценный, сказочный подарок, моего омегу, мне сделала эта холодная зима. Чимин покачал головой, утер слезинки, засиял улыбкой: – Я тоже думал, что никогда в моей жизни не было еще такой лютой, ледяной зимы. Но сейчас, после встречи с тобой, все иначе. Зимнее солнышко прорвалось, наконец, из-за туч. Засияло ярко, но нисколько не согревало. Да и можно ли было ждать этого от январского светила. Но омеге, что всю жизнь так боялся холода, теперь не страшно было нисколько. Он стоял в теплых, нежных объятьях самого чудесного на свете альфы, целуя его и повторяя раз за разом: – Ты – моя самая теплая Зима. Юнги лишь кивал, молча, крепко прижимая к себе Чимина, отвечая на каждый его поцелуй своим – ласковым, нежным, мягким. Теплым, как самая теплая Зима…