Starting over

У всех нас когда-то, рано или поздно, закрадываются мысли о вечном одиночестве, о непостоянной силе хоть какой бы то ни было любви, что всегда утекает быстро и скоротечно. Возможно, на первый взгляд это и кажется таким долгим, таким вечным и чем-то не заменимым, но только одному крошечному взгляду мы можем доверить все свои сомнения, только одним словом мы можем полностью открыть свою душу. Одному действию мы можем позволить разрушить, не важно за сколько лет выстроенную стену. В воздухе все еще витает запах сигарет и непонятный, как бы смешанный одеколон, что разлетелся почти по всей комнате. Бумаги на столе, кажется, остались нетронутыми с каких-то далеких-далеких времен, а в пепельнице не осталось пустого уголка. В тумбочке тихо покоится старая фотография, что смиренно дожидается своего, пускай и трудного, часа. Мы с кем-то обрываем связи, это в порядке вещей, с кем-то ругаемся, кто-то просто надоедает. А кого-то любим до такой степени, что лучшего способа как оставить все позади просто нет. И Джон тоже решил сделать так. Воспоминания плывут отрывками - о Париже, банановые коктейли, башня, все смешалось в тучу. Барселона, невероятное признание и снова чертово сомнение. Внезапно послышался стук, но он сам же стучится в дверь, не дожидаясь ответа и убегая куда-то далеко без оглядки. Он не поймет, он не примет, но потом же сам себе противоречишь - все так же продолжаешь смотреть на руки, губы. Джон прикладывает ладони к ушам, все как бы вопрошая одно и то же - лишь бы поскорее голоса вышли у него из головы, чтобы больше не слышался этот мелодичный мужской тенор, что до боли и скрежета ложился на сердце. Чтобы исчезли навечно слова матери, звучание банджо и первые мелодии, на нем когда-то сыгранные. Он постоянно хотел когда-нибудь сесть возле его кровати, без тревоги смотря на мирный сон спящего, чтобы без такой же тревоги поправлять на его лице спавшие пряди, нежно касаться рук. Без волнения, без всего, только с любовью где-то глубоко внутри. И чтобы потом чувствовать на себе то же самое, чтобы приходилось притворяться спящим, или пьяным, или, что лучше всего разыгрывать драму, только бы помириться. Каждую ночь он просил этого у того, в кого никогда особо не верил, кого даже в какое-то время поставил ниже самого себя. – Мы ведь все еще друзья, спустя годы, после всего дерьма, но друзья. – говорит Пол куда-то в глубину телефонного аппарата. – Мы не друзья, – серьезно освящает Леннон. – Я не могу считать себя своим другом. Лишь бы все начать сначала, снова окунуться во времена старых подземок и дешевого пива, отелей и заказных шлюх. Во времена запаха Парижских круассанов, мелочи и бедности. Пол, наверное, сейчас и не вспоминает об этом. – Что вдруг провело такую черту между нами? – говорит Маккартни весьма обеспокоенно. – Линда, лсд, прочая херня, не притворяйся. – он отворачивается куда-то к окну, поджав рукав хлопковой распашонки и прикусив язык от только что сказанной несуразицы. – По-моему дело не в Линде, лсд и “прочей херне”, а в том что ты так и не понял, как обращаться с собственными чувствами. – Значит считай, что ты и сам все понял. – Что понял? Объясни как есть, Джон, хватит говорить загадками. – Засунь в жопу себе свои загадки. Я люблю тебя. Но ты увидел это поздно, хотя..мне кажется, что это просто я тебе показал. – И весьма не вовремя. – тихо говорит Маккартни, но уже, судя по всему, самому себе, поскольку в трубке раздались гудки. Сейчас оба сидят прижавшись спиной к стене, с мыслями, что было бы неплохо начать все сначала. Но поздно. Уже было слишком поздно что-то решить, что-то предпринять. Джон в ту ночь засыпал с мыслями, что отныне ему больше никто не нужен, а Пол..Пол просто решил закрыть эти нависшие ярлыки Линдой, скрыться в ее ласке и любви пока это было возможно. И хотя ему снова приснится Леннон, на утро он будет встречать все то же солнце, что и десять лет назад. Без Джона, без Битлз, без вдохновения.