Не только на Рождество

У разноцветных огней на проводах будто бы должен быть вкус. Что-нибудь такое кисло-пыльное, как засахаренный лимон, который успел полежать до полного засыхания. Каин глубоко вдыхает морозный воздух, высовывает язык — попробовать, но металл штанги быстро охлаждается, и он только морщится, захлопнув рот. Рааст что-то ворчит — так невнятно, что он даже не пытается разобрать. Каин с ним заранее во всем этом согласен, особенно сейчас, когда внутри плещется странная пустота пополам с алкоголем, который только нашелся в том баре. В трех барах подряд. Чтобы залить двойное одиночество, приходится постараться. Телефон в руке вибрирует. Кто это там позвонил сам? Неужели. Каин пару секунд смотрит на буквы на экране, прежде чем ответить. Другой человек, но тоже слегка удивительно. В трубке в первые мгновения совсем тихо, потом раздается мрачный голос: — Каин? — Мастер, — отвечает он и тут же как-то по-детски и нелепо хлюпает носом. Ну и что. Холодно же просто. — Празднуете? — интересуется Зед, и от этого простого вопроса Каину резко становится погано. Казалось бы, сам выбрал не приезжать в этом году, чтобы в сочельник остаться с ребятами. Первый раз за все эти годы не вернулся на Рождество домой. И что теперь? Сам же ушел от них — когда Эз притащил своего этого старого друга в апартаменты и вис на нем до самого вечера, — чтобы потом напиться в баре в компании таких же неудачников. И все равно почти не опьянеть. С Зедом хотя бы можно было посмотреть старое кино и запустить салюты, которые стоят как небольшое предприятие, послушать скупое молчание с редкими ответами на вопросы, которые Каин только мог придумать, а потом поехать с другими «тенями» в тур. На праздники у них много заказов, они всегда его приглашали. — Ага, — говорит Каин после паузы, замирая под фонарем. Задрав голову, смотрит, не моргая, на вереницу огоньков на темном полотне неба. — А ты? — Звучишь невесело. Что-то случилось? Каин почти не пьяно смеется. — Ты что-то тоже, мастер. Зед мягко хмыкает в ответ. — Ты всегда можешь приехать. — Но праздник-то сейчас. — Выслать билет? Свет фонаря и огней больно выжигается на сетчатке, и Каин жмурится, моргая, прежде чем ответить: — Не надо. Все в порядке. — У тебя тихо, — говорит Зед. — У тебя тоже! — недовольно замечает Каин, и в трубке, будто наперекор, сразу же раздается странный бумажный шорох. — О, или нет… Мастер, а ты с кем празднуешь? Неужели в этот раз поехал на корпоратив? Ты же их терпеть не можешь. И как? Передавай им там счастливого Рождества и чтобы все шли к черту! Шуршание прекращается, раздается вздох — всего один, но Каин напрягается, Зед вообще никогда лишних звуков не издает, именно он научил Каина, что уметь быть тихим «как мышь» недостаточно для слуха крутого музыканта. Может, он там помирать собрался или ему плохо, а Каин и не знает? — Мастер?.. — И тебе счастливых праздников, Каин, — негромко говорит смутно знакомый голос прямо в ухо, и он вскидывается. — Эй, кто это? — Поздравляй своих детей, — недовольно бормочет в сторону Зед, и Каин очень давно не слышал у него таких странных интонаций. — Это что, Шен?! — Он даже еще немного трезвеет от такого. — Какого?.. — Да, — коротко перебивает Зед, и на этом наверняка считает тему исчерпанной. Каину становится еще паршивее: как будто мало собственного внезапного и колкого одиночества, так еще и у мастера что-то без него происходит. — Если надумаешь, напиши, я куплю тебе билет на ближайший рейс, — говорит Зед, будто прочитав его мысли. Рааст внутри на это рычит: «Пусть только попробует. Каин! Он не будет мне больше указывать!» — Не надо, — отмахивается он, — меньше получаса осталось. Счастливого Рождества, мастер. Надеюсь, ты там… Он хочет сказать «убьешь, наконец, этого труса», но вместо этого говорит: — …здорово отпразднуешь. До связи. — И тебе того же. До связи. Зед кладет трубку, и Каин снова остается наедине с Раастом. Прислушивается к себе. Ему даже удивительно насрать, что у мастера опять какие-то дела с Шеном — ну, разве что немного обидно, что его бесценное общество можно заменить этим, и что он как будто опоздал на все события в жизни сразу. Интересно, Акали там тоже с ними? Или не в курсе, чем ее дорогой опекун опять занимается? Написать бы ей, посмотреть на реакцию, должно быть забавно. Впрочем, какая разница. Может, хоть один из них действительно будет доволен своим сочельником. Каин не слепой, хоть иногда и пытается, и как бы его это ни раздражало, у Шена шансов сделать Зеда счастливее явно больше, чем у кого-либо. Правда, шансов снова все испортить и сделать хуже — еще больше. Только в этом они с Каином похожи. В городе в такое время пустынно, все только недавно разошлись по домам. Медленно ползут одинокие машины, горят окна. За ними, наверное, обмениваются подарками, уютно празднуют за столами с близкими или надираются на вечеринках по барам и клубам, как Каин еще какой-то час назад. Он почему-то думал, что как минимум встретит таких же гуляк, но нет: никто не торопится составлять ему компанию, пестро украшенная улица пуста в обе стороны. Никакого у людей вкуса в развлечениях. Чем они там все заняты вообще? Пустота под диафрагмой ноет, словно от ледяного сквозняка. Каин обычно стойкий, но в этот раз замерзает изнутри, и ничего с этим не сделать. «Давай сожжем ту дурацкую елку под Pentakill? Станет жарко», — предлагает Рааст, и пока Каин задумчиво оглядывает стены в поисках камер и решает, что проще — вскрыть и закоротить гирлянду или все-таки добыть горючего и воспользоваться старыми добрыми спичками, телефон снова звонит. Часы показывают без пятнадцати, буквы расплываются пикселями. Каин удивленно моргает: по экрану стекает растаявшая капля. Снег пошел. «Не отвечай», — обиженно ворчит Рааст, но Каин уже торопливо проводит пальцем и подносит телефон к уху. — Чего тебе? — Каин?! Где ты?! Эз кричит так, что приходится отодвинуть динамик подальше. Голос — высокий, взволнованный — ввинчивается прямо в мозг, и Каин в порыве пьяной снисходительности решает не разыгрывать больше драмы, чем уже случилось. Ему еще возвращаться обратно, Йоне наверняка не рад, что он внезапно сбежал куда-то, и лучше бы никто из них — особенно Сетт и К’Санте — не догадался, что причина не в том, что Каин просто непредсказуемый и захотел срочно свалить подышать подальше от всех. Не хочется отвечать на тупые вопросы. Может, у него вообще свидание было назначено. С кем-нибудь опасным и загадочным. Никто ничего не докажет. Не будет же он как Эз всех своих «плюс один» притаскивать, как на красную дорожку. «И поэтому ты никого не предупредил? Ха-ха, ну конечно, все поверят, почему нет! Хотя если сожжем елку и не оставим улик, то это объяснять уже точно не придется…» — Где-то на площади у торговых палаток, — тянет он, стараясь звучать как можно увереннее, — а тебе какое дело? Йоне попросил меня найти? Или ты соскучился? Прости, поп-принц, я для тебя сегодня слишком занят, запишись на другое время. — У палаток? Это на стыке кварталов, где ярмарка? И большая елка? Каин оборачивается, прищуриваясь и беря ее на прицел указательного пальца. Ограждение у нее ничтожное, это хорошо. — А-ха. Типа того. У Эза в трубке сбивается дыхание, и он сосредоточенно сопит — молча, на него не похоже, он не затыкается примерно никогда. Так проходит пара минут, прежде чем Каин, потоптавшись по свежему снегу, решает подтвердить подозрения: — Что это ты там делаешь? — Ищу тебя! — агрессивно отвечает Эз. — И только попробуй сдвинуться с места. От апартаментов до площади недалеко: минут десять быстрым шагом. Если бегом, то еще быстрее. — Нахрена? — Чтобы ты… Ай! — Эз громко вскрикивает, ругается и на какое-то время пропадает. Каин сначала паскудно ржет, а потом все-таки спрашивает: — Что, сани дома забыл, рождественский эльф? Тут скользко. — …чтобы ты спросил! — заканчивает Эз. Голос у него смешно и жалко срывается, и только поэтому Каин улыбается. Только поэтому. — Зачем ты вообще меня ищешь? Штраф хочешь выписать за то, что я ушел? — Именно! — почти шипит Эз, и Каин наконец слышит его с обеих сторон. Оборачивается. — Оставь себе… У Эза на его свободных серебристых штанах два мокрых грязных пятна. Наспех надетая светлая куртка болтается незастегнутой, уложенные волосы разлохматились, липнут ко лбу, и желтые глаза на покрасневшем лице пылают не хуже огоньков. Последний раз, когда Каин его видел, он выглядел приличнее: весь такой сияющий лез на своего как-его-там-зовут-из-тру-дэмеджа, целовал, волосы ему ерошил. Пах яблоками и блестки рассыпал по всему коридору. Сейчас, мокрый, злой и взъерошенный, как подмороженный попугай, он кажется красивее. Но Каин ни за что в этом не признается. Замедлившись, Эз пытается отдышаться и отряхивает руки. Обычных шапки и шарфа нет — где-то оставил. На зеленую макушку, кружась, падают белые снежинки, и при неяркой цветной иллюминации тот сейчас мало чем отличается от елки. Или куста. «Все равно…» — думает Каин, так и не закончив, и чувствует, как в груди неприятно сдавливает. Рааст мстительно добавляет: «Исключительно уродливый маленький паршивец». Не дойдя до него пару шагов, Эз останавливается и выпрямляется. Поднимает глаза, глядя из-под челки, и Каину кажется, что тот сейчас начнет материться, как Сетт, когда у него что-то не получается. Было бы весело. Но нет, Эз молчит. Кусает губы — так, что они из розовых становятся алыми, — и молчит. Каин фыркает, убрав руки в карманы, и расслабленно прислоняется к фонарю. Рассматривает его от ботинок до головы и пожимает плечами: — Если ты что-то телепатически передаешь, то я ничего не слышу. Сжав кулаки, Эз возмущенно набирает воздуха, как будто сейчас закричит, но вместо этого тихо, как сдувающийся шарик, спрашивает: — Так и… какого черта ты сбежал? — Я не сбегал! Вот еще, — тут же ощеривается Каин. — Мне просто стало скучно, и я ушел. Оглянувшись на пустую улицу, Эз задирает уголок рта в усмешке и говорит: — А тут, видимо, очень весело. Каин демонстративно морщит нос. — Уж точно лучше, чем смотреть, как вы все там лижетесь по углам. Фу. На это Эз сначала закатывает глаза, даже не дослушав, потом закрывает их руками и тут же отдергивает — они, видимо, грязные. Каин игнорирует злорадное хихиканье Рааста и собственное ужасное желание предложить платок. Как-нибудь обойдется, пусть за ним его фанатская свита ухаживает. Или другие. Такие же успешные, как он, рэперы всякие из известных групп… «Я тоже рэпер из известной группы. Мы лучше во всех смыслах». Каин мысленно отмахивается: конечно, лучше, о чем вообще речь. Однозначно лучше. — Никто по углам не… блин, Каин. Почему ты такой дурак, а? Ты пропустил ужин и… и свои подарки… Так быстро ушел… Он осторожничает, с недоумением понимает Каин. Старается подобрать такие слова, чтобы он снова не сбежал, разозлившись — и это только сильнее бесит. Мог бы не бегать и не искать его, Каин бы и так вернулся под утро. Даже если бы он что-то и натворил, это была бы не его, Эзреаля, проблема. Только Каина. Личная. Ничья больше. Даже если кто-нибудь — очень стремный и ответственный! — может считать иначе. — Я — дурак? — скалится он. — Я?! Это еще почему? Я делаю то, что хочу. Это тебя отправили унижаться, как эльфа на побегушках. Что, не нравится, когда тебя отрывают от твоего не… Не дав ему закончить, Эз вдруг молниеносно оказывается рядом. Вцепляется в воротник куртки, дергает на себя, и хотя Каин успевает перехватить его запястья, тот по инерции притягивается вплотную, как магнит и, повиснув… Целует его. Каин нелепо застывает, перестав вырываться, и распахивает глаза. Губы Эза холодные, жесткие — потому что тот упрямо давит на него ими, будто хочет оставить печать, и Каин моргает, замечая, как близко оказываются чужие ресницы. На них тоже оседают снежинки — и почему-то не тают сразу. Эз целует его, трусливо спрятав глаза, и если так продолжится, скоро из него получится плешивый снеговик. Эз. Целует его. «Врежь ему», — как-то неуверенно советует Рааст, но вместо этого Каин чувствует, что руки, потеряв контроль, сами тянутся к безразмерной куртке. Прижимать к себе напряженного, словно пружина, Эза сквозь пуховик неудобно — он в нем теряется, как запакованная статуя, у которой наружу торчат только острые углы. Хватка Эза слабеет, как только Каин его обнимает, он весь как-то расслабляется, и под ребрами становится до омерзительного жарко. Почти больно. Какого черта? Каин сглатывает, прежде чем царапнуть штангой чужие губы и залезть ладонями под куртку. На Эзе все еще та водолазка, в которой он явился с этим своим другом — переливчатая, обтягивающая, из струящейся ткани, которая больше подчеркивает, чем скрывает. Каин помнит, как он ее покупал. И на ощупь она восхитительна — как вторая кожа. Каин проводит пальцами по животу над поясом штанов, и подушечки больших свободно ныряют в паховые выемки сбоку. Эз резко выдыхает «Щекотно!», приоткрыв рот, и Каин пользуется этим, раз уж его любезно пригласили: толкается внутрь языком, касаясь эзовского, гладит изнутри, чувствуя слабый привкус корицы. Еще раз легко проводит пальцами с двух сторон над поясом ремня — нарочно, чтобы почувствовать, как Эз дергается и извивается, уходя от прикосновений. Опомнившись и перестав глупо хихикать в рот, тот начинает яростно отвечать на поцелуй, и с этого момента Каину кажется, будто время остановилось. Эзу явно нравится его штанга, он изучает ее с восторгом дорвавшегося первооткрывателя. В голове совсем пусто, но это не та пустота, которую Каин пытался залить, другая: ни Рааста, ни противных чувств, которые ему не нужны, ни дурацких мыслей и вопросов к самому себе, на которые ни у кого нет ответа. Ничего. Только Эз — и его руки, переползшие с воротника на шею и загривок, его согревшиеся губы, подрагивающие ресницы и горячая кожа под тонкой тканью. Когда он отстраняется, Каину кажется, что прошла вечность. И не то чтобы он был против, чтобы так прошла еще одна. Или две. «Идиот». Облизнувшись, Эз смотрит на него — не в глаза, куда-то ниже, в переносицу, трусливый хомяк — и с широкой улыбкой говорит: — Что ж, поздравляю, теперь ты тоже лижешься по углам. Доставка! И никто меня за тобой не посылал. Желтых радужек почти не видно, разноцветные огни гаснут в широких зрачках. Каин пару мгновений молчит, собираясь с мыслями, а потом хмурится. — Зачем ты тогда за мной поперся? Заняться больше нечем? Совсем тупой? Наморщив нос, тот корчит страшно недовольное лицо и отвечает: — Фактически, я умнее тебя, у меня отличное историческое образование. — И прежде, чем Каин успевает возразить, что это не аргумент, добавляет: — И я хотя бы слушаю, что говорят окружающие. Ну, знаешь, перед тем как сбежать через стену на большой скорости. Очень упрощает для всех понимание ситуации и все такое. Каин фыркает что-то между «ага, конечно» и «разве что пока пудришь мозги, чтобы тебя не догнали», и Эз невольно цыкает. Сводит брови домиком. — Так что? Пойдем обратно? Там все ждут… «Нет». — Нет, — согласно озвучивает Каин. И сам не знает, почему. Потому что он вообще не понимает, что это сейчас было. И потому что признать, что тот парень с Эзом органичны вместе, как гитара и микрофон, ему не позволяет гордость? Потому что радостный придурок Эз улыбается ему не так, как другим? Потому что видно, что они… близки? Ближе, чем бывают просто друзья. И для Эза все это ничего не значит. Что, черт возьми, в этом такого? «Мне не нравится». Каин молча соглашается. И вообще. Как будто мало ему Сетта с Фелом и К’Санте с Йоне. Кругом все эти намеки, флюиды и прочая хрень. Ну нет, за этот концерт Каин платить не собирается. Он вообще не планировал вляпываться ни во что подобное. Пусть все эти романтические рождественские истории проходят отдельно от него. Ему, может, приятнее все портить. Эз не расцепляет рук, изучающе глядя снизу вверх, а Каин не спешит убирать ладони с его поясницы, и они так и стоят в тишине. Гирлянды, оказывается, тоже тихо гудят — вместе с фонарями. Сквозь усиливающийся снегопад едва слышно, как с соседней улицы доносится музыка. Возможно, просто стоило выбрать для прогулки более оживленное место, и все было бы куда проще. — Мы с Экко не вместе, — вдруг неуверенно произносит Эз. — В смысле, эм, мы встречались раньше, но расстались. Давно. Сейчас он мой лучший друг. Мы долго не виделись, и я скучал, вот и все. В груди от этого жалкого оправдания рассыпаются искры, горячо и щекотно жалят, прогревая кровоток до самых пальцев, но Каин их игнорирует. Какое ему дело вообще? — И зачем ты мне это говоришь? — Ну-у, — Эз неловко дергает плечом и сводит брови над переносицей, — просто захотелось? Он заглядывал ненадолго обменяться поздравлениями, у него потом другая встреча, и мне пришлось проводить его чуть раньше, чем планировал, так что… Ха, ладно. Просто К’Санте посоветовал с этого начать, если я тебя найду. Показалось, тебе может быть интересно. «Очень». — Нет, — слишком быстро отвечает Каин, — какая мне разница? Можешь хоть весь город собрать и засосать по очереди, мне-то что, я тебе не… И понимает, что скулам становится подозрительно жарко, раньше, чем заканчивает эту идиотскую роспись в собственной слабости. Это… просто алкоголь еще не выветрился, и он говорит лишнее. Что-то, что может подпустить зеленую заразу слишком близко к телу и позволить его самооценке пробить небосвод. Судя по тому, как Эз самодовольно улыбается, все так и есть. Поздно. — Классный челлендж, — тихо выдыхает он, не переставая лыбиться, — но я, наверное, пас. Сегодня до полуночи я буду целовать тебя. Можно? Пока моя очередь не собралась. От игривых интонаций Каин громко фыркает. Какой ужасный флирт. «Ужасно эффективный». Каин не согласен, но — в эту игру можно играть вдвоем, и обычно ему нравится. Он в нее не проигрывает, потому что ему, в отличие от приличных мальчиков, можно почти все. Усмехнувшись, он наклоняет лицо к Эзу и, коснувшись носом щеки, спрашивает так же тихо: — Я был плохим мальчиком или что? За что Санта меня наказывает? — Награждает, — нагло поправляет Эз, — это меня наказывает. Я вел себя просто ужасно, раз на Рождество в носке у камина мне вдруг так сильно понадобился только ты. От собственного откровения он захлопывает рот так резко, что Каин тоже пораженно замирает. Распахнув глаза, Эз быстро смаргивает снежинки. — В смысле… — начинает он, но фраза повисает в воздухе. — Только я? — ехидно переспрашивает Каин, потому что в голову больше ничего не приходит. На соседней улице музыка сменяется звоном колокольчиков. — Ты, — после недолгой паузы отвечает Эз, снова нервно облизывая губы. От этого маленького жеста по коже пробегает статика, так сильно вдруг хочется — почти необходимо — его поцеловать, но Каин медлит, игнорируя жадно скребущего мозг Рааста. Потому что вот еще. Будет он делать то, что от него требует какой-то… Эзреаль. Чтоб его. — Только на Рождество? — спрашивает он вместо этого. — Мо-о-ожет, немного дольше. Чуть-чуть. Тебе понравится, — деловито отвечает тот. — Теперь ты пытаешься меня напугать? Маленький сталкер. — А похоже? — Я тебе не Санта, чтобы исполнять желания, — насмешливо говорит Каин, уже чувствуя, что сдается. Нет ничего более идиотского, чем оказаться главным героем в сопливой сказке про Рождество. Нет ничего приятнее, чем поддаться ей — и поэтому сейчас эйфоричное предвкушение затапливает его кипятком до самых кончиков пальцев. Какое странное ощущение. Как на сцене перед первыми аккордами. Над затихшей толпой. — Ты назвал меня эльфом, так что у меня есть полномочия, — заявляет Эз и тут же сам находит его губы своими. Снова холодными. Щекочет волосами лицо, толкает грудью, цепляет коленями, и кожу в каждом месте их соприкосновения обжигает раскаленными иголочками. У Каина сбивается дыхание, когда беспокойные мокрые руки оглаживают его челюсть и ныряют под воротник, пытаясь согреться. Между ними быстро становится тепло. И это почему-то важно. Каин не хочет думать, почему, и задавать вопросы тоже не хочет. Сейчас — важно. И все. А остальное можно выяснить потом. Когда вернутся ядовитые мысли. Когда отпустит. «Если». Когда. Каин лучше всех знает — не «если», а «когда». В какой-то момент Эз вдруг шарахается, отрываясь, и восклицает: — О нет! Каин! Блин! Рождество же! И тут же достает телефон, с ужасом глядя на экран. Каин тоже заглядывает, прислонившись лбом ко лбу. — Уже две минуты как. — А-а-а, черт, — жалобно вздыхает Эз. — Самое главное пропустили… Каин молча пожимает плечами. Он не чувствует себя ни виноватым, ни обделенным, часы это просто часы, цифры, праздник не ограничивается парой секунд, где-то он еще даже не наступил, где-то вообще не празднуют. Просто условность. Почему-то заполняющая пустоту. Покосившись на него, Эз смешливо щурится и хватает за рукав. — Ну и лицо… А, ладно! Счастливого Рождества тебе, Шида Каин. Желаю тебе не быть таким придурком, перестать портить другим планы, во всем со мной соглашаться, потому что я классный, ну и… Каин тоже затыкает его поцелуем — потому что это лучше всех дурацких язвительных поздравлений, которые только может придумать лохматая зеленая голова. И потому что так хочется. В домах вокруг поднимается волна шума — будто лопнул вакуум, хлопают двери, разрастаются разговоры. Кто-то смеется. Рождество наступило, да? Возможно, даже немного волшебное — или счастливое, или как там обычно называют? Каин не разбирается. Эз дрожит — то ли нервно, то ли от холода, то ли от того, что Каин прикусывает его язык, вжимая в себя, шаря руками по спине и не давая нормально вдохнуть, даже когда мимо них кто-то проходит. Отстранившись, он ухмыляется: «И кто тут дурак?». Застегивает его дурацкий пуховик под самое горло, едва не прищемив подбородок, прежде чем притянуть обратно. За ними светится елка: переливается бликами красного, желтого, зеленого и синего, беззвучно колышется, покрываясь снегом. Говорят, желания сбываются в это время? Чьи-то наверняка. Даже раздражающее дерево спасено эльфом Санты по имени Эзреаль. Поэтому пусть себе стоит и горит, думает Каин. Без его огня. «Пока что».