запотевшие зеркала и растаявший лед

зеркала не разбиваются силой мысли, разве что только различными физическими действиями. а вот рики хочет, чтобы зеркало треснуло само, потому что ему не хватает смелости раздробить свои костяшки в кровь. на него из зеркала смотрит внешне немного изменившийся он. и если для многих смена волос это лишь бонусные очки в отрицательную или положительную сторону в категории имиджа и стиля, то для рики — катастрофа. зря, наверное, он посчитал, что первый курс отличное время, чтобы изменить себя. и пока он начал только с волос. мокрые, отросшие и перекрашенные в платиновый блонд волосы обрамляют худое лицо рики. он ощущает себя запертым в криокамере, из которой никого не докричаться. где его никто не слышит и еле замечают. а яркие волосы сделают его заметнее, прямо как солнце. правда, солнце мало кто любит. в нем нуждаются только по собственному минутному желанию, а перманентно на небе его никто не хочет видеть. слишком уж раздражающий, даже смотреть не хочется. рики жует губу, долго рассматривая свое отражение. воспоминания о школе почти отходят на второй план, потому что впереди его ждет уже высшее учебное заведение. и как бы рики всячески не отрицал, что школьная пора — самая важная часть формирования личности, но это, к сожалению, правда. но многие забывают, что дети в школе сами чаще всего неразвитые, травмоопасные, жестокие. проще говоря, хуево сформированные персоны. кто там говорил, что дети — зеркала родителей? так вот, пусть все эти зеркала треснут навсегда и исчезнут из прошлого рики. он прикладывает холодную ладонь к собственному отражению, и ему хочется разрыдаться. потому что жить — сложно, а тащить груз тяжелого прошлого — ещё сложнее. шэнь цюаньжую было всего восемь лет, когда его родители решили переехать из шанхая в сеул. маленький мальчик совсем не знал языка и не понимал, о чем говорили другие дети в новой школе. он старался учиться усерднее, чтобы понимать хоть что-нибудь, но этого оказывалось недостаточно. вообще, никогда ничего не бывало достаточно. цюаньжуй уже к десяти годам понимал, что люди жадные. ни безупречные оценки, ни богатые родители, ни дополнительные занятия английским, ни зачисление в клуб баскетболистов не оказывали ровно какого-либо воздействия. ничего не изменилось тогда и не изменится сейчас. сколько бы лет не прошло, шэнь не сможет понять один простой вопрос: что он плохого сделал? рики умывается, сушит голову голубым полотенцем, и собирается спать. или хотя бы пытаться. завтра он заселяется в общежитие, так что день предстоит и без того трудным. новые знакомства и, соотвественно, новые лица, которые ещё неизвестно с какой гримасой будут на него смотреть. его передергивает. как бы далеко он не бежал от чужой ненависти, как бы сильно не хотел забыть лица обидчиков, как бы болезненно не было думать мешаниной неприятных мыслей и пропитываться негативными эмоциями, рики понимает, что он всё ещё стоит на месте. это напоминает о сне, когда на тебя надвигается опасность, которую ты чувствуешь каждой частичкой сознания, но не можешь убежать, потому что твои стопы странным образом с помощью растопленных мармеладных змеек приклеили к сырой земле австралийские жабы в цилиндрических шляпах. дико и странно. рики с детства отличался атлетичными способностями, но у него нет никаких сил ни бежать, ни противостоять. он просто хочет лечь навзничь и ждать, пока всё обойдет его стороной. но рики забывает о том, что с жизнью так не прокатит. тебе нужно либо пройти через густой туман трудностей и боли со всей решимостью, либо тебя насильно заставят через него пройти. вроде есть видимость выбора, но по факту тебе остается лишь жить эту хуйню дальше. и знаете, что самое несправедливое? осознание того, что у кого-то всё может быть хуже или лучше, и ты просто не в силах повлиять на что-то. это просто ебаная фортуна, и рики почти повезло в ней выиграть. понимание того, что существует наше общество, которое губит не мало сильных личностей, всегда будет преследовать, угнетать, ломать, и неважно в каком уголке планеты ты находишься. ведь каким бы стойким человек ни был, то ему или ей не по силам справиться с черной дырой, что поглощает в себя всех, кто не соответствует, и оставляет внутри себя только подстроившихся, а сломанных безжалостно выбрасывает на свалку. рики чувствует, что ещё немного, и он тоже будет там. на человеческой свалке. / самое тяжелое для рики — прощаться с мамой. его мама — высокая, худая, неулыбчивая женщина, с твердостью в голосе и теплотой в касаниях, что особенно проявлялось, когда она гладила маленького цюаньжуя по спине, чтобы он смог скорее заснуть. кажется, она никогда не злится, никогда не позволяет себе проявлять ярких вспышек эмоций, никогда не говорит с резкостью в словах, никогда не бывает неустойчивой. может поэтому она всегда носит черные каблуки с уверенной походкой. но для рики самое любимое в ней — её глаза. мудрые, серые, переливающиеся сталью на свету. она мало говорит, но как будто знает всё на свете. для рики — она дом. мрачный, молчаливый, с запахом металла и кофейных сигарет, но всегда принимающий его. она вытирает свои слезы белоснежным платком, с вышитыми цветками белых лилий. рики вспоминает, как она этим самым платком стирала кровавые следы вперемешку с грязью с его лица, когда в один из дней он вернулся со школы. но даже тогда она ничего не сказала, хотя её родные дымчатые глаза отчетливо слезились. рики помнит, как той ночью она до самого утра просидела у его кровати и гладила его по спине. сейчас она говорит, что ему очень идет новый цвет волос. она не упоминает про отца. рики молчаливо соглашается, обнимает её, прижимается носом к её сухим и тонким волосам. она крепче прижимает его к себе, целует в висок. рики обещает чаще писать ей. она ничего не обещает, но тоскливо улыбается, кивает. рики вспоминает о её муже. естественно, что он не пришел даже попрощаться. этот человек всегда был незаинтересован в семье. но даже карьеристам, которые чуть ли не готовы отдать сатане душу за свой бизнес, нужно поддерживать социальные нормы, когда-то кем-то продиктованные, за которыми всех поголовно заставляют следовать. рики знает, что его мама и её муж не любят друг друга, им просто пришлось и приходится терпеть друг друга, и это вошло в многолетнюю привычку. рики не ненавидит мужа своей матери, он к нему настолько никак относится, что даже отцом назвать не получается. просто мужчина, всегда ставящий в приоритет деньги и никогда жену и сына. вот что из этого получается: поддержание репродуктивной функции семьи в одноразовом варианте, и рики, которого не научили, как люди любят и как их можно любить в ответ. ведь он просто этого не видел. они прощаются. маленький цюаньжуй остается в большом доме, рядом с мамой, которая вручную стирает свой платок, любит клубничный джем и бордовый цвет, терпеть не может вкуса мяса и запаха цветочных духов. а ещё теперь она остается одна. теперь она будет перечитывать романы юкио мисимы, больше курить и чаще стирать платок с лилиями. взрослый рики уходит и больше всего на свете ощущает себя чужим. / молодой парень, явно старше самого рики, стоит прямо у двери его общежитской комнаты. он выглядит так, словно ждет кого-то конкретного. что ярче всего запоминается в нем: грациозные движения тонких музыкальных пальцев, когда он начинает записывать что-то в свой розовый блокнот и стучит по круглому стеклу часов на хрупком запястье, и мягкие на вид губы, которые он дует непонятно для чего и в нервном жесте зажимает между зубами. какой-то он весь из себя притягательный, и рики не знает почему. незнакомый парень замечает его, цепляет взглядом и расплывается в довольной улыбке. — шэнь цюаньжуй! наконец-то ты пришел. — рики внутренне морщится, от того, как легко и безошибочно тот произнес его имя, — я как раз тебя заждался! меня зовут чжан хао, и я из университетской организации для помощи иностранным студентам. внутренности рики медленно ледянеют. ах, вот оно что. тонкие нервные струны внутри натягиваются, перепачканные ошметками подкожного мяса, ещё немного — не выдержат такого давления. злость, как горячая жидкость медленно разливается по телу, обволакивая каждую вену и артерию. слишком явственно ощущается температурный контраст. зубы крепче сжимаются, готовые раскрошиться в пыль, а обветренные губы приоткрываются, в резком порыве всё высказать. — мне вот что интересно, — в голосе — резкая недоброжелательность, в глазах чжан хао — удивление, — вы специально отлавливаете иностранцев, чтобы пороть им всякую чушь? вы думаете, это нормально — специально создавать такие организации, чтобы показывать всё это различие? я в этом учавствовать не собираюсь и в помощи никакой не нуждаюсь. тем более от таких, как вы. — от таких как мы? — чжан хао обиженно поджимает пухлые губы, хмурится, — это каких? — от таких же, как я. — рики проходит мимо него, до своей комнате, но останавливается у дверей, — я шим рики, и вместо траты времени на подобные глупые организации, лучше бы занялись улучшением экологии в этой стране. дверь с глухим стуком захлопывается. глаза чжан хао тускнеют, отливают цветом дубовых веток, и ещё чем-то личным, болезненным, понятным разве что ему и цюаньжую. / первое впечатление о человеке всегда оставляет яркий след в памяти. по крайней мере, все так говорят. а рики не может не прислушиваться к всеобщему мнению из категории «все так говорят». — ты можешь развешивать одежду по цветам? — раздраженный голос из динамика. — ты можешь отстать со своим бзиком на порядок? — по всей видимости, его сосед раскладывает свои вещи. парень сидит на кровати, пока все его сумки и чемоданы бессердечно распотрошили и даже не удосужили разложить в шкаф. — о, мой сосед пришел! пока, гонук-а! учись в школе усерднее! — я в следующий раз приеду и посмотрю на содержание твоего шкафа. — пока-пока, надоеда! — парень со смачным звуком целует воздух рядом с экраном телефона, и видеозвонок выключается. рики всё ещё неловко стоит у двери. видимо, ему достался очень гиперактивный и энергичный руммейт. не то, чтобы это как-то плохо, но шэню тяжело поладить с такими людьми. открытыми и свободными. — я ким кюбин! — подскакивает с места, подходит ближе, улыбается ярко-ярко, протягивает руку. — шим рики. — он зажато дёргает уголками губ, в попытке изобразить дружелюбную улыбку, несильно жмет чужую ладонь. его сосед, кажется, просто не может усидеть на месте. он много рассказывает о своем основном направлении "биоинженерия", дополнительных курсах, студенческих организациях, новых университетских знакомых. рики не понимает, откуда ким кюбин столько узнал и успел сделать, если студенты только-только начали заселяться в общежитиях. — кстати, я забыл у тебя спросить. — кюбин запихивает свою мятую одежду в маленький деревяный шкафчик, — какая у тебя специальность? — я на факультете изобразительного искусства. — художник, значит? — кюбин беззлобно хихикает и дергает бровями, рики неопределенно пожимает плечами, — и… могу я спросить ещё кое-что? — ты можешь спрашивать всё, что захочешь. всё равно нам минимум целый семестр вместе жить, если ты конечно не захочешь поменять соседа. — не захочу! — резко подскакивает кюбин, — ты мне пока нравишься. — неважно, — рики отворачивается, продолжая разбирать свой багаж, — спрашивай уже, что хотел. — почему ты не представился своим настоящим именем? — блондин замирает с флаконом духов в руке. конечно, он знает. им заранее выдается номер телефона и имя человека, с которым нужно будет делить одну комнату. а что написано у рики в документах? правильно: шэнь цюаньжуй. а если кюбин будет презирать его из-за лжи, или потому что рики тот, кто он есть? придется поменять соседа. а с этим такая волокита будет! но кюбин совсем не выглядит обиженно или как-то враждебно. возникает чувство, что он спрашивает это просто из личного интереса и любопытного носа, а не по какой-либо предъявительной причине. — мне так привычнее и удобнее. — хорошо. — кюбин понятливо кивает и мягко улыбается, — хотя, мне нравится, как звучит твое имя, но и рики-чан тоже неплохо. — почему рики-чан? — он нарочито хмурится, пока его щеки наливаются теплом. — когда я впервые тебя увидел, то подумал, что ты вылез из аниме. — кюбин глупо хихикает от своих же слов. рики закатывает глаза, показывает ему средний палец, из-за чего кюбин смеется сильнее, и отворачивается, чтобы скрыть широкую улыбку. громкий. это было первым впечатлением. теплый. это было первым физическим впечатлением. у кюбина широкая и чистая улыбка, от него пахнет солнцем, легким шлейфом мангового дрессрума. он напоминает рики домашний мармелад, который однажды приготовила ему тетя, и вместо желейного укуса, во рту словно растворилось мягкое и сладкое суфле, потому что тетя явно не учла дозировку желатина. так сразу и не поймешь, в чем различие, пока не дотронешься, пока не попробуешь. это было первым ассоциативным впечатлением. кажется, они действительно хорошо поладят. и цюаньжуй не страшится попробовать по-настоящему сблизиться с ним. на удивление, ему с кюбином спокойно и комфортно. / первый раз в университете цюаньжуй испытывает липкое чувство страха именно в кафетерии. он отчетливо помнит, как это бывало в школе, но ему ещё не доводилось видеть такое тут. тем более в ситуации, где рики не объект издевательств, а ему просто приходится лицезреть это. и это почему-то происходит с чжан хао, тем самым парнем из глупой организации для помощи таким, как он сам. теперь становится понятно, почему чжан хао так хотел оказывать поддержку другим. он просто знал какого это. какого это быть униженным кем-то другим, кто по какой-то неведомой причине считает себя лучше. какого это слышать оскорбления в свой адрес. как прямые, так и за спиной. какого это чувствовать себя растоптанным и маленьким, только за то, кто ты есть. каково это отличаться, хотя, на самом деле, нет никаких отличий и разницы. — ты меня плохо расслышал? — какой-то старшекурсник с противной ухмылкой кладет на его плечо свою ладонь, — прости уж, ни китайского, ни пидорского языка я не знаю. хотя если посмотреть, то разницы между ними нет. рики застывает на стуле, и понимает, что не может сделать вдох. короткий звон в ушах не позволяет расслышать ответ чжан хао, но он видит, как тот с брезгливым выражением лица скидывает чужую руку. — ты, блять, совсем тупой? — ядовитая интонация того же старшекурсника сочится агрессией, — я в последний раз повторяю, чтобы ты шел нахуй отсюда. с китайским педиком в одном помещении я обедать не собираюсь. — так тебя тут никто и не держит. — удивительное спокойствие и улыбка в голосе чжан хао, — о! видишь? там идет мой парень, и я как раз ждал его, так что отъебись, выродок. чжан хао обходит обидчика, более не уделяя ему никакого внимания, и подходит к другому студенту, который, судя по всему, является его парнем. он прижимается губами к его скуле, берет его руку. уверенно, свободно, гордо. рики становится легче дышать. он искренне восхищается. чжан хао сделал это так естественно, как будто это нормально. и многие забывают, что оно на деле и не "будто". рики тоже забывает. таким смелым, как чжан хао, приходиться напоминать и нормализировать то, что давно должно быть типичным, не сверхестественным. рики всегда задавался вопросом, почему если девушка поцелует парня у всех на виду, никто даже внимания не обратит. но если парень возьмет парня за руку на публике, то это автоматически приравняется к чему-то ужасному. почему так? это даже не двойные стандарты. это просто двойной пиздец. не знаю, кто решил разделять любовь на правильную и неправильную, но это однозначно была самой идиотской идеей на земле. хотя люди сами зачастую не понимают, что эти два слова значит. а сейчас мы имеем то, что у кого-то может быть нормальная любовь — между мужчиной и женщиной, какая максимально репрезентирована в любом уголке вселенной, а о другой любви лучше не заикаться, потому что иной раз можно остаться без головы. казалось бы, все мы тут с вами взрослые люди со своими мыслями, страхами, мнениями, проблемами и опытом. но каждый раз, когда эти "взрослые" люди думают, что имеют право устанавливать человеческие нормы того, как нужно жить, с кем, для чего и почему, то вся эта взрослость перемалывается на микроскопические стеклянные крошки, которые только вздохнуть — и можно болезненным способом лишиться легких. как можно диктовать четкие условия любви? как можно определять стандарт на то, что у людей происходит неконтролируемо? любовь — это не просто когда какой-то человек нравится другому человеку. любовь — это никогда не просто. потому что просто с людьми не бывает. любовь — это желание души, которые не все могут ощутить, понять и принять. любовь — это моменты, что складываются друг на друга, как пленочная кассета, заставляют постоянно думать и мечтать о человеке. любовь — это открытое нараспашку сердце. смертельная уязвимость. абсолютное доверие. любовь — это взрывы чувств, ноющие кости, необъснимое притяжение, мысли между молотом и наковальней. также: любовь — безумство, непринятие, страх, люди. любовь — это жизнь. сколько людей отдали свою жизнь ради любви за всю историю существования мира? скольким пришлось скрывать от всех свою любовь? сколькие умерли, не познав любви? а сколькие не осознавали, что любят? скольким из них любовь ломала и исцеляла души? сколькие разбивались об острые скалы, но достигали своего — любви? любовь — единственное, чего можно избежать, спрятать, задушить в себе, но что будет в тебе до самого последнего вздоха. и чжан хао первый на памяти рики, кто не стесняется быть собой, не боится любить и плевать хочет на общество и на людей вокруг. ведь ради чего и ради кого себя ограничивать? ради безызвестных тебе людей, которые по неизвестной причине создают глупое общественное мнение во вред всему человечеству? или ради того, чтобы можно было приравнять себя к норме, создать видимость того, что ты не отличаешься от общей массы? рики и сам не понимает. но не может снять свои ограничительные замки. и такими независимыми от чужих мнений людьми он восхищается всем сердцем. он мечтает таким стать. и сближается с чжан хао. хао хороший, действительно хороший человек, как и его парень, которого зовут сон ханбин. они принимают рики с дружелюбными улыбками, добавляются в контакты и приглашают сходить куда-нибудь вместе в следующий раз. / кюбин — просто нечто. он как костер посреди пустыни, как платье из кевлара в качестве ночнушки, как мороженое при ангине, как проколотые мочки ушей у годовалой девочки, как протянутая белке шишка, которая до этого не поняла подвоха и приняла шишку за желудь. часто не к месту. часто неизвестно для чего и зачем. непонятное, навязчивое, но при всей дикости уже привычное. от кюбина у рики странные щекотливые мурашки между ребер. от кюбина у рики голова кругом, и непонятно — от стресса и раздражения или щемящей нежности изнутри. хотя они вместе живут почти три недели. у них всё гармонично. сбалансированно. уютно. они иногда спрашивают, как прошел день, смотрят фильмы вместе, читают друг другу вслух учебный материал, даже при том, что они оба на разных специальностях. они иногда собачатся, когда рики забывает купить туалетную бумагу, и когда кюбин устраивает бардак в комнате. рики сквозь улыбку говорит, что еле его терпит, а кюбин с комичным лицом утверждает, что не знает никакого рики. у них всё обоюдно. взаимно. одинаково. рики никогда не спрашивает его про таблетки, которые кюбин пьет один раз в день и всегда ставит будильник, чтобы не забыть их принять. кюбин никогда не упоминает его ночные истерики и двухчасовое принятие душа, после которого из ванной комнаты долго не рассеивается густой пар. до тех пор, пока младший не начинает откровенный разговор между ними, когда они молча лежат на кровати рики и слушают перемешанный плейлист кюбина. — мне кажется, что меня скоро бросят. рики и не знал, что тот состоит в отношениях. что-то внутри неприятно дергается. он не придает этому значения и поворачивает голову, но кюбин лежит с закрытыми глазами. на фоне играют "the cure", и все мысли сужаются до размера их общажной комнаты. — с чего ты это взял? — с тех пор, как… — кюбин задумывается, ёрзает на кровати, — она устроилась на работу, то стала реже мне писать и отвечать. у меня еле получается забронироваться в… её планах? не знаю, но она заставляет меня чувствовать себя дерьмово. — ты не должен так себя чувствовать. — рики хмурится, кладет ладонь младшему на плечо, — ты должен ставить себя в приоритет и не подстраиваться под кого-то, кто не хочет выбирать тебя. — мне кажется, что я делаю недостаточно. рики возвращается к мыслям, что ничего не бывает достаточным. люди всегда будут твердить о том, что у кого не хватает, кому чего не достает, и кем не заполнены пробелы. и всё это вливается в, так называемые, недостатки. как будто тебя заливают горячим воском, чтобы без разрешения заполнить твою же внутреннюю пустоту. никто об этом не просил, но невежество и безразличие в этом и не нуждаются. — если тебе плохо с этим человеком, то лучше задумайся о том, нужны ли тебе эти отношения вообще. — кюбин смотрит на него со странным выражением лица, — я серьёзно. не держись за человека, если тебе просто не хватает заботы и любви. это неправильно. его большие глаза становятся влажными. роберт смит поет о том, что мальчики, вообще-то, не плачут, а кюбин роняет хрустальные слезы. — пожалуйста, не плачь, — рики тушуется, поджимает губы, — я не хотел тебя обидеть своими словами, но я правда не вижу смысла начинать встречаться, если попросту не воспринимаешь человека как личность и нуждаешься в самом факте наличия отношений. кажется, рики делает ещё хуже, потому что кюбин вдруг закрывает лицо ладонями и всхипывает несколько раз. рики не умеет успокаивать людей, поэтому он может надеяться лишь на силу слов. потому что знает-чувствует: с кюбином лучше не молчать. ему нужно слышать других людей. ему необходимы успокаивающие слова, в которых вложены забота и поддержка. и всё же, рики тяжело со словами, но у него есть свой способ утешения. — не плачь, кюбин. — рики легонько накрывает чужие ладони тонкими пальцами, привлекая внимание, — я не знаю, что делать с маленькими плаксами. кюбин сопливо фыркает от смешка, отчего рики приглушенно охает и тянется к коробке сухих салфеток на тумбочке. кюбин благодарно кивает и высмаркивается. — тебе стало легче? — кюбин кивает на вопрос, — если захочешь снова поделиться чем-то или поплакаться, то я рядом. — честно? — абсолютно. — цюаньжуй одобрительно улыбается, — и не позволяй другим ранить себя, хорошо? младший невнятно мычит и, прикрыв глаза, кладет голову на его плечо. и рики совершенно забывает о том, какая песня играет на фоне. всё, на что он обращает внимание — чужие подрагивающие ресницы и приятная тяжесть на плече. / прохладный мартовский вечер пятницы — идеальное время для студентов, чтобы слегка отдохнуть и расслабиться, или, например, подготовиться к завтрашней пьянке. но у рики другие планы. хао и ханбин пригласили его на ужин, и сейчас терпеливо ожидают его у ворот. белоснежная подушка клубнично-банановой жвачки хрустит меж зубов, рики видит их издалека. за несколько минут наблюдений, он понемногу начинает кое-что понимать. теплые романтические отношения между людьми — это то, что рики тяжело дается на слух, взгляд и ощущение. он знает теорию, и то, как это должно выглядеть со стороны. примерно. но у хао и ханбина оно даже с бокового взора чувствуется по-другому. ханбин потуже затягивает клетчатый шарф на шее хао, кладет свои ладони ему на щеки и говорит ему что-то. чжан хао мягко улыбается, накрывает чужие руки и ластится. рики замечает, как хао поворачивает голову вбок, чтобы прижаться губами к внутренней стороны ладони ханбина. это смущает и удивляет, будто он стал свидетелем, в каком-то плане, интимной сцены. словно нежность, которая у ханбина и хао, не для всеобщего обозрения. она только для них. понятное дело, что они не скрывают свои отношения, и могут открыто демонстрировать привязанность, если захотят, просто… такие вполне очевидные вещи вовсе не ясны для рики. но теперь он будет вспомнать о них, когда люди будут глагольстовать о любви. оказывается, что это не просто желание показать, что ты в романтических отношениях с каким-то человеком. куда важнее: забота, внимание, ласка и прежде всего любовь к чужой душе. рики чувствует это у них. рики видит их любовь. они замечают его и счастливо улыбаются. и рики думает, что его блондинистую макушку тяжело было не заметить сразу. но ему становится спокойнее от того, что старшие, похоже, действительно рады его видеть. а ещё на его лице появляется неконтролируемая улыбка, когда он понимает ещё одну вещь: влюбленные имеют свойство никого и ничего вокруг не замечать, когда сильно увлечены друг другом. ханбин выбирает небольшой ресторанчик, в котором они собираются поужинать. хао мягко улыбается и говорит рики, что это любимое место ханбина. — он мне весь вчерашний день прожужжал в уши, как сильно хочет привести тебя сюда, — шепчет хао рики, когда ханбин диктует официантке их общий заказ. — ты ему мои грязные секреты рассказываешь? — ханбин притворно-драматично закрывает рот ладонью и хихикает, — ну, ты не забывай, что у меня ещё сохранилось видео с первого курса, где ты пьяный танц— хао пинает его под столом, и ханбин вскрикивает от неожиданной боли. рики смеется с них, пока они начинают шуточную перепалку. и он замечает кое-кого за соседним столиком. кюбин сидит с двумя парнями за столом и увлеченно что-то рассказывает, параллельно жуя говядину. он активно жестикулирует и давится едой, из-за чего одному из его друзей приходится постучать ему по спине. кюбин выглядит очень счастливым и оживленным. рики смотрит на него, не отводя взгляда. он любуется румянцем на чужих щеках, морщинками в уголках глаза при улыбке, масляным блеском на бархатных губах. и ему явно не следовало открыто пялиться, потому что кюбин, конечно же, замечает. первое: он сильно удивляется неожиданной встрече. второе: он улыбается шире, активно машет ему рукой, и рики успевает слабо помахать в ответ. третье: он что-то тараторит своим друзьям и подрывается к столику рики. — рики-чан! — старшие замолкают, переключая свое внимание на высокого темноволосого мальчика. — привет. — рики мягко улыбается ему. — ты тоже пришел со своими друзьями? — ну… — рики смотрит на выжидающее лицо хао и кивает, — как видишь. а ты? — я тоже! — он оборачивается на свой столик, — я пришел с гонуком, это который выглядит крупным, и с юджином, он в красном свитере. — я вижу, кюбин. кюбин снова широко улыбается, подходит к столику ближе, чтобы потрепать волосы цюаньжуя, оставляя его с удивленным выражением лица. — я очень рад тебя видеть здесь. — кюбин шагает назад. — мы видимся каждый день. — рики поправляет волосы, пока младший в последний раз ярко улыбается и уходит обратно. — и что это было? — ханбин наклоняет голову вбок, ожидая ответа. — а что тебе непонятно было? они очевидно флиртовали. — хао отпивает из трубочки свой шоколадный коктейль с добавлением карамельного сиропа, что принесли ему раньше всех. — это неправда! — а вот и правда! у тебя даже щеки покраснели. — ханбин ловит волну подшучиваний над рики и отбивает своему парню пять. цюаньжуй закрывает лицо ладонями и вздыхает. да, ему действительно нравится кюбин. но проблема в том, что он не нравится кюбину, потому что тот уже в отношениях. и вздыхает ещё раз. / кюбин — спонтанный хаос. — пойдем отмечать хэллоуин! — кюбин крутится на месте и пытается привлечь внимание, шатаясь из стороны в сторону. — ты же понимаешь, что сейчас только конец марта? — рики моет магазиные клубники в маленькой раковине их общего санузла, — и перестань вертеться. — а у меня сейчас хэллоуинское настроение! — младший смотрит на него через зеркало, дует губы и хлопает глазками, — ну, пожалуйста, пойдем. для общего сведения: рики умеет говорить "нет" людям. для вашего понимания: он не может отказать кюбину. — у меня нет хэллоуинского костюма. — рики выливает воду из прозрачной упаковки и отправляет одну мытую ягоду себе в рот. и, наверное, он все-таки зря спросил. потому что кюбин оживляется, выбегает из ванны и также быстро возвращается. он держит в левой руке пластиковую корону принцессы, а в другой розовую волшебную палочку. рики замирает с недожеванной клубникой во рту и тупо хлопает глазами. — ты же это не серьёзно? — абсолютно серьёзно, рики. тебе и это будет к лицу. — он широко улыбается и продвигается ближе. — а у тебя какой костюм будет? глуповатый принц? доблестный рыцарь? — рики щурится, снова откусывает ягоду и медленно прожевывает. — мило, что ты так подумал, — кюбин в шутливой форме кокетливо подмигивает, — но я буду в костюме мартина. — кого? — ну! зебра из мадагаскара. рики опускает взгляд на его вязаный свитер в черно-белую полоску. он прикрывает глаза, медленно дышит. кюбин бонькает его по голове волшебной палочкой. — ты же понимаешь, что я еле держусь, чтобы не придушить тебя. — рики до противного хруста сжимает в руках пластиковую упаковку. — понимаю. — многозначительно кивает младший, — ну всё, давай не будем терять время и скорее пойдем. купим газировки и большущую тыкву! — сейчас не сезон для тыкв. — бла-бла-бла, — ким закрывает уши ладонями, — не нуди. пошли! спустя несколько минут усердных попыток, кюбин всё же добивается своего и надевает на него корону. он берет его за руку и выводит на улицу. рики оставляет свою упаковку ягод, дуется, но ничего не может поделать, когда младший загорается какой-то безумно дурной идеей. они идут в ближайший продуктовый, и рики всё ещё ощущает теплоту чужой руки. даже когда кюбин выбирает химозную вишневую газировку, и расплачивается на кассе, то не разжимает пальцы. это одновременно приятно и смущающе. но если задуматься — это слегка ранит. кюбин уже в отношениях, и эта чрезмерная тактильность к рики может означать, что младший воспринимает его только в дружеском плане. они садятся на скамейку в полупустом парке. и только тогда кюбин отпускает его руку, чтобы открутить крышку от бутылки. рики думает, что они со стороны выглядели глуповато, разгуливая по улицам в пижамных шароварах, один в полосатом и другой в розовом свитере с игрушечной тиарой принцессы на голове. но вместе с этим, он чувствует некую свободу, когда делает глупые вещи вместе с кюбином. младший вселяет в него уверенность. — мы про тыкву забыли. — кюбин выпивает полбутылки газировки, и его губы окрашиваются в вишневый из-за красителя. — мы не забывали. я же говорил, что там не будет тыкв. — рики закатывает глаза и откидывается на спинку скамейки. — а ещё мы забыли твою волшебную палочку, — кюбин вздыхает и прислоняется плечом к рики, — вот если бы была и тыква и твоя палочка, может ты смог бы наколдовать мне карету. — ты что, золушкой себя представил? — он не сдерживает смешок, — какая из тебя золушка, если ты даже свои грязные носки забываешь закинуть в стирку? — ой, не начинай! — как скажешь, зебра. — а вот это было грубо. — допивай свою газировку и пойдем уже обратно. — рики слабо пихает его локтем в бок, — холодает. — как скажешь, принцесса. цюаньжуй щелкает его по лбу и убегает, потому что кюбин моментально подрывается и бежит следом. он забывает недопитую вишневую газировку на скамейке. но кое-что он забыть не сможет: приглушенный смех, блестящие карие глаза, растрепавшиеся светлые волосы, длинные пальцы на запястьях, удерживающие и сопротивляющиеся от покушения на лоб. кюбин случайно сбивает пластиковую корону, та падает на асфальт и ломается пополам. — ты лишил меня королевского титула. — старший подбирает сломанную вещь и выбрасывает в ближайшую урну. — переживешь! — кюбин откровенно смеется и приобнимает его за шею, — пошли домой, у меня есть ещё кое-что для тебя из этого набора. уже в их комнате кюбин отдает ему кольцо с большим розовым сердечком, которое налезает старшему только на мизинец. рики называет его дураком, но бережно кладет кольцо в свою шкатулку с украшениями. / это страшно, когда человек разваливается по частям на глазах. кюбин — зеркало, по которому вдарили разок-другой, и оно разлетелось по пшеничному полю. искать — тяжело, найти — практически невозможно. всё происходящее — переломный момент, иначе объяснить никак. полтретьего утра, кюбин вваливается в комнату. он сильно шумит и будит рики. сначала возникает вопрос, как его сюда впустили при нарушении комендантского часа. потом до сонного мозга доходит, что кюбин сейчас невменяемый, и все вопросы испаряются. от него воняет дешевой водкой, и рики морщится от помятого вида соседа. у него раскрасневшееся лицо и обгрызанные в кровь губы. его заметно шатает. он прижимается плечом к стенке, надувает щеки и дергается пару раз. — не смей тут блевать! — рики хватает его за локоть и заводит в ванную комнату. кюбин мгновенно падает на колени рядом с унитазом и опустошает желудок. он прижимает руки к ободку, тяжело дышит и плачет. рики присаживается рядом, гладит его по спине, почти слышит фантомный запах кофейных сигарет. — рики… — он влажно всхлипывает, вытирает рот рукавом синей толстовки, его брови изламываются, — что я наделал? — ты ничего плохого не сделал, кюбин. ты всего лишь сильно напился. — рики вяло ему улыбается, — в этом нет ничего страшного. — ты не понимаешь… — его лицо искажается болью, — я предал себя. именно это рики мог бы понять лучше всего. он сам чувствует ежедневную боль от того, что приходится отворачиваться от своей сути, закапывать себя под грудой мерзотной лжи, изменять своей личности, чувствам, мыслям. быть предателем для самого же себя. — я ненавижу алкоголь. я презираю пьяниц. я оборвал общение со своим лучшим другом, которого знал с самого детского сада, только потому что он начал пить в старшей школе. и что я теперь делаю? предаю свои идеалы и принципы. я просто ничтожество. — кюбин… — рука старшего замирает у него на правой лопатке, — если была серьёзная причина, из-за которой ты решил забыться в алкоголе, то… — никакой причины не нужно, чтобы перестать уважать себя! — кюбин почти истерит, дрожит всем телом, — меня использовали, и бросили, как только я перестал быть нужным. и я уже совсем перестал понимать, что такое ебаное самоуважение. — в жизни случается всякое дерьмо. не вини себя, ты тоже имеешь право на ошибки. — старший пытается заглянуть ему в лицо, но тот избегает взгляда и крепко жмурится. — я знаю. — кюбин шмыгает носом, стучит пальцами по ободку унитаза, — но это не значит, что я могу принять это в себе. — кюбин… твоя ценность не зависит от того, как ужасно к тебе отнеслись. ты — нужен и важен, чтобы ты ни делал. — рики слабо вдыхает и проводит рукой по растрепанным волосам младшего. — мне жаль гонука. — кюбин испускает невеселый смешок, намеренно игнорируя чужие слова, и это ощущается, как исколотый фарфор в детских неумелых руках. это ранит. — почему тебе его жаль? — я, наверное, уже тысячу часов наревел ему в трубку, пока был в этих отношениях. хотя более стремно то, что я не чувствовал себя любимым, и сам тоже не любил. — и почему тогда ты плакал? — неуместный вопрос, но рики действительно хочет знать. — я… — кюбин откашливается и сжимает подол своей толстовки, — меня принуждали… что-то во внутренностях рики скручивается, сжимается до спазм и отдает болезненными импульсами в ребра. он боится услышать продолжение. боится подтверждения своих догадок. хотя всё до ужаса очевидно. — ты можешь не продолжать, если тебе трудно говорить об этом. — нет, я хочу. — кюбин поднимает голову и его взгляд туманится, расплывается непролитыми слезами, — он меня насиловал. принуждал к сексу, даже когда я был несовершеннолетним. мне было шестнадцать, а ему двадцать. а ведь он старше меня на четыре ебаных года, рики. как я мог позволить ему это? почему считал это чем-то нормальным? почему молчал? почему не просил о помощи? тошнота подступает к горлу, и рики судорожно ловит воздух. ему стало так противно от этого мира. несправедливость душит и топит в грязном и смердящем болоте. цюаньжую хочется обнять кюбина и заплакать вместе с ним. его разрывают мысли о том, как кто-то считал, что имеет право проявлять жестокость к чужому телу и чувствам, грубо прикасаться и морально уничтожать манипулятивными способами. — кюбин, ты ни в чем не виноват. ты — жертва. — рики аккуратно касается его рук и мягко сжимает в своих. кюбин точно сотворен из глины. его лепили мягкие и ухоженные материнские руки, которых любяще обхватывали мужские и уверенные ладони. кюбина взрастили в любви. и это естественно, что он нуждается в этом. он не знает, как бывает тяжело быть принятым в обществе, как безразличие и холод может ранить сердце. кюбин столкнулся с этим и не имел никакого представления о том, что может быть по-другому. что есть люди жестокие, с мерзкими намерениями. невинным, добрым и доверчивым кюбином воспользовались. — я был зависим от него. он психологически давил на меня каждый день. — кюбин крепко цепляется за его руки, — он говорил мне, что никто меня не примет таким, кроме него. что только он сможет принимать мою необычность и неправильность. я такой идиот, потому что верил в его слова. — забудь эти слова. ты — нормальный, твои чувства — тоже. мне так жаль, что тебе пришлось все это выслушивать. помни, что найдется множество людей, которые примут тебя таким, какой ты есть. — ты входишь в это множество? — он поднимает свои большие стеклянные глаза, в ожидании ответа, — ты ведь не отвернешься от меня после сегодняшнего? — кюбин, я от тебя не отвернусь. — и тебе не противно меня трогать после того, как ты узнал, что мне нравятся мужчины? — о чем ты вообще говоришь? — рики хмурится и переплетает с ним пальцы, не желая разрывать тактильный контакт, — разве ты ещё не понял? электрические покалывания проходят по всей руке до локтя и по всей спине рики. снова накатывает легкое чувство тошноты, и на стенках легких оседает липкий неприятный слой. рики впервые говорит об этом с кем-то и пытается признать это вслух. он делает небольшие шаги к принятию себя. он мог бы признать это своей маленькой победой, если бы не разбитое в щепки состояние младшего. — что я должен был понять? — у кюбина слегка расплываются зрение и мысли. — я… — рики сглатывает, — я тоже люблю мужчин. и в этом нет ничего плохого. — правда? — я не стал бы врать о таком. кюбин кивает на его серьёзный тон. его глаза устало прикрываются. видимо, он опустошил всё, что копилось в мыслях, и эмоционально разгрузился. рики выпускает одну его ладонь, чтобы мягко провести рукой по его волосам. чрезмерная открытость кюбина явно была притягательностью и, одновременно с этим, уязвимостью. хотя кюбин может смело отстоять свою точку зрения, не зависит от общественного мнения и не боится быть собой. но его сердце слишком слабое и изнеженное, и с легкостью отрывает от себя частички для тех, кого оно любит. рики не понимает этого, ведь до кюбина он с таким не сталкивалая. но это люди, а им свойственно быть нерациональным и, порой, жертвенным ради других. и это даже не из наивности, а из-за чистоты души и всецелого доверия, зацикленного на вере в то, что отданные куски точно сохранят у себя, и, может быть, поделяться своими частями. по иронии судьбы именно жуткие эгоисты попадаются на пути таким людям, как кюбин. зависимые отношения — тюрьма. и кюбин получил освобождение от оков чужой гнили. метафорические, ржавые, сжимающие до красноты кандалы рассыпались в желтый песок и унеслись прохладным апрельским ветром. а ещё кюбин засыпает, уткнувшись лбом в плечо рики, пока тот в свою очередь успокаивающе поглаживает его по голове. время лечит, но болезненные воспоминания сохранятся. с этим лишь нужно смириться и продолжать проживать каждые расцветающую весну, сезон дождей в сеуле, многообещающий август, осенюю меланхолию и пробирающую до костей зиму. в любом случае, ожидающее майское солнце определенно согреет его, не даст выбросить собственные куски в многострадальную реку, а наоборот, бережно склеит осколки в полноценное зеркало. и цюаньжуй не может отделаться от заевшей мысли, что это он — майское солнце для кюбина. / проходит неделя с той ночи в ванной комнате, после которой кюбин проснулся и два часа не мог встать с кровати из-за боли в затылке, и которую вспоминает с зарытой под одеяло головой от кипящего стыда. и тем не менее, кюбин выглядит как обычно. он всё ещё улыбается, шутит, надоедает и иногда ведет себя как придурок, но это же кюбин, так что это должно быть нормально. — как ты? у тебя всё хорошо? — рики волнуется за него. потому что кюбин ему небезразличен. — я в порядке. — кюбин сидит на подоконнике и болтает ногами, — сейчас я определенно чувствую себя лучше, чем раньше. — правда? младший кивает. он встает и подходит ближе, становясь ровно напротив. его выражение лица отражает спокойствие и уверенность. весь груз спал, а сожаления о прошлом должны остаться там, где они произошли. теперь кюбин действительно сияет. завораживающий блеск шоколадных глаз примагничивает, и рики не смеет отвести взгляда. он влюбляется сильнее, чем может себе представить. ему хорошо известно какого бывает, когда прошлое костлявыми холодными пальцами цепляется за щиколотки и не позволяет сдвинуться. для него прошлое всегда отдается ноющей болью в висках. а перед ним кюбин, который ярко улыбается, не желает зацикливаться на плохом опыте пережитого и движется дальше. теплые ладони накрывают скулы рики, отчего тот вздрыгивает и робеет, не разрывая зрительного контакта с кюбином. есть много вещей, о которых он подумывает спросить у младшего, потому что хочет знать больше, чем другие. рики ведь человек, а значит — жадный. — я могу спросить тебя об одной личной вещи? — старший поджимает губы, кюбин не отстраняется. — ты хочешь спросить про таблетки? — порой его проницательность не вяжется с характером. но это же кюбин. — да. — ну, это не какая-то большая тайна. — ким опускает руки и чешет нос, — у меня синдром дефицита внимания и гиперактивности, но не то чтобы мне сейчас это сильно мешает в жизни. врач диагностировал мне простую форму ещё в детстве. — о… теперь понятно. — что тебе понятно? — почему у тебя шило в жопе. — это грубо! — кюбин в недовольстве дует губы и топает ногой, — я тут делюсь личным, а ты опять шутишь! — прости. — слабо улыбается рики, — спасибо, что поделился. я правда хотел знать. — я бы всё равно тебе об этом рассказал. — знаю. нам же с тобой ещё долго жить вместе. — не только поэтому. — кюбин неожиданно сгребает его в объятия, — ты стал мне очень дорог. и я хочу, чтобы мы узнавали друг друга получше. в этом заключается суть кюбина: говорить всё, что взбредет в голову и заставлять сердце шэня сжиматься от нежности. молочные щеки наливаются клубнично-красным, и рики обнимает его в ответ, сжимая ткань футболки на талии. — ты мне тоже дорог, кюбин. — рики слышит его воздушный смех возле уха и судорожно втягивает воздух носом. — я счастлив слышать это от тебя. — он легким движением руки проводит по блондинистым волосам рики, — у тебя корни сильно отрасли, хочешь покрасим тебя? — ну уж нет! — старший резко отстраняется, — я не хочу облысеть потом, так что лучше в салоне перекрашусь. — очень жаль… а я так хотел тебя в рыжий или в розовый покрасить. — мечтай. — я не мечтатель, я — действитель. ким ему подмигивает, и рики не сдерживает смешок. кюбин — самый удивительный из всех, кого цюаньжую доводилось встречать в жизни. / рики не знает, как устроен человеческий мозг, но некоторые люди устроены так, что они начинают верить в то, что о них чаще всего говорят другие. ему говорят, что он черствый. ему говорят, что он грубый. ему говорят, что с ним сложно и душно. и рики верит. чужим словам тяжело противостоять. особенно, когда постоянно копаешься в самом себе и находишься в длительном поиске нитей собственной души. что он из себя представляет, как личность? и в этом вопросе непросто разобраться, когда части, из которых ты состоишь, буквально годами втаптывали в сырую землю и придавливали носком ботинка. и самое ублюдочное, это когда сами эти части он себе даже не формировал, а они вшиты буквально с рождения. люди просто сами по себе странные создания. хуй их поймешь, сколько голову ни ломай. кричат о том, что хотят равенства между всеми людьми, но при этом открыто просят различать себя от других по особым названиям, видите ли, у нас культура "называй вещи своими именами". они планируют создать общество, не дискриминирующее кого-либо, но всё ещё считают нормой осуждать чужой выбор, который просто не вписывается в общие устоявшиеся правила. они требуют мира во всем мире, но некоторым спускают с рук жестокость, допускают несправедливое отношение по различным признакам, закрывают глаза на бесчинства и темные дела иной людской составляющей. они требуют и просят об одном, но не хотят обращать внимания на то, что происходит в тени. люди издавна привыкли бояться. но больше всего остального им свойственна необъятная жадность. но почему-то многие мифические создания, выдуманные необычные существа из книг или фильмов страстно желают обрести человеческую форму, ибо, по их же словам, для них люди — совершенные в своей несовершенности. они восхищаются людьми, пусть и сами написаны и созданы ими же. через их сказочные уста передается то, чего люди так жаждут услышать от тех, кто превосходит их по всем параметрам. это ещё одно доказательство жадности и глупости. люди-люди-люди. рики устал думать и размышлять о них. они действительно в одинаковой степени чудесны и чудовищны, пусть эту мысль перерабатывали и передумывали множество миллионов раз всевозможные философы, величайшие мыслители и просто очередные люди. сущность всего общества в целом легко понять и разъяснить. сущность отдельного человека — перерабатывать, вглядываться, изучать: всё вместе несколько раз, пока не доберешься до внутренней коры — души. рики моргает пару раз, понимая, что мысли отвлекли его от чтения, из-за чего буквы стали восприниматься не более, чем просто рисунки черными чернилами на белых листах. он совсем потерял тонкую нить диалога сократа и алкивиада. правда, он совершенно не понимает, почему преподаватель по философии советует студентам читать платона, который рассказывает про явственную очевидность, которая, как в последствии оказалось, очевидна не всем. не всему обществу, а конкретным личностям. из общего в частное, так ведь? — ты знаешь, что зачастую люди сами не понимают чего хотят? и вообще не знают, что они из себя представляют как личность. — кюбин крутится на стуле и вгрызается в зеленое яблоко, с сочными звуком отрывает кусок, — у них никакого духовного развития. только и делают, что плывут по течению, делают рутину и не задумываются о том, чтобы двинуться с мертвой точки. — получается, они не любят перемен? — рики захлопывает книгу, не изъявляя желания запомнить страницу или погнуть уголок. он не собирается возвращаться к чтению. ни сейчас, ни потом. потому что есть кое-что важнее. — скорее не знают, что это вообще такое. — он продолжает хрустеть яблоком, — хотя мне самому кажется, что я тоже совсем не двигаюсь вперед. словно меня тоже приморозило, как и всех. рики думает, что нет ничего плохого в том, чтобы быть как все, но от этих мыслей тревожно сдавливаются легкие. а кюбин одним своим существованием показывает ему, что можно быть разным и любить свою индивидуальность, что можно хотеть отличаться и быть другим. и не быть словами, которыми тебя описывают окружающие люди, которые не то что тебе, а даже себе в душу бояться заглянуть. — это ты стал деградировать или я на тебя так влияю? — старший хмыкает, потому что не хочет продолжать вести диалог в серьёзном русле, но до него не сразу доходит иное значение второй части фразы. кюбин смотрит на него в упор, рики не поднимает глаз, молчит и продолжает смотреть на обложку книги. напряженная тишина закладывает уши и кожа у шеи начинает неприятно зудить. — хочешь закажем пиццы? — от этого предложения шэнь, вздохнув с облегчением, мягко улыбается себе под нос. — только если мы снова не подеремся из-за гавайской пиццы. — рики откладывает книгу и встает с кровати, чтобы размять поясницу. — чувак, гавайская пицца реально отстой. — кюбин ноет и делает два полных оборота на стуле. — возьми свои слова обратно, иначе я подарю тебе на день рождение ананас. — твой день рождения первее, так что будет готов к не-ананасу в качестве подарка. — ким показывает ему язык. — что это? кто вообще дарит не-ананас? это просто глупо. — рики фыркает от смеха. — ты первый это начал. — а мне можно. — рики показывает ему язык в ответ. так по-детски. и так легко. рики вообще никогда не хотелось взрослеть. потому что для него "взрослость" — это всегда обязанности, трудности и тревога. сплошная тяжесть. но и в детство он возвращаться не желает, ведь не хочет переживать болезненные воспоминания. кажется, рики и не знает, что такое беззаботность. как будто он всегда живет в напряжении. но с кюбином ему не хочется думать об этом. с ним хочется дурачиться, болтать о всяких пустяках и обсуждать вопросы жизненной важности. — кюбин? — м? — он поднимает голову и вопросительно поднимает брови. — всё в порядке, если тебе кажется, что ты не двигаешься вперед. всем нужно когда-то останавливаться, — рики одобрительно ему улыбается, — чтобы потом найти в себе силы идти дальше и развиваться в своем темпе. кюбин благодарно ему кивает, давая понять, что он услышал. но ничего не отвечает и переводит тему на предпочтения в еде. в любом случае, рики всё равно может почувствовать, как теплая волна облегчения разливается по телу мерными толчками. для него важно делиться своими мыслями, особенно когда ему нужно помочь людям кое-что понять. кюбин заказывает гавайскую пиццу и молча её ест вместе с рики. сердце цюаньжуя наполняется нежностью. и тает. / начало мая выделяется на удивление теплой погодой. и именно по этой причине они настежь открыли окна и приняли решение с головой уйти в учебу. правда, рики всего лишь читает какую-то книгу про искусство эпохи возрождения, а кюбин тупо смотрит на свои распечатки с заданием по дополнительному курсу английского и с периодичностью в каждые две минуты отправляет в рот кусочки сушеного манго. — тебе не кажется, что люди вокруг слишком… как бы это сказать… — внезапно начинает ким, прожевывает свою закуску и цокает языком, — забивают себе в голову идеями про высокую ценность материальных вещей. и совершенно не обращают внимание на всё происходящее вокруг. они стараются брать от своего времени всё, но по итогу разбрасываются им так, будто оно у них есть. зачастую, рики не знает что у кюбина на уме. сложно уловить ход его мыслей. шэнь отрывается от книги и невыразительно поднимает брови, ожидая продолжения его монолога. — знаешь, я просто пытаюсь сказать, что всё что происходит сейчас, уже до этого происходило с кем-то другим. кто-то до нас сидел где-то и возможно говорил о том же, что и мы. или такое может случиться в будущем. люди и мысли — цикличны и связаны, и перемещаются по многогранной замкнутой фигуре, просто у всего определенный промежуток и срок. просто… почему-то именно в этот момент всё происходит с нами, и мы это проживаем в реальном для нас осознании. время вообще относительно, потому что для каждого есть свое время жизни, но когда оно заканчивается, это не значит, что оно и для других иссякает. или наоборот, когда время других исчезло из настоящего, то оно в любом случае имело свое особое значение когда-то, просто не для нас, а для других из прошлого. — кюбин крутит в руках ручку и смотрит исподлобья. — ты говоришь о сложных и одновременно очевидных вещах, которые сам не до конца понимаешь. — рики хмыкает, но продолжает держать зрительный контакт. — вот я и пытаюсь понять сейчас, думая об этом вслух. — кюбин внимательно щурится, даже не притрагиваясь к своей манговой закуске, — люди зазря придают вещам вокруг себя огромное значение, если через время это всё равно станет неважным. лишь нынешний момент имеет значение, всё остальное — пустота, воспоминание и сожаления об упущении. ничего не вечно, рики. и мы с тобой тоже. — подожди, я пытаюсь понять о чем ты сейчас говоришь. — рики откладывает книгу и пытается правильно понять услышанную торопливую речь кюбина. — вот видишь! ты тратишь время на обдумывание моих слов, хотя ты вполне мог бы меня сейчас поцеловать. — что? — а что? ты упускаешь момент. не теряй то, что действительно ценно. рики молчит, вглядывается в его нешуточное выражение лица. и это слегка пугает. кюбин — эмоциональная легкость и, вместе с тем, мыслительный груз. с ним надо думать, его надо обдумывать, но его не надо пытаться чувствовать. потому что он делает это сам. — цюаньжуй шэнь. — м? — он резко дергает головой, нервозность заполнила собой все суставы. — поцелуй! — рики глотает искренний смех, рвущийся из груди. две их звезды тянет друг к другу: столкновение альдебаран и бетельгейзе образует нечто необъяснимое. губы кюбина на вкус, ожидаемо, как манго и жидкий бальзам для губ с медом. его щеки теплые, а ощущение двигающихся пухлых губ на своих сравнимо с вулканическим извержением, лава которого разливается изнутри и заставляет сердце гореть. и снова таять. — зачем ты срифмовал? — рики не сдерживается и хихикает, прижимаясь губами к чужой щеке. — я знал, что тебе понравится. — ты прав, мне понравилось. а ещё, я сейчас будто съел сахарную вату с манговым ароматизатором. кюбин с широкой улыбкой возвращается к своим сушеным манго, демонстративно трясет одним кусочком у рики перед лицом и с удовольствием отправляет в рот, нарочно чавкая, прожевывает. — знаешь, рики-чан, ты мне понравился ещё с самой первой нашей встречи. я изначально хотел сблизиться, но меня останавливал статус отношений. я рад, что свободен от этого. я чувствую себя лучше. и это, по большей части, благодаря тебе. — кюбин, ты мне тоже нравишься. — рики замечает его краснеющие уши, — и спасибо, что доверяешь мне свои чувства. я хочу делать тебя счастливым. рики вдыхает полной грудью. он открыто говорит о своих желаниях — это огромнейший прогресс. он без остатка влюблен. он наконец-то всё понимает — он хочет быть собой рядом с кюбином. / — что ты делаешь? рики медленно оборачивается на удивленного и застывшего кюбина у двери. данная картинка щекочет смех в груди, но старший лишь улыбается и слегка трясет черный лайнер в правой руке. — как видишь, рисую себе стрелки. — ты серьёзно? — он подходит ближе и выглядит очаровательно взволнованным. — да, я хочу попробовать научиться красиво их делать. если получится, пойду сегодня с ними. — хао-хён будет в восторге. — кюбин прижимается к нему сзади, обвивая руки вокруг талии. знакомить кюбина с хао и ханбином было одновременно самым лучшим и самым худшим решением рики. у них прекрасная совместимость, и они поладили буквально с первого взгляда, что не могло не греть сердце, потому что хао с ханбином — люди, которые стали ему родными за довольно короткое время, и с ними рики чувствовал-понимал, какой разносторонней и чудесной бывает любовь. он представил им кюбина, как своего возлюбленного, и они приняли его с распростертыми объятими и широкими улыбками, тепло и открыто — так, как хао и ханбин умеют располагать к себе: — хао-хён, ханбин-хён. это кюбин — мой парень. — милый мальчишка. а у тебя есть вкус в парнях, цюань-и. — хао! — что, моя радость? разве я не прав? — просто помолчи, пожалуйста. ты же видишь, что мальчикам и так очень неловко. — ладно. в любом случае, рад вас видеть в рядах открытых любителей ху– — хао!!! именно так их знакомство и началось. кюбин, что в начале был скован и зажат, после этого раскрепостился и буквально записался в любимцы старших. рики готов отдать руку и ногу на отсечение, потому что уверен: чжан хао в нем души не чает, а ханбин видит в нем потенциального сына. и это безусловно замечательно. просто цюаньжуй ни в одном из сюжетов развития его дальнейшей жизни не мог представить, что всё будет настолько чудесно. он всю сознательность чувствовал лишь морозное одиночество и безразличие. у него не было близких друзей, но теперь у него есть хао и ханбин. и кюбин — тот, кто показал ему, что значит любить и быть любимым, что можно быть собой и не бояться быть отверженным, что важно быть — здесь и сейчас, в любом состоянии. — я люблю тебя. — цюаньжуй прижимается к нему ближе спиной, накрывает одной рукой чужую-родную тыльную сторону ладони и прикрывает глаза. его сносят волны из чувств, и кюбин — его личный океан. он смывает все тревоги и страхи. он омывает душу. он очищает. — и я тебя люблю. — кюбин оставляет легкий поцелуй за ухом. жизнь действительно непредсказуема, но изумительна в этом. незнакомые когда-то люди становятся близкими, а холод в костях исчезает под силой любви. казалось бы, такая штука с таким глупым названием — любовь, а способна на вещи, которые разум не имеет возможности преодолеть. как рики и думал, люди — странные, и он тоже человек. / лед — обжигает. рики понял это ещё когда тетя впервые сводила его на каток. с тех пор маленький цюаньжуй полюбил фигурное катание и хоккей. а ещё он осознал одну важную деталь, которая на тот момент не значила ничего, кроме быстротечной боли. шестилетний рики споткнулся о неровность крошенного коньковыми лезвиями катка и упал лицом вниз и, к счастью, успел защитить лицо, выставив ладони перед собой. самая яркая и вместе с тем обжигающая боль четко отпечаталась в его детских воспоминаниях. тогда — он не задумывался, что кожа может гореть не столько от силы удара, сколько от ледового покрытия. сейчас — проводит ассоциацию между льдом на катке, который обжег ему ладони, и человеческим льдом, который выжег дыру в сердце. отцовский лед он проглатывал с самого рождения, и эта горечь уже приелась. а вот лед от сверстников болезненными кусками проходила через стенки горла. но собственный лед рики сам крошил и перемалывал, чтобы хрустящими осколками стекла насильно запихивать внутрь себя. и всё это не растворялось годами, желчными льдинами расплываясь во внутренностях, постоянно давая о себе знать. рики казалось, что ничто не сможет заставить их растаять. но кюбин смог. кюбин — его августовское солнце. и внутренний многолетний айсберг не смеет противиться его прямым лучам. весь лед растаял. и рики смог почувствовать себя свободным. кюбин ему улыбается, и от него веет теплом. цюаньжуй — его майское солнце, что сумело согреть и наполнить любовью. они помогли друг другу спасти самих себя. они стали лучше вместе. они исцелились. они вместе.