***
В Мириной квартире всегда светло и чисто, но почему-то никогда не уютно, хотя он и пытается облагородить пространство цветами в горшках, декоративными свечами, пледами и прочей ерундой. Поэтому большую часть ночей, когда Мира не остается на буткемпе, он проводит у Маги, где хоть и постоянно жуткий срач, с которым не в силах справиться ни Мага, ни Мира, ни даже профессиональный клининг, зато всегда тепло и очень по-домашнему. В целом Мира давно смирился с тем, что в этой квартире не бывает убрано. Не то чтобы Мага засирался до невозможности, нет, просто здесь абсолютно все жило своей собственной жизнью, и хаос был частью этого маленького мира, в который Колпаков вписывался с трудом. Единственное, к чему он так и не смог привыкнуть в Магиной квартире — это сам блядский Мага, который по утрам каждый божий день смотрел тиктоки, будто бы выкрутив громкость на максимум. Вот и сейчас, проснувшись в свой выходной в ебучую рань, невыспавшийся и злой, Мира вынужден слушать какой-то всратый анекдот про коней. Если бы Мира знал, что его оправдают в суде, он бы точно задушил Магу подушкой или зарезал кухонным ножом, слава богу, в этой квартире ножи даже тупее, чем их хозяин. — Бля, ты можешь убавить звук или уйти в другую комнату? — бормочет Мира, натягивая одеяло на голову. — Дай мне поспать. Звук становится чуть тише, но Мира все еще может разобрать буквально каждое слово, ему начинает казаться, что Мага даже дышит громче, чем обычно, просто чтобы его побесить. Хочется впихнуть ему в руку капли от насморка, чтобы перестал сопеть, как ебаный дед, хотя Мира и знает, что это не поможет, что вообще ничто никогда не поможет кроме скоропостижной насильственной смерти некого дагестанца. — Если я не посплю нормально, я буду бесить тебя весь день, — предпринимает Мира еще одну попытку. — Да ты уже двенадцать часов дрыхнешь, — все-таки ввязывается в перепалку Мага. Отлично. Начинай утро с чашки кофе и срача с парнем. — И что? Я всю неделю из-за тебя не высыпался, — парирует Колпаков, выбираясь из уютного кокона одеяла, поняв, что и сегодня ему не дадут доспать в тишине и спокойствии. — У тебя своя квартира есть, спи там, — отбивает Мага. — Что, так сильно заебало смотреть на меня по утрам? — бесится Мира, спуская ноги с кровати и оглядываясь в поисках своих трусов или любой другой одежды, которую можно накинуть, прежде чем уйти на кухню готовить завтрак. — Заебало, что ты ноешь каждое утро. — И, возможно, плюнуть Халилову в кофе. Мира заправляет отросшие волосы за ухо, нашаривает на тумбочке электронку и тут же затягивается дымом, потому что терпеть Магу становится просто невозможно. Будто бы Мире без него в жизни проблем недостаточно, будто бы Маге обязательно его бесить каждый день, доводя до белого каления, будто бы нельзя, блядь, просто уйти в гостиную, лечь там на диван и смотреть свои идиотские видосы хоть в полную громкость. — Не кури в постели, — бросает Мага. Мира вздыхает и просто уходит, в чем мать родила, потому что потерпеть Халилова еще секунду означает нарваться на уголовную ответственность. До Маги Мира даже не подозревал, что он может быть таким агрессивным. Завтрак он готовит на скорую руку из того, что находит в холодильнике: жарит яичницу, освежает оливковым маслом вчерашний хлеб и смешивает какое-то подобие салата из тунца и всей попавшейся под руку еще живой зелени. Мага, когда вываливается из ванной и садится за стол, какое-то время ковыряется в салате вилкой, а потом не выдерживает и спрашивает: — Долго мы еще будем жрать по утрам траву? — А что надо? Барана? — язвит Мира. — Ты заебал со своими баранами, — тут же заводится Халилов. — А ты со своими претензиями. Не нравится — готовь сам. — Я не умею. — А я что, виноват, что у тебя руки из жопы? Мага снова замолкает, как обычно, когда считает себя охуеть каким обиженным и раненым, и Мира тоже молчит, доедая свою порцию. Не его вина, что Мага не следит за содержимым холодильника, не его проблема, что он даже макароны не может сварить так, чтоб они не слиплись. Мира неоднократно предлагал ему освоить хотя бы базовые навыки готовки, но зачем, правильно, если у него есть своя персональная домохозяйка и доставка любой еды на дом? Чтоб он этим салатом подавился. Мира встает, сгружает тарелку и кружку в посудомойку и уходит в спальню, чтобы еще хотя бы полчаса полежать в одиночестве.***
Поцелуй теплый и ласковый, но Мага не может расслабиться и позволить себе просто получать удовольствие, потому что Мира воняет, как пепельница. Сколько раз он уже просил не подходить к нему сразу после того, как покурит, и не ложиться в постель в футболке, пропахшей дымом — бесполезно, все равно, выходя из душа, Мира идет на балкон в чистой одежде и курит там свою дежурную сигарету, пропитываясь этой отравой будто бы до самых кончиков волос, а потом с этим ароматом ложится в постель и пытается обнимать Магу. — Отвали, — просит он, отталкивая Миру от себя обеими руками. — Что опять? — Курил опять. Все желание отбило, — ворчит Мага. А день был такой хороший, ни разу за целые сутки они умудрились друг другу не нагрубить, Мага уже думал, что вечером случится что-то вроде секса, но нет, из-за того, как несет от Миры табаком, Мага бесится так, что единственный контакт, на который он готов — это контакт своего кулака с Мириной скулой. — То есть вот раньше тебя это не бесило, а теперь внезапно начало? — спрашивает Мира, отстраняясь и меняясь в лице. — Раньше ты не курил по пачке в день. И вот это немного удар по больному, Мага знает. Мира не курил так много, потому что они нормально играли, не проебывали бездарно Инты, не отсасывали невнятным стакам в Лиге, не играли с мидером, у которого пальцы отказываются нажимать кнопки в нужном порядке. Мага все это знает, но, блядь, ему тоже от всего этого плохо, его тоже жрет чувство вины, ему тоже хочется побеждать, ему тоже грустно от смены состава, но он же как-то справляется со стрессом менее отвратными способами. Мира смотрит в пол несколько минут, обняв себя руками и погрузившись в мысли, и Мага чувствует легкий укол совести за то, что опять поднял эту тему, хотя они договорились не мусолить этот пиздец хотя бы между собой. Но что Мага мог сделать в этой ситуации? Просто забить на собственный дискомфорт и позволить Мире делать все, что угодно, даже если ему не нравится? Нет уж. — Слушай, ладно, иди сюда, — зовет Мага, глядя в чужую сгорбленную спину. Мира не оборачивается, только дергает плечами будто пытается от него отмахнуться, и Халилов думает: как они умудрились за несколько месяцев разрушить все то нежное, ласковое, теплое, что было между ними? Как из двух неразлучных сиамских близнецов, сросшихся душами, они превратились вот в это: карикатуру на старую семейную пару, всю жизнь прожившую в ненависти друг к другу? Как они умудрились сломать даже Доту — то немногое, где они еще сохраняли остатки адекватности, из последних сил заставляя механизм работать? Мира, видимо, думает примерно такие же мысли, потому что оборачивается и очень грустно улыбается, глядя Маге прямо в глаза. Там, в этой темной бездне, его демоны пляшут, пожирая остатки радости, как проклятые дементоры, и Мага хотел бы как-нибудь помочь, но не знает, как, если Мира делает все, чтобы только его к себе не подпустить. — Я… — хрипит Колпаков, а потом откашливается и продолжает: — Я пойду почищу зубы, н-надену чистую футболку и вернусь, ладно? Мага приоткрывает рот в удивлении, но кивает и произносит: — Можешь не надевать. Мира уходит, и в груди у Маги поселяется слабый огонек надежды на мир. Или хотя бы временное перемирие.***
Мага не знает, какой момент можно назвать переломным; в какой момент он понял, что все окончательно пошло по пизде, и они с Мирой отдалились друг от друга настолько, что даже спать начали сначала каждый в своей комнате на буткемпе, а потом и вовсе каждый в своей съемной квартире. Ночи в одиночестве мучили Магу бессонницей, тревогой и изъедающими всю душу мыслями о том, что будет с ними дальше, но ночи, проведенные с Мирой в попытках заново что-то собрать, починить, исправить, были еще хуже, потому что неизменно заканчивались ссорами, холодом из распахнутого окна и тянущимся по полу сигаретным дымом, въедавшимся в глаза до слез. Мага не помнит, в какой момент быть с Мирой стало тяжелее, чем быть без него. Мага не помнит, в какой момент потянулся к Дену — такому простому и понятному, улыбчивому, отзывчивому, не без своих заебов, конечно, — но и без Мириных, справляться с которыми Халилов больше просто не мог. У него не было сил. И вот, в очередной раз вылетев с мажора с позорным 9-12 местом, Мира стоит безмолвной статуей, курит третью по счету сигарету, старательно убивая в себе чувства никотином, а Мага мнется рядом и смотрит в его бездонные глаза, когда-то бывшие такими живыми и радостными, а сейчас обжигающие морозом и ранящие ледяными колючими шипами. Маге хочется его обнять; Маге хочется сказать, что они справятся, что они что-нибудь придумают, что игра пойдет, что их отношения наладятся, и все будет даже лучше, чем раньше, — но едва он подступает к Мире на шаг, не успев даже поднять руки, Колпаков дергается и выплевывает ядовито: — Не трогай меня. А Маге нужно потрогать, ему сейчас как никогда раньше важно понять, что они с Мирой все еще одно целое, пусть и треснувшее посередине, что они все еще рядом, что все еще нужны друг другу. Но Мира смотрит-кусает своими глазами-демонами, и Мага не решается больше ничего сказать, он просто оборачивается, ища Дена глазами — такого же размазанного проёбом, как и они оба, но все равно не закрывающегося от людей. Мага бросает последний взгляд на Колпакова и уходит к другой части команды, где Ярик и Айрат успокаивают Дениса, объясняя, что проиграли они не только по его вине. Мага к ним присоединяется: налетает на Сигитова сзади, обнимая поперек груди, и пока он пытается лениво бороться с захватом, наслаждается теплом его тела, тем, как трясутся плечи от смеха и щекочут щеку кудрявые волосы. — Похуй на доту, — хрипит Мага, когда Ден наконец успокаивается. — Погнали вечером пиво пить. — Я не пью, — напоминает Сигитов, забывая пошутить какую-нибудь шутку. — Мы в Берлине. В Бир-лине, шаришь? — ржет Мага. Ден издает в ответ какой-то крякающий звук, а Ярик поддерживает: — Вообще здравая идея. Мирин взгляд жжется между лопаток, и Мага гадает, будет ли сегодня очередная ссора, или Мира закрылся в себе настолько, что даже на это ему уже наплевать. Но Мире не наплевать: он просто настолько глубоко увяз в себе и собственной боли, что теперь не может найти выхода, и Мага, требующий от него поддержку, только усугубляет этот кризис. Потому что поддержки Колпакову взять неоткуда: он пуст, до стерильности вымыт бесконечными ссорами, измотан проигрышами, идущими один за другим, совершенно разбит. Мире бы сначала собрать себя, склеить осколочки, а потом помогать Маге, но ему не дают даже шанса: меняют на другие руки, другие плечи, другое тепло. Мира тут же становится не нужен, когда на горизонте появляется кто-то, кто может дать Маге чуть больше, чем он. Что ж. Видимо, так они и закончатся: в ясном солнечном Берлине под ярким весенним небом — блеклые, похоже на шарнирных кукол и тени себя прежних. Мире больно от этого так, что кажется, будто эта боль каждую секунду рвет ему сердце, неясно только, почему он тогда до сих пор жив. Ни о каком пиве с командой речи не идет. Мира, едва их возвращают в отель, запирается в своей комнате и начинает собирать чемодан, с усердием безумца или ОКРщика складывая футболки по цветам, а носки — идеальными парами, даже если все они одного белого цвета. В перерывах курит в открытое окно, выкрутив батарейки из датчика дыма, и к телефону не прикасается, выключив уведомления, чтобы не иметь соблазна заглянуть в общий чат и увидеть там фотки, на которых Маге слишком весело не с ним. Мира не хочет думать о будущем, но когда на улице темнеет, а он укладывается в постель, мерзкие мысли все равно пробираются в голову. Он думает о себе и о Маге, о них, как об уже не лучшем оффлейн-дуо, о них, как о друзьях, которым больше не о чем поговорить, о них, как о паре, которая вот-вот развалится. Может быть, все давно к этому шло. Может быть, Саша был прав, когда сказал, что их отношения разрушат команду. Может быть, они сами во всем виноваты. Мира не знает. Но Магу, которому в этот раз досталось место в одном номере с ним, он дожидается с пьянки, так и не сомкнув глаз. Прежде, чем дверь открывается, Мира слышит, как в коридоре о чем-то болтают полупьяные голоса: один Магин, другой — Дена. Удивляться тут нечему, но от того, что в номер Халилов заходит с улыбкой до ушей и все еще не перестав смеяться, Мирины демоны в один голос просят отгрызть ему голову. Как он смеет веселиться, когда Колпаков тут умирает от одиночества? Как он смеет бросать его одного, как он смеет… Мага садится на свою кровать, включает ночник и подбирает под себя ноги. Пишет что-то в телефоне, а когда откладывает его, прикрывает глаза и облизывает губы, а Мира не может не узнать этот жест спустя почти два года, проведенных бок о бок. — Ты что, целовался с ним? — тихо спрашивает он. Мага вздрагивает, открывает испуганные глаза, и становится ясно: не ждал, что Мира еще не спит. — Тебе какое дело? — огрызается он. — Ты сказал тебя не трогать, я тебя и не трогаю. Дрожащая рука зачесывает назад темные волосы, и Мира, который этих жестов различает миллион видов, понимает, что он нервничает. — Скажи правду, — давит Колпаков, хотя ответ и так уже знает. — Может и целовался, отвали, — бросает Халилов и резко поднимается с кровати, скрываясь за дверью ванной. Мира поворачивается на другой бок, чтобы больше не видеть Магино лицо хотя бы до утра, закрывает глаза и чувствует, как под щеками намокает подушка.***
Почему они до сих пор вместе, ответить не может ни один из них. Может, потому что расставание страшит своей окончательностью, может, потому что так создается впечатление, что они все еще в силах что-то исправить и в жизни, и в игре. Они чудом умудряются занять первое место в Лиге, но не потому, что хорошо играют, а потому, что остальные играют еще хуже. Эта победа на вкус горькая, потому что все понимают: на Бали они едут кибертуристами. Но Дима говорит: “Ничего, солнце вам не помешает”. Дима говорит: “Парни, я знаю, что вы все сможете”. Дима говорит: “Первый аегис мы тоже выиграли не без труда”. Дима их всех поддерживает, как может, устраивает им еженедельные сессии с психологом, нанимает в помощь Айрату нового аналитика, вытаскивает с буткемпа на всякие увеселительные мероприятия, — но они все равно выглядят измотанными все. И Ярик, на которого волей-неволей, ложится ответственность за плохие драфты, и Илья, который ненавидит и хочет сломать каждый свой палец и голову, и Денис, на которого хейта отовсюду льется столько, будто люди не видят, что он лажает не в одного, и Мага с Мирой, у которых среди них всех, наверное, наиболее изможденные лица. Они все еще вместе и все еще пытаются спасти отношения, которые по-хорошему уже давно следовало выкинуть на помойку. В один из выходных дней Мага приходит к Мире домой с тортом, хотя они оба не фанаты сладкого. Но чайник Мира ставит, половину торта они молча съедают, а потом нежатся в постели под легкий эмбиент, играющий с колонок, и все почти хорошо, все почти как раньше, пока Мага свою руку не кладет Мире на бедро у самой промежности и не сжимает руку в волосах. Они целуются, и Мире не хочется прерывать это сексом, на который у него нет ни сил, ни желания, и он только мягко отстраняет от бедра Магину руку, укладывая ее себе на талию. Халилов намека не понимает: сжимает там, где оказалась ладонь, скользит ниже к заднице, ощупывает руками ягодицы, пока Мира это позволяет, а потом и вовсе кладет руку на пах. — Я не хочу, — тихо говорит Мира, стараясь не разрушить атмосферу резкими словами. — Давай просто так полежим. — Ну пожалуйста, Мира, — выдыхает Мага в шею, целуя и там, прижимается ближе и в Миру толкается бедрами. — Мы сто лет не трахались. — У меня правда нет сил. “А еще мне мерзко от мысли, что ты пришел ко мне только потрахаться”, — думает Мира, но вслух этого не говорит. Мага вздыхает и отстраняется. Лицо у него разочарованное, и Мира чувствует укол совести, но, блядь, не насиловать же себя, у него и не встанет с таким настроением, хоть стриптиз тут перед ним танцуй. Халилов взъерошивает волосы и тянет с тумбочки Мирину электронку. — Я не понимаю, — говорит он. — Что случилось? Дело во мне? Больше меня не хочешь? — Хочу. Просто не сейчас. Сейчас я вообще ничего не хочу. — Значит, и меня не хочешь тоже, — говорит Мага. — Но дело не в тебе. Разговор опять не клеится, и Мира думает: лучше бы собрался с силами и дал Маге то, что он хочет, не так уж и сложно было бы трахнуть его или хотя бы по-быстрому отсосать, но нет, снова понадобилось упереться в собственную гордость и все испортить. — Разговаривать ты со мной не хочешь, — продолжает Мага, уже, видимо, не в силах остановить эскалацию конфликта, — секса ты не хочешь, а чего ты тогда вообще хочешь? Мира молчит, потому что сказать нечего. Потому что чувство вины гложет так, что кажется, будто он один виноват во всех их проблемах. Будто если бы Мира просто молчал и был красивым, все было бы как раньше. Мага поднимается с постели и уходит в туалет — подумать. Собственная квартира снова кажется Мире холодной и недружелюбной.***
— Я не ожидал, что она там будет, — оправдывается Колпаков. — Блядь, ну Мира, это же максимально глупо, — почти без сил произносит Мага. И Мира его в этот день больше не трогает. Гуляет с Ильей вокруг отеля после праков, вечером пробует фрукты вместе с Деном и Яриком, ночью заходит в номер только когда Мага пропадает из онлайна во всех соцсетях, чтобы не сталкиваться с ним взглядом. Они держатся друг от друга подальше в кадре, на улице, в курилке, но это не помогает: все равно сидят в метре друг от друга, все равно иногда задевают друг друга коленями и локтями, все равно пересекаются взглядами. Мире тяжело, но он из последних сил пытается делать вид, что все нормально, а Мага… Мага уже даже не пытается. Мага не шутит шутки, не ноет о драфтах, не высказывает мнения между играми, не хвастается, как разъебал линию — не делает ничего, что обычно делает Мага. И это Миру ужасает. Все, что было до этого — их ссоры, недельное молчание с безмолвным стрелянием глазами, неловкий примирительный секс, в котором все шло не так, — это все оказалось вообще ничем на фоне давящего Магиного молчания. Мага выцветает, блекнет на фоне пышного великолепия Балийской природы, и Мира смотрит на него, а видит только призрака своего прошлого. Мира так больше не может. — Слушай, давай поговорим, — начинает он в один из вечеров, когда Мага опять не говорит ни слова ни во время игры, ни после. Халилов лежит в кровати, бестолково пялясь в телефон, безостановочно листает тиктоки, пытаясь убить время, и даже не откладывает его, когда Мира присаживается рядом на самый край. — О чем? — О нас. Голос у Миры такой же тихий, как и у Маги, будто они оба — лишь фантомы, эхо каких-то других людей, повисшее в воздухе. — А тут есть о чем говорить? — Да, — выдыхает Мира и осторожно забирает у Маги телефон, выключая экран и откладывая его в сторону; берет чужую руку в свою, нежно гладит подушечкой большого пальца костяшки. — Пожалуйста, посмотри на меня. Мага смотрит, и взгляд у него такой болезненный, что Мира чувствует резь в собственной груди. Между ними столько слов было сказано за последние полгода, столько злобы и обиды было разлито, столько оскорблений брошено в лицо, но почему-то за все это время ни один из них не вспомнил, как раньше они шептали друг другу на ночь слова любви и смеялись, что похожи на сопливых школьников. Мира думает: пора заканчивать с этим дерьмом. Он тянет Магину руку ближе, касается костяшек сухими губами и произносит, глядя прямо в глаза: — Я люблю тебя. Я больше так не могу. Без тебя моя жизнь похожа на Ад. Лицо у Халилова меняется неуловимо. Мира смотрит пару секунд, берет в свою ладонь и вторую его руку. — Я знаю, что мы друг друга бесим, но я хочу все исправить. Я брошу курить, если хочешь. Я научусь приходить вовремя. Я дам тебе столько объятий и секса, сколько нужно. Только, пожалуйста, давай попробуем еще раз. Мага все еще молчит, и Мира уже хватает ртом новую порцию воздуха, собираясь продолжить, но Халилов вдруг с силой сжимает его пальцы и тянет на себя. Мира падает, успевая выставить локоть вперед, и оказывается в считанных сантиметрах от Магиного лица, теперь какого-то совершенно иного. Их губы невероятно близко, но Колпаков не двигается, боясь спугнуть интимность момента. — Я никогда не чувствовал себя более одиноким, чем с тобой, — тихим мертвым голосом произносит Мага, и у Миры губы дрожат от того, как уязвимо, надломленно это звучит. — Я в жизни ничего так не хотел, как твоего внимания и просто быть тебе нужным. — Ты мне нужен. — А что, если ты мне — уже нет? Мира задыхается. Эта фраза бьет под дых, он вдыхает, но не чувствует воздуха, только яд внутри, только разъедающую душу черноту. В уголках глаз собираются слезинки; Мира смаргивает их, смотрит Маге в глаза, не в силах поверить, что это правда, неспособный осознать, что это конец. Нет. Нет, еще не конец. Еще не поздно все исправить. — Мага, послушай, я… — Мы все сломали. — Нет. — Мы сломали друг друга. Мага отпускает руки, но Мира не отстраняется, только опирается на ладони по обе стороны от его головы, нависает сверху, пытаясь снова, как раньше, стать всем его миром. Глаза у Халилова неживые, и Мира, находящийся на грани истерики, вдруг понимает, что перед концом их отношений он хочет знать только одно: — Скажи честно, ты целовался с Денисом? Мага отводит взгляд, но Мира вцепляется одной рукой в его подбородок резко и больно, разворачивает к себе, уже совсем задыхаясь в слезах, и почти кричит: — Смотри мне в глаза. Отвечай! Мага все молчит, а крупные горячие слезы падают с Мириных щек прямо ему на губы; он их облизывает своим блядским языком и улыбается, а Мира не выдерживает и со всей дури отвешивает ему пощечину. Растрепанная голова отлетает вбок, и Колпаков снова впивается в чужой подбородок пальцами, стискивая до красных пятен на коже. — Просто скажи, — требует он. — Я имею право знать. — Я не смог, — тихо выдыхает Мага. — Что не смог? — Поцеловать его. Мира замирает, слезами истекает на красивое Магино лицо, не зная, что сказать. Слов не находится ни для него, ни для себя самого, и Мира решает, что раз он не может объясниться словами, он выскажется телом. Он тянет свою тишку прочь, тут же срывая Магину. Халилов сопротивляется, но Мира сильнее, Мира в панике и в истерике, Миру сейчас вообще ничто не остановит. — Что ты делаешь? — шипит Мага. — Заткнись, — бросает Колпаков, скидывая их одежду прочь с узкой кровати. Он седлает Магу, наклоняется вниз и впивается в него губами, руками, коленями — обнимает, как удав, полозом оплетается вокруг него, будто хочет сказать: я тебя не отпущу, ты мой, ты был моим и всегда моим будешь. Мага сдается мгновенно, прижимается голой грудью к груди, руками Мирину шею оплетает, в поцелуй дышит так влажно, будто его уже ебут. — Я так скучал, — шепчет Мага, когда Мира от его губ отрывается и впивается губами и зубами в кожу под ключицей, оставляя там ярко-бордовый засос. — Так сильно по тебе скучал… — Я идиот. Прости, — шепчет Колпаков, сползая ниже и стаскивая лишние, ненужные штаны. — Прости, — эхом отзывается Мага, и больше они почти не говорят, потому что у Миры занят рот, а Мага только и может, что мантрой стонать его имя на каждом выдохе. Они трутся друг о друга, будто вырабатывая тепло; Мира обнимает ртом Магин член, скользит по нему языком, растирая соленую смазку, а ладонями по телу шарит, вспоминая каждый его изгиб, каждую неровность, каждый волосок. Мага гнется в его руках, гибкий и податливый, как ивовый прутик, пальцами хватается за плечи, бедрами толкается выше, пятками упирается Мире в поясницу, обвивая со всех сторон. Смазки нет, презервативов нет, они не трахались уже пару месяцев, но Мага всем телом выпрашивает, змеей вьется, весь трепещет под прикосновениями, и Мира не может ему отказать, просто не может не дать хотя бы что-то. Он отстраняется и всю слюну, что была во рту, спускает на пальцы, размазывает по нежной коже, вставляет один палец, пытаясь не сделать больно, и возвращает рот к текущему члену. Мага стонет громче и одним только взглядом требует больше; Мира добавляет второй палец и с трудом проворачивает их внутри, а Халилов только дышит чаще, дрожит весь, губы свои истерзанные кусает до крови. Маге не больно. Маге почему-то никогда не больно, ему всегда мало, всегда недостаточно, всегда нужно еще и прямо сейчас, но Мире страшно навредить, страшно поранить, страшно самому потерять контроль. Он добавляет слюны, осторожно вкручивая третий палец, и Мага раскрывается так послушно, что сносит крышу. Мира медленно трахает его, стараясь не натирать излишне нежные стенки, но Магино тело его без слов упрашивает дать еще; он смотрит во вмазанные глаза, не выпуская члена изо рта, вгоняет пальцы глубже, смотрит, как приоткрывается беспомощно рот — и сдается. — Будет больно, — предупреждает Мира. — Не будет. Вся доступная жидкость оказывается на Мирином члене; Мага стонет под первым толчком, обхватывая себя влажной ладонью, и Колпаков этот стон с его губ пьет как дорогое вино. Они движутся в унисон, будто ни на секунду не расставались, но их тела соскучились друг по другу так сильно, что оргазм наступает до обидного быстро: Мира кончает, измазывая Магу внутри, и еще пару минут двигается, пока их животы не обжигает огнем. Они дышат, глотая воздух, как воду; они целуются, лаская друг другу сердца; они засыпают в объятиях, слипнувшись, так и не дойдя до душа.***
Бали Мейджор проёбан абсолютно бездарно, но что-то в команде неуловимо меняется, и когда они вшестером бесцельно бредут по пляжу, купая ноги в океане, Ярик неожиданно говорит: — Надоело чёт проигрывать. Может, соберемся и выебем Рияд? — Ебать, этих-то слов мы и ждали полгода, — саркастично, но по-доброму отзывается Илья. — Может, их и ждали, — загадочно произносит Айрат. А Мире вообще сейчас вся эта Дота немного до пизды, Мира разглядывает закат и Магу, представляя, как они проведут пять дней отпуска перед буткемпом, до полудня не вылезая из постели, обжираясь пиццей из доставки, потому что оторваться друг от друга будет невозможно; как они будут играть в приставку, лежа друг на друге, ходить в душ вместе и трепаться через дверь туалета, потому что разговор нельзя обрывать на середине; как они будут драться за право выбирать фильм на вечер и музыку на фоне, потому что Мага слушает всякое старье и грустный реп, от которого у Миры болят уши; как они будут любить друг друга целых пять прекрасных дней, вспоминая друг друга губами, ладонями и душами. Ден незаметно пристраивается к Мире, когда тот отбивается от компании, чтобы выбросить окурок в мусорный бак, и несколько минут просто молча идет рядом, бросая на Колпакова взгляды, полные усмешки и тепла. — Ну что? — не выдерживает наконец Мира. — Вы помирились? — тут же спрашивает Ден, будто только и ждал разрешения заговорить. — С кем? — С Магой. — Мы и не ссорились. — Ага, — саркастично выдыхает Сигитов. — Но я все равно рад за вас. Денис уходит, больше ничего не говоря и не давая Мире возможности что-нибудь на это ответить. Он закидывает Маге руку на плечо, что-то негромко говорит, и Халилов оборачивается, чтобы найти Миру глазами, — а потом улыбается ему самой сладкой из своих улыбок и отворачивается, кивая Дену. Мира бредет дальше, зажав в левой руке кроссовки, кончиками пальцев правой ловя брызги океана и поцелуи теплого ветра. На душе у Миры весна, глобальное потепление и таяние Арктических льдов. На душе у Миры наконец-то мир.